Переписывая Поттера

Если ты это сделаешь. Если. Грейнджер использовала это слово нарочно — Драко был уверен. Как и в том, что все могло быть намного проще, если бы не ее неуместное присутствие и навязчивая забота. Если… Такое далекое, успокаивающее, откровенно дерьмовое «если», для которого было уже слишком поздно. Прошла почти неделя, но ее слова продолжали звучать в голове, провоцируя думать и почти добровольно царапать нервы, беспрестанно возвращая к их последнему разговору. Возвращая к ней. Даже несмотря на то, что было уже слишком поздно для «если» и прочих красивых речей, вселяющих бессмысленную надежду. Даже несмотря на то, что он и без ее советов давно до тошнотворных мелочей обдумал все творящееся в жизни. Скорее всего, она действительно верила в то, что говорила. И это лишь сильнее раздражало Малфоя, пошатывая уверенность, стимулируя бессонницу. Проклятая Грейнджер со своим мягким и одновременно уверенным взглядом могла убедить в чем угодно. Ее упрямый оптимизм с некоторой ноткой наивности запутывал мысли, стоило ей раскрыть свой рот. И только мать Мордреда знает, скольких трудов стоило рассеять мираж и вернуться в реальность, в которой яд уже стоял в комнате Слизнорта в ожидании своего часа. Странно, но осознание этого факта не приносило Малфою покоя или хоть какой-то тревоги. Напротив. Казалось, все вокруг покрылось какой-то туманной дымкой и замедлилось до определенного бесповоротного момента. И единственным, кто так и остался стоять в бессильном мерзком оцепенении, был он. Драко не знал, что именно ждет его в будущем, когда задание Темного Лорда наконец будет завершено. Но точно знал, что мать по-прежнему находится под наблюдением обеих сторон, в постоянном страхе, в огромном пустом поместье, которое когда-то он называл домом. И Грейнджер, столь упрямо добивавшаяся правды, все же не узнает ответа на свой главный вопрос, пусть и оказалась той единственной, которая так настойчиво предлагала ему выбор и спрашивала, чего хотел он. Тогда, рядом с ней, все не казалось таким уж невозможным. Пусть на время, но она заставила его поверить в то, что все могло быть иначе, и Малфой ненавидел ее за каждую такую секунду, потому что в одиночестве, в собственной комнате, эти мгновения обрушивались на него яростнее, чем прежде, быстро возвращая все на свои места. Драко сидел в Большом зале, окруженный навязчивыми разговорами, долетавшими до него в виде монотонного жужжания, и улыбка Грейнджер, направленная вовсе не на него, выводила из себя даже на дистанции, острым ножом скользя по напускному спокойствию. Она выглядела нормально, слишком спокойной, почти счастливой, как в те далекие времена, когда между ними было лишь отвратительное равнодушие с налетом презрения; до того, как «чувствовать» или «прикасаться» было между ними чем-то смешным и недопустимым; когда в ее мире еще не было места для темных замыслов, секретов или убийств. Не было места для него. Драко добился желаемого, Грейнджер отстала, но ощущение триумфа, кажется, потерялось где-то по пути. — Я и не знала, что успела стать постоянным членом клуба Слизней, — Пэнси слегка толкнула его в плечо, привлекая внимание, затем презрительно добавила: — Такое идиотское название. — Наверное, ты очаровала Слизнорта своим природным обаянием, — саркастично заметил Драко, допивая утренний кофе и искренне надеясь, что Паркинсон исчезнет вместе с его головной болью. Но вместо этого ему протянули какую-то бумажку, подозрительно знакомую на вид. — Он устраивает вечер, — сообщила Пэнси, затем, поймав его взгляд, добавила: — И мне нужна пара. — Пригласи Блейза. — Мы с ним поссорились, — она пожала плечами. — Не впутывай в это меня, — в