Переписывая Поттера

— Сектумсемпра! Малфой инстинктивно зажмурился, готовясь к неминуемому магическому удару. Его страх, перемешавшись с панической вспышкой Грейнджер, затуманил сознание, из-за чего крик, прозвучавший в ушах, показался далеким, словно доносился из параллельной вселенной. Чувствуя жгучее отчаяние и агонию, он даже не был уверен, где кончались его ощущения и начинались ее. Раскрыв глаза, он заметил перекошенное лицо Поттера, а потом взгляд внезапно замер на Грейнджер, лежавшей на полу — все вдруг померкло перед охватившим его ужасом. На пару секунд тело его окаменело, а конечности оледенели, не позволяя сдвинуться с места, однако в следующее мгновение, даже без задумки, одним резким рывком, он упал рядом с Грейнджер на колени, с паникой наблюдая, как кровь выплескивалась из ран на ее лице и груди, словно их рассекли удары невидимого меча. Где-то краем сознания он ощутил, что пол под ним затоплен холодной водой, однако это его сейчас совершенно не волновало, и даже палочка сама собой выпала с приглушенным стуком из дрожащей руки. — Грейнджер… — Драко осторожно коснулся ее лба, словно это могло как-то помочь. Лицо ее все бледнело, а ладони скребли залитую кровью грудь. Она сотрясалась в луже собственной крови, лихорадочно ловя губами воздух, которого ей не хватало. Глаза, наполненные ужасом, были устремлены вверх, рука же внезапно очутилась на его руке, сжимая с ненормальной для ее состояния силой. Чувствуя, как его обдает холодом, Малфой ответил на прикосновение, сжав ее оледеневшие пальцы покрепче. Мысли же при этом прояснились настолько, чтобы заметить оказавшегося рядом Поттера. — Нет… Гермиона… — Поттер тоже был рядом с ней, находясь в похожем состоянии. Драко вздрогнул от неожиданности, когда прямо перед ним материализовалась Плакса Миртл — ужасно встревоженная и напуганная увиденной сценой. — УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ! УБИЙСТВО! — истошно заорало привидение, заполнив эхом тесное пространство, из-за чего болезненные стоны Грейнджер временно заглушились. Сзади хлопнула дверь, и Драко, действуя на автомате, оглянулся: в туалет ворвался смертельно бледный Снейп, и прежде чем кто-то из них успел что-либо сказать или объяснить, он тоже опустился на колени рядом с истекающей кровью Грейнджер, вытащил волшебную палочку и прошелся ею по особенно глубоким ранам, нанесенным заклятием Поттера, бормоча при этом похожие на какие-то песнопения магические формулы. Где-то наверху истошно рыдала Миртл, которую Снейп между делом прогнал из ее собственных, законных владений. У Драко перехватило дыхание от облегчения, когда он понял, что кровотечение Грейнджер начало униматься. Однако профессора это не останавливало. Он повторял заклинание вновь и вновь, пока палочка, как и его взгляд, неожиданно не переместились на руку Грейнджер, которая продолжала сжимать руку Малфоя, хотя сама она уже несколько минут как успела отключиться от болевого шока. Та часть рассудка, что не была одурманена ужасом, настоятельно требовала от Драко, чтобы он убрал оттуда руку и даже отошел от гриффиндорки подальше, но тело не слушалось. Он чувствовал, как ее рука слегка подрагивает, заставляя его внутренности сжаться в маленький жалкий комочек, а хватка слабеет. Если бы он не продолжал держать ее руку, та наверняка опустилась бы в лужу крови. Отчего-то это казалось недопустимым. Эмоции Грейнджер тоже стихали. Весь страх и отчаяние теперь погружались в небытие вслед за ее сознанием. Вместо этого, его собственные чувства начинали поднимать голову, преобладать, всего за несколько секунд набирая силу огромной разрушительной бури из ненависти и злости. Взгляд его переметнулся к наблюдавшему за действиями Снейпу, затем Поттеру, пораженному ужасом от того, что натворил. Словно почувствовав на себе его взгляд, Поттер посмотрел на него. В ту секунду, когда взгляды их встретились, обмениваясь обоюдной ненавистью, оба они