Переписывая Поттера

Гермиона Грейнджер и прорицание — два явления, совершенно не сопоставимые друг с другом. С одной стороны, была Гермиона, уверенно чувствующая себя в любом предмете, который имел хоть отдаленное отношение к фактам и логике, а с другой — прорицание. На ее взгляд, самое бесполезное занятие во всем магическом мире. С одной стороны, была профессор Трелони, обожавшая всевозможные фокусы и театрально-драматические эффекты, а с другой — Грейнджер, осмелившаяся наотрез отказаться от ее уроков при первой возможности. «Как только вы вошли в мой класс, я уже знала, что вы не обладаете способностью к прорицанию. Вы такая юная, но сердце ваше не способно на любовь. Душа сухая, как страницы учебника, к которым вы привязаны навсегда». Возможно, необоснованные слова Трелони произвели на Гермиону большее впечатление, чем ей хотелось. Более того — они запомнились, поселились где-то в темном уголке памяти и периодически напоминали о себе в самое неподходящее время. В этом не было смысла, но иногда она сомневалась: есть ли в этих словах правда? Может, именно правдивость и заставляла ее раздраженно вспыхивать каждый раз, стоило кому-то заговорить о новом предсказании Трелони? На самом деле Гермиона вспоминала об этом нечасто, однако сейчас, когда выяснилось, что Паркинсон записалась на данный курс, все же пришлось. Она завтракала в Большом зале в обществе миролюбивого Забини и всерьез задумывалась над тем, чтобы прогулять данный предмет. — А ты не опаздываешь? — вдруг спросил Блейз, словно прочитав ее мысли. Гермиона обреченно вздохнула, прекрасно понимая, что даже в чужом обличье не может позволить себе пропустить урок и вызвать тем самым нежелательные подозрения. Поэтому встала со своего места. — Я провожу тебя, — он резко вскочил на ноги. — Думаю, я сама найду нужный кабинет, — попыталась возразить Гермиона, дружелюбно улыбаясь, но заметила, что такой ответ Блейзу пришелся не по душе. — У меня все равно нет уроков, — игнорируя протесты, он все же проводил ее до Северной башни. Более того, настоял на том, чтобы сопроводить до самого конца, несмотря на длинную закрученную лестницу, которую сама Гермиона ненавидела сильнее корнуэльских пикси. — Если хочешь, я могу подождать тебя в гостиной, — предложил Забини, когда они наконец очутились на тесной площадке. — Не стоит, — отказалась Грейнджер. Однако, осознав, что ее слова могли прозвучать грубо и даже подозрительно, поспешила оправдаться: — Мне надо закончить домашнее задание по травологии. — Ну, да, конечно, — он недоверчиво хмыкнул, будто прекрасно знал все ее скрытые мотивы. При этом голос его звучал деликатно, почти нежно: — Не волнуйся, я понимаю, что тебе нужно время. Озарение обрушилось на нее неожиданно, как если бы она совершенно случайно обнаружила лежащую на поверхности разгадку к запутанной задаче. Такую простую и естественную, что сразу и не заметишь. Гермиона вспомнила, как всего несколько дней назад он подбадривал ее после разговора с Малфоем; болезненно хмурился каждый раз, стоило едва затронуть тему о подозреваемом; все эти осторожные взгляды; внимание. И почувствовала себя полной идиоткой. Как она могла не заметить этого раньше? — Ты опоздаешь, — предупредил Блейз, кивая в сторону кабинета. — Спасибо, что проводил, — неуклюже поблагодарила Гермиона в спину удаляющегося Забини, и чувство вины, которое она все это время настойчиво заглушала разумом, заметалось с новой силой. Ведь она вовсе не собиралась портить жизнь Пэнси, особенно после того, как выяснилось, что с темными делами Малфоя она никак не связана. Мысленно Гермиона поклялась быть внимательнее к деталям. Мерлин знает, что еще она упустила и чем все это обернется. Поднявшись по серебряной лестнице в кабинет прорицания, она оказалась в странном круглом помещении, где все было обставлено точно так же, как в последний день ее визита. Профессор Трелони, сидя на удобном темно-красном диванчике у камина, радостно посмотрела в ее сторону через толстые стекла огромных несуразных очков. — Мисс Паркинсон, вас ждут прекрасные перемены в жизни! — она задумалась на несколько секунд, затем еще увереннее продолжила предсказывать: — Однако вам стоит повременить с покупкой домашнего питомца. Похоже, Трелони высоко ценила свою студентку из Слизерина. Ведь самой Грейнджер она предсказывала только безрадостную старость в обществе кошек. Вежливо поблагодарив учителя, Гермиона села на одно из свободных мест, с тоской отмечая, что в классе кроме нее были лишь двое: Падма Патил и Теодор Нотт, мило беседующие у окна. — Сегодня мы изучим