***
Уилл очень надеялся, что его допустят в палатку к Командиру и дадут доступ к картам и планам будущих сражений. Но, увы, оказалось, поражение, подсчет потерь, поиски виноватых и бессмысленная грызня и обвинения гораздо важнее, той информации, ради которой Брамбл собственно и явился в этот штаб. Он снова моет миски и тащит котелки, наскоро кое-как сполоснутые в ледяной воде, снова колет дрова и топит снег для питья. И стоило ради этого тащиться в такую даль в самые крепкие морозы! — У Оборотня теперь еще и оружие прямиком из Преисподней, — приглушенные, пугливые шепотки и бормотание вполголоса так и гуляют по лагерю Командира. — Как такого победить? — Как можно убить того, кто у Смерти первый любимчик? Уилл только пренебрежительно поджимает губы, всем своим видом демонстрируя свое отношение к подобным словам. — Его оружие делает такой же как вы человек из плоти и крови. Хорэс. Озвученное имя ничего не говорит сидящим у костра. Они с такой дикой неприязнью смотрят на Уилла, словно с ними заговорила крыса, только что пожравшая сердце их павшего товарища. Брамбл только кривит лицо, обходя сидящих и убирая грязную посуду после ужина. — Кстати, полагаю, некоторые из вас знают Хорэса, — говорит Уилл, просто чтобы достать их всех окончательно. — Мы с ним вместе попали к армии Командира, когда его солдаты взяли Дамплассен. И тут один из федератов давится чаем и хрипло прокашливается. Уилл терпеливо ждет, пока тот вспомнит Хорэса. — Так это тот… серый такой? Он еще, — говорящий неверяще таращится и замолкает. — Сосать был мастер, — зато продолжает другой и неприятно смеется. Данное сообщение производит сумасшедший эффект в лагере. — Он же помер при отступлении! — Нет, его забрал Джин. Оборотень. И если бы вы, придурки, вместо того, чтобы шпынять и трахать Хорэса, внимательнее бы присмотрелись к нему, он бы сейчас делал такое оружие вам. Брамбла тут же тащат к Командиру, где путано и сбиваясь пересказывают его слова. — Так ты, мальчик, говоришь, что знаешь того, кто делает оружие для Оборотня? — у Командира грязные нечесаные волосы заплетенные в тонкую косицу и жирные от еды губы, в бороде запутались крошки, но взгляд глаз цвета стали проницательный и твердый. — Знаю. Это мой друг детства. — Как же вышло, что он там, а ты здесь, мальчик? — Я Уилл. Уилл Брамбл. И полагаю, вам стоит запомнить моем имя. А что до вашего вопроса… Я спас жизнь Джину Ро, тому, кого вы называете Оборотнем. Но Хорэс, — Уилл хочет сказать «отнял его у меня», но во время осекается: — запудрил ему мозги и втерся в доверие. Они… Они близки, Командир. И раз уж при отступлении Хорэса не прибили, как остальных наших братьев, значит, они продолжают свои… отношения. — Какая мерзость! — несдержанно восклицает сидящий рядом с Командиром федерат. — Мерзость, не мерзость, главное результат. А у них результат есть. И, кстати, поболее нашего. И вот еще, мальчик, стало быть Оборотень привязан к этому… Хорэсу? Так? — Хорэс умеет запудрить мозги. И да, думаю, он как-то умудрился привязать к себе Джина. — и Уилл рассказывает о том, как Ро опустил оружие стоило ему услышать возглас Хорэса. — Вот оно как. Ладно, иди, Уилл Брамбл, погрейся, поешь, а завтра мы с тобой еще поговорим. И как только Уилл покидает палатку Командира, тот поворачивается к своим людям и задумчиво проговаривает: — Подумать только! У того, кто не дается нашим пулям и штыкам, оказывается есть слабость. И кто бы мог подумать, что сердечная.***