мгновенно вскочили с места, набрасываясь друг на друга с выражением немой угрозы на лицах. Задыхавшиеся от ярости, они почти вцепились друг в друга, когда их пронзила магическая волна. Она отбросила их в разные концы комнаты, а тот, кто этот поток вызвал, оказался прямо посередине — все еще рядом с Грейнджер. — Еще хоть движение, и вы проведете всю свою жизнь среди болотных жаб! — произнес Снейп сквозь зубы голосом, вибрирующим от переполнявшей его ярости. Он переводил взгляд от одного взбешенного лица на другое, пока не понял, что его слова достигли цели. Он остановил свое внимание на Поттере, которого словно на части разрывало от сражавшихся в нем ярости и страха, затем привычным спокойно-строгим голосом обратился к нему: — Мистер Поттер, принесите бадьян из моей личной кладовки. — Я не оставлю ее с этим… — голос Поттера дрожал не то от напряжения, не то от паники, глаза же жгли Малфоя ненавистью, но на профессора это не произвело никакого впечатления. — Если вы не принесете бадьян прямо сейчас, я уже не смогу сделать ничего с ее шрамами, которые останутся на ее теле на всю жизнь. — А шрам на ее руке? — Поттер скривился, сделав бессмысленный выпад в сторону своей подруги. — Его бадьян тоже снимет? Снейп озадаченно нахмурился, но перевел взгляд на руку Грейнджер и приподнял рукав. Лицо его тогда побледнело еще сильнее, глаза расширились от чего-то напоминающего ужас, губы брезгливо скривились, а взгляд метнулся к Малфою. Драко не был уверен, о чем сейчас думает его декан, но наполненный отвращением и презрением взгляд явно свидетельствовал о том, что он все понял. Однако спустя мгновение лицо профессора стало таким же бесстрастным, каким было до увиденного. — Со мной ей ничего не угрожает, — голос Снейпа прозвучал очень жестко, но вместе с тем уверенно и твердо. Поттер посмотрел на Грейнджер. Самые глубокие ранения ее были теперь царапинами, однако потеря такого количества крови, очевидно, не могла позволить ей проснуться. Ее грудь вздымалась медленно, словно каждый вздох приносил ей боль, брови были нахмурены, со слегка приоткрытых губ, которые цветом теперь ничем не отличались от остальной кожи, слетали тихие болезненные стоны. Хоть Поттер все еще не желал оставлять подругу, на его лице промелькнула странная уверенность в том, что со Снейпом Грейнджер действительно ничего не угрожает. Или же он просто понял, что ему не оставили другого выхода. В любом случае он все же послушался. Взгляд Снейпа тотчас же переметнулся к Драко, который уже успел вернуться поближе к Грейнджер. Малфой ожидал бурную реакцию, состоящую из всевозможных обвинений и осуждений, однако ее не последовало. Снейп оказался рядом с ним, просто продолжая цикл лечебных заклинаний, очевидно, решив повременить с вопросами. Впрочем, это продлилось всего несколько минут. — Я сделал все, что мог, — сказал профессор. — Большинство ее ранений слишком серьезные даже для меня. Она потеряла столько крови, что исцеление восполнить их не может. Нужно время… и покой. Драко кивнул, понимая, что слова прозвучат слишком жалко и сдавленно. Странно, но что подумает обо всем этом Снейп, сейчас совершенно не волновало. — Но есть кое-что, чего время все же не исцелит, — голос Снейпа на этот раз прозвучал жестче, но вместе с тем, каким-то странным образом, задумчиво, словно произошедшее заставило его на некоторое время погрузиться в собственные мысли и воспоминания. Однако в следующую секунду он вернул голосу привычную бесстрастность: — Заклинание произносил Поттер, ведь так? Малфой вновь кивнул. — Однако направлено оно было не на нее, — вновь кивок. — Мистер Малфой, не знаю, во что вы ввязались на этот раз, однако чувствую, что это нечто слишком опасное и глупое даже для вас. Драко, к собственному удивлению, хмыкнул. Скорее нервно, чем радостно или насмешливо, но это каким-то образом помогло ему отодвинуть истерику подальше и выдавить из себя что-то более-менее подходящее. — Не