***
В слизеринской гостиной было необычайно многолюдно, поэтому Гермиона старалась не отставать от Драко. Он уверенно шел впереди, произносил пароли, задерживая двери на лишнюю секунду, и вел себя так невозмутимо, что никтo и не заподозрил бы его в сокрытии невидимой гриффиндорки. И Грейнджер все не могла определиться, восхищает ли его актерское мастерство или, напротив, пугает. Особенно сейчас, когда ее собственные чувства всплыли на поверхность и раскачивались на виду. Мантия никак ее от этого не спасала. Малфой остановился, обмениваясь короткими фразами с сокурсниками, незаметно подтолкнув Гермиону в сторону стены, где висел гобелен и оставалось безопасное углубление для дальнейших маневров. Слизеринцы окружили их со всех сторон. Казалось, всем не терпелось поделиться какой-нибудь мелочью, задать дурацкий вопрос, несмотря на то, как Драко нетерпеливо поглядывал на выход, прикидывая безопасные пути к побегу. Нелепо, но в голову слишком несвоевременно лезли сравнения со змеиным логовом, куда Гермиона заползла по собственному желанию, нарушив все школьные правила. Впрочем, уже далеко не в первый раз. До нее долетали обрывки разговоров, но вслушаться не получалось — слишком громко стучало сердце. Слишком много мыслей бушевало в голове. Слишком остро ощущалось тепло под кожей. Даже несмотря на весь очевидный риск, Гермионе хотелось смеяться. Над тем, как все неправдоподобно и абсурдно; над слепотой людей; над малфоевским притворством, а главным образом — собственным безрассудством. Потому что нужно бесповоротно растерять остатки здравого смысла, чтобы чувствовать себя счастливой в подобных обстоятельствах. Грейнджер заметила в толпе Забини, только когда он приблизился к Драко и серьезно произнес: — Надо поговорить. — Сейчас не лучшее время, — Драко беспечно усмехнулся, но Гермиона разглядела, как напряглись его плечи, резче изогнулись брови. Все это время он ждал подходящего случая, чтобы незаметно улизнуть вместе с ней, но это оказалось сложнее, чем тайно проникнуть в подземелье посреди безлюдной ночи. — Я опаздываю на собрание. Он двинулся к двери, расталкивая всех, кто стоял на пути, затем посмотрел туда, где, по его расчетам, скрывалась Грейнджер. Что она приняла за знак: осторожно вышла из укрытия и проскользнула за спину Драко, не сдержавшись, лукаво провела пальцем по его сжатой руке. Однако Блейз вновь преградил им путь. — Думаю, ты захочешь узнать прежде, чем об этом напишут в газетах, — он заговорил тише, так что Гермиона едва расслышала: — Это насчет допроса Нарциссы… — Не здесь, — резко оборвал Малфой. — Дай мне минуту. Драко кивнул в сторону лестницы, что вела назад к спальням факультета, сам же вышел из гостиной, придерживая массивную дверь, будто в порыве секундной задумчивости. Гермиона как раз успела проскользнуть в подземелья до того, как передвижная стена закрыла проход и послышалось ворчание Забини. В той части коридора, куда провел ее Драко, было пусто и темно. Разве что слабый свет факелов отбрасывал зеленоватые тени. — Ты ведь сможешь преодолеть остаток пути без приключений? — он нетерпеливо кивнул на выход из подземелий. На что она чуть приспустила мантию. — То, что сказал Блейз… — Не лезь в это, — проговорил Малфой сквозь стиснутые зубы. Так жестко, что она отшатнулась, но прежде, чем она успела заспорить, он наклонился еще ближе, повысив голос: — Тебе пора, Грейнджер. По упрямому выражению его лица стало понятно, что возражать бесполезно, поэтому, хоть его грубость вновь распылила костер привычного раздражения, Гермиона получше нацепила на себя мантию, под которой проклятый Малфой не смог бы заметить ее разочарования. Но вместо того, чтобы сразу прислушаться к совету, Гермиона, выждав, тихо пошла следом. Возможно, не самое ее взвешенное и мудрое решение, но поступить иначе после слов Забини она не могла. Грейнджер вновь вернулась в гостиную Слизерина, поднялась по лестнице и приложила ухо к двери Малфоя, пытаясь расслышать разговор. — С какой