К Рождеству Джин, наконец, может снимать маску на улице. И случается событие, которое выбивает его из колеи и спокойствия устоявшихся будней затяжной, ставшей рутиной войны: капитан Крэйн умирает от чахотки. Он так и не доживает до своего обещанного повышения до чина майора: болезнь, коварная сука, сжирает в общем-то неплохого мужика и сносного офицера. И Джин получает столь желанное повышение до капитанского звания. Он сдает мерки для формы, когда к штабному портному врывается Хорэс. — Простите, сэр, за вторжение, но я к лейтенанту… то есть к капитану, — Хорэс улыбается от уха до уха. — К капитану Ро. — И тут же не обращая внимания на портного вещается на шею к Джину, целуя его в щеки. — Сержант зашел в столовую и сообщил. Ты почему мне не сказал?! — Молодой человек! Ну право слово! — неодобрительно цокает языком портной. — Хорэс, будь так добр, слезь с меня и дай человеку закончить работу. — Простите, — раскрасневшийся Хорэс отступает на пару шагов назад. — Так почему ты мне не сказал? — Не хотел отвлекать. Я бы тебе и так и так сказал вечером. А почему сержант к тебе заходил? — Просил, чтобы я замолвил за него словечко. Заберешь его к себе? — Мне бы толкового лейтенанта. И да, я заберу их себе, их всех, можешь так и передать сержанту, — Джин морщится: не хватало, чтобы к нему искали подход через Хорэса. — Я слишком много в них вложил, чтобы позволить другому прибрать к рукам так хорошо обученных бойцов. Портной продолжает свою работу, а Хорэс с интересом принимается разглядывать швейные инструменты, разложенные на широком подоконнике. Джин же тем временем погружается в размышления о том, что слух о его назначении распространился подобно пожару. Чуть ранее ему уже выдали список потенциальных кандидатов на посты лейтенантов. Ему нужно набрать троих, а имен в списке было около двадцати. И майор прозрачно дал понять, что хочет видеть одним из лейтенантов своего племянника. Со статичного двухмерного снимка, которые в ходу в этом мире, на Ро смотрело скуластое лицо юноши с таким высокомерным выражением лица, что Джин усмехается, представив как этот молодой господин поладит с его сержантом и солдатами. Хотя… Чуть позже когда они с Хорэсом уже покидают портного и находятся на полпути к Собору Святого Квирка, их окликает молодой человек в офицерской форме. — Лейтенант Ротберг, сэр, племянник майора, — представляется подошедший. — Я понял, кто вы. Что ж… Стало быть, работать будем вместе? — Ро перебивает его и вперивается взглядом в упор. Тот этого ожидаемо не выдерживает и уводит глаза в сторону. — Позвольте вашу руку. Без перчатки. Лейтенант и Хорэс с одинаковым удивлением смотрят протянувшего руку Джина. Ротберг нервно дергает черным, аккуратно уложенным, чистеньким, ухоженным хвостом. Он дерганым, каким-то суетливым движением сдергивает с правой руки перчатку и протягивает ее Джину. Тот придирчиво осматривает ее, затем принимается ощупывать двумя руками, и только потом поднимает глаза на лейтенанта, продолжая удерживать его за руку. — Работы будет много, вы же понимаете? — Но дядя сказал, — беспомощно лепечет Ротберг, чем вызывает совершенно неприличное фырканье со стороны Хорэса. То же мне! Дядя ему сказал! — Полагаю, все-таки не ваш дядя поведет в бой моих людей, — Ро поднимает к своим глазам руку Ротберга и еще раз ее осматривает. Абсолютно ровные, крепкие, ухоженные ногти, правильной формы пальцы и ни единой мозоли, пореза, ожога. Руки мягкие как у девицы из пансиона. И слабые, безвольные к тому же. — Работы будет много, — повторяет Ро. — Не хотите попросится к другому командующему? У капитана Сомерсета тоже недобор. Он будет счастлив принять вас к себе. Ему нужна компания для вечернего чая. — Нет. Капитан