Золотой рассвет. Часть 1. Закат Нуменора

После большого количества крепкого кофе, выпитого за день, вечером старшему советнику удалось заснуть далеко не сразу. Довольно долго он лежал в постели, повернувшись на бок, и таращился в окно, где сквозь рваные тучи время от времени светил тусклый ущербный месяц. Потом Черный Майа сам не заметил, как все-таки наконец провалился в сон, и во сне он по-прежнему смотрел на луну, только теперь ночное небо было ясным, безоблачным, а тонкий серп посреди бриллиантов звезд показался Саурону каким-то странным, как будто разбитым на мелкие осколки. В следующее мгновение старший советник обнаружил, что смотрит вовсе не на небо, а на отражение месяца в морской воде; теперь ему было понятно, почему он так выглядит. Внезапно видение переменилось, и Саурон увидел, что в море отражается вовсе не ущербная луна, а какая-то полутемная комната с потолком из деревянных планок. В глубине стояла кровать, на которой кто-то лежал; Черному Майа сразу почему-то показалось, что этот человек не просто отдыхает или спит, а тяжело ранен и без сознания. В следующее мгновение видение оказалось ближе, и старший советник почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок. Ну вот, все-таки накаркал, надо было и в самом деле держать язык за зубами. Плохо. Очень плохо. Это Исилдур. Черный Майа, все еще не понимая, что это сон, лихорадочно пытался сообразить, что делать. Беглого взгляда на раненого ему было достаточно, чтобы понять, что времени в обрез и ситуация хуже некуда. Если судить по тому, что грудь у него перевязана пропитавшимися кровью бинтами, и частому прерывистому дыханию, у бедняги пробито легкое, и он лежит при смерти. Так, еще шея и левая рука… охренеть можно, это кто ж и чем так его отделал? Неужели в очередной раз арузани? Интересно, что скажет Элендил, когда увидит это? Сейчас он меньше всего хотел, чтобы милый родственничек, несмотря на всю его неприязнь к старшему советнику короля, входил в эту комнату и смотрел на то, как умирает его старший сын. Саурон нерешительно подошел ближе. — Исилдур, — хриплым шепотом позвал он. Он осторожно протянул руку к раненому, но тут же резко отдернул, словно наткнувшись на что-то острое или горячее. В следующее мгновение Черный Майа проснулся. В окне по-прежнему светил ущербный месяц, теперь он выглядел более ярким, так как облака немного рассеялись. Это был просто сон? Думая про себя, что не надо было глотать в таком количестве крепкий кофе, да еще и на ночь — не будут и кошмары сниться, старший советник повернулся на другой бок и решил, что попробует снова заснуть, однако сон не шел. Он ощущал сильное беспокойство из-за того, что ему только что привиделось, и еще какую-то смутную тревогу, причину которой никак не мог понять. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так отвратительно, и виной тому был, как ему внезапно подумалось, отнюдь не харадский кофе. Саурон сел на кровати, стараясь не разбудить Зимрабет — к счастью, вечером они все-таки помирились и она перестала злиться на него из-за Тхэсса, благо старшему советнику удалось убедить супругу в своей правоте. Раз уж сон не идет, лучше попробовать собраться с мыслями, сосредоточиться и понять, что все это значит. Так, этот кошмар однозначно не может быть связан с тем, что происходит сейчас в Роменне — досталось взбалмошному Верному родственничку, конечно, здорово, но в любом случае, если судить по описанию Аглахада, раны там не настолько серьезные. Значит, все-таки с тем, что он пообещал Элендилу? Нет, надо все-таки лучше следить за своей речью… хотя поможет ли это избежать возможных неприятностей? Тихо встав с кровати, Саурон подошел к окну, отдернул занавеску, всматриваясь в ночное небо… и в это мгновение едва устоял на ногах; не упал он лишь благодаря тому, что схватился за оконную ручку. Непонятно откуда донесся странный гул, из шкафа с громким звоном выпали несколько чашек с блюдцами и, свалившись какая на стол, а какая сразу на пол, разлетелись на множество мелких осколков, кресло отъехало в сторону, лежавшая на его подлокотнике книга, которую там вечером оставил Тхэсс, тоже шлепнулась на ковер. Старший советник сразу понял, что это значит: землетрясение. Сейчас нужно будет как можно скорее вывести из дворца всех, кто попадется на глаза, и объяснить людям, чтобы держались как можно дальше от деревьев, зданий, стен и прочих