стати Министерству вновь понадобились показания моей матери? — На этот раз все сложнее, Драко. Но Яксли обещал, что будет свидетельствовать в ее защиту. — Какого хрена ты сообщаешь мне об этом?! Когда именно меня собирались поставить в известность и как? Через гребаную газету? — Предлагаю обсудить это с Нарциссой, а пока… — Забини понизил голос, из-за чего разобрать диалог дальше сделалось невозможным. Гермиона старалась еще несколько минут, прежде чем признать тщетность попыток и начать обдумывать новый план бегства. К счастью, у нее был неплохой опыт в подобных делах, и хоть по дороге она случайно задела одного из слизеринцев, никто, казалось, не заметил незаконного проникновения. Ее терзала тревога. Вряд ли неполный разговор можно счесть достаточным основанием, однако, зная, как болезненно Драко воспринимал все, так или иначе затрагивающее интересы Нарциссы, не могла избавиться от недоброго предчувствия. К тому же Гермиона была посвящена в происходящее лишь частично. Больше, чем Гарри или слизеринец из малфоевского окружения, но все-таки недостаточно. Только до той самой границы, которую начертил специально для нее Драко. Что непомерно злило. И пугало. Как все его мерзкие секреты. Возможно, некоторые из них и вовсе не следовало вытаскивать наружу… Пока Макгонагалл и Снейп озвучивали новые обязанности старост, Гермиона записывала за ними услышанное, но не слушала, не вникала. И не пыталась. Изменившиеся часы дежурства, свод новых правил — все это теперь казалось слишком несущественным и несерьезным. День всех Основателей… Наряды, символизирующие факультеты… Правила-запреты… Кому вообще есть до этого дело? Гермиону раздирали противоречивые чувства, внимание непрерывно возвращалось к пустующему месту за столом. К Малфою, вновь оттолкнувшему ее. К собственным растрепанным чувствам. А ведь утро так хорошо начиналось… — В связи с предстоящим мероприятием мне придется попросить вас отнестись внимательнее к уже упомянутым ранее пунктам, — строго произнесла Макгонагалл, отчего слово «попросить» сразу перевоплотилось в неукоснительный приказ. — Естественно, мы не потерпим никакого алкоголя, развязного поведения и прочих бесчинств, — она бросила грозный взгляд на Гарри, послышались смешки со стороны Паркинсон. — Напротив, мы ожидаем, что вы проследите за остальными учащимися, и, уверяю, никакие маски не спасут тех, кто попытается каким-то образом испортить День Основателей неуместными выходками. Гермиона встрепенулась, расслышав звук распахнувшейся двери и Снейпа, тон его сочился сарказмом: — Мистер Малфой, как любезно с вашей стороны почтить нас своим присутствием. — Всегда рад сделать другим приятное, — хмуро отчеканил Драко, следуя на свое место. Ничего не выражающее лицо, мрачная отрешенность, хмурая складка меж бровей — вот они, вестники проблем. Кажется, Макгонагалл уже собиралась отреагировать на его грубость, когда ее опередил Снейп: — После того, как закончится праздничная суета, по исключительному согласию директора будет открыт дуэльный клуб, — он выдержал паузу, а когда вновь продолжил, в голосе его зазвучали злорадные нотки: — Несомненно, излишние часы свободного времени пагубно влияют на некоторых учеников, из-за чего они и начинают заполнять неучебное время всякими глупостями. Как, например, незаконным проникновением в мою кладовку с зельями. Верно, Поттер? Гарри съежился на месте, смущенно повернувшись в сторону двери, видимо мечтая поскорее сбежать от пристального внимания. — А теперь перейдем к остальным вопросам…***