новый метод предсказания, — сделав драматическую паузу, Трелони подняла правую руку, демонстрируя ту немногочисленным ученикам, как если бы это был бесценный магический артефакт. — Рука — разгадка нашей судьбы. Посмотрите на эти тонкие линии, что проходят по всей вашей ладони! Каждая из них имеет свое значение, и сегодня вы сами научитесь разгадывать эту хитросплетенную паутину фортуны. Пока остальные недоверчиво разглядывали свои руки, Гермиона с непривычной для себя частотой закатывала глаза, ожидая, когда все это уже закончится. Люк в комнату открылся вновь, и в класс зашел Рональд Уизли, которого Грейнджер изо всех сил отговаривала посещать подобные занятия все лето. Сердце учащенно забилось, поэтому она поспешно одернула себя. — Простите за опоздание. — Мистер Уизли, вы пришли вовремя! Я как раз собиралась провести практическое занятие. — Рон намеревался сесть на один из свободных стульев, однако профессор этого не позволила: — Нет! — Ее нервный возглас несколько озадачил собравшихся, а Рон замер в полусидячем положении. — Сядьте с мисс Паркинсон, — пальцем она указала на Гермиону. — Но… — попытался возразить Рон. — Не теряйте времени, мистер Уизли, — посоветовала Трелони. — Разглядывание судьбы по линии руки — весьма сложный предмет. Обреченно вздохнув, Рональд подошел к Гермионе и с нескрываемой досадой упал на соседний стул, скрещивая на груди руки и всем своим видом изображая возмущение. В происходящем было слишком много парадоксального, поэтому Грейнджер на минуту запуталась. С одной стороны, она сейчас играла роль Пэнси Паркинсон, которая безоговорочно ненавидела всех Уизли, а с другой… Это все еще Рон. И у них было совместное задание. — Если тебя не затруднит, мы могли бы начать, — произнесла она, стараясь замаскировать растерянность паркинсоновской усмешкой. — Раз ты настаиваешь, — он протянул свою руку без особого удовольствия, выпрямился и добавил: — Хотя мне и так известно, что у тебя там написано. — Вот как? — Гермиона недоверчиво приподняла бровь. — Вот, смотри, — Рон взял ее за руку, разглядывая ладонь. Его рука была теплой, чуть шершавой и очень знакомой. Ей вспомнились все те нечаянные прикосновения, что случались между ними, затем почувствовала, как краснеет. — Тебя ждет длинная, ничем не примечательная жизнь и одинокая старость в обществе домовых эльфов. — Правда? — Гермиона наклонилась к собственной руке, делая вид, что заинтересована разнообразными линиями. — И как именно ты об этом узнал? Пренебрежительно хмыкнув, Рон открыл учебник по прорицанию на нужной странице, затем указал на одну из иллюстраций: — Видишь эту линию? — Гермиона с уверенностью могла предположить, что Рон лишь издевался над ней. Конечно, он не мог читать по ладони. Она сильно сомневалась, что такое возможно вообще. — Это ты и твоя безответная любовь. Видишь, какая она длинная? — С каких пор ты записался в гадалки, Уизли? — спросила она, подражая Пэнси. Разыгрывать высокомерное раздражение сейчас казалось не таким уж сложным делом. — Паркинсон, не нужно быть гадалкой, чтобы понять очевидное. Мне даже не обязательно держать твою холодную лягушачью лапку, — Рон с отвращением отстранил от себя руку Гермионы. — С таким злобным лицом и вздернутым носом даже хорек не обратит на тебя внимание. — Моя очередь, — сухо ответила Грейнджер, и он пренебрежительно пожал плечами. — Думаешь, такой умный и проницательный? Возомнил себя высококвалифицированным экспертом в любовных делах, как только стал вратарем и на тебя начали обращать внимание пустоголовые блондинки? Однако вскоре ты поймешь, как ошибался. Если ты, конечно, не такой идиот, каким кажешься. Уизли. Она удовлетворенно склонила голову набок, наблюдая за его удивленно-вытянутым лицом. Слишком давно ей хотелось высказаться, избавиться от сгустка обиды, вызванной его глупостью и недогадливостью. И только сейчас, в чужом обличье, она это сделала. Однако облегчения все еще не чувствовала. — Как по мне, ты просто завидуешь, мопс, — фыркнул Рон, быстро вернув утраченную небрежность. — Чему же, позволь поинтересоваться? — Чужому счастью, — он пожал плечами. — К тому же, раз ты вмешалась куда не просят, поясню: мне хорошо с Лавандой, она красивая, милая и веселая. В отличие от некоторых… Ногти больно впились в кожу, и Гермиона вздрогнула, почувствовав, как глаза наполняются непрошеной влагой. Она была уверена, что не сможет сдержать слез, поэтому, не обращая внимания на взволнованные крики Трелони, выскочила из класса. Гермиона Грейнджер и прорицание совершенно не сопоставимые друг с другом явления.