подтверждение своих слов Драко поднялся с места, однако Паркинсон, не собираясь сдаваться, последовала за ним. — Раньше мы были на его вечерах, — она еле успевала за его шагом, так что закатывания глаз не заметила. — В чем проблема? — Только однажды, и я уже говорил, чтобы ты выкинула из головы эти тупые письма, — в его голосе прозвучала угроза, обычно действующая на нее усмиряюще. Но не на этот раз. — Вообще-то, о наших совместных походах мне сказал Слизнорт, когда говорил со мной после уроков. Похоже, я действительно его очаровала, — с гордостью сказала Пэнси. — Не помню ничего из того, что он мне рассказывал, но он явно восхищен моими познаниями в зельеварении. — Черт бы побрал Слизнорта с его длинным языком, — проворчал Малфой. — Правда, — голос ее приобрел оттенок обиды, — меня несколько удивило, что приглашение он передал через эту грязнокровку. — Ты о Грейнджер? — Драко слегка замедлил шаг, давая ей возможность догнать себя. — Да, — кивнула Пэнси. — Похоже, у Слизнорта некоторая слабость ко всякому сброду. — Ну, тебя он тоже пригласил, — заметил Малфой, — и ты совсем не против. — Одной мне было бы весьма грустно. Только представь, каково мне будет в окружении Грейнджер и ее дружков, — она прикрыла рот рукой, театральным жестом демонстрируя вселенский ужас. — Меня это должно волновать? — поинтересовался Драко и получил в ответ кивок. К несчастью, новость о том, что Паркинсон окажется в одном помещении с Грейнджер, все же вызвала в нем смутную тревогу. — Я подумаю.

***

Близился март. Снежные комья на магическом своде Большого зала постепенно сменились дождевыми каплями, настойчиво стучащими во все окна замка, и иногда Гермионе казалось, что стоит открыть одно из них, позволить каплям проникнуть внутрь, шум остановится. Пусть этого не происходило, но временами ей нравилось открывать окно своей комнаты, наслаждаясь пьянящей свежестью в легких. Живоглот при этом ворчливо рычал, зарываясь головой под одеяло, но затем быстро сменял гнев на милость, позволяя замерзшей хозяйке прижать себя поближе. Зимние месяцы ускользали прочь тяжелой длинной тучей, но проблесков весенних лучей Грейнджер все еще не замечала. В воздухе продолжала скользить холодная сырость, а снаружи и вовсе было слишком ветрено для приятных прогулок. И все же для друзей Гермионы март означал не только пришествие весны. — Я так ждал свой день рождения! — разочарованно воскликнул Рон, хотя никого из них на самом деле не удивило, что походы в Хогсмид все еще были под запретом. В «Ежедневном пророке» продолжали появляться колонки с именами новых жертв, которые теперь часто имели прямое отношение к родственникам учащихся. — А теперь единственное, что можно ждать, — уроки трансгрессии! Нацеленность, настойчивость, неспешность, — проговорил он, подражая интонациям Двукреста. — Мне одному кажется, что эти глупости не работают? Гермиона с Гарри утвердительно вздохнули, образовав в холодном воздухе теплое облачко от дыхания. — По крайней мере, никого из нас не расщепило, — пожал плечами Гарри. Впервые за долгое время он выглядел таким умиротворенным и почти счастливым, наталкивая на некоторые подозрения. — Но и успехов ни у кого не наблюдается, — возразил Рон, недовольно расхаживая вокруг скамьи. От его передвижений голова шла кругом, так что Гермиона уже собиралась предложить ему сесть, но тот сам резко остановился и обратился к ней: — Даже у тебя. Разве это не доказывает непригодность инструктора? — По-моему, ты просто настроен скептически, — заметил Гарри. — Невилл уверяет, что ему удалось переместиться на дюйм, — вставила Гермиона. — Ему, скорее всего, показалось, — заспорил Рон, однако Гарри не собирался