думаю, что это как-то помешает моему заданию. — Если кто-то узнает о том, что вы с ней сделали… — Никто не узнает, — остановил его Малфой. Он не знал, о чем именно думал Снейп или какую часть всей этой картины успел понять, разглядеть, однако почувствовал облегчение, осознав, что дальнейших вопросов не последует. Поттер вернулся на место запыхавшимся и покрасневшим, явно испытывая ужас от одной мысли, что оставил ее одну в их окружении. Малфой старался не смотреть на него, чувствуя, что если даже просто посмотрит и заметит на нем что-то хоть отдаленно похожее на осуждение или обвинение, то не сдержится. На всякий случай он даже отошел подальше. — Мистер Поттер, нам многое нужно с вами обсудить, — произнес Снейп, выхватывая из его рук бадьян. Гриффиндорец успел удостовериться, что подруга дышала, однако подходить отчего-то не стал. — Почему она все еще не очнулась? — спросил Поттер, игнорируя лицо Снейпа, явно не предвещавшее ничего хорошего. — Ей нужно в лазарет, — ответил профессор, явно собравшись быть максимально терпеливым, между делом измельчая бадьян в маленькой склянке, которую он, очевидно, всегда носил с собой. — И уберите с лица траурную мину, ваша подруга вне опасности. Она проснется через несколько часов. Хотя на полное восстановление потребуется неделя. Под внимательными взглядами учеников профессор склонился над Грейнджер, осторожно проверяя ее раны. — Полагаю, вы поможете мне донести мисс Грейнджер до лазарета, где я смогу спокойно довершить ее лечение с мадам Помфри? — обратился Снейп к Поттеру тоном, в котором звучал не вопрос, а скорее требование. — После чего мы обсудим остальное… В другое время Драко, скорее всего, испытал бы огромное удовольствие оттого, насколько сильно влип Поттер, однако сейчас все, что его занимало — Грейнджер, которую уводили, словно его там и не было. За ними закрылась дверь, и шум в голове мгновенно стих, заставив почувствовать оглушающую пустоту и одиночество. Вдохнув поглубже, пытаясь успокоить дыхание, он обернулся, понимая, что вся эта пустота, даже спокойствие, были лишь плодом его воображения. Реальным же была лужа крови в центре комнаты. Она отражалась и в зеркалах: на его белой сорочке, руках, побледневшем лице… Кровь, что была там уже во второй раз. И сама Грейнджер была перед ним в таком состоянии во второй раз. Вот и перед глазами ее рука, надпись на которой была обрызгана свежей кровью, выглядевшей точно такой же, как его собственная: ярко-красная и совершенно не грязная. Он мог точно так же там лежать и истекать своей чистой кровью. Так бы и случилось, если бы… Если бы Грейнджер не оказалась такой идиоткой. Малфой чувствовал себя униженным из-за мысли, что обязан ей чем-то. Может, не жизнью, но все же кровью. Так иронично. Как и все дерьмо в его жизни. Пусть Грейнджер и не потребует с него возврата, скорее всего, сочтет недостойным даже упомянуть об этом, но, Мордред, это так злило. Вместе с тем она заставила его удивиться. Вновь. Кажется, она делала это постоянно. Каждый раз. И вновь все, что он мог — просто облокачиваться на чертову раковину, открывая кран, словно звук воды мог успокоить видения в голове или как-то повернуть время вспять. В видениях она лежала перед ним беспомощно, еще не зная, насколько хуже станет все, когда она все же очнется. Очнется, чтобы обнаружить себя одну в темной комнате, в луже собственной крови с порезанной рукой. Одну, потому что он просто ушел, оставляя ее лежать на полу, совершенно не волнуясь за ее жизнь или душевное состояние. В тот раз его переполняла лишь ярость и желание мести, разрушения, может, обида. Ему стоило огромных усилий остановиться перед тем, как стало бы еще хуже. Он детально рассматривал собственные чувства, давясь злостью и захлебываясь разочарованием. Обвинял ее в том, что чувствовал себя полным кретином, но сейчас, когда все почти повторилось, Драко ощутил весь ужас произошедшего по новой. Особенно поражаясь