Сомерсет потерял уже пятого лейтенанта. И это теперь, когда активные столкновения все реже, — голос Ротберга становится тверже, когда он торопливо натягивает перчатку. Словно этот кусок выделанной кожи служит ему броней. — Я просился к вам. И хочу остаться с вами. — Тогда завтра в семь утра на Полигоне. Вся пятая линия выделена нам для тренировок. Буду ждать вас с нетерпением, — с этими словами Джин разворачивается спиной к лейтенанту и теряет к нему всякий интерес. — Холеный какой, — посмеивается Хорэс, просовывая руку в карман пальто, идущего рядом Ро. — Чистенький прям не могу! И ушек не прижимает, а хвост-то хвост так и дрожит! — Я не требую демонстрации подчинения, достаточно того, чтобы мои приказы исполнялись в точности, а прижимает боец ушки или нет — это дело десятое, — Джин тоже засовывает руку в карман и переплетает их с Хорэсом пальцы. — У него невеста. Блестящее образование. Жаль, что сплошь теоретическое. Записали в армию как только родился, странно, что «дослужился» только до лейтенанта, — хмыкает Ро, выделяя голосом слово «дослужился». — За прошедшие годы мог бы уже давно бригадным генералом стать. — Под твоим чутким руководством у него теперь есть все шансы дослужиться, — Хорэс пихает Ро в бок. Сержант Фриз выслушивает свое новое назначение с честью. — И назначьте кого-нибудь на свое место. Соберите всех завтра к восьми утра на нашем месте на Полигоне. Покажите новичкам, что у нас и как. — Вот и два лейтенанта. Осталось выбрать третьего, — Ро плотнее кутается в шарф, радуясь, что уже к исходу недели получит свою форму, сшитую по индивидуальным меркам. Отбирать рядовых и сержантов на самом деле обязанность его лейтенантов и распределяющего офицера из штаба, но Ро решает, что для него же лучше все проконтролировать самому. Вечером того же дня в квартире, где живут Джин и Хорэс допоздна горят свечи и шуршит бумага. Хорэс погружен в расчеты и чертежи, Джин изучает личные дела лейтенантов и рядовых. Иногда отрываясь от своего дела, Хорэс наблюдает за хмурящим брови и лоб Джином, за тем как он отпивает давно остывшего чая из кружки, как он бормочет, проговаривая важные сведения и шуршит бумагами, проверяя, сверяя, запоминая. В один из таких моментов Ро вдруг поднимает голову и встречается взглядом с глазами Хорэса и улыбается. Хорэс почему-то ужасно смущается этого и поспешно отводит взгляд, прячась за своими чертежами. Прямо сейчас он верит всем словам давно почившего друга доктора Осборна, которые тот говорил о любви. — Гляди-ка, а лейтенант Белоручка пришел, — хмыкает Хорэс, делая пометки в своем блокноте и деловито осматривая стоящих перед ним солдат. — Лейтенант Ротберг! — громко окликает его Ро, остальные лейтенанты поворачивают к ним головы, а рядовые пытаются краем глаза разглядеть происходящее, не нарушая строй. — Перчатки долой! Хорэс хмыкает, не отвлекаясь от своих записей, в то время как Ро внимательно наблюдает за Ротбергом, снимающим перчатки. — Лейтенант Фриз! — и Джин подзывает его к себе взмахом руки, не озвучивая приказ. — Да, сэр, — чеканя шаг новоиспеченный лейтенант подходит к нему и встает на вытяжку. — Повернись, — Ро снова двигает рукой, обозначая как именно следует встать подошедшему. — Итак, это касается всех. Попадете вы ко мне или нет в итоге, это мой заместитель — лейтенант Фриз. И предупреждая все вопросы: да, он мой бывший сержант. И он отберет и назначит всех новых сержантов без исключения. Фриз, прошу обратно в строй. Далее, — Ро протягивает Хорэсу руку, но тот решает, что сейчас не подходящий момент для демонстрации их отношений, так