объектов, которые могут рухнуть им на головы — ведь за первым подземным толчком наверняка последуют еще другие, возможно, даже более сильные. Тут проснулась Зимрабет; она протирала глаза, ошарашенно оглядываясь вокруг, и тут увидела стоящего у окна мужа. — Зигур? Что… что это было? Ты чего не спишь? Мне тут показалось, что подо мной кровать двигается… — По-моему, это землетрясение, — негромко ответил Черный Майа. — Быстро вставай, надевай на себя, что найдешь, бери Тхэсса и бегом на улицу. Не стойте около стен. *** Наутро по всей столице только и разговоров было, что о вчерашнем ночном происшествии; люди, напуганные произошедшим, пребывали в растерянности. Многие и в самом деле выскочили из дома в одних ночных рубашках и, дрожа от страха, пересказывали друг другу, как у них из шкафов выпадала посуда, в комнатах двигалась мебель, а в окнах лопались стекла. К счастью, новых подземных толчков больше не было, но и один был для Нуменора в диковинку. Уже много веков обитатели острова не знали, что такое стихийные бедствия и природные катастрофы, а тут сначала людей из королевской стражи убило молнией — да и откуда гроза поздней осенью! — теперь вот это странное землетрясение. — Это наверняка был просто отголосок какого-то очень дальнего сильного землетрясения за много лиг где-нибудь на юге или востоке отсюда, вам ничто не угрожает, — постарался успокоить людей старший советник, — можете спокойно заниматься своими делами, благо никаких повторных толчков не было. Нуменорцы вздохнули с облегчением, поскольку большинство из них верило Черному Майа, и вернулись к своим обычным занятиям, однако самому Саурону случившееся никак не давало покоя. Все-таки это неспроста. У вастаков, его давних союзников, было такое понятие — Правда Земли. Суть их верований заключалась в том, что люди, живущие в каком-то месте, так или иначе влияют на него своими поступками — хорошими или плохими, праведными или неправедными, а земля в свою очередь отвечает им. Если люди делают добро и не нарушают Правду Земли, то и она будет на их стороне: ураганы, наводнения, засухи, страшные морозы и прочие стихийные бедствия их не затронут, в меру окажется солнечных и дождливых дней в году, как раз столько, сколько надо, скот не заболеет и будет плодовитым, урожаи — высокими, торговля — удачной, а женщины подарят своим мужьям много детей. Те, кто попирал Правду Земли содеянным злом, могли навлечь беду на весь свой народ, причем с правителя спрос был куда выше, чем с простого пастуха — за тяжкое злодеяние вастаки могли его не просто наказать или изгнать, как обычно поступали с провинившимися простолюдинами, но и убить на месте безо всяких разговоров. Нельзя было рисковать благополучием всех своих подданных, а то и множеством жизней ради собственных прихотей: ведь за нарушение Правды Земли одним человеком кара могла пасть на всех, кто живет рядом с ним. В былые времена, когда Ульбар, Второй Назгул, и другие вастаки рассказывали своему Властелину о своих поверьях и обычаях, Саурон не придал этому большого значения: да мало ли кто из его людей каких порядков придерживается, пусть все живут, как считают нужным. Однако сейчас, после внезапного подземного толчка и необычной осенней грозы, он стал сопоставлять факты и невольно ужаснулся. Поначалу Нуменор был благодатным местом с прекрасным климатом, где и в самом деле было всего в меру — и дождей, и солнца, бури, наводнения и землетрясения обходили остров стороной, оставаясь для его обитателей своего рода страшными сказками с берегов Средиземья, но потом все изменилось. Климат стал портиться, удушающая жара и засуха сменялись внезапными проливными дождями, дожди — морозами, о которых никто и слыхом не слыхивал во времена Элроса Тар-Миниатара, Белое Древо почти засохло, урожаи в последние годы низкие, да еще и королева все никак своему супругу наследника не родит. Совпадение? Или все же вастаки говорят верно, что нарушивший Правду Земли навлечет беду на свой собственный народ? Ведь очевидно, что год от года нуменорцы становились все более порочными и жестокими как к чужим, так и к своим. Внезапно Черного Майа осенило: интуиция его в очередной раз не подвела и добром все это не кончится, не зря он спровадил старших детей на материк — здесь Мортаур не будет в безопасности отнюдь не только по причине своей нелюбви к арузани и слишком длинного языка. Надо бы и Зимрабет