***

— Подумать только, собственная сестра пыталась меня прикончить, — раздраженно сказал Рон, разглядывая огромный синяк на плече. Гарри поморщился, вспомнив, как шар-вышибала впечатался в руку друга, затем с доброй усмешкой заметил: — Зато ты защитил кольцо. — И кто бы мог подумать, что Джинни такая сильная? К счастью, Рон, отвлеченный своей травмой, не заметил, как лицо Гарри расплывается в мечтательной улыбке. Они зашли в Большой зал. В воздухе, как обычно, парили свечи, в свете которых тарелки на длинных столах сверкали и переливались золотым мерцанием. Потолок отражал облачное небо, готовое в любой момент разразиться ливнем. Перед глазами то и дело мелькали прозрачно-синеватые силуэты суетливых призраков, из-за которых в помещении всегда было шумно. Гарри всматривался в сидящих за столом слизеринцев, пытаясь отыскать там Гермиону, однако ее нигде не было видно. Как и Малфоя. — Кстати, не поверишь, что сегодня было на уроке прорицания, — сказал Рон, накладывая себе картошку. — Трелони предсказала тебе мучительную смерть в ближайший вторник? — бесстрастно поинтересовался Гарри: гадания профессора уже давно стали чем-то привычным. — Помимо этого, — Рон чуть нахмурился. — Рассказывай уже, — Гарри легонько толкнул его в плечо и с запозданием, после болезненного вскрика, понял, что удар пришелся по недавнему ушибу. — Прости. — Я был в паре с Паркинсон, — начал Рон, пережевывая картошку и напрочь позабыв о боли. — Надо же… — Гарри напрягся, услышав о Гермионе. Интересно, догадался ли его друг о чем-то? Смог ли разглядеть нечто знакомое? — Это само по себе ужасно, — продолжил Рон. — Но ты не представляешь, что эта стерва мне наплела. Нагадала, что мне вскоре надоест Лаванда. Можешь себе такое вообразить? — И тебя это чудовищно возмутило, потому что?.. — Потому что это наглая ложь! — объяснил Рон, с непониманием посматривая на Гарри. — Мне нравится Лаванда. К тому же что эта недоделанная аристократка может знать о чувствах? Так что я высказал ей все, что думаю. — Что ты сделал?! — Гарри с ужасом посмотрел на Рона, которого весьма удивила столь бурная реакция с его стороны. — Что ты ей сказал? — Ну… — Ты поранился, мой Бон-Бон! Они подпрыгнули от удивления, потому что перед ними материализовалась Лаванда Браун: взволнованная, визгливая, с неприкрытым ужасом разглядывающая руку Рона. — Ничего страшного, — он вскочил с места и поспешил успокоить ее, одновременно бросая умоляющий взгляд на Гарри. — Понимаешь, Лаванда, Гарри просил меня помочь… Он запнулся, а Браун нахмурила брови. — Мы же хотели прогуляться, Бон-Бон. Не сдержавшись, Гарри прыснул. — Простите, чихнул, — соврал он, когда строгие лица друзей повернулись в его сторону. — Неужели тебе обязательно нужен Рон? — Лаванда хмуро уставилась на Гарри, а тот заметил, как его друг подает ему знаки глазами, и замешкался. — Нам нужно составить план для следующей игры с Пуффендуем, — сказал он первое, что пришло на ум. — Без вратаря, к сожалению, никак. Печально вздохнув, Лаванда все же освободила Рона из своих объятий. — Ты же не обижаешься? — спросил он ее. — Как я могу обижаться на моего Бон-Бона? — коварно улыбнувшись, Лаванда быстрым рывком вновь очутилась в объятиях Рона, поцеловала его, затем так же стремительно скрылась из виду. — Ну что? — Гарри с нескрываемой издевкой посмотрел на друга. — Пошли, Бон-Бон? — Заткнись, Гарри.

