Золотой рассвет. Часть 1. Закат Нуменора

Пятнадцатого февраля 3281 года леди Алдамирэ произвела на свет третьего сына, которого назвали Хэрендилом. Двумя днями позже жена старшего советника короля тоже родила сына, но при выборе имени для новорожденного у счастливых родителей возникли некоторые затруднения. Отец поначалу хотел назвать его Лаирэндилом в честь покойного дяди, но двоюродный дедушка был категорически против. — Во-первых, не думаю, что король будет от этого в восторге, — возразил Аглахад, — особенно если учесть, что он до сих пор считает моего племянника едва ли не государственным преступником. Он мне говорил, что его крайне удивило то, что ты так легко простил Лаирэндилу все его оскорбления! Во-вторых, тебе ли не знать о харадском поверье — нельзя называть ребенка в честь человека с несчастной судьбой, в особенности того, кто умер не своей смертью. Я вообще-то не суеверен, но тут мне кажется, что в этом что-то есть… В-третьих, ты же знаешь, как у нас в столице относятся к эльфийским языкам. Пожалей сына, его ж с таким именем в школе задразнят. — У тебя-то имя на Квэнья, — покачал головой Саурон, — сам говоришь, что тебе не нравится, как тебя на Адунаике зовут. — Согласен. Ты только никому не проболтайся, но мне вообще в плане благозвучия куда больше по душе Синдарин, чем Адунаик… Можно, кстати, придумать малышу даже что-нибудь на эльфийском, но с соответствующим уклоном, чтобы люди кругом не забывали, чей он все-таки сын! — Аглахад посмотрел на внучатого племянника, мирно спящего в пеленках. — Как тебе, например, Мортаур или что-нибудь в этом духе? — Мортаур? — задумалась молодая мать. — «Черный ужас», если я еще не забыла, чему меня учили в детстве? А что, очень даже пойдет… Вполне неплохое имя для сына Владыки Тьмы! Пусть будет Мортауром. В апреле того же года долгожданный сын появился и в семье Валандура — роды у Вардильмэ прошли очень тяжело, и маленький Орхальдор родился очень слабеньким, но хотя бы живым. Ел он плохо, в росте и весе прибавлял медленно, но, к величайшей радости своего отца, умирать все-таки не собирался. Когда малышу исполнился год и он начал ходить, Валандур вздохнул с облегчением, понадеявшись, что все обошлось. Многие болезненные люди, не отличающиеся крепким здоровьем, прекрасно доживают до глубокой старости, от которой в итоге и умирают, главное, что Орхальдор вообще благополучно появился на свет. К счастью для Верных, Ар-Фаразон вместе со своим советником в то время по большей части занимался благоустройством Нуменора и разработкой всяких технических новшеств типа печатного станка, поэтому худшие опасения Исилдура и его родичей не оправдались. Жилось «врагам государства» по-прежнему нелегко, но вырезать их под корень все-таки никто не собирался, хотя запугивали довольно сильно. Многие Верные в те дни начали потихоньку уплывать на материк — по большей части либо тайно под покровом ночи, либо открыто, но под благовидным предлогом — например, понадобилось срочно повидать родственников, живущих в Средиземье. Король, который запрещал им без особого разрешения покидать Роменну и уж тем более появляться в столице, смотрел на эти бегства сквозь пальцы — казалось, он был только рад избавиться от тех, кто был у него как кость в горле. Арузани их не преследовали и не препятствовали отъездам; назад никто из Верных, понятное дело не возвращался. Единственным, что омрачало жизнь Ар-Фаразона в те дни, было отсутствие у него детей; он с завистью глядел на своего друга и старшего советника, у которого в 3285 году родилась еще и дочь Зимрамит; у Нардуминала к тому времени было уже пятеро — два сына и три дочери. Как-то раз в порыве отчаяния королева Тар-Мириэль даже предложила мужу решиться на нарушение брачного обета и осквернение супружеского ложа, на что тот ответил категорическим отказом. — Знаешь, — осторожно начала было она, — я слышала, что у некоторых младших народов есть такие странные обычаи: когда у кого-то нет детей, то либо его жена на время уходит жить с другим мужчиной, либо