Собрание закончилось спустя долгий час, после которого комната быстро опустела. В коридоре стоял Гарри в ожидании кого-то. Должно быть, Гермионы, потому что, заметив, как она вышла, он шагнул навстречу. Что ж, отлично, у нее тоже есть что сказать. — Вот, возвращаю, — Гермиона протянула ему мантию-невидимку, заставив себя встретиться с ним взглядом, и заполучила неуверенный кивок. Гарри выглядел расстроенным и слишком задумчивым, чтобы спросить, почему она не сделала этого раньше. Вероятно, в нем зарождались новые подозрения, на этот раз полностью оправданные, а Гермиона сомневалась, что сможет соврать. Особенно после всего, что натворила ночью. — Гарри, я… — Послушай, Гермиона… Они заговорили и замолчали одновременно, и на губах Гарри появилась слабая улыбка. — Я думал о нашей ссоре всю ночь и понял, насколько безумными были мои предположения. Когда я увидел, как он дотрагивается до тебя на лестничной площадке, мне будто снесло крышу, но… Ты и Малфой… — он рассмеялся, и эхо этого смеха больно укололо Гермиону, как если бы он резко толкнул ее об стенку. — Даже звучит неправильно и невозможно. — Невозможно? — Гермиона повторяла это слово самой себе слишком часто, но в этот раз оно оставило на губах привкус осточертевшей лжи. — Постой, Гарри, то, что ты говоришь… — Не знаю, как я вообще мог вообразить, что между вами может быть нечто кроме ненависти. Особенно после всего, через что ты прошла из-за этого подлого уб… — Мерлин, ты слышишь себя со стороны? — с ожесточением оборвала его Гермиона, сжимая губы в злую полоску. — Ты не имеешь права решать, что может и не может случиться в моей личной жизни, называя это дружеской заботой. Не имеешь права постоянно вмешиваться и затевать ссоры, стоит мне заговорить с кем-то, кто тебе не нравится. Это моя личная жизнь, Гарри! Моя! Он растерянно нахмурился, оценивая серьезность ее заявления, что лишь сильнее подпитывало ярость. Часть Грейнджер признавала несправедливость ее выпада, ведь до этого именно она так яростно убеждала Гарри в том, что между ней и Малфоем ничего нет и быть не может. Однако слышать об этом сейчас, когда впервые за долгое время она сама позволила себе поверить в обратное, было сродни предательству. — Я бы не стал вмешиваться, если бы речь шла о ком-то другом. О ком угодно, Гермиона. Ты знаешь, что именно меня волнует. Она устало вздохнула, немного остужая свою злость. Конечно знала. Даже лучше, чем сам Гарри, потому что видела правду, Черную Метку, слышала обрывки непредназначенного ей разговора. И молчала, хоть секреты Малфоя пугали ее не хуже любого боггарта. — Мы обсуждали это сотню раз, — произнесла она в конце концов. — Очевидно, что ты останешься при своем, что бы я тебе ни сказала. Гарри мрачно кивнул, и Гермиона невольно задумалась, что бы он сказал, знай он, как обстоят дела на самом деле. Не те обрывки, из которых можно было слепить разве что приблизительную картину происходящего. Нет. Она имела в виду все те мелочи и решения, приведшие ее в слизеринские подземелья этой ночью. Все мысли, разрушившие грань привычного мира. Смог бы он понять, что слово «невозможное» превращалось в прах, когда речь шла о Драко Малфое? Пусть проверить Грейнджер не могла, ей хотелось надеяться — смог бы. Ссоры с Гарри, вошедшие в последнее время в привычку, изматывали ее. Ей очень не хватало тех мирных, уютных разговоров, которыми была полна их дружба в прошлом. Но сейчас их отношения больше походили на минное поле, и даже в безобидных темах сквозили натянутость, недоверие. Вот как сейчас. Они возвращались в башню Гриффиндора, пытаясь заполнить неловкое молчание квиддичем и предстоящими экзаменами. Поэтому Гермиона очень обрадовалась появлению Рона и новому предмету беседы. — Полумна пригласила меня на танец, — он насупившись отвернулся, демонстрируя: новости не слишком его радовали. Затем, оправдываясь, добавил: — Не знаю, что творится у нее в голове, но после того, что я ей наговорил той ночью, почему-то не смог отказать. Как думаете, слишком поздно сказать, что у меня другие планы? — С твоей стороны это было бы весьма грубо, — ответил Гарри, на что Гермиона с готовностью кивнула. — Но она меня вынудила! — Вынудила? — рассмеялся Гарри. — Только не говори, что она приставила нож к твоему горлу или угрожала натравить на тебя полчище мозгошмыгов. — Нет, но она сказала «пожалуйста». Что это, если не прямая манипуляция? Они дошли до портрета Полной Дамы, Гермиона