Бличедрабблы

Иккаку/Юмичика, 384 слова Жарко. Беспощадное солнце обрушивается с небес, горячий воздух бродит между сдвинутыми сёдзи и не приносит облегчения. Тает кожа, под ней тают кости. Чуть шевельнешься — и жара наваливается всей тяжестью. Остается лежать неподвижно и воображать, что доски прохладные, хотя на самом деле давно прогрел их собой насквозь. — Блядь, я чуть не сдох! Иккаку. Юмичика чуть поворачивает голову, смотрит сквозь ресницы и намокшую от пота челку, как Иккаку врывается в дом — и следом за ним еще поток раскаленного воздуха — и начинает остервенело срывать с себя одежду. Его косоде мокрое насквозь и даже хакама местами липнут к телу. — Тренировка? — выдыхает Юмичика. — Ааа, — Иккаку пьет из кувшина большими глотками, вода течет по груди, по животу, и Юмичика с удивлением отмечает, что способен возбуждаться даже в такое пекло. — Юми, она теплая! — За холодной — в десятый отряд. Иккаку ржет и шлепает босыми пятками в сад. Мгновение спустя Юмичика слышит плеск воды и фырканье. Иккаку возвращается мокрый. Еще у него стояк. — С места не сдвинусь, — предупреждает Юмичика. — Больно надо, — Иккаку подходит и по-хозяйски, как куклу, переворачивает его на спину, быстро развязывает пояс, распахивает полы юкаты. Тут он замирает, его ладонь — горячая, как утюг — едет по груди Юмичики, по животу, ниже… — Ты как печка, Юмичика, — сообщает он. В ответ Юмичика гладит пальцами его плечо — вода на Иккаку уже высохла, и он тоже горячий, словно черепичная крыша под солнцем. — Сам-то… Иккаку наклоняет голову и обводит языком пупок Юмичики. И язык его, и дыхание — все то же огненное пекло. Выдыхая, Юмичика вскидывает ноги и обвивает ими талию Иккаку. — Слишком жарко для прелюдий, Иккаку. — А зимой тебе слишком холодно для прелюдий, а осенью слишком мокро, а весной слишком красиво, — впрочем, он послушно толкается вперед, и его член — раскаленный, словно головня, которую только что вынули из печки — входит внутрь. Нет, врывается. Быстро и решительно. Как все, что делает Иккаку. Юмичика выдыхает с негромким стоном, вскидывается навстречу, разбрасывает руки, прогибается в спине, запрокидывает голову… — Хорош… красоваться… И он груб, и яростен, и неистов, и берет, берет, вбивает в пол, заливает своим потом, кусает плечи, соски, губы, горячий, сумасшедший… Только он так может — что Юмичика перестает красоваться, перестает выдыхать беззвучно, срывается на стоны, потом на крики, мечется по полу, пытается дышать раскаленным воздухом, и так жарко внутри, снаружи, в груди… Пока на теле остывает пот, ему прохладно. — Так я схожу к Хицугае, притараню льда? — Нееет… люблю, когда жарко.