Переписывая Поттера

Гермиона дернулась, почувствовав, как срывается в бездну, на миг подумав, что навсегда. В следующую же секунду она открыла глаза, поняв, что уже приземлилась. Только вот куда? И откуда взялась эта странная тяжесть в теле? Она глубоко вдохнула, стараясь прояснить видимость. Так она видела мир лишь однажды, когда ради интереса надела на себя очки Гарри. Только вот сейчас очков не было, а грудь при попытках почерпнуть побольше воздуха, неприятно ныла. Гермиона решила встать, когда в ее истощенное сознание ворвался резкий шум: — Грейнджер, чтоб тебя, не двигайся! Какого черта ты вообще проснулась? — Где я? — спросила она, при этом не прекращая попыток принять сидячее положение. — А ты как думаешь? — Не кричите… — Гермиона поморщилась, вновь закрыв глаза и решив, что пока напрягаться не стоит. — Почему я не могу встать? Кто вы? Врач? — Грейнджер, раскрой глаза. Нет, не двигайся! Просто раскрой глаза и посмотри на меня. Веки казались тяжелыми, однако что-то подсказывало, что назойливый голос так и не стихнет, если она не послушается. Надо взять себя в руки и сконцентрироваться. Это просто. На счет «три»… Раз. Два… — Грейнджер! — и она открыла глаза. Теперь в размытой луже ее видения мелькала фигура человека. — Дыши спокойно и сконцентрируй внимание. Советы помогали. Фигура постепенно прояснялась, как и ее сознание. К сожалению. — Малфой, — она нахмурилась, вновь закрыв глаза. Может, если она их снова откроет, неприятное видение исчезнет? — Надо же, узнала! — саркастичный голос отнял у нее последнюю надежду. — Я уже думал, у тебя память отшибло. Ты помнишь, что произошло? Если нет, не напрягайся… К сожалению, Грейнджер помнила. Все произошедшее мгновенно обрисовалось, стоило лишь слегка сконцентрироваться. Мордред. Лучше бы забыла. Она осознала, что встать из-за обезболивающих зелий пока не сможет, то есть, до палочки точно не дотянется. Глаза видели лишь то, что было перед ней, и это что-то ей не нравилось. Особенно потому что она не имела ни малейшего представления о том, что этот что-то делает рядом с ней вместо ее друзей или хотя бы Помфри и как она будет объяснять ему, почему вообще все это случилось. В голове появилась весьма странная, неправильная мысль, набирающая обороты. Она казалась все слаще, притягательнее. Особенно учитывая, что это могло убрать отсюда Малфоя. — Грейнджер, не притворяйся. Я же вижу, что ты дергаешь глазом. Ты что, закатила глаза? — Что тебе надо, Малфой? — поинтересовалась Гермиона, вновь переведя взгляд на него. Он выглядел как всегда недовольным, словно это она обременяла его своим присутствием. — Что ты вообще здесь забыл? И где… все? — Тебе не стоит беспокоиться о других, — сухо ответил Малфоя, очевидно, имея в виду Гарри. — Если не заметила, именно ты сейчас находишься в весьма дерьмовом состоянии. — Можно подумать, тебя это волнует, — фыркнула Гермиона, решив, что его, скорее всего, сюда отправил Снейп. — Грейнджер, — его голос прозвучал несколько обеспокоенно, бровь же вздернулась в привычной манере, и Гермиона поняла, что вскоре ей предстоит отвечать на его вопрос. — Ты помнишь, как здесь оказалась? Гермиона задумалась, искусно скрывая внутреннюю борьбу нахмуренными бровями. С одной стороны, это никак не являлось правильным решением, с другой же, она была слишком уставшей, чтобы продолжать этот глупый, бесцельный спор. Представив же, что несносный слизеринец будет задавать ей весьма обоснованные вопросы о ее непоследовательных действиях, она поняла, что ей нужно время на размышления. Пусть хоть на короткий срок, но ей было необходимо отложить все моменты, повергающие ее в смущение и неудобства. — Нет, не помню, — ответила наконец Гермиона, наблюдая, как лицо Малфоя вытягивается от переполнявшей его досады. Сдержать смешок ей не удалось, но она старательно замаскировала его под болезненный стон. Малфой на это расширил глаза, с подозрением разглядывая ее на признаки лжи. Только вот