произнесла пароль, а следом обратилась к Рону: — Почему ты так ее боишься? — Боюсь? — от удивления он даже приостановился. — Это ведь просто бал, вы будете под масками, — она пожала плечами, озвучивая очевидное. — К тому же Полумна пригласила тебя только на один танец. Так в чем твоя проблема? В выражении его лица появилось нечто, из-за чего Гермиона почувствовала вину. Потому что в глубине души и сама знала ответ. Но быстро потушила сомнения, напомнив самой себе: так правильно. Даже если иногда, чтобы помочь, нужно сначала причинить боль. Рон заслуживал нового шанса. Пусть пока сам того не понимал. Он несколько секунд пытливо ее разглядывал, видно, надеялся, что она передумает и возьмет свои слова назад, но, уверившись, что этого не произойдет, вздохнул и обреченно выговорил: — Может, ты и права. А что насчет вас? — Я пойду вместе с Джинни, — ответил Гарри, поправляя очки. Гермиона удивленно приподняла брови, но промолчала. Должно быть, вчерашней ночью не она одна приняла несколько невзвешенных решений. Рон оказался менее деликатным. — Надеюсь, на этот раз ваше перемирие продлится дольше двух дней. — Я тоже… — вздохнул Гарри, после чего бросил подозрительный взгляд на Гермиону. Однако прежде, чем он успел спросить, кто составит пару ей, она поспешно распрощалась и вернулась в свою комнату.***
За все приходится платить. Особенно за собственную слабость. Почему-то именно излюбленная цитата Люциуса первой всплыла в голове и кружилась там весь день, подобно неистребимой, назойливой мухе. Раньше Драко редко размышлял о том, каково жить под тяжестью собственных поступков, но в последние месяцы многое переменилось. Слово «расплата» уже не казалось чем-то абстрактным и отдаленным. Теперь оно плотно переплеталось с каждым его шагом. И да. Отец был прав. Пусть, скорее всего, и не представлял насколько. К тому же Люциус забыл упомянуть, что иногда приходится расплачиваться и за других. Нарциссу «пригласили» на разбирательство по поводу подозрений в пособничестве и укрывательстве Пожирателей Смерти, а в этом определенно угадывалась тупость Министерства. Возможно, Драко должен был быть признателен за ту наивность, благодаря которой все еще разгуливал на свободе, помеченный безносым ублюдком и списком многочисленной родни, проживающей в Азкабане, однако все, на что его хватало, — чувство крайней гадливости по отношению к лицемерному сборищу министерских глупцов. Большая их часть сидела на постах еще тогда, когда Темный Лорд держал в страхе весь магический мир. Многие из них помнили, как он умел манипулировать и угрожать стоящим у него на пути. Были и те, кто испытал его умения на собственной шкуре. Так как, во имя самого Салазара, они могли быть настолько слепы? Все их обвинения звучали как гребаное издевательство или жалкие брызги на фоне оглушительного водопада. У них нет доказательств, но жизнь Нарциссы слишком тесно переплеталась с Пожирателями, чтобы игнорировать ее деятельность сейчас. А ведь он просил ее не лезть во все это дерьмо… Ведь если ему и нужно было чем-то платить, то Драко пока не имел ни малейшего представления чем. — Яксли свидетельствовал в пользу невиновности Нарциссы на допросе, а его поддержка, как ни странно, все еще имеет вес. — Снейп сидел за своим столом, где лежала толстая книга с рецептами, в его движениях угадывалась поспешность, будто он торопился вернуться к зельям сразу же, как только его избавят от обременительных бесед. — Сомневаюсь, что есть причины для беспокойства. — Мою мать вызывают на допрос после того, как она была замечена в сомнительном обществе на юге Франции, хотя должна была сидеть в Малфой-мэноре и не иметь никаких контактов с этими… — Драко запнулся и прикусил язык, осознав, что ходит по скользкой дорожке. Как бы он ни ненавидел Яксли и ему подобных, как бы ни пользовался расположением самого коварного из них, Северус Снейп — такой же Пожиратель Смерти, как и он сам. — И вы утверждаете, что нет причин для беспокойства? Снейп