Золотой рассвет. Часть 1. Закат Нуменора

Козла бойся спереди, коня сзади, а злого человека со всех сторон. Русская пословица Человек, не умеющий увидеть зло, безоружен. Н.А. Бердяев Вечером перед сном Зимрабет все же решила расспросить своего мужа поподробнее о том, что все-таки произошло с несчастным Келебримбором. Из отрывочных упоминаний об эльфийском мастере ей пока что удалось выяснить, что в настоящее время он жив и обитает где-то в Мордоре, вроде бы как обзавелся семьей, прекрасно знал, для кого и зачем делал Кольца Власти, а также — что кто-то его серьезно покалечил еще в Ост-ин-Эдиле, и этим «кем-то» был вовсе не Саурон. Однако каждый раз, как разговор с кем бы то ни было так или иначе касался злосчастного нолдо, по выражению лица Черного Майа всем сразу становилась ясно, насколько для него неприятна и болезненна эта тема — и потому никто больше не решался задавать какие-либо вопросы. После сегодняшнего происшествия Зимрабет все же набралась смелости и сказала: — Мне очень интересно узнать одну вещь — я, правда, давно поняла, что тебе не нравится об этом говорить, но все же меня разбирает любопытство. Что же все-таки на самом деле случилось с Келебримбором? Если судить по твоим словам, ты его не только не изуродовал, но и вытащил с того света после чьих-то еще стараний. Кто это был? Орки? Саурон рассмеялся — его жене показалось, что с явной горечью. — Какие там орки! — махнул он рукой. — Есть такие эльфы или люди, до которых любому орку как отсюда до Кханда пешком. Мы с Келебримбором всегда дружили, дружим уже давно. Все началось в Первую Эпоху, когда после Нирнаэт Арноэдиад Дургхаш, один из моих военачальников, нашел внука Феанаро без сознания на поле боя и приволок в Ангбанд. Ну, я привел Кэла в чувство, залечил ему перерубленную ключицу, он как-то с самого начала меня не боялся, мы поняли, что у нас много общего. Потом он все же ушел к своим, потому что ему было родичей жалко, те с ума сходили, считая его погибшим, что-то им наврал, будто пришел в себя среди трупов, кое-как спрятался от орков, потихоньку отлежался в лесном укрытии и в итоге вернулся вроде как в полном порядке. У нас еще тогда родилась задумка Колец Власти, но осуществили мы ее уже позже — во Вторую Эпоху, когда снова встретились и продолжили совместную работу. Мы достали наши старые записи и эскизы и стали делать Кольца — конечно, Кэл не говорил своим подручным, кто я такой на самом деле, а я и представлялся всем Аннатаром. Не знаю, кто потом выдумал чушь, будто он не знал, что делал — что он, мастерил Кольца, а думал, будто кует ограду для забора? Да к тому же он делал не простые украшения, а магию-то никуда не спрячешь, тем более от эльфа. Что до орков, то с ними у Кэла всегда были, как ни странно, очень неплохие отношения. Однажды в очень холодную зиму к воротам Ост-ин-Эдиля с гор спустился орочий отряд. Келебримбор узнал своего старого знакомого — Дургхаша — и приказал эльфам не стрелять, более того, к ужасу своих сотоварищей, зазвал орков в гости, накормил, напоил и снабдил припасами и теплой одеждой. — Он, как я смотрю, вообще эльф очень общительный, — прокомментировала Зимрабет. — И кто тогда его покалечил? Неужели прознавший о вашей дружбе Гил-Галад? — Да как тебе такое в голову-то пришло? — удивленно поднял брови Саурон. — Эрейнион — добрейшее и благороднейшее создание, он без крайней нужды не способен убить и мухи, по характеру он спокойный, мягкий, припадки ярости ему не свойственны, и чтобы он целенаправленно кого-то искалечил — я слабо себе представляю, как его нужно перед этим довести, кроме того, они с Келебримбором друг друга просто обожали. Даже если бы он в то время узнал, кто такой Аннатар на самом деле — ну выразил бы свое неодобрение, сказал, что брат завел странную дружбу, и не более того. Зато у доброго и наивного Эрейниона есть один отнюдь не столь замечательный, а скорее даже хитрый и завистливый родич и герольд, обе руки у которого левые и растут не из того места, а мастерство Келебримбора никогда ничего, кроме ненависти, не вызывало. — Неужели Элронд? — потрясенно