Переписывая Поттера

Листая очередную книгу о темных артефактах, Драко, к собственному неудовольствию, ощутил знакомое чувство. Определить это каким-то точным словом ему не удавалось, но он очень четко осознал, о чем именно оно напоминало. Такое случалось крайне редко: когда ему доводилось бывать в кабинете отца во время его отсутствия. Ощущение, состоящее из странной пустоты, неловкости и волнения, словно он проник в чужую собственность. Однако чувствовать такое сейчас, в общедоступной хогвартской библиотеке, на его взгляд, было весьма неуместно, неправильно и, в конце концов, на него не похоже. Захлопнув очередную бесполезную книгу, Драко с недовольством заметил, что на него были устремлены настороженные взгляды Крэбба и Гойла. — Что вы здесь делаете? — спросил он у них, слегка наклонив голову вбок в знак утомленности и скуки. — Мы искали тебя целый час! — ответил Крэбб, и Малфою оставалось лишь презрительно скривить рот в усмешке, досадуя, как тому удается постоянно говорить именно то, что его совершенно не интересует. — Ты забыл о тренировке, — продолжил мысль друга Гойл, глаза которого сейчас были похожи на огромные тарелочки. — И вы, естественно, потеряли целый час на мои розыски вместо того, чтобы использовать свободное поле, — пренебрежительно констатировал Драко, мысленно же вспомнив мать Мордреда, поскольку о тренировке по квиддичу он действительно забыл. Впрочем, этой парочке об этом знать было вовсе необязательно. — Но ты наш ловец! — почти синхронно воскликнули они. — Неужели? Вы уверены? — Малфой удивленно-вопросительно приподнял бровь, однако его сарказм врезался в толстую стенку глупости, поскольку дуэт лишь усиленно закивал, заставив Драко разочарованно закатить глаза. — У меня, как видите, есть дела поважнее. Дела, — понизив голос до шепота, он сделал многозначительную паузу, приглашая их слегка наклониться в его сторону. — Помните? Те, о которых мы с вами так часто говорили. Те, которые явно важнее глупого школьного кубка. — Но… — Крэбб определенно хотел что-то уточнить, однако терпение Драко было и так на исходе. — Я рад, что вы все поняли, — он взмахнул рукой в сторону дверей, надеясь, что этот жест они поймут сразу. — Ты уверен, что нам стоит оставить тебя одного? — Гойл многозначительно коснулся собственного носа, напоминая Драко о недавнем инциденте. — Ты так и не сказал нам, что случилось… — Поскользнулся на лестнице, — процедил Малфой, досадуя на то, что фантазия вечно ему изменяла в нужное время. Хотя с Крэббом и Гойлом особенно заморачиваться и не нужно было. Они переглянулись, пожали плечами, проглотив столь неизящное и банальное объяснение, затем удалились, оставляя его в одиночестве потирать ушибленный нос. Несносный Снейп. А ведь тому ничего не стоило дать ему своего фирменного целебного зелья, учитывая, насколько паршивый выдался у них всех день. Но нет, злопамятный декан предложил сходить в лазарет, потому что сам на такие мелочи тратить драгоценных снадобий не хотел и, в общем-то, выразился весьма конкретно насчет того, что он думает о своем студенте и его необдуманных действиях в целом. Что ж, ради справедливости стоит признать, что значительную роль в ответе знаменитого зельевара сыграл природный малфоевский цинизм и насмешливый тон. И кто его за язык тянул? Определенно, не нужно было дерзить Снейпу и напоминать о Непреложном обете, когда собственная рука при этом зажимала нос в тщетных попытках остановить струйку крови. К тому же он даже деталей самого обета не знал. Впрочем, за вчерашний вечер Малфой уже понял, что на мелкие ранения помощь декана не распространяется. Однако, несмотря на раздражение его отказом, Драко ощущал сильную благодарность за его своевременное вмешательство и содействие. Все могло закончиться куда хуже. После обоюдного обмена любезностями с Северусом Драко всего на секунду подумал над его предложением посетить Помфри, затем благоразумно решил от этого отказаться, потому что видеть Грейнджер сейчас просто не было