муж по особому договору спит с другой женщиной для того, чтобы она забеременела и родила ребенка, а потом они этого малыша забирают к себе в семью, и он считается законным сыном или дочерью. Я вот тут подумала… может быть, и тебе так же сделать… попросим какую-нибудь служанку, чтобы она твоего ребенка выносила, дадим ей денег, золота, земли — что ей будет нужно, а потом ты его признаешь, и я усыновлю, будет как наш общий законный наследник. — Забудь думать! — возмутился муж. — Ты вообще в своем уме, что мне такую мерзость предлагаешь? Чтобы я к какой-то там чужой женщине пошел и с ней… да мне даже подумать о таком противно! Ты — моя законная жена и моя единственная женщина за всю мою жизнь, и другой у меня никогда не было и не будет! Нет у нас детей — значит, нет, но я даже пальцем не прикоснусь к кому-то еще! Обычаи других народов — это их обычаи, хоть мне они и непонятны, да только в чужой храм со своим уставом не ходят. Согласен кто терпеть, чтоб его жена на стороне развратничала или муж другую обнимал — пусть терпит. Я люблю тебя, и мне трудно даже представить себя в постели с кем-то еще. Королева тяжело вздохнула. — Я понимаю, как тебе непросто, — продолжил Ар-Фаразон, — главная потребность многих женщин — конечно же, быть матерью, и ты наверняка постоянно думаешь о том, как будешь держать на руках нашего ребенка. Может быть, еще не все потеряно и у нас позже появятся дети. Только, пожалуйста, никогда больше не предлагай мне переспать с другой женщиной. Это выше моих сил. Причина печали и обеспокоенности его жены заключалась не только в том, что у нее никак не получалось забеременеть. Тар-Мириэль волновало будущее страны, но заговорить об этом с мужем она не решилась — король придерживался мнения, что супруге не подобает совать свой нос в политику, поскольку это дело не женского ума. Да, сейчас они правят Нуменором, но они же не будут жить вечно! Рано или поздно они состарятся и умрут, и нужно будет передать кому-нибудь власть. Кто-то должен стать королем или королевой после них, но кто? У них нет ни сына, ни дочери, ни родного, ни приемного, братьев и сестер тоже нет — если бы были, наследником трона мог бы стать племянник. Из родственников по крови только проклятые Амандил с Элентиром и их дети и внуки. Аглахад? С одной стороны — парень он хороший, с другой — не годится он на то, чтоб страной управлять: любит вольную легкую жизнь и развлечения, власть ему явно не по душе, необходимость заниматься чем-то серьезным будет ему только в тягость, и Фаразон наверняка это понимает. Остальные — сплошь и рядом Верные, им трон не отдашь. Есть еще Зимрабет и ее сын и дочь, но вот выйди она хоть за того же Фаразагара, тут никаких трудностей бы не было — он как-никак нуменорец, и при таком раскладе наследником престола безо всяких разговоров мог бы стать ее старший сын. Или даже она сама, да только вот ее более чем странный выбор супруга сразу все усложнил. Большая часть жителей Острова, конечно, безоговорочно очарована новым советником, однако есть и те, кто его ненавидит, и таких людей не так уж и мало. Если король назначит своей преемницей Зимрабет или кого-то из ее детей, то все может кончиться кровавой усобицей, и подобный исход дела достаточно вероятен. Только бы все обошлось, только бы наконец на свет появился такой желанный малыш! Что касается самого Ар-Фаразона, то он, будучи погруженным в государственные заботы, долгие годы, казалось, не замечал течения времени. В 3298 году ему исполнилось сто восемьдесят лет, что для потомка Элроса было еще отнюдь не старостью, и выглядел король очень молодо — кто-нибудь из Младших Людей однозначно не дал бы ему на вид больше двадцати пяти. Однако однажды весенним утром, встав с постели, он пошел в уборную умываться и чуть повнимательнее, чем обычно, пригляделся к своему отражению в зеркале. Нуменорцы жили намного дольше, чем другие народы, старели заметно медленнее, и Фаразон привык к своей неизменности — он не думал о том, что время имеет власть и над ним, точно так же, как