с Тхэссом под любым благовидным предлогом отсюда вывезти, главное — это дождаться удобного момента, чтобы не вызвать ни у кого паники и не навлечь на людей гнева полубезумного Ар-Фаразона, выходки которого в последнее время становились все более и более странными. Хорошо бы еще, чтобы вся Верная часть его семейки отсюда свалила, нет ведь, будут цепляться за свою родину до последнего, добро, если их вообще не убьют за просто так. До последнего? Саурон в очередной раз испугался собственной мысли. Неужели Ар-Фаразон и его подручные, поправшие своими злодеяниями и бессмысленной жестокостью Правду Земли, и в самом деле ведут страну к верной погибели? Однако что может угрожать Нуменору с его военной мощью? Уж точно не нашествие врагов. Тогда… разрушительное землетрясение? Стихийное бедствие? Сегодняшнее ночное происшествие было первой ласточкой перед началом страшного конца? Не может ли Менельтарма оказаться спящим вулканом? Ладно, с неприятностями надо разбираться по мере сил, сейчас пока все равно не получится ничего сделать — слишком мало сведений, чтобы начать правильно действовать. Старший советник решил попробовать отвлечься и подумал о старшем сыне. Мортаур обещал сразу написать, как только доберется до Мордора. В общем-то юноша он спокойный, добрый, наверняка он сумеет прекрасно со всеми поладить и отлично устроиться на новом месте. *** Зима прошла тихо и без происшествий. В начале весны из земли в большом цветочном горшке, куда Амандил с сыном посадили украденный из королевского сада плод Белого Древа, показался первый зеленый росточек, и все вздохнули с облегчением, потому что к этому дню надежда почти угасла — как ни молились Верные, как ни переживали, ежедневно поливая землю, она оставалась мертвой и голой. Исилдур, который всю зиму лежал едва ли не при смерти, тоже вдруг почувствовал себя значительно лучше и вскоре встал с постели. Родные рассказали ему о странном подземном толчке, из-за которого в доме пришлось чинить развалившуюся трубу и часть крыши, и о том, как озверевшие арузани сначала казнили Изара, посмевшего оказать помощь Верному, а потом убили его жену и сожгли их дом вместе с детьми, которые так и не смогли выбраться из огня. — Полыхало так, что загорелись два дома по соседству, — растерянно говорила Фириэль, — люди там с трудом смогли свое жилье отстоять, им не до того было, чтобы смотреть, кто там в чужом остался. Потом поутру от дома Изара и головешек не осталось, да и от его несчастных детей тоже. Исилдур ничего не ответил жене; почему-то он чувствовал себя виноватым в том, что произошло с этой семьей. Если бы он был осторожней в королевском саду и не нарвался на гвардейцев, все были бы живы и здоровы. Если бы… Ему сейчас не хотелось думать о том, что пострадать могла и его собственная семья: ведь его могли схватить, найти мертвым на дороге, не наткнись на него случайно Аглахад, и тогда всех его близких, включая маленького Элендура, ждала бы жестокая расправа. Да и эта… мораданэт, которую сдуру взял в жены Анарион, могла бы донести на родичей. Тоже мне, решил сыграть в благородство: видите ли, заявила она ему, что жить без него не может и с собой покончит, если он не ответит ей взаимностью. Как будто в Роменне мало Верных девушек из хороших семей. Да и неприлично как-то все получилось: нужно было, если уж надумал жениться, сначала с помощью знакомых и родичей подыскать невесту, попросить родителей, чтобы они сходили к ее отцу и матери, получили их согласие, договорились о свадьбе и все подготовили, а потом уж и брать девушку в жены. Несмотря на все уговоры отца, Исилдур так и не смог вызвать у себя теплые чувства к супруге брата и пытался изображать хорошее отношение и любезность, но все равно в душе по-прежнему не доверял бывшей мораданэт и даже побаивался ее: кто знает, что у нее на уме. Фириэль была безумно рада выздоровлению мужа, про себя думая, что эта зима была самой страшной в ее жизни. Она даже не могла себе представить, что бы с ней было, если бы она вдруг его потеряла. Как она раньше столько лет без него жила — и как стала бы жить, умри он от ран? У нее, конечно, есть сын, и она его очень любит, и семья, случись что, не оставила бы ее без помощи, но Исилдур был самым главным человеком в ее жизни, которого она не просто любила всей душой — обожала. Когда зимой с ним было очень плохо, она рыдала ночами в подушку, при Элендуре