***

Весь оставшийся день Гермиона решила посвятить поиску задолженных книг. Во-первых, это нехитрое занятие прекрасно подходило для сдерживания ненужных мыслей и переживаний, во-вторых, она наконец-то сможет пользоваться библиотекой. Задолженных Пэнси книг, между тем, оказалось довольно много. И все они очень тонко характеризовали суть слизеринки: «Как покорить чистокровного волшебника», «100 способов стать самой красивой ведьмой округа», «Всевозможные травы, или рецепт высокого роста за пять минут» и прочая непонятная литература. Такой чепухи в комнате было достаточно, и отыскать пособие по прорицанию оказалось не так-то просто: Паркинсон изгнала эту книгу в самый дальний угол. Единственным стоящим экземпляром во всем этом мусоре оказался маленький томик о секретных рунах: помятый и растрепанный. Когда все наконец было найдено, Гермиона направилась возвращать долг. Это обещал быть самый сложный поход в библиотеку за всю ее жизнь, а она часто туда ходила. Главной проблемой оказались тяжеленные книги, которые она сложила высокой башней в руках не очень сильной Пэнси. Не самое мудрое решение, но отступать от задуманного или медлить ей не хотелось. Да и колдовать в школьных коридорах было нельзя. Грейнджер спустилась в общую гостиную, заметила группу сокурсников, среди которых сразу же приметила подозреваемого, усмехнувшегося ей в лицо. Очевидно, мерзкого Малфоя, окруженного высокоинтеллектуальной парочкой, забавляло ее затруднительное положение. Мысленно осыпав его проклятиями, она нехотя вспомнила, что так и не придумала никакого плана по спасению их сомнительных отношений, после чего запнулась об ножку кресла. Одна из книг, находившаяся на верхушке башни, упала. Послав проклятие и ей, Гермиона уже собиралась положить горку на кресло, чтобы поднять злосчастный предмет, но ее опередили. Малфой, оказавшись рядом, поднял книгу с неприятной усмешкой, и Гермиона, к своему ужасу, поняла, что на ней было написано «Как покорить чистокровного волшебника». Гордо приподняв нос, она выхватила глупую книгу и собралась было продолжить свой путь, как ее остановили. Драко преградил ей путь и, к изумлению Гермионы, взял значительную долю тяжести на себя. На ее душе все еще скребли кошки, так что терпеть сейчас его насмешки не хотелось. Нужно было просто дойти до библиотеки, прогнать все ненужные мысли и составить план дальнейших действий, который она исполнит сразу же, как вернет утраченный самоконтроль. — Я сама могу дойти, — она попыталась вернуть книги, однако Малфой не стал обращать на нее внимания и вышел из слизеринской гостиной, бросив напоследок невнятное ругательство. Понимая, что он не будет ее ждать, Гермиона все же последовала за ним, смирившись с нежелательной компанией и стараясь понять, чем именно была вызвана подобная галантность. Особенно учитывая их последнюю ссору. Будь на месте Малфоя кто-то другой, она могла бы со спокойствием все скинуть на человечность, с ним же пришлось остановиться на показной вежливости, со злорадством пообещав себе запомнить этот сладкий момент, когда Драко Малфой изъявил желание потаскать ее книги. — Выглядишь ужасно, — сообщил он ей, когда Гермиона поравнялась с ним шагами у движущейся лестницы. Он был намного выше Пэнси, так что это оказалось не так уж просто. — Спасибо. — У тебя глаза красные, — осведомил Малфой, внимательно разглядывая Гермиону, и она отвернулась, пряча следы недавней слабости. — Соскучилась? — Мечтай дальше, — Гермиона равнодушно пожала плечами, внутренне же закипая от его пренебрежительно-издевательского тона. Похоже, он действительно верил, что может являться причиной ее плохого настроения и глупых слез. — Послушай, Пэнси, — он резко остановился, положил книги на пол лестничной площадки, вновь преграждая ей путь. — Не знаю, в какую игру ты играешь… Оставив фразу неоконченной, Малфой придвигался к ней все ближе, пока его лицо не оказалось всего в нескольких сантиметрах от ее, отчего Гермионе пришлось встретиться глазами и ощутить легкий запах миндаля. Уголок его губ тронула самодовольная улыбка, когда он проводил по ней оценивающим взглядом, с наивностью полагая, что дура Паркинсон никак не устоит перед подобной близостью. И, пришлось признать, не беспричинно, учитывая записи в дневнике. — Решила записаться в литературный кружок? — его тихий голос раздался совсем близко к уху, словно шипение змеи. — Я вижу тебя насквозь, Пэнси. — Неужели? — прыснула Гермиона, с недовольством отгоняя от себя непонравившееся чувство уязвимости: будто ее загнали в угол, обезвредив книгами. — Твои попытки привлечь к себе внимание такие же жалкие, как ты сама. — Не знаю, что ты там себе навыдумывал, Драко, — сообщила Гермиона и оттолкнула Малфоя стопкой, — но у меня нет времени разбираться с твоими домыслами. Так что, если у тебя нет других дел, лучше попрактикуйся в зельеварении и дай мне уже пройти в библиотеку. На ее требование он приподнял бровь, состроив вид презрительный и злой, провел по ней оценивающим взглядом и только после удостоил сухим ответом: — Сама неси свои книжки.  Удаляясь, Малфой пнул ногой стопку на полу, отчего разрушенная башенка полетела на пол вместе с терпением Гермионы. Мысленно досчитав до десяти, она успокоилась, вновь собрала тяжелую ношу и продолжила свою дорогу. Когда раздражение чуть стихло, Грейнджер с недовольством поняла, что в очередной раз позволила Малфою лишить себя самообладания, испортив при этом неплохой шанс перемирия. И как она вообще собиралась втереться к нему в доверие, если даже и пяти минут не могла провести рядом с ним и при этом не потерять хладнокровия, которым всегда так гордилась? К тому же теперь, когда она знала о чувствах Паркинсон, да и о том, как прилизанный хорек этим пользовался, стало только хуже. Она все сильнее убеждалась, что из этой затеи ничего не выйдет. Из нее получился весьма посредственный агент под прикрытием. Однако даже в этой глупой стычке она заметила очевидный плюс. Гермиона вдруг поняла, что больше не испытывает грусти.