она не позволит ему что-то понять. Не сейчас. — И вообще, что со мной случилось? Почему рядом со мной ты? Последнее слово она выдала с особой неприязнью. Пусть знает, как он ее достал. — Тебе не стоит напрягаться, — произнес Малфой, принимая несколько подавленный вид. Ей даже показалось, что в его взгляде проскользнуло нечто похожее на сочувствие. Наверное, сейчас она выглядела действительно плохо. — Что ты вообще помнишь? — Что ходила в библиотеку за книгой по травологии, — ответила Гермиона, поражаясь, как убедительно прозвучала ее маленькая импровизация. — Как предсказуемо, — он закатил глаза, скрещивая на груди руки. — У нас должна была быть контрольная по скрещиванию чихотника с… — Это было в октябре, — прервал ее Малфой, нахмурив брови. Гермиона не была уверена, верит ли он ей, однако отступать не собиралась. Она подумает о том, как все это безрассудно, как-нибудь потом, когда проклятый Малфой наконец оставит ее в тишине и спокойствии. — На дворе февраль. — Не может быть! — ужаснулась Гермиона, невольно дернув телом, которое тотчас же недовольно заныло. — Я пролежала без сознания несколько месяцев?! — Несколько часов, — услужливо подсказал ей Малфой. — Помфри уверяла, что проспишь до утра. Но ты всегда все делаешь по-своему, не так ли, Грейнджер? — С какой стати ты меня обвиняешь? — она прищурилась, раздраженно оценив его взглядом. — И ты не ответил на мой вопрос. Что ты здесь забыл? Нехотя она призналась себе, что в качестве ответа хотела услышать что-то нормальное, человеческое. На то, что он пришел сюда по собственному желанию, она, естественно, не рассчитывала, но, учитывая случившееся, надеялась, что он хотя бы испытывал маленькое, хоть минимальное чувство волнения. Даже если Малфоя и прислал сюда Снейп. — Хотел насладиться твоими бреднями. Знаешь, пока ты была без сознания, я узнал от тебя много интересного. Нет, в Малфое не было ничего нормального или человеческого. — Неужели? — возможно, ей и показалось, но его слова слишком походили на проверку. Тешить его надежды она не собиралась, как и портить собственные нервы, так что лишь фыркнула, взглядом проследив до двери, надеясь, что ее намек Малфой поймет как надо. — Между прочим, я спас тебе жизнь, — произнес он, изображая несправедливое оскорбление. Гермиона невольно рассмеялась, пораженная знаменитой слизеринской наглостью. Малфой же усмехнулся, и что-то в этой его самодовольной ухмылке ей весьма не понравилось. — И от чего ты меня спас, позволь поинтересоваться? — спросила она, возвратив себе серьезность. В конце концов, по ее словам, она забыла, что произошло, да и очевидные сказки Малфоя было весьма интересно послушать. — Твой святой дружок столкнул тебя с лестничной площадки, и, если бы не я… боюсь, тебя было бы не спасти, — в голосе Малфоя проскользнуло неприкрытое злорадство, от чего ей захотелось ему врезать. Жаль, рука не слушалась. — Это не может быть правдой, — Гермиона прищурилась, взглянув лжецу прямо в глаза. В них были заметны насмешливые искорки, придававшие словам откровенный вызов. Она почувствовала некоторое смущение, вот так вот разглядывая его лицо, при этом находясь в очень затруднительном положении, так что поспешно перевела взгляд к двери, словно надеялась на спасительное появление. — Поверь, все так и было. Ты просто не помнишь. Верно, Грейнджер? — определенно, Малфой пытался ее расколоть. Да что это за представление? Почему он просто не может уйти и оставить ее в покое? Какая разница, помнит она или не помнит? — Ты последний человек, который стал бы меня спасать от смерти, — выдала Гермиона, понимая, что последние слова были совершенной правдой. — Я бы хотела услышать версию Гарри. Не мог бы ты его привести? — Чего еще вам хочется, ваше невыносимое всезнайшество? — насмешливо поинтересовался Малфой, затем лицо его мгновенно переполнилось яростью, когда он понял, что она говорила серьезно. — Ты что, спятила, Грейнджер? Или это какая-то особо