Золотой рассвет. Часть 1. Закат Нуменора

Утром следующего дня старший советник, который после ночного происшествия чувствовал себя совершенно вымотанным, все же лег немного вздремнуть, а где-то к полудню проснулся и решил заварить себе крепкий харадский кофе, чтобы окончательно прийти в себя. Однако в коридоре он случайно столкнулся с королевой, которой его жена уже успела нажаловаться на бессердечного супруга. — Зигур! — начала возмущаться Тар-Мириэль. — Как ты мог так поступить?! Показывать маленькому ребенку обгорелые трупы и объяснять ему в подробностях, как происходит умирание — это просто чудовищно с твоей стороны! Тхэссу десять лет, о чем ты думал? — Слушай, — Саурон старался сохранять спокойствие, в душе думая о том, что королю в супруги досталась на редкость недалекая женщина, — ты сама что-нибудь понимаешь в целительстве? Та помотала головой, глядя на Черного Майа почти с ужасом. — А если не понимаешь, то занимайся тем, в чем хорошо разбираешься, а этого даже не касайся. Есть такое правило: если хочешь научиться что-то делать как следует, начинай как можно раньше. Когда человеку три года, ему легко запомнить буквы и начать читать, а когда ему тридцать три — уже не очень. Знаешь, Тхэсс у меня отнюдь не такой глупый, как тебе кажется. Когда он впервые проявил свои способности, я пообещал, что буду его учить. Он очень обрадовался. Чуть позже я с ним об этом поговорил довольно серьезно: объяснил, с чем ему придется столкнуться, и еще раз спросил, точно ли он хочет учиться целительству. Он сказал, что все равно хочет. Я его права выбора не лишал, а раз он согласен — то пусть начинает осваивать это искусство. Дело сложное, и за один год во всем не разберешься. К сожалению, врач оказывается вынужден в силу обстоятельств порой чуть ли не ежедневно глядеть на изувеченные трупы и страшные мучения. Издержки ремесла, так сказать. Я не смогу оградить Тхэсса от этого в будущем, не стану делать этого и сейчас, а Зимрабет скажи, что ябедничать нехорошо. Тар-Мириэль надулась и пошла в свои покои. У нее день тоже не задался: сначала произошла трагедия во дворцовом саду, а потом королева тоже повздорила с мужем. Поведение Ар-Фаразона все больше и больше пугало его жену: мало было его постоянных вспышек жестокости по отношению к Верным и постройки странного храма, так теперь у него появилась новая навязчивая идея. Он непонятно почему решил, что его возненавидели Валар, и заявил, что непременно отплатит им за гибель своих лучших людей и за то, что их обожатели-Верные причинили ему столько зла. Сама Тар-Мириэль не была Верной даже в юности, несмотря на воззрения своего отца, и относилась к Валар с полнейшим безразличием — ну есть они и есть в каком-то там Валиноре где-то за морем, но такие идеи показались ей безумными и кощунственными. Она сказала об этом мужу, однако тот принялся на нее кричать, посоветовав не соваться своим женским умом в государственные дела. Бедная Тар-Мириэль убежала из тронного зала, с трудом сдерживая слезы и в очередной раз спрашивая себя, зачем она отдала супругу скипетр. Теперь она попыталась поставить на место хотя бы старшего советника — с ума сошел, как можно десятилетнему малышу всякие ужасы показывать! — но и тот не захотел ее слушать. Одно утешало бедную женщину: все-таки Зигур казался ей более разумным, чем ее муж, и не склонным к откровенному бессмысленному изуверству — временами ему даже удавалось как-то сдерживать Фаразона или искусно отводить его гнев от очередного несчастного Верного или провинившегося придворного. Кроме того, у королевы и старшего советника была еще одна тайна. Хэрендил. Поначалу король отправил несчастного родственника в холодную камеру, и Саурон про себя подумал, что-либо он сейчас в очередной раз изящно вмешается, либо юноша долго не протянет и его ждет незавидная судьба безвременно умершего