что просто делает шаг в сторону Джина. — Это Хорэс. Он наш оружейных дел мастер и механик. — с этими словами Ро кладет руку на плечо Хорэсу и притягивает его к себе поближе. — И доктор Риддел, наш штатный медик. Он отберет себе санитаров из числа рядовых. Доктор Риддел, лейтенант Фриз, начинайте. — А как он обучит санитаров? — с любопытством интересуется Хорэс, вытягивая шею и вглядываясь в ходящего туда-сюда доктора. — Я договорился с Корпусом сестер милосердия, они научат их азам, а Риддел проконтролирует обучение и чему-то научит сам, в зависимости от наших потребностей. Плохо, что доктор у нас только один. — Счастье, что он вообще есть. Большинство этих людей рвутся к тебе во многом из-за него. — И тебя, — внезапно очень серьезно произносит Джин, переведя взгляд на механика. — Все хотят сражаться с твоим оружием в руках. — Все хотят сражаться под твоим командованием, — Хорэс берет Ро за руку и выпрямляется, разводит плечи, выпрямляет хвост и ставит ушки торчком, глядя на солдат, выстроившихся перед ними. Отбор продолжается вплоть до Рождества. Ранним рождественским утром Хорэс выходит на улицу и долго стоит, наблюдая за падающими хлопьями снега. А ведь ровно год назад он и не представить себе не мог, что когда-нибудь жизнь разведет его с Уиллом. Он точно знает, что Брамбл жив, но где именно сейчас его друг, он не имеет и представления. Он преступно мало делает, чтобы вытащить Уилла, но, Хорэс смеет надеяться, что делает все, что в его силах, чтобы закончить эту проклятущую войну, которая грозит вот-вот разрастись в масштабный конфликт с другими государствами. — Привет! — Джинни подходит с какой-то крынкой в руках, заботливо укутанной в ее протертый и растянутый до дыр платок. — Смотри, что у меня есть! Она разворачивает свою ношу с таким лицом, словно у нее там вечный двигатель не меньше. Молоко. В крынке плещется молоко. И рот Хорэса наполняется слюной. — Где ты это достала? — У мадам Шале коза, она дала немного и велела отнести тебе. — Мне? — от удивления Хорэс перестает гипнотизировать восхитительно пахнущую жидкость за стеклом и смотрит на подругу. — Да. Младший брат сестры Шале попал сержантом к твоему… другу. — И? — Хорэс, ты готов? О! Доброе утро, юная леди, — Ро спускается по лестнице, не дав Джинни ответить. — Хотите с нами на Рынок? — Доброе утро, капитан. Поздравляю с назначением. — Спасибо. Составьте нам компанию, прошу. — Виктор Шале стал одним из ваших сержантов, и его сестра отправила вам молоко. Вот, — с этими словами Джинни торопливо сует крынку в руки Хорэсу. Тот переводит обеспокоенный взгляд на Ро, у которого мгновенно леденеет взгляд и поджимаются губы. — Джин? — робко зовет Хорэс. — Полагаю, сержанту Шале это нужнее, — Ро тычет пальцем в крынку с молоком. — Пойдемте. Покажете дорогу к их дому. — Она моя соседка, идемте сюда — тихо произносит Джинни, опуская голову. Она чувствует, что сделала что-то не так, но никак не может понять что именно. — Хорэс? — шепотом зовет она друга, но тот не смотрит на нее, идя рядом с Ро и прижимая к себе крынку. По пути Джин притормаживает у торговца хлебом и покупает самую большую сладкую булку, которая у того есть. Кстати, вот еще один признак восстановления мирной жизни в городе: в обиход все больше возвращаются деньги, вытесняя натуральный обмен, который царил тут в месяцы ожесточенных боев. Джин стучит в обшарпанную, но все еще крепкую дверь в дом Шале. — Капитан? — удивляется сержант, открыв дверь. — Кажется, это ваше, — Джин кивает на крынку в руках Хорэса. Сержант моргает, долго молчит в недоумении, затем поворачивается