сил. Он и так достаточно понервничал. Он и после того, как вернулся в собственную комнату самостоятельно залечивать боевые раны, нервничал. Оттого, что его сокурсники с интересом проследили за ним до самых дверей, с очевидным злорадством обсуждая шепотом его нос; оттого, что весь этот день выдался слишком уж напряженным, чтобы расслабиться сейчас; оттого, что он при этом продолжал ощущать разнохарактерные эмоции Грейнджер… То она злилась, то сразу впадала в беспросветную тоску, затем ее охватила радость, потом опять злость, на которой она все чаще и останавливалась. Бешеный круговорот ее чувств навеял на него некоторое уныние по причине того, что об источнике его оставалось лишь гадать. Хотя для этого не нужно было быть талантливой гадалкой. Очевидно, Поттер все же задал ей пару вопросов, повергших ее в дурацкое смущение и смятение, затем даже страх. Далее можно было предположить, что святой Поттер ее все же успокоил. Кто бы сомневался в его великодушной, благородной натуре… Только вот неизвестно, что именно наплела ему Грейнджер, да и как много понял этот гриффиндорский идиот. Судя по ее эмоциональному фону, можно было предположить, что Поттеру она не соврала — это тоже взбесило, так что Драко решил временно притвориться, что чертова Поттера и вовсе не существует. Но откуда взялась неожиданная, весьма ощутимая злость и даже ненависть? От пронзившей его догадки настроение лишь сильнее ухудшилось. Хотя нужно признать: зелье собственного приготовления, которое — естественно — никак не могло сравниться с быстродействующими, приятно пахнущими снадобьями Снейпа, тоже сыграло немаловажную роль. Действительно. На кого еще ей было злиться? Конечно же не на Поттера, чуть не совершившего ее маленькое незапланированное убийство. Нет-нет, злилась она исключительно на него, Драко. Как всегда. При любом раскладе злость Грейнджер была направлена на него. Что ж, пожалуйста. Малфой с остервенением пролистал еще один том, взятый из Запретной секции. Он ее тоже ненавидит. Ее вечно взлохмаченные волосы, упрямство, за то, что вечно лезет, куда не просят, делает то, о чем сама же и жалеет, заставляет его совершать то, о чем позже сожалеет он… Однако больше всего Драко раздражал факт того, что Грейнджер ему солгала. Нет, конкретный факт лжи его интересовал мало. В конце концов, он был слизеринцем и прекрасно знал сто и один способ выпутаться из проблем с помощью изворотливости, лжи и притворства. Только вот данная тактика никак не подходила Грейнджер с ее вечным, порой даже дотошным чувством прекрасного и правильного. Нет, Малфой вовсе не претендовал на полное понимание гриффиндорской всезнайки, но верил, что ее действия все же продиктованы какой-то логикой. По крайней мере, такой была Грейнджер, которую он знал до сих пор. Сейчас же, даже имея в арсенале магический кристалл, обнажающий любое ее чувство, понять, что творилось у нее на уме, было затруднительно. И если вначале он уверял себя, что, спасая его, Грейнджер руководствовалась лишь благородными гриффиндорскими порывами, которые сам он называл не иначе как высшей степенью человеческого идиотизма и низшей степенью чувства собственного самосохранения, ложь ее показалась достаточно подозрительной для того, чтобы усомниться в причинах. Думать о том, что это могло оказаться чем-то личным, ему не хотелось. Если поразмыслить, у Грейнджер было больше причин его ненавидеть, чем у него самого. И она определенно его ненавидела. Он это чувствовал. Он это знал. И все-таки Грейнджер солгала. Это была глупая, неумелая ложь, но она помогла ей убежать от ответа, а ему — обзавестись новыми навязчивыми мыслями. Добравшись до пятого тома, полностью потеряв надежду найти что-то информативное об исчезающих шкафах и их починке, Драко уже был готов направиться в комнату, когда почувствовал, как что-то коснулось его щиколотки. Ощущение было очень знакомым, но прежде, чем он успел его распознать, до него долетела очередная подсказка в виде требовательного