извращенная шутка? Потому что иначе я не понимаю, с какого перепуга ты решила, что я стану вступать в переговоры с этим придурком! Гермиона болезненно поморщилась, изобразив мучения, что было не так и сложно поблизости от него. — Просто уйди, Малфой, — произнесла она, отвернувшись, потому что на данный момент это было единственным, что могла сделать, чтобы хоть как-то отгородить себя от его раздражающего присутствия. Она действительно устала. Несколько секунд слизеринец не двигался, очевидно, обдумывая новые оскорбительные высказывания. Затем все же решил последовать ее совету. Услышав раздражительный вздох, словно приостанавливающий поток ругательств, Гермиона различила звук быстрых шагов, окончившихся громким хлопком дверей. Впрочем, ее это не волновало. Проклятый Малфой может хоть подавиться своим вечным недовольством и ядом. Не стоило ей вообще вмешиваться во все это. Тогда она была в панике, да и не напрасно, однако сейчас чувствовала лишь досаду на саму себя. И зачем она ему соврала? Можно подумать, это как-то меняло тот факт, что она заслонила собой его неблагодарную натуру. А ведь сама ему говорила, что и пальцем не пошевелит, когда его будут убивать. Однако, представляя, что вместо нее на полу мог оказаться он, истекающий кровью, ей сделалось дурно. Все же если бы она не вмешалась, особо ничего бы не поменялось. Разве что Малфой лежал бы здесь вместо нее и нервировал всех своими жалобами и нытьем. Только вот тогда она об этом не знала. Даже того заклинания толком не расслышала. Знала лишь то, что, если не вмешается, проклятому слизеринцу конец. Дурацкая непоследовательность в решениях. И что скажет на это Гарри? Безумие… Ей срочно нужно что-то придумать. Но это так сложно при том, что она прикована к кровати. Как же ее тошнит от Малфоя с его вечными проблемами! — Вы уже проснулись! — прозвучал удивленно-радостный голос Помфри, и спустя секунду она заметила над собой ее заботливое лицо, поспешно скрывая недовольство за слабой улыбкой. — Вы можете говорить? — Да, но я не могу двигаться, — ответила Гермиона, пытаясь пошевелиться для пущей убедительности. Впрочем, пальцы на ее усилия уже отвечали. — Не беспокойтесь, эффект зелья вскоре ослабнет, — не дожидаясь ответов, Помфри приставила к ее губам склянку с какой-то жидкостью. К счастью, запах был приятным. — Хотя вам не следует сильно напрягаться. Вот так… еще глоточек. Гермиона проглотила жидкость, подозрительно отдававшую мятой и тыквенными семечками, чувствуя, как ее истощенное тело наполняется приятным теплом. Помфри еще несколько минут забрасывала ее всевозможными вопросами о ее здоровье, весьма охотно делилась своими планами на ее лечение, и, что самое важное, ни разу не поинтересовалась тем, чем именно были вызваны многочисленные порезы на ее теле. Гермиона решила, что здесь не обошлось без профессора Снейпа, однако ей все же было интересно, как именно он удовлетворил профессиональное любопытство Помфри. Оставалось лишь надеяться, что версия Снейпа не подвергала Гарри опасности исключения или чему-то похуже. Из слов Помфри стало понятно, что предстоит провести в лазарете еще несколько дней, что крайне огорчило Гермиону. Она не чувствовала боли и понять, насколько все плохо, тоже не могла. Остались лишь отрывистые, чуть размытые отрывки тех минут, когда она испытывала на себе всю силу неизвестного ей заклинания. Гермиона могла с уверенностью сказать, что никогда еще не чувствовала такой боли и отчаяния. Она не была уверена, о чем именно думала в те минуты и думала ли вообще. Все было очень неясным. Четкими были разве что ужас и боль. Сейчас же Грейнджер чувствовала сильную тревогу. Все случившееся определенно шокировало Гарри. Зная его, она с уверенностью могла предугадать, что он занимается самоедством. Мерзкий Малфой… И что ему стоило хоть раз сделать так, как она просила. Любой нормальный человек в такой ситуации поступил бы именно так, но нет. Это же проклятый Малфой!