ахнула молодая женщина. — Конечно, это был он — давно мечтал заполучить в свои грязные лапы одно из Колец Власти, да только не для него Кэл их делал. Как-то раз в один прекрасный день к нему в гости нагрянул вовсе не я и даже не Гил-Галад, а наш общий знакомый — недоделок и выродок Элронд, который, судя по всему, каким-то образом прознал о нашем замысле. На наше счастье, Дургхашу к тому времени взбрело в голову учиться у Келебримбора кузнечному и ювелирному делу. Он в это время стоял в кузнице, услышал часть беседы Элронда и моего друга и понял, что дело неладно. По счастью, он орк умный и не стал переть в одиночку с ятаганом на толпу уродов — Элронд в незваные гости-то не один приперся, а со всей своей дружиной ненаглядной, включая мерзкого Эйно-Глорфиндейла. Дургхаш тихо вышел через потайной ход и решил привести помощь. К сожалению, я со своими воинами подоспел только через три дня — находился в этот момент довольно далеко, и Элронд успел Кэла за это время очень серьезно покалечить, вымогая у него Кольца Власти. Вытряхивая из него сведения о том, где спрятаны кольца, он переломал ему все кости на левой руке, прикладывал к лицу каленое железо и потом, когда ничего не добился, пытался добить Кэла из лука и окончательно дорезать, воткнув ему кинжал под сердце. К счастью, Элронд настолько туп, что путает правую и левую стороны, и это Келебримбора, в общем-то, и спасло. Не знаю, как мы его потом с того света вытащили, но вся левая половина лица, несмотря на все наши старания, у бедного Кэла представляет собой просто сплошной шрам, а левая рука очень плохо работает. Хорошо еще, что глаза целы. Естественно, когда на место кровавой расправы со своим братом явился Гил-Галад с войском, Элронд быстренько отдал ему три эльфийских кольца, свалил всю вину на меня — конечно, при наличии такого Саурона кто ж заподозрит собственного герольда ненаглядного! — и вышел сухим из воды. Самое трагичное во всей этой истории — то, что наш благородный эльфийский король до сих пор всецело доверяет этому подлому упырю, который превратил его любимого троюродного брата в глубокого калеку и наверняка до сих пор спит и видит, что Вилья, которую Келебримбор сделал для Эрейниона, красуется на его тощем пальце. Он искренне убежден, что его брат мертв и что это именно я его зверски убил, кроме того, мечтает мне отомстить. — А что ж вы всю эту историю так оставили? — изумилась Зимрабет. — Я бы на вашем месте как-нибудь Гил-Галаду глаза да раскрыла. Он должен знать, каков Элронд на самом деле, а то этот негодяй, чего доброго, самому ему ночью куда-нибудь нож воткнет. Я понимаю, вряд ли кто из вас во владения короля эльфов отправится, но можно же было, например, письмо ему написать. Наверняка он знает почерк Келебримбора, да к тому же у них, если они братья и близко общались, скорее всего, есть какие-нибудь общие секреты и тайны. Можно было бы в послании что-то такое упомянуть, и Гил-Галад сразу бы понял, что ему пишет настоящий Келебримбор, а не обманщик. — Эх, дорогая, твоими б устами да мед пить, да только на деле не так все просто, — горестно вздохнул старший советник. — Ты сама видела, что сегодня в саду произошло. Тебя это ни на какие мысли не наводит? Ну, написали бы мы Эрейниону, дело-то недолгое, взять перо да бумагу. Только как сама думаешь — стал бы он нам верить? Естественно, нет, когда кто-то что-то вобьет себе в голову — так его не переубедишь. Вон у Фаразона уже какие-то навязчивые идеи расправиться с собственными родственниками появились. Если бы ему и впрямь вздумалось казнить твоих дядю и брата, думаешь, я смог бы убедить его в том, что они на самом деле вполне неплохие люди и ничего страшного не сделали? Сомневаюсь, я уже пытался сделать то же самое, когда он приговорил к смерти несчастного Лайрэ. Равно как и Нимрузир: на ровном месте ему померещилось, что Тхэсс тут на Элендура едва ль не порчу наводил, и на меня смотрел волком, чуть за оружие не схватился. Ну начал бы я его убеждать в том, что ничего ужасного не случилось и что я ничего против него лично и всей его семьи не имею, а