изо всех сил пытаясь улыбаться — ей не хотелось еще больше пугать и без того напуганного ребенка, который тоже изо всех сил гнал от себя мысли о том, что его отец может умереть. В доме все старательно избегали разговоров о смерти, хотя как-то раз женушка Анариона словно назло всем выдала, что надежды очень мало и нужно готовиться к самому худшему. Фириэль, которая разделяла мнение мужа по поводу новоявленной родственницы и старалась по мере возможности ее избегать, смерила Тндомиэль таким взглядом, словно хотела убить ее на месте: нашла место и время, балрог ее подери! К счастью, все обошлось, и жена Исилдура с надеждой думала о том, что вскоре все вернется на круги своя и станет как прежде. Внешне Фириэль и ее супруг жили вполне счастливо, и сама она считала свой брак удачным, пусть и понимала, что Исилдур ее не любит так, как ей самой хотелось бы — ну да ладно, в общем-то все благополучно, с другими женщинами вон их мужья вообще не разговаривают. Однако слуги, убиравшие постели всех членов семьи, прекрасно знали, что Исилдур не балует жену своим вниманием. Время от времени они докладывали об этом Элендилу, который устраивал старшему сыну разнос. — Супружеский долг надо исполнять, — назидательно произносил он, — один ребенок в семье — это очень плохо, ты должен прикладывать все усилия для того, чтобы у тебя было как можно больше детей, а вместо этого ты обращаешь на свою жену не больше внимания, чем на стул или стол! Исилдур обреченно кивал, но отнюдь не стремился следовать указаниям отца, потому что, несмотря на рождение горячо любимого сына, у него по-прежнему не лежало сердце к молодой жене, и ничто не могло это изменить. Разумом он понимал, что Фириэль и в самом деле очень хорошая, умная и добрая женщина, которая любит его больше жизни и что по сути дела его родные не могли сделать лучшего выбора, присматривая ему невесту, но в душе он мечтал совершенно об ином. Нет, он не засматривался на других женщин и не думал о том, что мог бы нарушить верность супруге, однако время от времени ловил себя на странной мысли: ему хотелось бы, чтобы его жена была совершенно другой. Однажды еще в ранней юности, читая книгу о благословенном Валиноре, он увидел там великолепный рисунок, поразивший его до глубины души. На нем была изображена неописуемой красоты эльфийка с длинными светлыми волосами, стоящая на берегу моря и держащая в руке большую раковину. Исилдур долго ее рассматривал, словно завороженный, и про себя подумал, что именно такую женщину он бы с радостью взял в жены, когда станет взрослым. К сожалению, об этом нечего было и мечтать: по большей части роменнские девушки были сплошь темноволосыми и сероглазыми, а уж прекрасных эльфиек-то в округе было и днем с огнем не найти. Да и отец не разделил его восторга: когда юный Исилдур показал ему восхитительный рисунок, добавив, что очень хотел бы, чтобы его будущая жена оказалась похожа на эльфийку с картинки, Элендил велел старшему сыну не забивать себе голову всякими глупостями — и вообще, рано ему еще о девушках думать! Исилдур смирился: в общем-то, отец прав, глупо получилось. Это у Берена и Туора была удивительная судьба, но те времена давно в прошлом, сейчас люди и эльфы мало общаются друг с другом, да и из Валинора уже никто не приплывает в Нуменор. Надо жить своей жизнью и попробовать любить то, что есть, в конце концов, Фириэль и в самом деле замечательная жена, другие люди многое бы отдали за то, чтобы взять в супруги такую достойную и любящую их женщину, нечего мечтать о несбыточном. Весна и лето тоже выдались мирными и спокойными — все дни были похожи друг на друга и наполнены повседневными заботами, которых было предостаточно, поскольку жена Анариона родила дочь. Примерно так же прошло и начало осени. Очередной гром среди ясного неба грянул в октябре: к Элендилу явился королевский курьер с приглашением, в котором Ар-Фаразон повелевал своим родичам всенепременно явиться во дворец на очередной званый ужин — на этот раз король смилостивился и разрешил не брать с собой жен и детей. Поначалу Исилдур вздохнул было с облегчением — Фириэли и Элендуру ничто не угрожало, но потом, когда отец перевел ему послание до конца, перепугался еще больше, чем в прошлый раз. Король повелел им явиться отнюдь не на празднование дня рождения или годовщины свадьбы, а на торжественное открытие наконец-таки достроенного Храма Тьмы.