пренебрежительно ухмыльнулся. — Ты уверял меня в том же весь год, Драко, хотя, помнится, причин для беспокойства насчитывалось значительно больше. Малфой закатил глаза, предчувствуя очередную лекцию на тему того, как хреново ему удается держать под контролем собственную жизнь и выполнять задание, а также извечный вопрос: «Сколько еще будешь врать мне и самому себе, пока до тебя не дойдет вся серьезность твоего положения?» К его удивлению, на этот раз замкнутый круг разбился. Обычно испытующий взгляд Снейпа теперь казался утомленным; сквозь непроницаемое лицо просачивалось непонятное беспокойство; на переносице вместо хмурых складок образовались морщины задумчивости. Казалось, в ту секунду Северус впервые устал настолько, что не потрудился нацепить даже привычное презрение. Лишь секунду. Потому что спустя мгновение видение рассеялось, и Драко даже засомневался в правдивости того, что удалось разглядеть. — Темный Лорд посвящает меня не во все свои замыслы, — с сожалением признал Снейп. — Знаю только, что он поручил Нарциссе выполнить одну услугу. — Услугу? — Малфой нахмурился. — Что это, черт возьми, значит? — Этого я не знаю, — ответил Снейп. — Однако в одном все-таки уверен: тебе стоит прекратить оттягивать неизбежное и принять решение, Драко. Уже скоро.***
Платье мягко обнимало изгибы тела, обнажая ключицы и шею, где заметно выделялся кристалл. Легкое серебряное полотно, вышитое тонкими нитями, переходило в изумрудно-зеленые волны, почти достигавшие каменных плит под ногами. Гермиона выбрала эти оттенки неслучайно. Вероятно, даже не будь приглашения, поступила бы точно так же. Пусть это лишь маскарад, где никто так и не узнает, кто скрывался под маской, пусть зеленый цвет слишком непривычно сочетается с ее внешностью, пусть, в конце концов, все это глупо — так выглядела ее последняя капитуляция. Так выглядело ее решение послать к черту всех основателей и вековые традиции, благодаря которым ей годами твердили о том, что «неправильно» и «невозможно». Волосы Грейнджер заколола, оставив у висков несколько прядей, после чего нанесла на губы нежно-вишневую помаду и принялась придирчиво разглядывать то, что получилось. Вскоре взгляд остановился на руках, и она нахмурилась. Темные линии на запястье сильно контрастировали с бледной кожей даже при слабом комнатном освещении, а со стороны создавалось ощущение, что надпись выведена чернилами. Грейнджер так часто проводила пальцами по каждой букве, очерчивая неровности, что успела забыть, как все выглядит, если не скрывать шрам под длинными рукавами. Только вот теперь вспомнила. Она достала из комода перчатки. В последний раз она носила их на Святочном балу. Тогда они были чуть велики, сейчас идеально прикрывали руки и все, что требовалось, от посторонних. И заключительное — маска. Черная и тонкая, точно сотканная из паутины, надежно спрятала ее личность чарами. Гермиона отправилась к Большому залу, зашла внутрь и осмотрелась: потолок покрывали мириады созвездий, в самом центре бездонного неба — луна. Густого, черного, как чернила. В воздухе висели зажженные свечи, озаряющие пространство теплым свечением; стены украшали темные вьющиеся розы; столы отодвинуты к стенам, благодаря чему зал, казалось, вырос в размерах. Будто Гермиона заблудилась во времени и попала в далекое, забытое прошлое. Она стояла неподвижно среди кружившихся пар, ощущая, как беспокойно бьется сердце, пока глаза ищут Малфоя в хаотичном цветном потоке. Безрезультатно. Бесцельно. Фигуры в масках отличались друг от друга разве только нарядами и цветами. Никого знакомого, никаких подсказок. Кто знает, возможно, приглашение Малфоя и вовсе было минутным порывом. У него имелось достаточно времени, чтобы понять, насколько это странно и рискованно. Особенно учитывая вести об аресте Нарциссы… — Могу я пригласить вас на танец? Гермиона обернулась, теряя воодушевление так же быстро, как приобрела. Синий костюм, незнакомый голос, вежливая улыбка. Совсем не то, что она