толку-то что? Наверняка он и про тебя думает, что я тебя тут околдовал и насильно в жены взял. — Глупости. — Вот и попробуй убедить в этом своего дядю. А Гил-Галада в свою очередь — в том, что Элронд изувечил Келебримбора и что этому выродку не то что доверять нельзя, а вообще гнать его поганой метлой надо или в Ородруин живьем бросить. Все видят то, что хотят видеть, и думают так, как хотят думать, а кого-то переубедить, если он сам рад обманываться, почти невозможно. Я по молодости да по глупости пробовал одно время людей в чем-то убеждать, да только все оказалось бесполезным — никого ни в чем не убедишь, пока он на деле в твоей правоте сам не убедится. Главное, чтобы для милосердного доброго Эрейниона все это большой бедой не кончилось, а предчувствие, честно признаюсь, у меня более чем нехорошее. Не хотел бы, чтобы с ним что-то случилось. Говоря по правде — ведь все при нем: умница, сердце золотое, красавец писаный — одна из моих командиров по нему все сохнет, и тем не менее… Он же наивен и доверчив не в меру, а зло для него — что-то там такое страшное в железной короне в черных одеждах и за черными горами, хотя на самом деле зачастую зло имеет вполне обычный облик и сидит за одним столом с нами. Однако он сейчас настолько сильно против меня настроен, что не поверит ни единому моему слову, даже если я ему живого Келебримбора приведу, и тот сам ему скажет, кто с ним такое сделал. Наверняка тут же придумает, что это вражий морок, злые чары или еще что-нибудь в этом духе. — Бедный Келебримбор, — сочувственно произнесла Зимрабет, про себя подумав, что фразой про зло, сидящее за одним столом с обычными людьми, ее муж намекнул не только на Элронда, но и на Ар-Фаразона после его сегодняшней безумной выходки на пиру. — Я слышала, что мастера Нолдор очень трепетно относятся к своему искусству, а его по сути лишили возможности творить. — Ну, к счастью, не все так плохо, — улыбнулся Саурон. — Он не бросил любимое дело, левая рука все-таки не правая, и хоть как-то она у него работает, пусть и не слишком хорошо, да и друзья помогают — и я, и Дургхаш, и Маэглин. Я ведь далеко не самый плохой целитель. Мой дражайший родитель, помнится, чуть ли не с восторгом рассказывал, как ему один раз довелось роды принимать, да и то мать спасти не удалось. У меня такое случалось отнюдь не единожды, благо женщин у меня на службе предостаточно, да и мужчины в основном семейные и никто, как в Аст Ахэ, друг друга высокопарно братьями и сестрами не зовет. При этом, к счастью, пока что обошлось без смертельных исходов и для рожениц, и для младенцев, хотя достаточно тяжелые случаи с осложнениями встречались. Буду теперь Тхэсса учить, такое умение никогда не повредит. Глаза Зимрабет внезапно наполнились слезами — она вспомнила своего умершего безвременной смертью брата Лаирэндила. — Что случилось? — Да ты тут упомянул про Лайрэ, у меня как-то сразу все, что с ним случилось, в памяти и всплыло… — Скучаешь по нему? — Очень. Только встретила родного брата — и через пару дней снова потеряла, только теперь уже навсегда. — Да уж, не повезло парню… Сначала ваш недоброй памяти родитель довел собственного сына до чахотки, а король его так попросту добил. Хотя я тебе, должен признаться, немного завидую. Хорошо, когда о человеке можно вспомнить что-то хорошее. Не знаю, что сталось с моим мерзким братцем Курумо, но встреть я его сейчас — с наслаждением засветил бы этой гадине топором в лоб. — Кстати, а ты пока так и не придумал, кем заменить этого вашего мерзкого нытика Элвира, раз уж Лайрэ умер? Старший советник загадочно улыбнулся. — Разумеется, придумал, только вот называть имя пока не буду. Мне уже все в принципе ясно, теперь дело только за временем, а я умею ждать. *** Выходя с семьей из дворца, Элендил продолжал отчитывать внука за разговоры и игры с незнакомыми, которые могут оказаться один Эру знает кем, при этом было неясно, кто из них двоих больше напуган — Элендур, который и не подозревал, что его новый приятель, обычный на вид мальчишка, может оказаться сыном аж самого Врага, или его дедушка, внезапно