мяуканья. — Чего тебе, Бегемотик? — Малфой недовольно приподнял бровь, наблюдая, как рыжий кот весьма уверенными движениями забирается на соседний стул. Драко с некоторой тревогой огляделся по сторонам, поскольку быть замеченным вместе с котом Грейнджер не хотел, однако, увидев, что кроме него в библиотеке была лишь парочка пуффендуйцев, которых он даже в лицо не знал, слегка расслабился. Между тем настойчивость в голосе грейнджеровой зверушки становилась все ярче. Кот словно спрашивал о местонахождении хозяйки. Драко прыснул от такой мысли, пытаясь прогнать животное небрежными взмахами руки, но в тот же миг недовольно прошипел ругательства, когда кот в ответ царапнул его руку. — Грязная мышеловка! Если думаешь, что после такого я стану тебе помогать, то ты дико ошибаешься! Кот невозмутимо выгнулся, нарочито продемонстрировав всю свою гибкость и острые длинные коготки, затем неожиданно настойчиво, почти по-человечьи посмотрел ему в глаза. — Естественно, чему еще ты мог научиться от своей поганой хозяйки, кроме как нарушать мое мирное существование, — Драко закатил глаза, понимая, что если кто-то посмотрит на него со стороны, то у него будут серьезные неприятности. Еще бы, Драко Малфой, разговаривающий с котом, к тому же не простым, а котом мерзкой грязнокровки Грейнджер. Такая перспектива явно не прельщала. — Хочется к хозяйке? Отлично. Она в больничном крыле. Думаю, сам найдешь дверь. Вот только мохнатый коврик и не думал от него отходить. Что-то подсказывало Малфою, что тот был готов следовать за ним по пятам весь день, лишь бы добиться желаемого. Краем мысли Драко вновь вспомнил вчерашнюю картину, как Грейнджер лежала на полу, истекала кровью, держа его за руку, затем и вовсе отключилась. Он не был уверен, чем именно было продиктовано видение: чувством долга, вины, благодарностью, несвоевременно проснувшейся совестью, но оно все разгоралось, предлагая некоторым образом содействовать лохматой зверушке в поисках. Мордред. Обреченно вздохнув, Драко поднялся с места, попутно беря в руки книги, которые еще нужно было вернуть на место, при этом отмечая, что кот Грейнджер неустанно преследовал его и следил за каждым шагом. И с какой стати он к нему пристал? Почему это не мог быть тот же Поттер или рыжий придурок Уизли? Почему все странное, что происходило за последние дни, всегда имеет неизменную прочную связь с чертовой Грейнджер? Даже думать об этом было как-то неправильно. — Пошли, Крысоглот, — Драко добрался до дверей, давая коту нетерпеливый знак следовать за ним, однако тот его игнорировал, разглядывая книжные полки. Можно было предположить, что хозяйка заразила собственного питомца синдромом Грейнджер. При этом Малфой уловил сильную скуку. Ее скуку. Живоглот требовательно мяукнул, кивнув мохнатой головой сначала в его сторону, затем — в сторону стеллажей, заставив Драко почувствовать сильное удивление. Нет, кот не мог быть настолько умным. Ведь так? Даже если в его родословной и были низзлы… Можно было предположить, что спорить с грейнджеровым котом будет столь же неблагодарным занятием, как и спор с его хозяйкой, так что Драко решил просто следовать кошачьим желаниям, предусмотрительно отключив на сегодня собственные принципы, да и гордость вместе с ними. Это и займет всего десять минут. Затем он вновь отправится в Выручай-Комнату, чтобы насладиться собственными неудачами. — Может, хочешь выразить конкретные желания относительно литературы? — спросил у него Малфой, выжидательно приподняв бровь, на что кот лишь пренебрежительно взмахнул хвостом. Драко же стал перебирать взглядом книжную полку, выискивая что-то подходящее. Для того, чтобы изучить вкусы Грейнджер, времени у него было достаточно и, как ни странно, при первой же необходимости данные знания, что лишь недавно были записаны на счет Пэнси, мгновенно всплыли в его голове, позволяя с точностью и быстротой выбрать все необходимое и даже давая время понять, насколько все это было неправильно. Можно было подумать, ее питомец