***

— Ты уверен, что Джинни вернулась в свою комнату? — спросил Рон, отложив в сторону домашнее задание по трансгрессии. — Ты спрашиваешь в тридцатый раз, — произнес Гарри сквозь зубы, с раздражением осознавая, что сам начинает сомневаться в том, где сейчас Джинни. Да, после совместного дежурства и его неловкого поцелуя в щеку, он проводил ее до женской части. Но что ей мешало свернуть назад, к Дину Томасу? Гарри тут же прогнал эту весьма навязчивую мысль, решив, что одного параноика в комнате будет вполне достаточно. — Я же волнуюсь! — Рон вскочил с места и начал кружить по комнате, всплескивая руками, отчего помпон на его любимой нелепой шапке подпрыгнул. — Кто знает, что этот Дин вбил ей в голову! — Ну, ты всегда можешь зайти к ней и все проверить, — с иронией предложил Гарри, хотя самому было далеко не до смеха. — Ну да, конечно, — пробурчал Рон, вновь усаживаясь на место. Впрочем, спустя секунду он вновь стоял на ногах, на этот раз окрыленный внезапной догадкой. — Хотя знаешь, у меня есть идея получше! — Мне уже страшно, — пробурчал Гарри, обреченно захлопнув учебник по ЗОТИ. Слишком хорошо было известно, чем именно каждый раз заканчивались роскошные идеи Рона. — Ты бы мог подсмотреть за ней, используя свою карту. — Но… не уверен, — озадаченно протянул Гарри, слегка ошарашенный такой простой, но действительно хорошей мыслью. — Это как-то… неправильно. И удивительно заманчиво. — Гарри, ты следишь за Малфоем каждый день! — возмутился Рон. — Да, но это ведь для дела… — Послушай, она моя сестра, — Рон положил руки на плечи Гарри, начиная его трясти. — От одной мысли, что она может оказаться рядом с этим придурком, мне становится плохо! Если она все-таки решила пренебречь моим мнением, я, по крайней мере, смогу с чистой совестью прибить Дина! Ты должен мне помочь, Гарри! Гарри, у которого голова успела пойти кругом от усиленной встряски, все же согласился. Большую роль в этом сыграли его собственные интересы. Ведь и он сам не смог бы спокойно заснуть, зная, что Джинни сейчас может быть с кем-то наедине. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость! — произнес он, слегка касаясь палочкой старого пергамента. В тот же миг на ветхой бумаге, в том месте, которого коснулся Гарри, одна за другой стали появляться чернильные линии. Они соединялись, пересекались, расползались, как паутина, по краям пергамента и вскоре наверху распустились, подобно цветам, выведенные зелеными чернилами слова: Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост! Поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов с гордостью представляют своё новейшее изобретение — КАРТУ МАРОДЕРОВ. — Вот Джинни, — облегченно вздохнул Рон, указывая пальцем на точку с надписью «Джинни Уизли». Ко всеобщему облегчению, точка находилась в пределах женских спален. — Я же говорил, — уверенность сразу же вернулась к Гарри, и он уже собирался произнести слова возврата, однако в тот самый момент Рон заметил на карте то, чего там быть не должно. — Гарри, смотри… — Шалость удалась! — заметив то же самое, Гарри поспешно произнес ключевые слова, быстро сложил карту, затем запихнул ее в карман мантии. — Там была Гермиона! — прежде чем Рон начал вновь трясти Гарри, тот отскочил на безопасное расстояние. — Не