***

Кто бы мог подумать, что Грейнджер окажется такой невероятной обманщицей? Особенно учитывая, как жалки были все ее попытки обдурить его в очередной раз. Даже без кристалла было очевидно, что она врала. А с камнем он еще и ощущал все ее колебания и страхи, переживания, непонятное смущение… Можно подумать, она решила, что он станет над ней издеваться из-за того, что она его спасла. Возможно, он и не святой, как некоторые недоделанные мстители, но как она могла подумать, что он окажется настолько неблагодарным? Малфой усмехнулся, досадуя на ситуацию. Пока Грейнджер лежала без сознания, у него было достаточно времени, чтобы представить несколько десятков ее реакций: в одной из них она продолжала упрямо его игнорировать, в другой требовала, чтобы он незамедлительно покинул горизонт, в некоторых плакала, но в большинстве — недовольно хмурилась и сыпала оскорблениями и обвинениями. Она могла скинуть все на случайность или гриффиндорское безрассудство, могла, в конце концов, сказать, что сделала это ради своего дружка. Грейнджер могла позвать Помфри и выпроводить его из больничного крыла всего за секунду, могла, наконец, по-человечески поговорить о том, что случилось, но нет. Грейнджер, как всегда, его удивила. У нее, можно сказать, был такой дар. Даже с кристаллом с ней никогда нельзя быть уверенным. Нельзя ни на миг решить, что она поступит так, как ему кажется. Даже приблизительно. Стоит только привыкнуть к ее равнодушному игнорированию, как она тут же начинает кидаться на него со всевозможными обвинениями и обещаниями, которые спустя день и нарушит. Стоит хоть подумать о том, что вот оно — она отстала, можно наслаждаться спокойствием, можно больше о ней не думать, можно расслабиться, переключиться на собственную жизнь, как она вместе со своими помощниками тотчас же все разрушит. Не специально. Конечно нет. Это же, Мордред его побери, дар! Грейнджер — особый вид. Это нечто, которое постоянно будет бередить его душевное спокойствие сюрпризами. Грейнджер — болезнь, против которой нет никакого средства. Грейнджер — совершенно спокойное стихийное бедствие, всегда добивающееся от него желаемого. Стоя напротив кладовки Снейпа, Драко решил, что будет считать дальнейшее выплатой долга. Впрочем, понимая, что оправдания его совершенно лишены смысла. Открывая дверь, он был готов ответить на все вопросы декана, затем узнать все о местонахождении ненавистного Мальчика-Который-Преследует-Людей-В-Туалетах, однако застал там вовсе не Снейпа. — Наводишь порядок, Поттер? — злость мгновенно заполнила его существо при виде гриффиндорца перебирающего склянки бывшего профессора зельеварения. Впрочем, сам Поттер тоже выглядел весьма угрожающе. — Успокойся, ты и так достато… Все же тот не послушался разумных доводов. Одним рывком Поттер оказался прямо перед ним, затем так же неожиданно, весьма неизящно, по-маггловски грубо врезал кулаком ему в лицо. Драко схватился за ушибленный нос, чувствуя, как в глазах темнеет от резкой боли и злости. — Какого черта, Поттер?! — рука была готова потянуться к волшебной палочке, однако останавливала неуместная мысль, что Грейнджер вряд ли обрадует прибытие друга в качестве нового пациента Помфри. — Заткнись, Малфой! — руки Поттера оказались на его шее, сдавливая и призывая к ответным действиям. В грубых маггловских схватках у того явно были преимущества. — Клянусь, если на ней останется еще хоть один шрам по твоей вине… — И что ты сделаешь? — поинтересовался Драко с вызывающим смешком, делая резкий выпад на врага. — Спешу тебе напомнить, что это из-за тебя она в таком состоянии. — Из-за меня?! — лицо Поттера покраснело, глаза же наполнились яростью. — Не я произносил заклинание, — прошипел Малфой. Ледяное спокойствие в голосе нарушалось лишь плохо скрытой неприязнью. — Из-за меня на ней та надпись, скользкий ты ублюдок?! — однако Поттеру изображать спокойствие явно не хотелось. — Это ты должен был лежать там вместо нее! Ты во всем виноват, Малфой! Повисшую тишину нарушало лишь тяжелое дыхание Поттера. Можно было подумать, что его заставили пробежать вдоль Черного озера раз десять. Он смотрел с ненавистью и осуждением, явно испытывая при этом сильное желание убийства. Драко не был уверен, почему именно тот сдерживается, однако с уверенностью осознавал лишь то, что Поттер был прав. Каждое слово. Только это и сдержало его от какого-то ответа или удара, заставив мгновенно вернуть себе самоконтроль и надеть привычную маску спокойствия, за которой враг никогда бы не смог разгадать его мыслей или слабостей. На секунду он с удивлением словил себя на мысли, что контролировать себя рядом с орущим Поттером, явно имеющим серьезные проблемы с самоконтролем, было на удивление просто. — Твоя подруга проснулась и хочет тебя видеть, — произнес Драко, затем, заметив, как противник вновь сжимает кулаки, поспешил добавить: — Я не собираюсь тратить все свое время на тебя. Она проснулась и, несмотря на все, беспокоится о тебе. Можешь и дальше играть в персонального эльфа Снейпа или пойти к Грейнджер. В любом случае мне наплевать. — Хочешь сказать, что это она тебя послала за мной? — хоть голос Поттера и был наполнен недоверием, взгляд его говорил об обратном. Драко равнодушно пожал плечами, словно не волнуясь, поверят ему или нет. — Она в порядке? Малфой приподнял бровь. Искушение было слишком велико. — Да, только вот с памятью у нее большие проблемы, — Драко нахмурился от притворного сожаления, устало вздохнул, затем, наблюдая как Поттер со всех ног выскакивает из комнаты, самодовольно улыбнулся.