может выразить недовольство его подборкой, если часть книг не будет соответствовать вкусам Грейнджер. Впрочем, неважно. Он не настолько неблагодарный монстр, чтобы брать для нее пособие по прорицанию, хотя… Усмехнувшись, Малфой все же захватил маленький томик гаданий по картам таро. Дорога до лазарета много времени не заняла, и, к счастью для Драко, была весьма спокойной, безлюдной и тихой. — Как там у вас с миссис Норрис? — спросил он у Живоглота, пытаясь понять, насколько тот понимает человеческую речь. Кот презрительно взмахнул хвостом, угрожающе рыкнул, но ничем другим своего смущения или недовольства не выразил. Между тем они уже дошли до дверей лазарета. Из эмоций Грейнджер — ее скуки — он мог с уверенностью предположить, что рядом никого не было, в отличие от утра, наполненного весельем и, очевидно, гостями. Однако подстраховаться явно не мешало. — И кстати, ты заходишь первым. Если там никого нет — вернись и мяукни, чтобы я зашел. Помфри тоже в счет. Ты понимаешь меня, животное? Можешь кивнуть или мяукнуть? Живоглот и не подумал отвечать. Он грациозно проскользнул через приоткрытую дверь, оставляя Малфоя стоять и ждать. В тот момент, когда он уже собирался воспользоваться моментом и просто вернуться к себе, кот показался из-за двери. Он требовательно мяукнул, затем, уверенный в том, что его слова не проигнорируют, скрылся внутри, куда через две секунды мучительного раздумья зашел и Драко. Грейнджер преспокойно лежала на кровати, проводя рукой по коту, что уже успел забраться к ней на колени, но, когда она заметила следующего гостя, идиллия сразу же сменилась подозрительностью и недовольством. На губах Грейнджер явно застыл привычный вопрос о том, что он здесь забыл, однако она похоже поняла, что задавала его слишком часто, так что предпочла просто сверлить его недовольным взглядом. — Твой кот о тебе беспокоился, — ответил Драко на неозвученный вопрос, чувствуя при этом некоторую неловкость. Действительно, что он вообще здесь забыл? — Могла, между прочим, отправить ему Поттера с объяснениями. — Что? — она прошлась вопросительным взглядом по нему, затем добралась и до своего питомца, который издал слегка виноватое «мяу». — Это ты его привел? Понять, кому именно был адресован вопрос и кто именно кого привел, Драко не удалось, но, рассудительно отметив, что из них двоих только он был наделен даром человеческой речи, решил высказаться сам: — Как я мог забыть… — Малфой сделал печальное лицо, артистично хлопнув себя по лбу. — Ты же не помнишь о том, как сильно ко мне привязался твой Мышеглот. — Живоглот, — почти машинально поправила она. — Ему больше нравится моя версия. Верно, Глотик? — нагло заявил Драко, бросив на кота полный любви взгляд. — Дело в том, что благодаря мне твоя зверушка избежала мучительной смерти по вине твоей некомпетентности в варке зелий… — Что ты сказал?! — очевидно, пренебрежительные слова в адрес ее способностей по зельеварению заставили ее позабыть даже о недавних ранах, так как она резко приподнялась на месте, при этом несколько напугав собственного кота. — Да как ты смеешь! — Если память мне не изменяет, это было достаточно плохо приготовленное зелье невидимости, — невозмутимо продолжил Драко, у которого вдруг возникло очень сильное желание вывести чертову всезнайку настолько, чтобы она наконец призналась в том, что соврала, и назвала причины, побудившие ее на столь нетипичный авантюризм. Он искренне верил, что, когда она выложит все как есть, назовет какую-нибудь объективную причину, сообщит ему о том, как его ненавидит и всегда будет ненавидеть, он наконец обретет покой и выкинет все эти глупости из головы. — Твой кот случайно отхлебнул львиную долю этого, прости меня Зигмунт Бадж за столь неточное определение, снадобья, и, обретя невидимость, сразу же убежал от тебя. Похоже, ты его сильно достала, Грейнджер. Ты прибежала ко мне вся в слезах, буквально умоляя помочь с поиском, и я просто не смог тебе отказать. В конце концов, это был канун