сдаваться. — Мне кажется, тебе не хватает третьей Н — Неспешности. — Да иди ты, Гарри, — проворчал Рон. — Ты так говоришь, потому что не будешь сдавать экзамен. — Вообще-то… — Мы могли бы отметить твой день рождения в гостиной, — прервала их спор Грейнджер, приподняв теплый шарфик до носа. Пару секунд они молчали, обдумывая ее предложение, затем Гарри, похлопав ее по плечу, воодушевленно закивал: — Хорошая идея! Это, конечно, не «Три метлы», но… — Мне нравится! Только надо предупредить Симуса, чтобы не устраивал в гостиной чемпионат по метанию жаб в сливочное пиво. — А он собирался? — Не представляешь, что он устроил на прошлой вечеринке, — поморщился Рон. — Вам повезло, что были у Слизи. А жаба Невилла до сих пор не протрезвела. — Это вообще законно? — нахмурилась Гермиона. — Кстати об этом. Огненное виски можем достать у Гарольда Дингла, — сказал Гарри. — Нет уж, в прошлый раз этот придурок продал нам просроченное пойло по двойной цене. Не хочу быть отравленным в собственный день рождения. Купим выпивку у Колина. У него неплохой ассортимент и приемлемые цены. — Но постойте, это ведь!.. — Гермиона, чувствуя, как ситуация стремительно выходит из-под контроля, уже собралась напомнить воодушевленной парочке о правилах и запрете на алкоголь, но, заметив их взгляды, наполненные надеждой и мольбой, обреченно вздохнула. У нее не было ни сил, ни желания портить праздник Рона. — Мы сделаем исключение только на этот раз. На Грейнджер посыпались уверенные «естественно» и «конечно», на что она подозрительно сощурилась, и тут Гарри неожиданно вскочил с места, словно о чем-то вспомнив. — Мне нужно идти. — Куда? — удивился Рон, занимая его место на скамейке. — К Джинни, — лицо Поттера при этом осветила глупая улыбка. — О, так вы помирились? — обрадовалась Гермиона. — А вы разве ссорились? — Рон нахмурился, а в голосе прозвучала угроза. — Мы не так поняли друг друга, но сейчас все хорошо, — поспешил успокоить его Гарри, уже отдалившийся на несколько метров. — Почему я всегда все узнаю последним? — крикнул ему вслед Рон, переведя недовольный взгляд на Гермиону. — Я узнала случайно, — она пожала плечами. — Не буду же я каждый раз говорить, когда мы с Джинни поссорились, — Гарри, успевший достигнуть огромных дверей замка, помахал им рукой. — Почему это? — достаточно громко спросил Рон, но Гарри, если и слышал его, предпочел счесть вопрос риторическим и спокойно продолжил свой путь. Рону же оставалось лишь с досадой смотреть на закрывшуюся за ним дверь. Озадаченное лицо его при этом выглядело достаточно забавным, чтобы рассмешить Гермиону, так что спустя секунду Рон уже смотрел тем же взглядом на нее, не понимая, что веселого можно было найти в происходящем. Смех Грейнджер стал только сильнее, и, возможно, поэтому он решил посмеяться вместе с ней. — Давно это было, правда? — спросил он, когда веселье все же закончилось. — Ты о чем? — удивилась Гермиона, разглядывая его лицо, слегка покрасневшее от холода. — О тех временах, когда наше общение было простым и естественным, — голос его не прозвучал обиженным или грустным, но она не могла не заметить неловкости, которая постоянно скользила между ними в последнее время. Вот и сейчас она появилась из ниоткуда, заставив отвести взгляд в сторону. — Я скучаю по ним. — Я тоже, — призналась Гермиона, чувствуя, что Рон пытался что-то сказать, но оттягивал момент. Ей бы очень хотелось помочь ему или вовсе избавить от необходимости объясняться, но подбирать нужные слова становилось все сложнее. — Как думаешь, — нерешительно начал он, — мы сможем это вернуть? Наши отношения до того, как я все испортил. — Ты вовсе не портил их… — начала Гермиона, однако он прервал ее быстрым потоком слов. — Гермиона, я очень долго думал и понял, что иногда некоторые вещи нельзя вернуть. Ты говорила об этом, Гарри пытался растолковать, да и после того, как ты отреагировала на Лаванду, мне стоило просто остановиться, но я все же надеялся, что… — он запнулся, устало вздохнул, собираясь с мыслями. — Ты знаешь о моих чувствах, они не изменились. Но я не собираюсь донимать тебя постоянными вопросами и предложениями. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной неловко. Это неправильно. Ты не представляешь, насколько это неправильно… — Ужасно неправильно. — Конечно, нам понадобится время, но… — Я люблю тебя, Рон, — произнесла Грейнджер, и он сразу прервал взволнованную речь. Руки ее слегка подрагивали от волнения и сожаления, однако понимание того, как долго она тянула с необходимым объяснением, заставило пойти до конца: — Как друга. Он кивнул, несколько секунд будто боролся с разочарованием, но потом ответил бодрее: — Думаю, с этим мы можем что-то сделать. Она улыбнулась, убирая слезы шарфом. — Знаешь, ты слишком расклеилась в последнее время. — Я просто… — она сделала неопределенный взмах рукой, мысленно обещая вернуть самообладание. — Счастлива, что ты у меня есть, — закончил за нее Рон, осторожно приобнимая за плечи. — Все хорошо, Гермиона. Поверить в это сейчас было очень просто, даже естественно. Если бы не голос Паркинсон, вмиг разрушивший приятную иллюзию и заставивший Грейнджер отстраниться от Рона: — О, посмотрите-ка, кто здесь. Наша любимая грязнокровка со своим предателем крови. Как же предсказуемо и мерзко… Насчет предсказуемости Гермиона спорить не стала. Кажется, злосчастные слизеринцы появлялись в ее жизни именно тогда, когда все грозило стать вполне нормальным. В этом была некоторая закономерность, как в брезгливо перекошенном лице Пэнси и незамедлительном ответе Рона: — Закрой рот, французский мопс, и ползи обратно в свою яму. — Надо же! — притворно восхитилась Паркинсон. — Так в той норе, где ты вырос, слышали о Франции? — Да, еще я слышал, что там же ты и оставила остатки своих мозгов! — Твое остроумие попахивает деревней, Уизли, — брезгливо заметила Пэнси. — Как и ты сам. Или это от твоей подружки? — Паркинсон, ты разве не опаздываешь на заклинания? — вмешалась Гермиона, прежде чем словесная стычка переросла в большую проблему. — Ты вызубрила расписание каждого? — недовольно спросила Паркинсон. — Грейнджер, это слишком даже для тебя. Хотя… Она презрительно окинула взглядом покрасневшего от злости Рона, которого Гермиона поспешно дернула за рукав, успокаивающим взглядом предлагая заткнуться, затем слизеринка все же удалилась. — Ты не должна была мне мешать. Я бы с радостью ее прибил, — пробурчал Рон, затем крикнул вслед слизеринке: — Дрянь! — Рональд! — укоризненно воскликнула Гермиона. — Меня все еще передергивает, когда думаю, что ты целый месяц жила в змеином гнезде, — он положил руку на сердце. — Ужас какой-то. — Да… — протянула Грейнджер, быстро отгоняя непрошеные воспоминания в самые неосветленные уголки памяти, затем направилась в сторону входа. — Пойдешь в библиотеку? — спросил Рон. — Звучит так, словно мне больше и некуда идти, — несколько возмущенно ответила Гермиона, хотя в этом и была львиная доля правды. — Почему же? У тебя намечается увлекательная вечеринка с клубом слизней, — усмешка его стала несколько язвительной. — Еще одна будет на следующей неделе. Я бы даже сказал, что ты весьма активно участвуешь в общественной жизни. — Я иду в библиотеку. — Знаю. Впервые на памяти библиотека подвела Гермиону. Она обшарила особую секцию, заглянула в самые жуткие книги, но о крестражах узнала не больше, чем об Элейн Принц — капитане команды по игре в плюй-камни. Когда зловредная книга о всевозможных магических ритуалах чуть не отцапала Гермионе палец, она неохотно признала, что ее маленькое самостоятельное расследование вновь уперлось в толстую стену. Впрочем, как и все остальное. Рон был прав. Она размякла, потеряла природную рассудительность и осмотрительность, став слишком взвинченной для постоянного круговорота нерешаемых задач и загадок. И ее это злило. Грейнджер крутилась активнее прежнего, растрачивая все силы и самообладание в течение дня, загрузила себя всевозможными заданиями, надеясь, что это изменит неприятное расстройство внутри. Как наивно. Стоило ей остаться наедине с собой, когда она слишком уставала для чего-то другого и просто клала голову на подушку, притворяться становилось бессмысленно. Она была слишком опустошена для грусти, но достаточно напряжена для ночных кошмаров, так реалистично обрисовывающих ее будущее. Будущее, что безапелляционно привносило все больше тревог и опасений всему магическому миру. Куда постепенно проникала война. В котором Гермионе рано или поздно придется признать Малфоя как своего врага. Когда прошлое будет изгнано и забыто. В такие минуты она сворачивалась калачиком на кровати, с безразличием следя за стрелкой часов. Время тянулось, как волшебная жвачка из лавки близнецов, но Гермиона вряд ли думала об этом. Она старалась вообще не думать. От этого были одни проблемы и расстройства. Все силы уходили на борьбу с собственными мыслями, которые она отгоняла прочь, несмотря на удушающую потребность сдаться. А такого желания опустить руки, просто подумать о запретном, посмотреть не в ту сторону Гермиона еще никогда не ощущала. И все же упрямая часть ее продолжала свои попытки. Пусть с переменным успехом, но не позволяя себе отчаиваться, вспоминать прошлое, давать мыслям волю или смотреть на Малфоя, когда они находились в одном помещении. Словно это было возможно, а ее совершенно не заботило то, что с последнего их разговора тот выглядел еще более бледным и измотанным. Словно не знала причин и была на той равнодушной стороне, которую не заботило его саморазрушение. Словно, если будет достаточно стараться, самообман превратится в реальность. Как же ее достало это проклятое «словно»! Гермиона уронила голову на раскрытую книгу, решив, что заслужила минутку отдыха. Затем закрыла глаза. Всего на минуту. Потом она прочистит голову, продолжит поиски и отправится на глупый вечер слизней. Только минута. Когда Гермиона открыла глаза, с некоторым усилием поднимая голову с жесткой поверхности, то обнаружила, что все еще сжимает в руке перо. Мысленно хлопнув себя по лбу после того, как сверилась с часами, она начала поспешно складывать все принадлежности в сумку. — С пробуждением, Грейнджер. Гермиона нахмурилась. Наверное, в последнее время она хмурилась даже во сне. — Когда Драко утверждал, что ты живешь в библиотеке, я все же не думал, что должен воспринимать эти заявления буквально, но… — Забини красноречиво замолчал, смерив ее взглядом. — Иногда ты так мило улыбалась. Даже не могу предположить, что тебе снилось… — Забини, тебе что-нибудь нужно? В смысле, раз ты здесь, — она обвела помещение рукой, — делишься своими тонкими наблюдениями со мной, — затем указала на себя. — Проницательно, не спорю. Однако, прежде чем мы перейдем к делу, мне бы хотелось кое-что уточнить, — на его лице читалось странное замешательство, которое лишь сильнее сбивало Гермиону с толку. — Ты получала приглашение от Слизнорта? — Не понимаю, как это касается тебя, — она скрестила руки на груди, выжидательно приподнимая брови. — Просто если тебя не приглашали, продолжать разговор бессмысленно. Гермиона