***

С точки зрения Гермионы, все происходящее теперь было лишь ожидаемым, весьма логичным последствием всех ее необдуманных решений. Она чувствовала сильную физическую усталость из-за недавних ранений, однако голова при этом раскалывалась от переполнявших тревожных мыслей. Со стороны взгляд ее мог показаться отстраненным, даже пустым, но внутри все буквально кипело от переполнявших волнений и недовольства. Злилась же Гермиона на всех. Обдумав ситуацию с самого начала, на что время у нее нашлось сразу же с уходом Помфри, она быстро пришла к весьма простому выводу — она была права. С самого начала Грейнджер знала, что подозрительное пособие не менее подозрительного Принца-полукровки непременно аукнется им чем-то опасным. И вот, пожалуйста! В том, что заклинание Гарри нашел именно там, у нее даже сомнений не возникло. Ведь данное заклинание не встречалось ею ни в одном другом учебнике по боевым или же темным заклинаниям. Естественно, единственным вариантом был именно некий загадочный Принц, который с самого начала показался ей весьма темной, мутной личностью. Так что, когда Гарри наконец очутился рядом с ней, Гермиона все же напомнила о своей правоте, прервав его поток извинений весьма увесистой пощечиной, ибо, к счастью, рука к тому времени вернула работоспособность. — Хватит! Хватит уже искать виноватых! Хватит постоянно использовать заклинания, о которых мы ничего не знаем, и ради Мерлина, хватит уже извиняться! Я же сказала, со мной все в порядке! Наглая ложь. Опять. С ней все было совершенно «не в порядке», но при этом видеть виноватое грустное выражение на лице Гарри было выше ее сил. Особенно когда она понимала, что вины его в общей порции всего было каких-то десять процентов. Да, Гарри поступил как всегда необдуманно, кинувшись на проклятого Малфоя, совершенно не слушая ее призывов к благоразумию, но могла ли она его в этом упрекнуть? В конце концов, что еще можно было ожидать от лучшего друга, когда он увидел на твоей руке явные следы жестокости? Еще пятнадцать процентов она добавила на свой счет по причине лжи и весьма глупого вмешательства. Еще восемь за то, что поступить иначе она бы, скорее всего, не смогла. — Не уверен, правильно ли прозвучит вопрос, — с сомнением начал Гарри, все еще держась за щеку. — Но можно ли сказать, что ты на меня не злишься? По крайней мере, за заклинание… — Конечно я злюсь, Гарри! — Гермиона недовольно прищурилась, он же на всякий случай слегка отодвинулся. — Я говорила тебе избавиться от этого проклятого пособия, но нет! — Я избавлюсь, — заверил ее Гарри, однако тоска и разочарованность в его голосе заставили Гермиону недоверчиво поджать губы. — Снейп устроил мне весьма длинный допрос из-за этого заклинания. Даже пособие мое просмотрел. Я успел сменить его на пособие Рона, но мне кажется, он что-то подозревает. — Это странно, — Гермиона задумалась. Снейп явно знал больше, чем им казалось, но, заметив в глазах Гарри подозрительные огоньки, она поспешила скрыть догадки. Не хватало еще, чтобы он за время ее отсутствия решил опять докапываться до профессора. — Думаю, он сам был очень напуган. Нам всем очень повезло, что он оказался рядом. — Да, — Гарри, как ни странно, разделил ее благодарность к профессору, при этом вновь вернув подавленное выражение. — Не знаю, что бы я делал, если бы… Голос его с короткой дрожью стих, заставив Гермиону вновь ощутить собственные двадцать три процента вины и положить руку на плечо Гарри. — Все, что я делаю в этом году, оборачивается катастрофой, — со вздохом произнес он, устремив взгляд куда-то в сторону. Про себя Гермиона отметила, что эти слова идеально описывали и ее. По крайней мере, все, что началось с того момента, как Гарри оглушил Пэнси Паркинсон в туалете. И вновь причина была