Рождества! Учись, Грейнджер. Вот что называется искусной подменой фактов и тонким искажением истины. Однако она была слишком обескуражена подобными наглыми заявлениями, чтобы по достоинству оценить его тонкое искусство или хотя бы выразить хоть что-то. Впрочем, Малфой и без слов прекрасно понял ее поток недовольства. — Что такое, Грейнджер? Хочешь что-то опровергнуть? — У меня нет никакого повода верить твоим сказкам, Малфой, — процедила Грейнджер, старательно сверля его убийственным взглядом. — Даже если я и не помню этих двух месяцев, я отлично помню шесть лет, в течение которых не видела от тебя ничего, хотя бы капельку напоминающее помощь нуждающемуся или благородство. Ты на это не способен. Так что повторюсь: у меня нет никаких причин верить тебе на слово. Малфой закатил глаза, потому что слова ее были слишком логичными и верными, чтобы хоть как-то их опровергнуть. Разве что… — Да, только вот за эти два месяца многое изменилось. — Я не собираюсь это слушать, — недовольно прервала его Грейнджер, концентрируя внимание на Живоглоте, который, закрыв глаза, погружался в безмятежный кошачий сон. — Тебе страшно узнать правду? — Нет, но ты будешь последним человеком на земле, к которому я обращусь за помощью, — сообщила ему Грейнджер, даже не взглянув в его сторону. — Ты спросила Поттера о том, что произошло? — Забыла, — она пренебрежительно пожала плечами. — У тебя действительно проблемы с памятью, — наигранно-печально сообщил Драко. — В любом случае ты не скажешь никому о причастности Гарри, — уверенно сообщила Грейнджер, заставив теперь его наполниться справедливым раздражением. — Почему же? — поинтересовался Малфой, приняв удивленный вид и скрестив на груди руки. — Я не хочу, чтобы у него были дополнительные проблемы. Отдавать ей книги после такого Драко сразу же расхотелось, поэтому, бросив испепеляюще-презрительный взгляд в ее сторону, он вышел из лазарета. Внутренности горели от ярости, смешавшейся с ее недоумением. Он сверлил захлопнутую дверь глазами, почти надеясь, что она запылает адским пламенем. Гребаный, мать его, Поттер. Можно подумать, не он заварил всю эту кашу. Мерзкий ублюдок. И пусть Драко несколько содействовал тому, чтобы тот вышел из себя, это никак не меняло фактов. И, конечно, его совершенно не волновало, что теперь этот недоделанный мститель получит по заслугам за собственную же тупость. Только вот это явно беспокоило Грейнджер, которой прописан покой. Даже сейчас все, о чем эта дура может думать, — Поттер, которого он с радостью отправил бы на тот свет. Она волновалась о Поттере, хотела защитить долбаного Поттера, хотя на самом деле сама нуждалась в тщательной опеке и спокойном режиме. Его вдруг пронзила неприятная мысль о том, что для него самого никто из его слизеринских друзей такого делать бы не стал. Затем накатило неожиданно неприятное чувство вины. Ведь Грейнджер защитила и его, таким образом сделав для него больше, чем все его чистокровные дружки вместе взятые. Он никогда не питал иллюзий насчет своего окружения. Польза. Вот что всех их связывало. Ничего больше. И только семья руководствовалась чем-то большим. Только она и была важна. Примерно так и звучали постоянные лекции Люциуса Малфоя, пытавшегося, как он часто выражался, подготовить своего сына к роли наследника древнего влиятельного рода. И кто бы мог подумать, что именно грязнокровка Грейнджер так умело станет исключением из правил, при этом заставив его хотеть чего-то большего, чем предлагал ему собственный отец! Драко попытался поставить себя на ее место, представить, что палочка Поттера была направлена на нее с самого начала, а он был бы ее единственным спасением. Он нахмурился, придя к выводу, что подобная глупость ему уж точно не свойственна. Даже несмотря на запах Амортенции, даже несмотря на все, что было… Нет, это определенно было невозможно. Но все же в тот момент, когда она там лежала, истекая кровью, он был действительно близок к невозможному. Да что у нее за глупая привычка