от понимания того, что в мыслях его до этого ни разу не пронеслось весьма очевидного вопроса: А что чувствовала тогда она? Сейчас, когда у него уже сложились определенные ответы, он мечтал позабыть их все, вернувшись к исходной точке. К точке, где он еще ее ненавидел. Или хотя бы к точке, где он старался ее ненавидеть. Грейнджер невыносима… Он никогда еще не испытывал такого страха. Это было отвратительно: сидеть и смотреть, как из кого-то вытекает жизнь, неметь от липкого всепоглощающего страха, бессильно переводя взгляд от одной раны к другой. Особенно когда этим кем-то была именно она. На секунду ему показалось, что все так и закончится. Так и выглядит смерть? Отвратительно, грязно… Где-то несколько месяцев назад его бы это наверняка позабавило. Святой Поттер, чуть не ставший убийцей собственной подруги. В этом была бы весьма мрачная и злая ирония. Его сокурсники явно бы это оценили. Да что там — всего несколько месяцев назад он был уверен в том, что сможет сам перешагнуть тонкую линию, забрав у человека жизнь. Всего несколько месяцев назад, когда он с напускным спокойствием взял на себя то, чего не хотел. Кто его спрашивал? Это было то, чего от него ожидали. То, что он должен был сделать ради выживания: семейного, родового, собственного. Всего лишь необходимость, сложившаяся из-за неудач отца и собственной слабости. Драко искренне ненавидел свою метку, как ненавидел и боль, которую испытал, когда ее ставили. Он ненавидел тот факт, что перед тем как ее поставить, Темный Лорд спросил его согласия. Спросил, словно оно имело какое-то значение. Словно, если бы он отказался, его отпустили бы вместе с матерью с миром, не запустив на прощанье Авада Кедаврой. С самого детства, с первых шагов все уже решили, кем он должен быть. И его это вовсе не смущало. Ему это нравилось. Почему бы и нет? Он всегда полностью разделял взгляды отца, старательно подражая ему во всем, в чем только мог. Интересно, что бы сказал отец, если бы видел, во что его сын превратился за эти несколько недель? Куда подевалась так тщательно вышколенная высокомерная хладнокровность и аристократичное равнодушие? Все это покатилось к черту с появлением Грейнджер. Безвозвратно. Плакала его спокойная, размеренная жизнь. Плакали задания Темного Лорда. Все это меркло перед предчувствием нового эмоционального потока со стороны Грейнджер. Интересно, когда кристалл был на ней, ей было настолько же тошно? Учитывая, в насколько мрачном он пребывал настроении, скорее всего, приятного было мало. Глупая Грейнджер… Как она вообще могла не срываться каждый раз, когда видела его, слышала его насмешки, чувствуя его… И что она будет чувствовать, когда проснется, а кристалл на его шее вновь начнет докладывать о ее ощущениях? Малфой поморщился, вспоминая лужу крови, из которой Грейнджер лишь недавно выкарабкалась, ее стоны, то, как она сжимала ему руку… Интересно, об этом она помнить будет? Представления заводили его все дальше, заставляя сердце бешено стучать в груди и сжимать зубы от подступающей тошноты. Он опустил голову под струю холодной воды, разрываясь между желанием остановиться, замедлить все ради спокойно-упоительной жалости к себе и голосом внутри, призывающим к чему-то менее жалкому. С каждой секундой, каждой каплей воды голос — неумолимый, проникновенный, ее голос — становился все требовательнее, вещая о том, насколько жалкими и трусливыми были все его мысли и желания. Сознание было слишком спутано и затуманено, не давая сосредоточиться на будущем, на чем-то, что позже будет иметь значение или вес. И единственной навязчивой правдой вдруг оказалось то, что, останься он на месте еще несколько минут, он навсегда потеряет последнюю возможность выбора. Собственного, на этот раз не отягощенного чьей-то жизнью. Стоило лишь понять это, как Драко осознал, что уже сделал его. Потому что на самом деле это было единственным правильным решением, что он мог, хотел принять.