одна-единственная. Высокомерная и неблагодарная. — Знаешь, тебе необязательно постоянно всех защищать. Возможно, мои слова прозвучат жестоко и неправильно, но ты не можешь всегда отвечать за всех. Да, после Седрика, Сириуса, — Гермиона заметила, как Гарри слегка сжал челюсть и руку, но останавливаться уже не собиралась. Слова, что должны были прозвучать уже давно, сами вырывались из ее рта. — Ты изменился. Ты пытаешься держать все под контролем. Но пойми уже, что в этом не было твоей вины. Никто не считает тебя виноватым, кроме тебя самого. Гарри не ответил. В повисшей тишине она отчетливо расслышала, как он сглотнул, словно пытаясь собрать эмоции в кулак, сдержав слезы. Она вовсе не была уверена, что он ее понял. Ведь что значили какие-то там слова перед лицом всего, что ему пришлось пережить за последние годы, став невольной жертвой ситуации. Она никогда бы не осмелилась сказать, что понимает, через что он прошел, хотя большую часть его пути они прошли вместе. От понимания этой детали ей приходилось сдерживать эти слова слишком долго, вместе с тем все сильнее убеждаясь в том, что никто другой этого делать не собирался. Однако сейчас, когда она заметила его слабую благодарную улыбку, она поняла, что слова своей цели достигли. Возможно, не так глубоко, как хотелось, и все же достаточно, чтобы она улыбнулась в ответ. — Так у тебя нет проблем с памятью? — неожиданно спросил Гарри. — Что? — удивилась Гермиона, недоуменно нахмурившись. — Ты о чем? — Черт! Я убью этого хорька! — вскипел Гарри, и Гермиона тут же припомнила недавний разговор с Малфоем и с некоторым удивлением поняла, что тот все же выполнил ее просьбу. Кто бы мог подумать… — Гарри! — она укоризненно приподняла бровь. — Мы же только что говорили о том, что тебе нужно быть спокойнее… — Кстати об этом, — прервал ее Гарри, заставив сильнее нахмуриться. Они избегали этого вопроса с самого его прибытия, однако длиться вечно это не могло. — Когда ты там лежала, точнее… когда ты бросилась под заклинание, я кое-что понял. То, что старательно не хотел замечать. Гермиона встретилась с ним взглядом, пытаясь зацепиться хоть за что-то, что помогло бы ей найти нужные слова, которые как-то могли объяснить ее действия. Однако тот ужас и отвращение, что она нашла в его изумрудных глазах, лишь сильнее дезориентировали ее сознание. — После того же, как он кинулся к тебе… Гермиона, ты ведь кое-что скрыла, не так ли? Я имею в виду, кроме руки. — Гарри, — она слегка приоткрыла рот, однако сказать что-то конкретное было слишком сложно. Скрывала она многое. Возможно, не по собственному желанию, но от понимания того, как много тайн появилось между ними за последние месяцы, ее охватила знакомая паника. — Пожалуйста, скажи, что я не сошел с ума, — Гарри смотрел на нее с такой надеждой, что ей стало смешно. Только вот все было из рук вон плохо для смеха. — Или наоборот. Скажи, что все это выдумки моего напуганного сознания… Не знаю, скажи хоть что-нибудь! Гермиона пожала плечами, изобразив какой-то поток неозвученных слов, которые она так и не смогла отыскать, изображая собственную досаду, и единственными двумя словами, которые все же смогли вытолкнуться наружу, сошлись в донельзя банальное и бессмысленное: — Мне жаль. — Мерлинова борода… — только и смог выдавить из себя Гарри, который, очевидно, пребывал в похожем состоянии. — Поверь, я не специально… — Гермиона старательно избегала его взгляда, боясь встретить там то, что она так часто представляла себе перед сном. — Так вышло. Еще когда я была в обличье Паркинсон. — Это… — его рука оказалось рядом с ее рукой, на которой красовалась надпись, из-за которой все это и случилось. Рука его замерла в нескольких сантиметрах, словно боясь коснуться. — Это случилось, когда Малфой узнал