защищать всех, кто делает ей больно или доводит до полусмерти? Это какая-то странная проблема в работе головного мозга? Это же слишком неправильно. Так не поступают. Не после того, что он сам с ней сделал… Долбаный Мордред. — Ты просто невменяема! — вспылил Драко, вновь заходя в осточертевший лазарет и пробуждая в Грейнджер удивленное возмущение. — Ты затопила своей кровью весь туалет по вине этого придурка, а теперь беспокоишься о его безопасности? Подумай лучше о себе, Грейнджер! — Во-первых, я не ты. Во-вторых, не понимаю твоей истеричной реакции. И, наконец, в-третьих, вчера ты говорил, что я упала с лестницы, — закончив перечислять свои доводы на пальцах, она с самодовольным выражением уставилась на него. Ему же выбрать конкретный пункт, с которого можно было начать опровержения, было слишком сложно. Все они одновременно по-своему выводили его из себя. Поскольку самым опасным был именно третий пункт, с него он и решил начать. — Ну да, ты упала с лестницы, а этот придурок оттащил тебя в туалет. Мне казалось, это и так понятно, — он пожал плечами, с удовольствием ощущая, как Грейнджер мучается от собственного же притворства. Она умудряется бесить его в любом состоянии. Даже находясь на больничной койке. Сначала доводит всех до инфаркта, затем удивляется, что он реагирует не так спокойно, как ей того хотелось бы. Очевидно, по ее глупому мнению, ему должно быть совершенно наплевать на то, что она чуть не умерла на его глазах, спасая его жизнь. Да за кого она вообще его принимает? Может, у нее действительно проблемы с головой? Она ведь потеряла столько крови… Она смотрела куда-то в сторону, явно не желая продолжать с ним разговор. Брови ее были все еще нахмурены, руки скрещены прямо над спящим котом, губы сжались в упрямую полоску, демонстрируя всю ее обиду и раздражение. Возможно, это выглядело бы весьма забавно, если бы при этом плечи ее не казались такими уставшими, да и сама она в целом — такой измученной, слабой и бледной. — Тебе не стоит об этом думать, — произнес Драко, чувствуя, что тишину прервать хочет только он. — Тебя это может травмировать… — Не притворяйся, что тебе есть дело до моего здоровья или слов Помфри, — резко перебила его Грейнджер, при этом продолжая смотреть в сторону. — Мы оба знаем, что тебе плевать на все, кроме постоянного желания мне насолить. Малфой вздохнул. Устало. Потому что в тот момент он понял, что действительно устал от постоянного потока злости. Собственной, ее. Ему надоело, что она на него злилась. Не то чтобы у них не было причин, но… Возможно, раньше это даже было лишь нормальной, вполне закономерной реакцией, когда кто-то из них неосторожно решал вступить в диалог. Только вот память предательски подбрасывала моменты прошлого — ведь когда-то же они говорили нормально? До того, как ты вырезал ей руку… — Кстати, подумал, тебе будет скучно… — Драко, приняв прежний невозмутимый вид, старательно скрывая переполнявшее его волнение, достал из-под мантии несколько книг. — Я принес тебе книги. — Какие? — на секунду взгляд Грейнджер прояснился и коснулся его, затем так же стремительно лицо ее обрело равнодушный вид, а подбородок гордо приподнялся. — То есть я хотела сказать, мне совершенно не интересно. Малфой, закатив глаза, в который раз удивился тому, насколько предсказуемость сочеталась в ней с просто невероятной порой непоследовательностью. — Вот эта вот о связи нумерологии с астрономией, в ней описаны все способы построения диаграмм с помощью звезд и их пересечений. Еще я захватил томик о древних рунах, кстати, он достаточно редкий и старый, вряд ли ты до него добралась. И вот эту древнюю и запрещенную книгу с красивыми, изящно исписанными, пожелтевшими от времени страницами. Насколько мне известно, она неоднократно было в списках к сожжению за огромное количество правдивой информации о колдунах древности, — Драко сложил принесенные книги на столик рядом с ее кроватью, на верхушку же положив маленький томик по гаданию и еще тоненькую