искала. — Спасибо за приглашение… — начала она, пытаясь смягчить отказ, но ее прервали. — У нее уже есть партнер. Тот, кому принадлежал голос, держался самоуверенно и был в кроваво-красном костюме; лацканы и плечи покрывало золотое шитье; камзол украшали золотые пуговицы с галлеон, а сапоги — тяжелые пряжки. Плечи Гермионы разочарованно поникли. Не тот цвет. Не чертов Малфой. Все не то. Между тем «не Малфой», избавившись от первого претендента, протянул ей руку, встречаясь глазами. Маска мешала разглядеть их цвет, но даже сквозь чары пробивался знакомый взгляд. Одновременно безжалостный и теплый. Тот самый. Почувствовав, как сердце взволнованно застучало, Гермиона обхватила вытянутую руку, разглядывая длинные пальцы и перстень с выгравированной буквой «М». — Ты опоздал, — она надеялась, что смогла скрыть облегчение, но получилось нечто среднее между раздражением и обвинением. — Поэтому ты решила заменить меня первым встречным придурком? — он повел ее в центр зала. — Думала, ты так и не сможешь меня отыскать. Его рука оказалась у нее на талии. — Вздор, — самоуверенно усмехнулся Малфой. — Теперь я узнаю тебя под любой маской. Гермиона недоверчиво хмыкнула, думая о кристалле, и все равно попыталась сохранить эти слова в глубине памяти, чтобы вернуться к ним позже. Когда музыка стихнет, как все ее иррациональные мысли. Когда он остановится и отпустит ее руку. Когда забудет, что значит «здесь» и «сейчас». Когда все закончится, превратившись в далекое, далекое «однажды». А пока Драко водил ее в такт и притянул еще ближе. Настолько, чтобы она могла положить голову ему на плечо. Вскоре Гермиона так и поступила, со вздохом, обнимая, уткнулась ему в грудь, затем прошептала в плечо: — Иногда происходящее кажется мне слишком нереальным. — Все дело в дурацких масках. Не иначе. Будто мы оказались в альтернативной вселенной. — Где можем безнаказанно танцевать на глазах всего Хогвартса, — продолжила Гермиона, скользя пальцами по его шее и представляя мир, полный масок, где не нужно ничего доказывать или объяснять, притворяться или прятаться. Внезапная грусть окутала ее, точно тень. — Только вот все когда-нибудь заканчивается. Даже маскарады. Драко покружил ее вокруг себя, как если бы брал время на раздумье, но вскоре перехватил в движении, вновь притянул к себе и сказал: — Предлагаю насладиться тем, что есть здесь и сейчас. — Ты ведь в курсе, что самообман — лишь форма пытки для глупцов? — Возможно, — он пожал плечами. — Тогда ты танцуешь с самым отъявленным глупцом магической Британии. Что не делает чести и тебе самой. Она прыснула. — Когда ты отшучиваешься от серьезных тем, я вовсе не забываю о наших проблемах. Он тяжело вздохнул, обхватывая ее ладонь в воздухе и рассеянно поглаживая ткань перчатки. — Ты не забываешь об этом даже во сне, Грейнджер. Продолжаешь хмуриться и ворочаться в кровати, словно ведешь войну с кровожадными врагами. — Только с одним, — возразила Гермиона. — Мне снился ты, Малфой. Я ведь уже говорила. И он поцеловал ее, неторопливо, нежно, заставив улыбнуться, испытывая странное, почти мстительное удовольствие от мысли, что это происходит на глазах у всего Хогвартса. Здесь и сейчас. На один великолепный неповторимый миг. Так звучало их маленькое заклинание. Так звучала их ложь. В которую было до страшного легко поверить… Потому что, когда он ее касался, сомнения затихали. И тревоги таяли, исчезали, как снег весной. Затем все потонуло. Кружащиеся фигуры замедлились, пока вовсе не повисли в пространстве. Музыка зазвучала совсем отдаленно, будто из другой комнаты. Вдруг Гермиона вздрогнула, как внезапно разбуженная ото сна, и радостный голос Слизнорта громом пронесся сквозь весь неожиданно притихший зал: — Леди и джентльмены, прошу минуточку вашего внимания! — профессор выглядел нетрезвым, что стало заметно сразу же: как по нетвердой походке, так и по довольной улыбке. В тишине послышались приглушенные смешки и невнятное перешептывание. — Для меня великая честь