говори глупостей, — невозмутимо ответил Гарри, совершенно не горя желанием вновь придумывать очередную ложь. Однако взволнованное лицо Рона не оставило ему выбора: — Гермиона сейчас в Лондоне, с родителями. — Но я точно ее видел! — Тебе показалось. Это никак не могла быть Гермиона. Скорее всего, кто-то с похожим именем. Может, это была Гренадина Грейсон. — Какая еще Гренадина Грейсон? — возмутился Рон, смерив Гарри подозрительно-нахмуренным взглядом. — В Хогвартсе нет никакой Гренадины Грейсон. — Ты же не можешь знать всех, — почувствовав, как зарождается посеянное сомнение, Гарри уверенной скороговоркой продолжил настаивать на своем: — К тому же, думаю, карта может несколько ошибаться. Взять того же Малфоя. Я слежу за ним почти месяц, и ему каждый раз удается исчезнуть с карты, хотя трансгрессировать на территории Хогвартса невозможно. Всем об этом известно. Как ты объяснишь такое? На несколько секунд в комнате повисло молчание. — И все же я почти уверен, что там было написано «Гермиона Грейнджер», — произнес Рон, и Гарри с недовольством понял, что его попытка сменить опасную тему окончилась провалом. — Может, ты просто хотел, чтобы там была Гермиона? — спросил он, усаживаясь на кровать. — Возможно, — согласился Рон с печальным вздохом. — Я немного скучаю по ней. Она ведь даже не написала мне. Думаешь, у нее там все в порядке? — Не знаю, — ответил Гарри, хмурясь. Он и сам задавался этим вопросом, поскольку уже неделю как не встречался с Гермионой. На уроках она прекрасно играла свою роль, и все же Гарри сомневался, что для нее это так уж просто. Сильно сомневался. — Скорее бы она вернулась, — между тем заметил Рон, плюхаясь на подушку Гарри. — Слизеринцы успели обогнать нас на пятьдесят очков, а все из-за этой выскочки. Кто бы мог подумать, что Паркинсон окажется такой умной! С одной стороны, Гарри был рад, что Рон перестал говорить о Гермионе, однако с другой, он все еще говорил именно о Гермионе, пускай и не понимая этого. И кто знает, как долго ему придется придумывать различные отговорки, пока все это не закончится и все не вернутся на свои привычные места. Пусть ответов у Гарри не было, но нечто внутри подсказывало: продлиться все может еще долго. И винить кого-то, кроме себя, он не мог. — Кому есть дело до этих очков, — сказал он, мрачно разглядывая ковер под ногами. — Ты говоришь о Том-Чье-имя-нельзя-называть? — Рон сел рядом, лицо его сразу стало серьезным. Как и нависшая в воздухе угроза. — Да, я говорю о Волан-де-Морте, — подтвердил Гарри, делая особое ударение на имени. — Ты предпочел бы, чтобы Хогвартс закрыли? — Конечно нет, — возразил Гарри. — Но сохранять видимость нормальной жизни, когда кто-то каждый день убивает невинных… — Думаю, это единственное, что позволяет людям не впасть в полное отчаяние, — осторожно заметил Рон. — Представь, как счастлив был бы… Волан-де-Морт, если бы из-за него закрыли Хогвартс. Представлять такой исход Гарри не хотелось. Как не хотелось и погружаться в темные мысли. Где-то внутри все еще сидело сомнение — неуловимое, неназванное, — но оттого еще более ощутимое. Сомнение в том, что сохранять нормальность будет с каждым днем все сложнее и сложнее. — Возможно, ты в чем-то прав, — он постарался вновь погрузиться в учебник.