закатила глаза, в очередной раз убеждаясь в том, что все слизеринцы просто помешаны на интригах и манипуляциях. Самое раздражающее — они действовали. Вот и сейчас Забини удалось раздразнить ее проклятое любопытство до нужной отметки. — Вообще-то, это я раздаю приглашения. Так что да, у меня оно есть, — как можно более бесстрастно ответила она. — И, естественно, у тебя нет пары, — констатировал Забини, затем, очевидно, распознав на ее лице вырывающийся протест, примирительно взмахнул руками и продолжил: — Без обид, просто я знаю, что вечер совпал с тренировкой твоих… кандидатов. — Послушай, мне бы хотелось перейти к делу. Я и так задержалась. — Хорошо, — он обреченно вздохнул, словно она только что приговорила его к малоприятной встрече с озерными русалками. — Мне нужно, чтобы ты пригласила меня на этот вечер. — Прошу прощения? — Гермиона издала нервный смешок. — Не извиняйся. — Это какой-то розыгрыш? — она огляделась: за исключением мадам Пинс, что в данный момент была занята изучением старого свитка, никого не было. Однако Гермиона не могла отделаться от подозрения, что вскоре откуда-то может выскочить группа слизеринцев. — Какая-то извращенная шутка, вызванная излишним свободным временем? — Ты такой параноик, Грейнджер, — Забини закатил глаза, но в следующую секунду стал серьезным. — Мне нужно там быть. — Для того, чтобы? — подсказала Гермиона. — Наблюдать за Пэнси. — Потому что? — Нам обязательно в это играть? — теперь уже раздражался Забини. Что ж, по крайней мере, не она одна. — Да. Забини пару секунд буравил ее взглядом, словно взвешивая все за и против, затем нехотя все же признался: — Она пойдет с Малфоем. Гермиона нахмурилась, точно так же, как собеседник. Просто прекрасно, еще одно раздражающее составляющее слизнортского заседания. Но с каких пор она стала благотворительной организацией, приглашающей всех жаждущих на эти треклятые вечера? — Все еще не понимаю, при чем здесь я. — Будь уверена, я бы с радостью попросил кого-то еще, но у меня нет выбора. Этот старый идиот не приглашал никого из других моих знакомых. — Мне жаль, но я не стану тебе помогать. — Почему? — искренне удивился Забини. — Разве вам, гриффиндорцам, не нужно помогать тем, кто просит? — Нет! — возмутилась Гермиона, не понимая, откуда именно у ее факультета вообще взялась слава матери Терезы. — К тому же твое предложение граничит с безумием. Стоит мне там показаться с тобой, как Паркинсон выцарапает мне глаза. — Пэнси не такая уж дикая, Грейнджер, — она недоверчиво склонила голову набок, когда Блейз пренебрежительно фыркнул и язвительно добавил: — К тому же в твоем положении несколько опрометчиво отказывать в такой простой услуге, ведь у Пэнси есть и более серьезные основания, чтобы выцарапать тебе глаза. — Ты мне угрожаешь?! — Это не угроза. Это деловое… — Нет! Избавь меня от этого всего! Больше никаких сделок с тобой или другими слизеринцами! — Хорошо, хорошо. Если хочешь, пусть будет услуга, — он примирительно поднял руки. На лице его читалось нечто напоминавшее страх. — Содействие. Инвестиция на будущее. Может, доброе дело? Просьба? Салазар, да называй, как тебе больше нравится, но я должен там быть! Откажись. Так будет правильно. — По старой дружбе, Грейнджер. — У тебя странное представление о дружбе, Забини. — Мне действительно нужна твоя помощь. Я не останусь в долгу. Скажи ему «нет»! — Пожалуйста, Грейнджер. Мордред. — Ладно, но обещай, что, если Паркинсон попытается меня убить, ты не будешь стоять в сторонке. — Договорились, — просящее выражение лица слизеринца сразу сменилось непоколебимой самоуверенностью с легким оттенком презрения. — А ты не собираешься причесаться после сна?