здоровый человек не замечает своего здоровья. Тут же он внезапно заметил первые предательские признаки старения на своем безупречно прекрасном лице: пока что еще тоненькие линии намечающихся морщинок в уголках глаз, под глазами, у губ… Король еще раз ополоснул лицо, насухо вытер его полотенцем и снова посмотрел на себя в зеркало — теперь уже с испугом. Кое-что можно, конечно, еще скрыть, если начать носить усы и бороду, но глаза-то не спрячешь… Ар-Фаразон взял стоящее на полке возле умывальника зеркало в руки и еще раз пристально рассмотрел свое начавшее так незаметно меняться лицо. Проклятье… Сколько лет пройдет, прежде чем он превратится в седого морщинистого старца с испещренной пятнами кожей, его руки утратят былую силу, зрение — остроту, а все кости начнут болеть? А ведь силу утратят не только руки… Одна мысль о том, что с течением лет он перестанет быть мужчиной, повергла его в ужас, и он почувствовал, как его словно обдало волной холода. Неужели тогда Зимрафель, его дорогая и единственная Зимрафель, без которой он не мыслил своей жизни, его разлюбит? Природа наделила короля Нуменора отнюдь не слабым темпераментом, и он почти каждую ночь проводил в объятиях своей обожаемой жены, а порой уединялся с ней в спальне и прочих укромных местах и по два-три раза за день — к ее огромному удовольствию; ведь Зимрафель неоднократно признавалась ему в том, что супружеская жизнь доставляет ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Его охватило отчаяние: он вспомнил, как тяжело и мучительно умирал его двоюродный прадед со стороны матери. Старика разбил паралич, он был прикован к постели, справлял естественные надобности под себя и не мог членораздельно изъясняться — только мычал, пуская слюни, и глупо улыбался. В таком кошмаре для его семьи и самого больного прошло целых три года, которые показались несчастным вечностью — они потратили очень много денег на сиделок слуг, а в доме у них стоял смрад худший, нежели в выгребной яме. Побывав у них в гостях один раз, будущий король Нуменора потом два дня не мог есть. Ар-Фаразон представил себя в таком же положении, что и покойный родич: вот он так же неподвижно лежит в кровати, не в силах не то что сам дойти до уборной, но даже и голову повернуть, превратился в обузу для Зимрафели и вместо любви и страсти вызывает у нее омерзение! Только не это, только не это… Еще раз бросив мимолетный взгляд на свое отражение в зеркале, король швырнул его на пол, едва не дрожа от ужаса. Раздался звон битого стекла, почему-то показавшийся Фаразону более чем жутким, осколки разлетелись по всему мраморному полу. Через пару мгновений дверь скрипнула, и в уборную заглянула жена. — Что случилось? Я слышала какой-то грохот… Он поднял глаза на королеву. — Да я… вот… хотел посмотреться в зеркало, а оно у меня из рук выскользнуло, я даже не понял, как… видимо, у меня ладони были мокрые, — растерянно сказал Ар-Фаразон, глядя куда-то в сторону. — Сам-то хоть не порезался? — обеспокоенно спросила Мириэль. — Да нет, все хорошо. Просто зеркало жалко. — Ничего, бывает. Забудь, это не такая дорогая вещь, — махнула рукой она. — Сейчас позову сюда кого-нибудь из слуг с веником, пусть все уберут. Пойдем завтракать! Фаразон вышел из уборной, опасливо косясь на осколки зеркала на полу. Ему было сильно не по себе от того, что он только что сделал и — в не меньшей мере — от того, что он недавно увидел. Может быть, попробовать поговорить с женой — поймет ли она? Или попросить помощи у Зигура, он же столько всего знает и умеет… За завтраком Тар-Мириэль заметила, что ее муж явно чем-то обеспокоен. Она какое-то время колебалась, спросить или не спросить, в чем дело — король не слишком любил вмешательства в свои личные дела, но потом решила все же поинтересоваться, чтобы он не обвинил ее в свою очередь в безразличии. — Дорогой, что случилось? Мне кажется, что… — осторожно начала она. — Зимрафель, — перебил ее муж, — скажи мне одну вещь. Только честно. — Хорошо… — замялась она, не зная, чего ждать. — Если я состарюсь