***

— Я хочу вернуть свое тело, — произнесла Гермиона и опустила глаза, смущенная дрожью в собственном голосе. Альбус Дамблдор не отвечал. Когда она вновь посмотрела на него, он все так же спокойно приглаживал длинную бороду. Отчего-то его уравновешенная задумчивость отозвалась в ней неясной угрозой, будто маленький колокольчик возвестил о надвигающейся беде. — Профессор, — настойчивее обратилась Гермиона, — я не могу продолжать эту игру. Я превращаюсь в нее. Взгляд Дамблдора, остановившись на ней, будто проходил сквозь. Возможно, мысли его летали совсем далеко от отчаянных просьб Грейнджер. Только вот ей очень нужно было его внимание. — От меня будет больше пользы рядом с Гарри. Я нужнее ему рядом! Верните мою жизнь. Профессор… Наконец лицо Дамблдора переменилось, и, печально вздохнув, он ответил, что это невозможно. На миг Гермионе показалось, что это была шутка. Может, она неправильно расслышала его слова? Не могли же они быть правдой. — Невозможно? — сдавленно прошептала она, потому что из груди будто высосали весь воздух. — Боюсь, уже слишком поздно, — Дамблдор сочувственно подбирал слова, лишь усиливая ее пытку. — Теперь вы — Пэнси Паркинсон. Навсегда. Гермиона хотела возразить, спросить, закричать, однако язык не слушался. Она будто очутилась в непомерно тяжелой броне, туго натянутой на тело. Не могла пошевелить даже мизинцем, не могла моргнуть, но в голове бурей несся повторяющийся поток слов: Ты Пэнси Паркинсон. Паркинсон. Ты. Пэнси. Навсегда. Навсегда. Навсегда… Грейнджер вскочила с кровати, с жадностью глотая воздух, вот только в комнате его явно не хватало. Не замечая, как леденеют ноги, касаясь холодного каменного пола, она бросилась открывать окно, из которого тут же повеял свежий морозный ветер вперемешку с капельками дождя. Они касались ее лица, стекали по ресницам и волосам, отрезвляли. Когда Гермиона пришла в себя, тело уже сильно замерзло. Боясь подхватить простуду, она решила встретить рассвет у теплого камина в общей гостиной. Заснуть уже вряд ли удастся. Как Грейнджер и ожидала, там никого не было, разве что сквозняк и сырость. Усаживаясь поближе к огню, она пыталась отогнать навеянную сном тревогу. Впрочем, преуспела в этом слабо. Прошла всего пара дней, а она уже начала привыкать к своей роли. И ей это не нравилось. Гермиона проводила все время со слизеринцами и вроде даже нашла с ними общий язык. Если поначалу сознание ее искало подвох в каждой насмешке и шутке, вскоре Грейнджер свыклась с подобной манерой общения и даже стала смотреть на некоторые колкие высказывания сквозь пальцы. Другого и не оставалось. Естественно, она хотела назад в свою собственную жизнь: где не надо притворяться другим человеком; говорить то, что от тебя хотят услышать. Однако в каком-то смысле она привыкла. Почти. Самым худшим во всем этом маскараде было то, что он не принес никакой пользы. Она не продвинулась в своем задании ни на шаг: Малфой продолжал ее игнорировать, очевидно, не имея ни малейшего желания выходить на человеческий контакт; и сколь целенаправленно она ни старалась следить за ним, подмечать перемены в его поведении — все было напрасно. Малфой избегал не только ее. Чаще всего он проводил внеучебное время в гордом одиночестве, с холодным равнодушием относясь ко всему, что творилось вокруг. Это раздражало и обескураживало. Гермиона пыталась разговорить Крэбба, осторожно расспросила Гойла, но вскоре поняла, что они были посвящены в тайные дела Драко ровно настолько, насколько и она. Что было странно. Ведь это же Малфой — постоянно жалующийся по каждой мелочи папенькин сынок. Так почему же сейчас он стал на редкость несговорчивым и скрытным? Все складывалось более чем подозрительно. На уроке зельеварения Гермионе пришлось пересесть к Забини, так как на следующий после их ссоры день рядом с Малфоем сидел Гойл. Блейз ничего не смыслил в столь тонком искусстве, и они все могли легко взлететь на воздух из-за его необдуманных действий, если бы Гермиона вовремя не остановила катастрофу. За быстрое нахождение противовзрывного ингредиента она даже получила десять очков на счет своего факультета и неодобрительный взгляд Гарри. — Мисс Паркинсон, — сказал тогда профессор Слизнорт, посматривая на нее весьма удивленно. — Надеюсь, вы не откажете мне в чести и примете приглашение в мой маленький клуб? Гермиона несколько удивилась неожиданному предложению, но все же согласилась. — Что ты замышляешь в такое раннее время? — голос заставил ее вернуться в гостиную Слизерина. — И тебя с добрым утром, Драко, — Гермиона изучающе провела по нему взглядом, пытаясь понять, что он здесь забыл. Под глазами круги стали еще темнее, чем обычно, мантия скрывала под собой ночную одежду, а светлые волосы были слегка растрепаны. На них Грейнджер и остановилась. Определенно, Малфой пришел сюда после неспокойного сна или же томимый бессонницей. Похоже, он проследил за ее взглядом