правду о том, что я — это я, поганая грязнокровка Грейнджер, — Гермиона сама удивилась тому, насколько спокойно прозвучало объяснение, резко контрастируя со смыслом сказанного, да и тем, что она пережила в целом. — Он узнал и о том, что я следила за ним. И вновь важнейшая часть ускользала из ее слов благодаря могущественному заклинанию Дамблдора, на которого Гермиона ради справедливости все же решила записать десять процентов вины. — Вот что с тобой случилось… — лицо Гарри становилось все тревожнее, и ей оставалось лишь гадать, насколько еще хватит его терпения. — Вот почему ты была сама не своя после каникул, — Гермиона слабо кивнула. — Почему ты молчала? — Потому что боялась, что ты будешь смотреть на меня так, как сейчас. Словно я предала тебя. Словно ты меня не знаешь… — Гермиона вновь отвела взгляд, чувствуя невыносимую усталость и обиду. Не на кого-то конкретного, скорее на общую картину. На то, что она предчувствовала, ожидала нечто такое, но препятствовать всему не смогла. — Я действительно шокирован. Но… — Ты ненавидишь меня? — нетерпеливо прервала его Грейнджер, чувствуя, что больше не может слышать все эти осторожные, вымученные фразы. Ей просто нужно было знать правду. — Скажи как есть… В нависшей тишине они смотрели друг на друга несколько секунд, пока Гарри наконец не опустил взгляд, словно обдумывая что-то. Возможно, слова, которые, по его мнению, должны были ранить ее меньше, если будут точнее подобраны. Гермиона же, несмотря на полулежащее положение, чувствовала, как земля стремительно уходит из-под ног, точнее, всего тела. Ее сердце наполнялось колючими иголками, царапающими ее изнутри не хуже недавнего заклинания, но глаза все же оставались пустынно-сухими. Она чувствовала себя воздушным шариком, в который усиленно качали воздух, несмотря на то, что он почти разрывался от скопившегося в нем напряжения. Она держалась из последних сил, чтобы не «лопнуть», каким-то внутренним чутьем понимая, что дороги назад тогда может и не быть. Она ощущала, как напряжение перевоплощается во вполне заметную дрожь, затем ощутимо вздрогнула, услышав, наконец, голос Гарри. — Помнишь, четвертый курс, когда мое имя бросили в огонь? — Гермиона кивнула, не очень понимая, почему он вспомнил об этом и отчего так старательно рассматривал плитки под ногами. — От меня отвернулись все, кого я знал, даже Рон. И только ты была рядом. Я пытаюсь сказать, что так было с самого начала, несмотря на опасность, на все… Мне сложно подобрать слова, Гермиона, но мне казалось, что ты и так это понимаешь. Как ты вообще могла подумать, что я забуду обо всем, отвернусь от тебя только из-за… Прости, не знаю, как это назвать. — Временным помутнением? — неуверенно предположила Гермиона, ощутив, как земля вновь возвращается на свое место, вместе с Гарри. Улыбающимся Гарри, который неожиданно резко обнимает ее, заполняя ее внутренности уверенностью и надежностью, которой ей так не хватало. Облегчение настолько заполнило ее сознание, что следующие слова Гарри достигли ее не сразу: — Ты не должна была справляться со всем одна. Не представляю, как тебе вообще удавалось это скрыть, и кое-чего я не понимаю еще сильнее… — он запнулся, позволяя ей прийти в себя перед главным вопросом и слегка отодвинуться. Она ждала его с того самого момента, как очнулась, всячески пытаясь найти логичный или хоть каким-то малым образом обоснованный ответ. Но его не было. Гарри посмотрел ей в глаза, и она могла почти с полной уверенностью сказать, что он понял, как ей не хотелось отвечать. И вопроса действительно не последовало. Впрочем, он сменился еще одним весьма неловким, неуместным полувопросом-полувосклицанием. — Не понимаю, как ты вообще могла… В смысле, я не обвиняю, просто… Это же Малфой! — Я в