и перестану выглядеть так, как раньше, ты будешь по-прежнему меня любить? Или разлюбишь? — Фаразон, что на тебя сегодня нашло? — удивленно покосилась на него королева. — Ты плохо спал? У тебя болит голова? Ты нездоров? Король тяжело вздохнул. — Мне кажется, что в последнее время я стал хуже выглядеть. Наверное, я все-таки старею, как и все люди. Ты этого не заметила? Тар-Мириэль окинула супруга оценивающим взглядом. — Милый, не неси чушь. Видимо, ты все-таки плохо выспался. Ты прекрасно выглядишь. Я очень тебя люблю. Конечно, рано или поздно мы состаримся и умрем, но это вполне обычное дело, естественное для нас, смертных людей. По-моему, жить, не замечая счета лет, очень страшно. Я бы не хотела родиться эльфийкой или майа. — Но нам так мало отпущено! — ответил Ар-Фаразон. — Сколько лет? Триста? Даже если почти пятьсот, как нашему предку Элросу… Я не хочу уходить и оставлять все, что для меня дорого и важно! Королева махнула рукой. — Перестань забивать себе голову всякой ерундой. Живи, пока живется, люди Средиземья вон умирают куда раньше, чем мы, нуменорцы. Радуйся тому, что имеешь, и успокойся — я тебя любить не перестану. Никогда. Ни дряхлым старцем, ни даже после смерти. Тар-Мириэль забыла об этом разговоре сразу же после завтрака — она подумала, что ее муж и в самом деле просто не очень хорошо отдохнул или увидел дурной сон. Однако король отнюдь не собирался выкидывать все из головы и жить, как раньше: мысль о том, что он все-таки смертен и в обозримом будущем непременно состарится, никак не давала ему покоя. Днем он как бы невзначай задал вопрос своему старшему советнику о том, можно ли превратить смертного в бессмертного и как именно это сделать. — Хм, интересный вопрос, — задумался Саурон. — Есть одно гарантированное средство — какое-либо из Колец Власти или младших колец, мы их в свое время с Келебримбором довольно много в Эрегионе налепили. Только тут есть один подводный камень: нужно смотреть, кому какое подходит. Бывает так, что одно и то же кольцо могут носить разные люди, а случается, что оно действует как положено только на определенной руке, наденет его кто другой — оно в лучшем случае окажется бесполезным украшением, а в худшем — так и вообще навредит новому владельцу. Вон взять хотя б мое, — он посмотрел на тонкий золотой ободок на безымянном пальце правой руки. — В тот день, когда мы с Кэлом его делали, мы оба, каюсь, были не совсем трезвые — я приволок четыре бутылки сортового мордорского коньяка, ну вот мы его и хлебали прямо из горлышка. В итоге мы и наложили на кольцо особое заклятье, немножко, разумеется, накосячили. Когда наутро мы проспались и протрезвели, то поняли, что настряпали. Теперь мне приходится зорко следить за тем, чтобы мое колечко никто не взял поносить без разрешения, а то будут ему обеспечены большие неприятности и съехавшая крыша как минимум, может быть, даже еще и какие-то гадости с телесным здоровьем. Поэтому сложно все. А еще есть такая интересная штука, как эльфийская кровь. Пока речь шла о Кольцах Власти, Ар-Фаразон слушал Зигура вполуха. С одной стороны, ему, в общем-то, наверняка бы удалось выпросить одно такое у своего советника, с другой, он был наслышан о жутких призраках, в которых с течением времени вроде как превращались носители этих милых «украшений», а такое бессмертие ему было задаром не нужно — вряд ли Ар-Зимрафель будет приятно делить ложе с бесплотным созданием. Поэтому расспрашивать Саурона о том, как Кольца Власти действуют на их носителя, он не стал, зато когда речь зашла о возможном влиянии эльфийских предков на продолжительность жизни человека, заметно встрепенулся. — Я однажды еще в юности наблюдал очень интересную вещь, — продолжал Черный Майа. — Один эльф женился на смертной женщине, у них родилась дочь. Мать, естественно, со временем состарилась и умерла, однако девушка не старела и внешне выглядела скорее как эльфийка. Другой случай — это твои родичи Элронд и Элрос. Один был смертен, хоть и прожил очень долго, второй оказался бессмертным, хоть