троюродного брата Лаирэндила. Однако провернуть все нужно было так, чтобы Ар-Фаразон ничего не заподозрил и не стал делать назло. — Какая блестящая идея, — заявил советник на следующий день королю. — Честно признаюсь, это даже мне в голову не пришло, а ты вот додумался. Теперь у нас есть заложник, и это однозначно защитит нас от глупых и опасных выходок Арбазана, Нимрузира и прочих Верных наглецов. Однако тут есть одно «но»: он нам нужен живым. — Ну так я и не собираюсь его убивать! — уверенно возразил Ар-Фаразон. — Конечно, он нам нужен живым! — Совершенно верно, но если ты станешь держать его в холодной темнице на хлебе и воде, он довольно быстро окажется на том свете. Пока отродье Нимрузира живехонько и дышит, у его братьев, отца и прочих сочувствующих будут связаны руки. А вот если наш юный Верный откинется, то это окажется большой бедой не столько для его любящих родственников, которые будут считать, что он погиб за правое дело, сколько для нас. Ведь тогда мы лишимся возможности воздействовать на своих врагов, а они, напротив, могут и отомстить, и просто устроить нам какую-нибудь пакость. С них станется, ты же сам прекрасно знаешь, как сильно твои родичи тебя любят. Тар-Мириэль хотела было тоже вмешаться, но Саурон бросил на нее донельзя красноречивый взгляд, и она сочла за лучшее промолчать. Ее муж же, немного поразмыслив, в кои-то веки раз решил послушать совета, который давал ему его советник. — Да, Зигур, пожалуй, ты прав, — согласился он. — Живой Хэрендил будет для нас более полезен, чем труп, и пока он жив и здоров — я могу и в самом деле быть уверен, что милый племянничек Нимрузир ничего не предпримет против меня и будет беспрекословно подчиняться всем моим приказам! Как хорошо иметь такого разумного советника, как ты! Ты всегда готов дать полезный совет! Саурон про себя только ухмылялся: да-да, дорогой Фаразон, я постоянно даю тебе полезные советы, но это первый, которого ты послушал — и то по причине скрытого опасения за сохранность своей шкуры. Ну да ладно, хрен с тобой, главное, что ты все-таки согласился. Хэрендил ничем не заслужил такого обращения, а бессмысленные издевательства и изуверства я по определению не одобряю. По приказу короля заложника перевели из холодной темницы в маленькую, но зато теплую комнату с единственным зарешеченным окном — к счастью, оно было достаточно большим, и благодаря этому в помещение проникало достаточно света. Кормить Хэрендила венценосный безумец велел вполне сносно, однако Саурон прекрасно понимал, что наличие приемлемых условий существования само по себе еще ничего не означает. Во-первых, в заточении без простого человеческого общения недолго и с ума сойти, во-вторых, большая часть еды вполне могла достаться жадной охране. В связи с этим старший советник, улучив удобную минуту, снял копию с ключа от комнаты, в которую заперли Хэрендила, и время от времени, убедившись, что никто его не видит, подбрасывал несчастному родственнику то что-нибудь вкусненькое, то теплую одежду или покрывало, в которое можно закутаться прохладным осенним вечером. Единственную сложность теперь представляло то, что бедняга сидит в заточении совершенно один и ему не с кем и словом перемолвиться — сам Саурон поговорить с ним, несмотря на всю свою природную наглость, так и не решился, просто открывал дверь, клал на пол за порогом все необходимое и так же молча уходил и поворачивал ключ в замке. В душе он опасался, что Хэрендил просто не захочет его слушать и вообще с ним разговаривать — повторится та же история, что и с его достопочтенным родителем. Однако как-то раз вечером он случайно столкнулся в коридоре с Тар-Мириэль, у которой в руке был то ли оригинал, то ли копия ключа от комнаты юного заложника. Увидев старшего советника, королева сильно испугалась и побледнела, но тот лишь понимающе кивнул. — Это ты оставляешь