приветствовать вас всех в этот знаменательный день. Помнится, ровно тридцать три года назад… — Мерлин, мы обречены, — жалобно простонал Малфой, озвучив, очевидно, всеобщее настроение. — Думаю, самое время выпить. — Но Макгонагалл ведь запретила алкогольные напитки, — нахмурилась Гермиона. Он лишь загадочно улыбнулся, знаком предложив подождать на месте, и прежде, чем она успела заспорить, направился куда-то сквозь толпу. Речь Слизнорта обещала быть долгой, как его полная знаменитостями жизнь. И Гермиона невольно задумалась, сколько тайн успел старый профессор поведать за все эти годы, учитывая то, с каким трепетом собирал вокруг себя влиятельных и преуспевающих людей. Предполагали ли почетные члены Клуба Слизней, что однажды станут экспонатами в огромной коллекции Горация? Что их будут выставлять напоказ перед будущими поколениями? Догадывался ли об этом Том Реддл? Насколько ужасна его тайна, раз Слизнорт не желает ею делиться даже ради общего блага? Что, если?.. — Привет, Гермиона! Она подскочила, внезапно вырванная из мыслей, чтобы обнаружить перед собой Полумну: в пепельно-голубой мантии с блестками до пола; без маски, но в спектрально-астральных очках, которые, впрочем, ничуть не скрывали хозяйку. Скорее, наоборот. — Как ты меня узнала? — спросила Гермиона с тревогой, ведь если ее смогли узнать, быть может, чары масок не так уж сильны. — Не беспокойся, все дело в моих очках, — успокоила Лавгуд. — Я ведь говорила, что они показывают скрытые вещи. И не только вещи… — Она улыбнулась. — Зеленый тебе очень идет. — Спасибо, — неловко произнесла Гермиона и поспешила сменить тему: — А где твоя маска? Мысленно же добавила: «Где Рон?» — Верно, маска! — воскликнула Полумна. — Я ведь из-за этого и решила обратиться к тебе за помощью. Все произошло так быстро… Рон пригласил меня на танец, хотя формально это я его пригласила… Неважно. Он обещал мне один танец, но и сам не заметил, как закончился третий. Только вот тогда кто-то случайно задел мою маску, она упала и потерялась в толпе, а Рон неожиданно вспомнил, что должен сегодня же доделать эссе по травологии, — Лавгуд покачала головой. — Порой он говорит такие смешные вещи… Она рассмеялась, только вот Гермиона ее радости не разделяла и сделала мысленную пометку сообщить Рональду все, что думает о его трусливом побеге, при первом же удобном случае. Особенно учитывая, что эссе по травологии мадам Стебль задала еще в прошлом месяце. — Тебе нужна маска, — закончила за нее Гермиона, получив утвердительный ответ. Она разглядела Драко, который пробирался к ним сквозь толпу. Заметив Лавгуд, он замедлился, вопросительно приподнял бровь, затем, распознав знаки, которые подавала ему Грейнджер, кивнул, выжидательно опершись о стену. — В кабинете Макгонагалл должна быть запасная. В зале все еще звучал голос Слизнорта, когда они вышли оттуда и направились к кабинету Макгонагалл. Гермиона боялась неудобных расспросов, но весь путь Полумна проделала в необычайном молчании, разве только посвистывала что-то себе под нос. Кажется, эта красивая мелодия звучала на празднике. Заходить в пустующий кабинет было непривычно, хоть Минерва наверняка не возражала бы против подобной необходимости. Маски лежали прямо на столе, и Грейнджер протянула одну из них Полумне, которая сразу заменила ею очки. Однако уникальная, самобытная личность ярко просачивалась даже сквозь чары, будто и не было вовсе их. В этом вся Полумна: удивительная, очаровательная и исключительная. Жаль, не всем хватало ума, чтобы разглядеть очевидное… — Ты мне очень помогла, Гермиона, — Лавгуд заговорщически улыбнулась. — И не волнуйся, я сохраню ваш секрет так же, как нелицеприятную правду о нарглах. — Спасибо… Спустя минуту Полумна ушла, по пути повстречав расстроенный призрак Елены Когтевран. Должно быть, День Основателей пробудил далекие и не самые радужные воспоминания, вникнуть в которые призрак редко кому позволял. В любом случае Гермионе и так нужно было возвращаться в Большой зал. К