они и двойняшки. В легендах сказано, что они могли сами выбирать свой путь… однако меня это всегда сильно смущало, я сомневаюсь, что это вообще как-то осуществимо, я же не могу превратить себя в обычного смертного человека по собственному желанию. Эта история вызвала у меня сомнения еще и по другой причине. Один из моих… людей — вроде как вастак по имени Ульбар. Когда я с ним познакомился, то был сильно удивлен, услышав о его происхождении, потому что внешне он совершенно не похож на вастака. Оказалось, что его мать — пленная эльфийка, более того, у него есть несколько братьев. Меня это несколько заинтриговало, и я в свободное время наведался к нему на родину, где свел знакомство с некоторыми его домочадцами. Выяснилось — можешь себе это представить? — что влияние эльфийской крови на его родичей было довольно странным. Старший брат Ульбара, Рахша, стареть и не думал, более того, он взял в жены девушку-полукровку — ее отец был орком, а мама вастачкой. Так четверо из семи их детей оказались смертными и считали себя людьми! Ладно, извини, что-то я уж совсем в какие-то дебри углубился. — Да нет, ты что, продолжай, мне очень интересно, — заверил его король с явным любопытством в голосе. — Так вот, я еще не до конца уверен в правильности своей мысли, но мне представляется, что наличие у кого-то в предках бессмертных созданий — эльфов, майар, даже орков — может оказать на него определенное влияние даже спустя много поколений. Посмотри вон на своего Аглахада. Или на Нилузана с его отцом. Эльфы и эльфы, им только острых ушей для полной картины не хватает. Если я не ошибаюсь, вы с Нимрузиром почти ровесники, он тебя на год моложе? А выглядит он отнюдь не на год моложе, не знай я дату его рождения и то, что у него трое детей, из которых двое уже взрослые — дал бы ему на вид от силы лет девятнадцать. Саурон, говоря об этом, даже и в мыслях не имел ничего плохого и решил, что Ар-Фаразон просто так интересуется, но в тот миг при упоминании нелюбимого четвероюродного племянника глаза короля полыхнули такой ненавистью и яростью, что даже Черный Майа невольно вздрогнул. С чего бы это он? Неужели так не любит Элендила? Старший советник подумал, что зря ляпнул про родичей Фаразона — еще не оберешься потом неприятностей, будет та же история, что и с несчастным покойным Лаирэндилом, а то вдруг и что похлеще. Однако в следующую секунду король Нуменора посмотрел на Зигура вполне спокойно, и тот решил, что странная вспышка злобы ему, возможно, и померещилась. — И как долго он будет так выглядеть? — спросил Ар-Фаразон с хорошо скрытым недовольством в голосе, которое он попытался замаскировать под шутливый тон, и спокойной улыбкой на лице. — Хотелось бы мне тоже так. — А кто знает. Может быть, даже и вечно — если в нем эта самая кровь эльфов или даже майар соответствующим образом себя проявит. Если бы Аглахад ложился спать вовремя и не устраивал пирушки чуть ли не каждый день, то тоже бы выглядел заметно моложе своих лет. Король слегка поморщился. Разгульная жизнь племянника была для него достаточно больным вопросом — тем более после того, как Аглахад объявил дяде с тетей, что ему хочется самостоятельности и теперь он намерен жить отдельно, делать что пожелает и никому не мешать. Тар-Мириэль и ее муж были очень недовольны, но препятствовать ему не стали, решив, что парень со временем повзрослеет и перебесится. Об истинных причинах поступка племянника они, конечно же, не догадывались — в отличие от старшего советника. Как-то раз Аглахад признался Саурону, что ему в последнее время не особенно хочется общаться с дядей и жить с ним в одном дворце — причиной было то, что сделали с Лаирэндилом. Черный Майа лишь понимающе кивнул, но разговор продолжать не стал — для него любое воспоминание о произошедшем тоже было достаточно неприятным и болезненным. — Пытался я его уговорить вернуться, да толку что, — с досадой произнес король. — Не переживай, все наладится, всем молодым людям требуется почувствовать себя вольными и самостоятельными, — беззаботно