Хэрендилу еду и одежду? — догадалась она. Тот снова кивнул. — Он вроде ни на что не жалуется. Чувствует себя хорошо. Иногда я прихожу с ним поговорить, когда никто не видит. Надеюсь, что мой муж ничего не заподозрит. — Не волнуйся, я не собираюсь тебя выдавать. — Я тебя тоже. На том они и разошлись, впредь больше не обсуждая друг с другом тайную помощь Хэрендилу; про себя Саурон подумал, что пусть Тар-Мириэль с его точки зрения и не слишком умна, но зато, по крайней мере, и не склонна к бессмысленной жестокости, как многие ее соплеменники. Сам он тоже был отнюдь не самым миролюбивым созданием и совершенно не покривил душой, сказав Наурэ, что лучше всего умеет убивать, но все же Черный Майа придерживался мнения, что жестокость должна быть осмысленной и совершаться в отношении того, кто действительно виновен или опасен, а не превращаться в зверство ради зверства. В конце концов, Хэрендил еще вполне может пригодиться, а в этом случае все же лучше, чтобы он был живым, здоровым, в здравом уме и трезвой памяти. *** После казни мужа жена роменнского врача Изара, госпожа Нилубэт, осталась одна с детьми на руках. Жили они не слишком богато, денег в доме после смерти главы семьи обнаружилось не слишком много, да и те быстро закончились. Несчастная женщина сильно пожалела, что не взяла ничего у Элендила, однако теперь было уже поздно. Как и ее покойный супруг, она неплохо разбиралась в медицине и умела помогать в родах, но сейчас все ее знания были бесполезны, и она никак не могла заработать на жизнь себе и своей семье. Во-первых, детей в городе в эти неспокойные и страшные времена рождалось мало, во-вторых, большую часть его населения составляли Верные, которые были напуганы страшной гибелью Изара и даже в случае крайней нужды не побежали бы за повитухой, надеясь обойтись своими силами. Вскоре в ее доме не осталось ничего, кроме маленького мешочка муки на похлебку. Из этого она решила приготовить обед детям, а потом нужно было срочно что-то предпринимать, чтобы раздобыть деньги или еду. — Почему бы тебе не перебраться на запад или в столицу? — посоветовала Нилубэт соседка, к которой та зашла одолжить соли. — Эх, я бы с радостью, но кому я дом продам? Я людей-то уж спрашивала, но никто жилье в Роменне покупать не хочет. Да и детишки мои, куда я с ними поеду, младшему вон недавно четвертый пошел… — тяжело вздохнула несчастная вдова и вытерла глаза платком. — А всему виной доброе сердце моего мужа, я его предупреждала, чтобы он не ходил помогать Верным, теперь его дети остались сиротами! Однако у Нилубэт еще осталось эльфийское кольцо, которое отдали ей Исилвэн и Фириэль. Она решила продать его — вырученных за такую вещь денег может хватить надолго. С этой целью она отправилась вечером в порт, где стояли на рейде торговые корабли из других стран. Увидев там богато одетых харадских купцов, она подумала, что у них-то уж точно карманы не пустые, и предложила им прекрасную драгоценность, которую предусмотрительно не показала даже мужу — как оказалось, не зря. — Послушайте, любезная госпожа, — сказал один из южан, капитан Манхура, выслушав рассказ заплаканной вдовы. — Я бы хотел просить вашего позволения дать вам хороший совет. Если люди из Тайной Стражи схватили и убили вашего мужа, сама вы тоже наверняка под подозрением. Я могу заплатить вам за это кольцо прямо сейчас, и я вижу, что это за вещь. Это сделали эльфы, не так ли, и его дал вам кто-то из Верных? Нилубэт кивнула. — Оно стоит дорого. Очень дорого. Когда Тайная Стража прознает, что у вас появились деньги, то сразу спросит, откуда вы их взяли. — Я им скажу, что… ну, спала с приезжими за деньги. — Они вам не поверят, слишком большая сумма — раз, люди из моего народа такой мерзостью с женщинами не занимаются — два. Поэтому я даю вам такой совет: вы сейчас пойдете домой за детьми и вещами, сядете на мой