и ходом мыслей, потому что рывком руки поправил свою прическу. Всего одно быстрое точное движение, и его волосы стали такими же идеальными, какими и были всю жизнь. Гермиона недовольно хмыкнула, вспоминая, каких усилий ей стоит приводить свои густые кудри во что-то хоть отдаленно напоминающее порядок. — Пришла погреться? — с неприятной иронией спросил Драко, усаживаясь в соседнее кресло. — Какой ты наблюдательный, — подражая его манере, ответила Гермиона, лишь сейчас замечая, как сильно съежилась от холода. — Могла бы попросить Забини, — Малфой не отвел взгляда, будто бросал ей вызов. — Наверняка в его постели тебе было бы теплее. — Знаешь не понаслышке? — оставалось надеяться, что лицо не покраснело от гнусных намеков мерзкого слизеринца. Ему вновь удалось вывести ее из себя, еще и в столь раннее безобидное время. Малфой усмехнулся, переводя взгляд на камин. На некоторое время он застыл, разглядывая танец огня, наклонившись к нему поближе. Его лицо, обычно надменное и бесстрастное, было задумчивым и напряженным, а во взгляде скользила непривычная отрешенность. Это было не похоже на его обычное поведение, поэтому Гермиона невольно нахмурилась, жалея, что не умеет читать мысли. — Возможно, я тебя недооценивал, — наконец произнес он. — Возможно, ты не такая жалкая бездарность, какой кажешься. — Спасибо, — Гермиона наигранно улыбнулась, принимая вид весьма радостный. — Лучший комплимент за всю историю Хогвартса! Придурок. На ее саркастичное заявление он никак не отреагировал, только закатил глаза, словно борясь с желанием сказать нечто нелицеприятное. Что вызвало новую волну подозрений: ведь Малфой никогда не обременял себя сдерживанием собственного яда. — Хотя я не очень понимаю, откуда у тебя появились такие знания в области зельеварения, — он пренебрежительно приподнял бровь, скрестил руки на груди. — У меня появилось свободное время, — она равнодушно пожала плечами, упрямо продолжая смотреть ему в глаза. На этот раз не такие холодные, как обычно, потому что где-то в серой глубине застыло замешательство. — Меня несколько удивило, как ловко ты подобралась к Слизнорту.  Что-то в голосе Малфоя подсказало, что он неспроста начал этот разговор. Неспроста заговорил с ней после долгого молчания. Возможно, ей показалось, но захотелось проверить. — Что такое, Драко? — Гермиона подозрительно прищурилась. — Жалеешь, что заменил меня Гойлом? — Ты сама в этом виновата, — раздраженно ответил Малфой, скрещивая руки на груди. Однако по недовольному выражению его лица Гермиона поняла, что попала в яблочко. — Я так не считаю. — Пэнси, я не хочу с тобой ссориться. — Гермиона недоверчиво наклонила голову вбок, ожидая продолжения. — Как бы там ни было, мы знаем друг друга с детства. Гермиона, не сдержавшись, хмыкнула. Подозрения ее оправдались. — Ты хочешь попросить меня о чем-то, верно? — Не смеши меня, — Малфой предостерегающе нахмурился, затем продолжил: — Скажем так, мы можем заключить обоюдно выгодную сделку. — Вот как? — она мысленно улыбнулась. Ведь все складывалось как нельзя лучше для ее планов: Малфой сам пришел заключать мировую. — Полагаю, ты хочешь попасть в клуб избранных Слизнорта, но что получу я? — Прекрасного партнера по зельеварению? — У меня он уже есть. — Ну да, конечно, — Малфой презрительно усмехнулся, облокачиваясь на спинку дивана. — Он чуть не взорвал нас всех благодаря своим невероятным навыкам и находчивости. — Всем свойственно ошибаться, — возразила Гермиона, понимая, что играет в опасную игру. Ей надо было остановиться на этом и принять предложение, но искушение позлить несносного слизеринца было слишком велико. — Чего же ты хочешь? — в его глазах промелькнули заинтересованные огоньки. — Для начала, — Гермиона приняла задумчивый вид, скользнула пальцем по подбородку, — прекрати относиться ко мне как к своей прислуге. Я тебе не Крэбб или Гойл. Я требую, чтобы ты уважал меня и перестал обращаться так, словно я твоя должница. — У тебя есть мое слово, — равнодушно ответил он, скорее всего, радуясь, что все обошлось так просто. — И еще, — Гермиона замялась, нерешительно обдумывая слова. Нельзя испортить эту хрупкую возможность, нужно вспомнить каждую строчку дневника, каждую ниточку. И осторожно продолжила: — Мне тоже не нравится с тобой ссориться. Это как-то… неправильно. Малфой кивнул, и Гермиона пересела поближе к его креслу, стараясь говорить убедительнее: — Ты сказал, что мы знаем друг друга с детства, разве это не значит, что мы должны доверять друг другу? — она положила руку на подлокотник и теперь уставилась на него снизу вверх. Наблюдала, как в серых глазах появляется интерес, пока он рассматривал ее и предложение. Считала, чтобы унять нетерпение и не выдать волнения нечаянным постукиванием пальцев; дошла до двадцати. — Давай для начала остановимся на первом пункте, — предложил Драко, и она наконец разорвала зрительный контакт. — Договорились.