заставший ребенка в неподобающей компании. — Элендур, ну как ты можешь быть таким неосторожным! — возмущался Элендил. — Ты ведь уже почти взрослый! Я тебя всегда учил: нужно быть бдительным и не разговаривать с незнакомцами, как бы безобидно они ни выглядели и кем бы тебе ни представлялись. Разве ты не помнишь, что я рассказывал тебе о Келебримборе, внуке великого Феанора? К нему тоже пришел кто-то, чего-то там наговорил, умело сыграл на любви славного эльфийского мастера к созданию новых прекрасных вещей, а потом выяснилось, что таинственный незнакомец, который так интересно рассказывал эльфам о драгоценных камнях и металлах, не кто иной, как сам Саурон! Он заманил доверчивых Гвайт-и-Мирдайн в искусно расставленные сети и всех перерезал, как скот на бойне, а самого несчастного Келебримбора подверг жесточайшим пыткам, от которых тот и умер. Хочешь разделить его судьбу? Сауроново отродье по приказу отца тоже заманит тебя в западню, из которой ты не выберешься! Надеюсь, что с тобой ничего не случится после его черных чар! Увлекшись чтением внуку морали, он не заметил того, что среднего сына почему-то нет рядом; к его огромному удивлению, Анарион вышел к ним из какой-то ниши прямо возле парадного входа во дворец, ведя за руку кого-то в длинном темном плаще. — Это еще что такое? — напустился на него отец. — Ты где ходишь? Кто это с тобой? Вы тут с Элендуром оба с ума посходили? Человек рядом с Анарионом сдернул с головы капюшон, и Элендил увидел перед собой довольно красивую молодую девушку. — Прости, отец. Это Гимилбэль, дочь королевского советника Нардуминала. Сегодня после пира она сказала мне, что давно меня любит и что ее сердце всегда будет принадлежать только мне, и ради нашего будущего она готова отречься от зла и стать Верной, как мы… — Совсем с ума спятил? — закричал Амандил. — Король только что прикончил моего родного брата, а ты, малолетний распутник, тут с какой-то девицей любезничаешь! Нашел время и место! Сейчас ее отец обнаружит, что дочь сбежала, и снарядит за нами погоню, и всем нам не сносить головы! Отправляйся-ка ты домой к родителям, — сказал он девушке, — благородной девице не пристало вести себя подобным образом и убегать неизвестно куда с едва знакомым юношей! Тебе еще повезло, что мой внук — человек благородный и хорошо воспитанный, а то другой бы быстренько завел тебя в какое-нибудь укромное место, где никто не услышал бы, как ты зовешь на помощь, и сама подумай, как ты потом рассказывала бы отцу и матери о своем бесчестье! Девушка при этих его словах зарыдала в голос. — Но я люблю Анариона и не могу без него жить! Если бы он сказал, что я ему безразлична, я пошла бы и утопилась в реке! Пожалуйста! Позвольте мне пойти с вами! — Мы завтра же поженимся, — робко добавил младший брат Исилдура. — Нашли время свадьбу играть! — продолжил возмущаться Амандил. — Вообще-то у нас сейчас должен быть траур по моему брату! — Никакого траура, отец, — жестко ответил Элендил. — Если король узнает, что мы тут моего дядю оплакиваем, нам всем не жить. — А если он узнает, что я увез с собой дочь одного из его советников и приближенных, тогда он что сделает? — со злостью в голосе ответил тот. — От всей души порадуется и пожелает Анариону счастья в семейной жизни? — Мой отец уже все знает, — всхлипнула Гимилбэль. — Я ему сказала, что замуж выхожу, а если он будет мне мешать — пойду топиться. Он, конечно, был очень недоволен, но смирился. — Ладно, успокойтесь все, — строгим голосом сказал Элендил, — пусть она едет с нами в Роменну, и они с моим сыном завтра же поженятся, потому что незамужней девушке неприлично просто так вот находиться в чужом доме. Единственное, на чем я всенепременно настаиваю — чтобы вы, юная леди, в день свадьбы также сменили имя. То, которым вы зоветесь сейчас, однозначно не подходит супруге одного из лордов Андуниэ — хорошо еще, что родители вам ничего вообще на Черном Наречии не выдумали. — Хорошо, — почтительно произнесла девушка. — Я согласна. Исилдур, который все это время угрюмо молчал, смерил будущую жену брата неприязненным взглядом.