назад в дом и окликает сестру. Начинается жуткий переполох и оказывается в доме полно народу, в том числе несколько чумазых малышей. — Вы мадам Шале? — спрашивает Ро у подошедшей женщины, которая бледнеет при виде молока. — Спасибо за столь щедрый подарок, но принять я его не могу. Однако, смею вас заверить, я прилагаю все усилия для того, чтобы все мои люди возвращались с боевых заданий живыми и здоровыми в свои семьи. С Рождеством, — с этими словами он отдает опешившей женщине булку, завернутую в газету, и разворачивается, чтобы уйти. — И вас с Рождеством, — лепечет сержант, принимая из рук Хорэса крынку. Джинни и Хорэс нескладно желают счастливого Рождества и бросаются бегом за Ро на улицу. — Ну а теперь пойдем на Рынок, — Джин улыбается подошедшим, но Хорэс уже достаточно хорошо его знает, чтобы понять: на душе у капитана Ро скребут кошки. — Мне жаль, если я вас обидела, — лепечет Джинни. — Вы тут совершенно не при чем. Когда мы укомплектуемся и закончим с обучением, нас перебросят в зону боевых действий. И там будут летать пули. А пули, юная леди, не имеют привычки спрашивать у меня кто из моих людей менее ценен. Хорэс подтвердит, — сухо улыбается Ро. Несмотря на перебои с освещением и пепел из крематория, окрасивший снег в грязно-серый, несмотря на улицы в рытвинах и воронках от взрывов, кое-как прикрытые обрывками ткани и сырыми досками окна без стекол, прорехи в крышах, дух Рождества пробрался каким-то образом на улицы. — И что же желает наша прекрасная спутница? — Ро делает приглашающий жест, стоя у ворот Рынка. Джинни поджимает ушки и хвост и в панике смотрит на Хорэса, который хватает ее за руку и тянет за собой, смеясь. — Ты никогда его не боялся? — негромко спрашивает Джинни у Хорэса, когда они идут рядом, крепко держась за руки, а Ро уходит вперед, минуя ряды с разнообразными товарами. — Джин никогда не давал мне повода его бояться. Но первое время я его действительно опасался. И считал уродливым, — Хорэс посмеивается. — А вот мой друг Уилл, я тебе о нем как-то говорил, с первого взгляда жутко им заинтересовался. Думаю, если бы мы провели рядом больше времени и если бы не эта война, они бы стали с Джином настоящими друзьями. — А у меня от него мурашки, ты уж извини, — Джинни весьма показательно поеживается, на что Хорэс улыбается. — Смотрите, что я нашел, — Ро зовет их, стоя у одного из прилавков. — Говорит, это прямо из моря. Но разве оно должно так пахнуть? — О боги, — Джинни прикрывает рот ладонью и спешно отходит. Рыба откровенно воняет, Хорэс задумчиво тыкает пальцем в ее бок и хмурится. — Не стоит ее брать. Она уже расползается на костях. — Ты же хотел что-нибудь приготовить сам, — Джин оглядывается в тщетной попытке найти еще что-нибудь, что можно было бы приготовить дома. — Съедим пайковые котлеты и хлеб, — пожимает плечами Хорэс. — А Джинни возьмем мороженое. — Ей не помешало бы теплое пальто, — хмурится Джин. — Можем, конечно, поискать, но обменяют только на фрукты или заломят такие цены, что… — Я нашла, где тут продают пироги. Хотите? — к ним подходит Джинни и указывает себе за спину. — Боюсь, мне хватит только на один, зато можно выбрать какой-нибудь сладкий. — О, Джинни, не стоит, — Хорэс старается не смотреть с вожделением на ровные ряды пирогов на прилавке поодаль. — Пошли-пошли. Рождество же! — Джинни утаскивает Хорэса за собой. Ро склоняет голову к плечу и наблюдает за уходящей парочкой. Где-то здесь должны же быть пальто! В конце концов, ведь сегодня Рождество! — Оставили бы молоко себе, — ворчит Хорэс, когда оказывается, что они и правда будут