книжку с психоаналитическими советами о том, как полезно говорить правду. Если последние две Грейнджер гордо проигнорировала, то запрещенная книга вызвала в ней явный интерес и удивление, хоть она старательно это скрывала. — И как же ты ее достал? — нехотя спросила она, изобразив полную бесстрастность, между тем сгорая от любопытства. — У меня свои методы, и тебе они не понравятся, — загадочно ответил Драко, хотя на самом деле книгу он заполучил по чистой случайности, когда один из слизеринских семикурсников собирался сдать ее Пинс. Грейнджер хмыкнула, даже не посмотрев на стопку, хотя нетерпение так и переполняло ее упрямую душу. Понимая, что она не станет даже дотрагиваться до них, пока он находится здесь, к тому же решив, что на этом его миссию можно было считать завершенной, Малфой отошел к двери. — Не скучай, Грейнджер, — не дожидаясь ответа, Драко вышел, раздраженный собственной глупостью. Не скучай?

***

В окружении друзей мысли Гермионы постепенно переходили на светлые тональности, а душа, где хоть и продолжало царствовать гнетущее волнение, постепенно наполнялась радостью. Рон принес ей много разных сладостей, которые мадам Помфри сразу же конфисковала, настояв на здоровой, питательной пище, в основном состоящей из тыквы, а Гарри захватил несколько книг, которые она положила на столик рядом с кроватью вместо принесенных Малфоем и предусмотрительно припрятанных под кровать — во избежание нежелательных вопросов. Ей пришлось с досадой отметить, что о ее книжных вкусах ее лучший друг имел весьма отстраненное представление, захватив с собой в основном все то, что она уже успела прочесть. На несколько секунд в голове зародилась пара навязчивых вопросов о том, как именно Малфою удалось подобрать нужное, после чего вопросы резко перетекли в воспоминания и ответы. Ведь она сама, точнее, Пэнси Паркинсон, весьма охотно делилась своими вкусами и размышлениями о данном предмете, совершенно не осмеливаясь предположить, что Малфой их запомнит или тем более использует в дальнейшем в качестве странной взятки, причин которых она абсолютно не понимала. Однако данные мысли заняли всего несколько секунд, после чего резко были оборваны ей же самой во избежание новой головной боли и проблем с нервами. Естественно, ее друзья в этом ей прекрасно помогли: обсуждениями предстоящих квиддичных матчей, на которые сама Гермиона зареклась ходить; о домашних заданиях, о которых она успела позаботиться еще на прошлой неделе, и теперь с легкостью помогала друзьям советами; и, в конце концов, несколько безнадежными разговорами о Слизнорте. Если же быть точнее, о том, как сильно все испортилось из-за неудавшейся попытки Гарри узнать правду о загадочных крестражах. — Он избегает меня, — произнес Гарри, явно чувствуя сильную досаду на сумасбродного профессора, не желавшего помогать ему в таком важном деле. — Возможно, ты преувеличиваешь, — утешительно предположила Гермиона, но Гарри лишь сильнее поник, устало закачав головой. — Он отменил вечер «слизней», чтобы не встречаться со мной. Гермиона уже приоткрыла рот, чтобы вновь попытаться успокоить Гарри, но Рон дал понять, чтобы она зря не старалась — вместо этого она лишь похлопала Гарри по плечу в знак полной поддержки. Ведь и сама прекрасно понимала, что именно так все и случится. Нужно было настоять на том, что это не самая лучшая идея. С другой же стороны, какой толк в сожалениях сейчас? Нужно найти выход. — Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Грейнджер, с удовлетворением понимая, что у нее появилась новая, очень важная тема для раздумий, которая определенно скрасит ее пребывание в лазарете и не позволит думать о чем-либо другом — постороннем, глупом и заносчивом. Ее слова, похоже, слегка успокоили друзей, ведь, в конце концов, они оказывались и в более сложных ситуациях и непременно приходили к выводу, что выход всегда существует. Нужно лишь подумать. В основном — ей. — Тебе не стоит перенапрягаться, — с искренней заботой произнес