курсе, Гарри, — Гермиона устало вздохнула. Им уже не нужно было называть причины или говорить о нем что-то конкретное. Хватало лишь фразы «Это же Малфой!», чтобы все поняли, насколько это абсурдно или глупо. Данная фраза уже стала почти аргументом и главной характеристикой злосчастного слизеринца, на счет которого она зачислила пятьдесят семь процентов из всеобщего варева вины. Хотя чем дольше она об этом думала, тем сильнее уверялась в том, что для его аристократичной, высокомерной персоны можно даже выделить отдельное стопроцентное пространство. — И еще… Лучше, если остальные будут думать, что со мной произошел несчастный случай. Это поднимет ненужный шум, а он нам ни к чему. Думаю, вариант с падением с лестницы прекрасно подойдет… — Не знаю, это как-то… неправдоподобно. Про себя Гермиона еще и добавила, что проклятый Малфой мог сболтнуть о случившемся своим дружкам, что было бы весьма проблематично, но было кое-что поважнее этого: — Гарри, я чувствую вину перед Роном, но… ему знать тоже не стоит. По крайней мере, сейчас. — Гарри кивнул, а в голове Гермионы возникло еще одно опасение. — У меня нет проблем с памятью, но если об этом спросит Малфой, я не помню ничего с октября. Шанс того, что Малфой спросит об этом именно у Гарри, находился в завидной близости к нулю, но все же ей было необходимо подстраховаться. Идея придерживаться данного варианта до окончания Хогвартса была несколько наивной, но Гермиону это не очень волновало. Лишь бы шума было поменьше и Малфоя с его бесящими вопросами. — Гермиона, что еще ты задумала? — прищурился Гарри, весьма верно истолковав ее коварные планы. — Ты же понимаешь, что должна держаться от него подальше? На этот вопрос ответить было значительно проще. Она слегка приподняла рукав, обнажив свои шрамы, неприятными косыми линиями складывающимися в привычную до отвращения надпись «грязнокровка». — Поверь, я понимаю. Это было временным помутнением. Верно. Временным. Она просто забыла о том, какая огромная пропасть лежала между ними, несмотря на то, что с каждой новой правдой, с каждым новым словом, бездна все сильнее разрасталась. Метка Пожирателя Смерти совершенно не сочеталась бы с ее собственной. Она всегда это знала. Только вот на время забыла. — Никогда, — твердо прошептала Гермиона. — Я никогда не позволю случившемуся повториться. В глазах Гарри возникло сильное сочувствие, от которого ей сразу же захотелось избавиться. Нет, она вовсе не собиралась говорить обо всем прошедшем заново. Определенно, Гарри и так понимал, как именно все было. Понимал настолько, насколько было нужно. Им незачем продолжать этот ненужный, неловкий разговор. Напротив, ей было необходимо его закрыть навсегда. Так что Гермиона улыбнулась. Довольно беззаботно, почти искренне, достаточно для того, чтобы Гарри без лишних слов все понял и улыбнулся в ответ. — Мне нужно вернуться к Снейпу, пока он не превратил меня в жабу… — нехотя сказал Гарри, неуверенно проскользнув по ней взглядом. — Ты точно в порядке? — И в сотый раз да, Гарри, — ответила Гермиона, слегка толкнув его кулаком в плечо. — Иди уже. Мне бы не хотелось, чтобы моим лучшим другом оказалась бородавчатая, мерзкая жаба. — Почему сразу мерзкая? — наигранно обиделся Гарри, уже спокойнее вставая с места. — Возможно, я был бы самой привлекательной жабой во всем болоте. — Не думаю, что Джинни бы это оценила, — поморщилась Гермиона, представляя странную картину из маггловских сказок. — Черт! Мне нужно успеть сказать ей, что все в порядке, пока она не подняла шум… — Гарри поспешил к выходу, бросив на нее последний подозрительный взгляд. — Я пришлю Рона. Как только смогу… Не скучай! — Пока, Гарри, — вздохнула Гермиона, затем устало плюхнулась на мягкую подушку, чувствуя, как ее затягивает в царство Морфея.