корабль, отдадите мне кольцо, я довезу вас до материка и еще доплачу за эльфийское украшение, этих денег вам хватит на первое время, чтобы обустроиться. Бегом. Мы отплываем через два часа. Вы сохраните свою жизнь и жизни ваших детей. Подумайте о них. Если Тайная Стража арестует вас, не пощадят и их. Они уже не пощадили вашего мужа, хотя он не сделал ничего дурного и всего лишь помог раненому. Я еще раз повторяю: вы уже под подозрением. Я не первый раз в Нуменоре, у меня в собственности пять торговых кораблей, и я уже давно имею возможность наблюдать, как вам не повезло с соотечественниками. — Я не могу взять вот так вот прямо сегодня и покинуть свою родину, — грустно ответила Нилубэт, опустив глаза. — Заплатите мне за это кольцо столько, сколько сможете, мне нечем кормить маленьких детей. Старшей пятнадцать, младшему три, у меня их семеро, и все хотят есть. Манхура еще какое-то время пытался убеждать женщину в том, что для нее было бы куда целесообразней и разумней поехать с ним, но в итоге он махнул рукой, отдал Нилубэт деньги и пошел на свой корабль. Вдова же поспешила в лавку за продуктами — время было позднее, и нужно было успеть туда до закрытия. Купив все, что нужно, она вышла из лавки и повернула домой, но тут дорогу ей преградили какие-то мужчины с оружием и в кольчугах. В одном из них она узнала своего недавнего гостя Миналбэля. Тут Нилубэт не на шутку испугалась, подумав, что Манхура все-таки ей дело говорил и зря она заупрямилась, однако подумала, что у нее все-таки есть возможность отмотаться от подручных Фаразона. — Мы следили за вами, — сказал Миналбэль, — и видели, что вы продали харадцам кольцо однозначно эльфийской работы. Будьте любезны объяснить, где вы его взяли. — Оно случайно нашлось в ящике стола у моего мужа, — пояснила женщина. — Наверное, ему дал его кто-то из прежних знакомых, которых он лечил. — Указом короля в домах запрещено хранить эльфийские книги… — Это не книга, а украшение, — возмутилась женщина. — При чем тут это? Может, вы дадите денег на еду моим детям? — А если книги запрещено хранить, значит, и любые другие эльфийские вещи тоже запрещено, — непререкаемым тоном ответил Миналбэль. — Вы должны были уничтожить его или отдать в переплавку. — Ну, знаете, это уже произвол! — Нилубэт была женщиной отнюдь не робкого десятка, но ее собеседнику явно не понравилось то, что она ему перечит. — А это вам за то, что вы посмели мне прекословить, — с этими словами глава Тайной Стражи выхватил из ножен меч и почти по рукоять вонзил его женщине в живот. Та упала на колени, забилась, захрипела, а прислужник Фаразона, казалось, с удовлетворением наблюдал, как из-под клинка сочится алая кровь, при этом его жертва судорожно хватается обеими руками за лезвие, словно пытаясь из последних сил выдернуть оружие из раны. Агония длилась пару минут, после чего Нилубэт завалилась на бок, глядя в темное небо широко распахнутыми глазами, в которых застыли животный ужас и адская боль. — Чего рот-то раскрыла? — ухмыльнулся Миналбэль и, выдернув из еще трепещущего тела клинок, вытер его полой плаща. — Так, берем факелы и идем к дому этой глупой бабы, я помню, где она живет. К рассвету от него должны остаться лишь угольки. — Так у нее же там дети, — возразил какой-то молодой гвардеец. В следующее мгновение голова его откатилась в сторону, обдав товарищей веером кровавых брызг, а тело пару секунд продолжало стоять, извергая из шеи алый фонтан, а потом рухнуло наземь рядом с мертвой Нилубэт. — О предателях не плачут, — бросил Миналбэль оторопевшим товарищам. — Что касается детей этой мерзавки, которая однозначно помогла какому-то Верному за колечко, то их, я думаю, лучше всего будет тоже пустить в расход. На осинке не растут яблочки. Шевелитесь, мы идем туда, заколачиваем двери, поджигаем дом — не сумеют выбраться, их трудности, сумеют — повезло.