Рон, затем быстрым движением руки убрал с ее лба выбившийся локон. — Мы успеем обдумать все позже. Сейчас же тебе следует думать лишь о собственном здоровье. Рон сидел достаточно близко, чтобы она ощутила такой знакомый аромат мяты и свежескошенной травы, словно он только что возвратился из Норы, где запах этот заполнял собой все пространство, успев отчетливо врезаться в ее память, как нечто родное и надежное. Только вот сейчас эта близость не приносила покоя. Напротив, что-то личное и неразделенное повисло в воздухе, заполнив ее чувством неловкости и растерянности. Взгляд Гермионы на секунды переместился на Гарри, и она отчетливо поняла, что смущение ее было вовсе не одиноким. Особенно сейчас, когда Гарри знал правду о ее переживаниях, ей было неприятно представить, что именно он думал. Может, он и не обвинял ее, только вот еле заметная тень от неправильности ее выбора отчетливо скользила во всем, что касалось ее личных чувств. Хотя Гермиона также допускала мысль, что сама все выдумала, томимая сожалением. Ведь все действительно могло быть иначе. Помощь подоспела внезапно в виде Джинни, которая пришла сразу же после урока по Травологии. Ее непосредственный и веселый нрав, являющийся природной чертой почти всей семьи Уизли, принес ей заметное облегчение сразу с нескольких сторон: лицо Гарри мгновенно утратило привычное беспокойство и все еще ощутимую вину перед ней же, Рон несколько отдалился, очевидно, смущенный присутствием младшей сестры, а разговоры сами собой обрели более нейтральный, веселый характер. Гермиона понимала, что им потребуется время, чтобы восстановить прежнюю легкость в общении, которая растворилась еще в самом начале учебного года из-за ее чувств к Рону, однако она продолжала верить в то, что все образуется. Вместе с тем счастье, что излучал Гарри, находясь рядом с Джинни, отбрасывало заметную тень на ее собственное настроение, превращая задумчивость в тихую печаль. Конечно, Гермиона искренне радовалась за них, и все же сама при этом лишь отчетливее осознавала собственное одиночество. Мадам Помфри, явившаяся, словно чувствуя томление и усталость пациентки, весьма твердо произнесла: — Вашей подруге нужен покой, а отведенный на посещения час уже давно прошел, так что попрошу вас покинуть помещение, по крайней мере, на сегодня. Взгляд ее не оставлял никаких сомнений в том, что уговорить ее хоть на дополнительные полчаса не получится, так что с обреченным вздохом Гарри и Джинни, по-прежнему держась за руки, встали с соседней кровати и, приобняв Гермиону на прощание, в который раз пожелав ей выздоровления, поспешили к выходу. Рон несколько медлил, будто надеясь, что Помфри все же отойдет, однако этого все не происходило. Но даже присутствие целительницы не смогло сдержать внезапного теплого порыва — Рон обнял подругу за плечи. Дольше, чем остальные, и как-то по-особенному крепко, вместе с тем нежно и опасливо, переполнив все ее существо досадой. Грейнджер четко осознала, что чувствовала то же самое, когда обнимала Гарри, только вот с Роном она также чувствовала и вину, хотя при этом причин все не находила. Ведь она действительно так долго его ждала. Надеялась, дождалась, а сама при этом пришла к осознанию простой неприятной истины: все оказалось не тем, чем казалось. Было ли это результатом постоянных непредвиденных переживаний, могло ли все перемениться, когда она успокоится и вернет власть над собственным рассудком, она не знала, но все же в его объятиях почти твердо верила, что сможет вновь вернуть эту привязанность. Со временем. Возможно. Но, когда под кашель мадам Помфри Рон отстранился от подруги, со смущенным видом пробормотав, что зайдет завтра, намерения Грейнджер стали решительнее. Возможно, впервые за долгое время Гермиона, вспомнив советы друзей, решила подумать о себе самой, отгородившись от всего, что подпитывало ее усталость, мешая вернуться куда-то, где не было постоянной боли и обиды. Куда-то, где никто не смел причинять ей новых разочарований.