***

В больничном крыле было пусто. Почти. К облегчению Драко, Снейп, похоже, уже успел отвести Поттера подальше с очевидными намерениями разъясниться, так что нежеланных столкновений не произошло. Помфри же, расслышав о том, что ему нездоровится, вначале недоверчиво нахмурилась, затем, пожав плечами, отправилась за его «любимой целебной настойкой». Не теряя времени, Драко занял соседнюю с Грейнджер кровать, вновь поражаясь тому, насколько все крутилось перед глазами, отчаянно намекая ему о его слепоте. Только вот на этот раз Грейнджер не донимала его своими вопросами и советами. На губах его появилась не слишком уместная улыбка при воспоминании о том, как любопытная гриффиндорка умудрилась притвориться больной, чтобы подкрасться к нему поближе. Да, сейчас ее намерения были очевидны. И кто бы мог подумать, что вскоре и он, подражая ее находчивым приемам, окажется в том же положении. Проверив горизонт на признаки Помфри, он подошел поближе к Грейнджер: обездвиженной, растрепанной и живой. Она выглядела беззащитной. Не такой, как была в сознании. Тогда она казалась непробиваемой и твердой, как камень. Но сейчас… На ее побледневших щеках застыли капельки крови, которые успели засохнуть и превратиться в не очень привлекательные бугорки. Он провел по ним пальцем, слегка очищая кожу от засохших следов, прекрасно понимая, что этого явно было мало. И Грейнджер должна была его ненавидеть. Драко скользнул рукой вверх по ее ладони, с некоторым облегчением понимая, что раны ее почти полностью затянулись. Почти. — Зачем? — с губ сорвались слова, но понять, кому именно был адресован вопрос, он не мог. — Зачем ты вообще туда зашла, Грейнджер? Ты же сама говорила, что не будешь вмешиваться. Почему ты такая непоследовательная и непредсказуемая? Драко вздохнул, досадуя одновременно на себя и Грейнджер. Ей ведь нужно было просто ненавидеть его. Это же так просто. Нужно было просто молча смотреть, как он истекает своей чистой кровью, и мило улыбаться. А то, что произошло, было неправильно, бессмысленно, в конце концов, глупо. Драко понимал, что не хочет знать ответа. Точнее, он его боялся. Как бы ему ни было противно осознавать, но единственный, хоть отдаленно логичный ответ состоял в том, что это была всего лишь глупая, необдуманная часть гриффиндорки, готовой кинуться на защиту даже собственного врага. Ему это понять было слишком сложно, но и необходимости в этом не было. Вовсе не нужно понимать, как устроена внутренняя логика Грейнджер и ее треклятого факультета, Мордред его побери. Все равно никаких других мотивов быть не может. Нет, Грейнджер не может быть настолько безрассудной. Об этом даже думать не стоит. — Ваше лекарство, мистер Малфой, — от неожиданно возникшей Помфри Драко слегка вздрогнул, затем, приняв невозмутимый вид, взял из ее рук отвратительный напиток. Он надеялся, что Помфри куда-нибудь уйдет, чтобы он мог спокойно вылить содержимое стакана, но она не уходила. Вместо этого она выжидательно смотрела на него, слегка приподняв бровь. Определенно, Помфри относилась к нему с недоверием. Возможно, нужно было оставить следы крови, чтобы она отнеслась к его словам серьезнее. — Ваше здоровье, — Драко слегка взмахнул стаканом в сторону Помфри, затем, закрыв нос свободной рукой, залпом осушил его, пытаясь не сосредотачиваться на вкусовых ощущениях. Теперь притворяться больным стало намного проще. — Премного благодарен. — Драко резко всучил ей стакан, морщась от отвратительного привкуса. Думать, из чего оно было сделано, и вовсе не хотелось. — Думаю, вы не откажете мне в тишине и покое… — Почему бы вам не насладиться этим в собственной комнате? — поинтересовалась Помфри, явно не желавшая терпеть его присутствие дольше необходимого. — Потому что мне плохо. Я болен! Мне нужно полежать именно здесь. Разве не для этого и существует эта часть замка? — недовольно спросил Драко, приподняв бровь, решив, что лучшим способом будет именно такая тактика. — Потише, молодой человек, — Помфри прищурилась, с некоторым возмущением обводя его взглядом, затем кивнула в сторону Грейнджер. — Ей нужен покой, так что, если уж вам так приспичило остаться, хотя бы сохраняйте тишину! — Вы говорите намного громче, — прошипел Драко, бросив взгляд на Грейнджер, чьи брови несколько нахмурились. Глаза Помфри угрожающе сузились, так что ему все же пришлось ретироваться. — Ладно-ладно! Я понял… Он прилег на кровати, сделав страдальческое лицо, что было не так сложно, учитывая остаточный привкус зелья. Мадам Помфри же, бросив на него последний неодобрительный взгляд, затем с некоторым волнением переведя его на больную, все же ушла. И какого Мордреда он делает? Можно подумать, Грейнджер будет рада его видеть. Хотя кто ее спрашивает? — Лучше бы ты не мешала Поттеру, Грейнджер, — Драко вздохнул, проводя по ней подозрительным взглядом. — Тебе не стоило меня спасать.