довольствоваться пайком, но не потому что ничего не нашли подходящего на Рынке, а потому что Ро и правда купил пальто Джинни. И чая теперь до конца месяца им тоже не видать! И нет, Хорэс не меркантильная сволочь, которому жалко денег для подруги, он скорее ревнующая сволочь. Ему, как оказалось, ужасно не нравится, когда Джин проявляет заботу о ком-то еще кроме него. Почему же Уилл таких эмоций не вызывал? Потому что о нем Ро не заботился. Вернее, было бы сказать забота именно о нем, о Хорэсе, о том, чтобы он был в тепле и сытости, косвенно касалась и Уилла. Они ели все вместе, все вместе гуляли, покупали теплые вещи, обустраивали общее пространство. Персонального внимания к Уиллу Ро не проявлял. И ревновать было не к чему. То же самое и о подчиненных Джина. Они некая абстракция. Некая сила, существующая неизменно. Они есть. О них необходимо заботиться. Для них нужно лучшее оружие. Их нужно учить с ним обращаться. Нельзя отвлекать Ро, когда он занят своими солдатами. Это истина такая же, как и то, что для жизни Хорэсу необходимо дыхание. С Джинни ситуация была другой. Ей сделали персонализированный подарок, ей, именно ей подарили пальто, при этом комфорт Хорэса был ущемлен (ему не купили никакой еды и оставили без чая). Чем не повод ревновать? Но ведь Ро не вещь. Не собственность Хорэса, и он не обязан отчитываться о своих действиях. Однако, посоветоваться ведь, наверное, должен был! Раз уж у них совместный быт и все такое. Но деньги-то его. Захотел — купил Джинни пальто. Захотел — сжег. Захотел — завалил Хорэса инструментами. И пока в голове у Хорэса крутятся все эти мысли и вопят разные голоса с разными предположениями, Джин, склонив голову к плечу, наблюдает за тем, как Джинни пьет чай мелкими глотками, обхватив пальцами пузатую чашку. Она медленно пьет, и так же медленно ест: отщипывает по крошке от пирога и отправляет эту крошку в рот. То ли стесняется, то ли всегда так ест. У Джинни тихий приятный голос. Она с удовольствием рассказывает о мобилях, которые чинит, с чуть меньшим удовольствием рассказывает о соседях по работному дому на Малом переулке, и совсем не рассказывает о себе. Джин втягивает носом воздух, принюхиваясь. Немного пахнет цветочной отдушкой от мыла. В честь праздника Джинни видимо вымылась дорогим парфюмированным, косметическим мылом. Где она его только достала? Джинни распускает волосы и иногда в задумчивости принимается трогать себя за них, пропуская прядки сквозь пальцы. Когда говорит, она всегда смотрит на Хорэса. Ро усмехается про себя: их гостья, судя во всему, его побаивается. А потом Хорэс чихает. И Джинни наблюдает за тем, как все внимание Ро переключается на него, как Джин чуть щурится и принюхивается. — Простыл? — Нет. Что-то в нос попало. Джин подливает Хорэсу горячей воды в чашку и притаскивает одеяло с кровати. — А вы двое давно знакомы? — Чуть больше года, — Хорэс кутается в одеяло и придвигается к Ро. Когда тот принимается поправлять на нем одеяло, Хорэс перебирается на колени к Джину. — Пожалуй, мне пора, — Джинни встает и начинает собираться, потому что Хорэс уж слишком увлеченно жмется к Ро, который в свою очередь видимо не имеет ничего против этого. — О, нет, куда ты пойдешь так поздно?! — в разрез со своими недавними ревнивыми мыслями, Хорэс тут же горячо принимается убеждать подругу остаться с ними в рождественскую ночь. — Кровать только одна. — И ее займешь ты. Мы и на полу не замерзнем, — и что-то есть в тоне, которым это произносит Ро, что Джинни краснеет и отнекивается. В конце концов, они сходятся на том, что проводят Джинни до дома.