махнул рукой его советник. — Ладно, давай о более приятных вещах. Вчера мы с Зимрабет узнали, что у нас будет второй сын. Ждем где-то в марте. Ар-Фаразон скрипнул зубами, но потом попытался изобразить искреннюю радость. Проклятье! У других вон уже по двое-трое детей, а то и больше, у этого мерзавца Элендила уже взрослые сыновья, а от генеалогического древа королей Нуменора скоро останется генеалогический пень! Мало того, эта Верная мразь еще и выглядит слишком хорошо! Ну ничего, посмотрим, сколько он еще продержится, надо бы Амандила с его сторонничками еще чуточку поприжать, пусть подергаются! Наблюдая за тем, как люди вокруг возятся с совсем еще маленькими или уже подрастающими детьми, король временами чувствовал отчаяние и тоску. Это могли бы быть его сыновья и дочери, они могли бы сейчас играть друг с другом, ходить в школу, учиться читать и писать, взрослеть, влюбляться… Недавно Нардуминал рассказал ему о том, что его старшая дочь Гимилбэль тайком вздыхает по какому-то неизвестному юноше — как он ни расспрашивал ее, она так и не согласилась назвать имя того, кто так мил ее сердцу. Насколько отец смог понять, возлюбленный девушки даже не догадывался о ее симпатии к нему, а признаться в любви сама она то ли боялась, то ли стеснялась. Как-то раз она поделилась своей тайной с Зимрабет, в порыве отчаяния сказав, что утопится в пруду, если парень не ответит ей взаимностью, но над этим ее подруга детства с мужем только посмеялись. — Ты что, серьезно? — недоверчиво спросил Зигур. — И тебе придется глотать грязную вонючую воду, в которой плавают лягушки, тина, а порой и что похуже. — Ага, а я на берег провожу и глубже место укажу, — вовсю хохотала Зимрабет. Когда Нардуминал говорил об этой забавной истории из жизни своей повзрослевшей девочки, в его голосе даже слышалась отцовская гордость — надо же, моя малышка такая взрослая, что уже влюбилась! Не успеем оглянуться, как сыграем свадьбу, пойдут внуки… Ар-Фаразон в очередной раз вымученно улыбнулся. У Зигура тоже были свои сложности — все-таки в душе народ его побаивался, и многие люди не позволяли своим детям играть с «Сауроновыми отродьями», вследствие чего Мортауру и Зимрамит приходилось по большей части возиться друг с другом, но зато у него были сын и дочь, да тут еще и третий на подходе, к тому же он никогда не состарится и не умрет! Масла в огонь подлил еще один приближенный Ар-Фаразона — Миналзир. Этому человеку король доверил особую миссию — поручил ему следить за своими ненавистными троюродными братьями, а заодно и членами их семей, дабы снова ничего не выкинули. Переодевшись обычным торговцем, перекрасив волосы и приклеив фальшивую бороду, Миналзир время от времени тайком наведывался в Роменну, а потом в подробностях докладывал королю, что там поделывают Амандил с Элентиром. В этот раз он привез весть о том, что жена Нилузана, старшего сына Элендила, тоже ждет ребенка. Узнав об этом, король почувствовал, как в его душе поднимается бешеный гнев. Почему? Почему?! Почему судьба столь несправедлива?! Проклятый Нимрузиров щенок, будь он трижды неладен! Вот бы у его женушки выкидыш случился, так ведь не случится — почему-то жизнь дает одним все, а другим ничего! У тех, кто мечтает о наследнике, нет ни одного ребенка, а вот те, кому бы вообще не плодиться, иногда умудряются обзавестись и десятью-двенадцатью! Внутренне кипя от злобы, он стал напряженно думать, что бы еще изобрести такое, чтобы превратить жизнь ненавистных Верных родичей в непрекращающийся кошмар наяву. С одной стороны, он все-таки глава государства и вполне мог бы отдать приказ арестовать Амандила с семьей, а потом устроить всем этим ублюдкам, включая беременную женушку Нилузана, публичную казнь, с другой — что-то его останавливало. Как-никак они ему не чужие по крови, да и народ может не понять и не оценить такого шага. Наверное, все-таки лучше будет либо держать их под бдительным присмотром, либо вынудить уехать с Острова куда-нибудь подальше, чтобы впредь от них и о них не было ни слуху, ни духу.