Малфою. Она почувствовала, как улыбается, предавшись приятной мысли, как вдруг спустя секунду внимание ее привлек звук, эхом доносившийся из ванной комнаты. Вероятно, кто-то плакал и, следовательно, нуждался в помощи. Тихие всхлипы доносились из дальней туалетной кабинки, и, неуверенно заглянув туда, Гермиона обнаружила Паркинсон: в красивом темно-зеленом платье; с сорванной маской в дрожащей руке и темными разводами туши под влажными глазами. Паркинсон плакала, содрогаясь всем телом, и, будь на месте той кто-нибудь другой, кто угодно, Грейнджер бы знала, что делать. Но по какой-то злой иронии то была именно Пэнси Паркинсон, в жизнь которой Гермиона зареклась вмешиваться раз и навсегда. Поэтому сделала шаг назад, но неосторожно задела дверь, от неожиданного шума Пэнси вздрогнула и резко повернула голову. Отступать дальше смысла не было. Как и скрывать личность под маской, ведь на ожесточившемся лице слизеринки уже зрел вопрос о том, кто посмел без приглашения вторгнуться в ее душевные переживания. Поэтому Гермиона раскрылась, и пусть это не делало ей чести, испытала жестокое удовлетворение при виде удивленно-напуганной Паркинсон, а еще невольно вспомнила все ее насмешки и издевки. Как Пэнси смеялась ей в лицо, когда заперла наедине с боггартами. Как пользовалась чужой уязвимостью. Возможно, все эти темные мысли отразились и внешне, потому что в следующую секунду Пэнси заговорила: — Если вздумаешь кому-то… — Не волнуйся, я умею хранить секреты. Пэнси моргнула, а потом издала саркастичный смешок. — Только не нужно делать вид, что мы в одной лодке и ты каким-то образом меня понимаешь. «Ты» она произнесла с особым презрением, будто само предположение о том, что между ними может быть хоть что-то общее, казалось ей дикостью. Тогда как Гермиона слишком отчетливо наблюдала обратное. — Мы обе находимся в туалете и скрываем под масками то, кем являемся. — Нет, ты скрываешься, потому что того требует твое грязное происхождение, — выговорила Паркинсон, все сильнее кривя заплаканное лицо в отвращении. — Ты уже говорила нечто похожее, Паркинсон, и я совершенно точно не собираюсь… — Признай, Грейнджер, тебе ведь это нравится, — язвительно начала Пэнси, заставив Гермиону застыть у двери, хоть ее рука уже лежала на ручке. — Стоять передо мной, злорадно наслаждаясь тем, как низко я пала, — уточнила она, вставая на ноги. — Можешь притворяться перед своими наивными друзьями, но я вижу тебя насквозь. Ты так старательно доказываешь окружающим, что достойна находиться среди волшебников; так искусно играешь в благородство, честь, отвагу; строишь из себя маленькую Мисс Совершенство… Только вот это неправда. Всего лишь грязная, неумелая ложь, — она усмехнулась, смахивая со лба пряди спутанных темных волос. — Потому что ты всего лишь… — Грязнокровка? — не выдержав, закончила за нее Гермиона, мысленно удивляясь, как холодно, незнакомо звучит собственный голос и как мало для нее значат теперь все пресловутые доводы вместе с осточертевшими оскорблениями. — Ты ведь это хотела сказать? — Рада, что ты не оспариваешь очевидное, — выплюнула Пэнси, приближаясь к зеркалу. Казалось, часть ее боли перевоплотилась в густой защитный яд, благодаря которому ей хватило самообладания достать из сумки помаду и нанести персиковый блеск на побледневшие губы. — Неважно, что тебе говорит Драко, даже если и сам верит в собственную ложь. Малфои никогда не потерпят рядом кого-то вроде тебя. Вот почему рядом с ним ты всегда будешь скрываться и носить разные маски. И тебе это известно, Грейнджер. Гермиона видела, как отражение в зеркале равнодушно пожало плечами. Видела, как помрачнело собственное лицо, затемнились мысли. Как если бы простая констатация очевидного факта вдруг трансфигурировалась в колючую проволоку и безжалостно стиснула внутренности. А ведь она твердо верила, что подобные заявления больше не способны ее задеть. Отражение Пэнси выдавило заученную ухмылку. Отрезвляя не хуже ледяной воды. — Ты права, — кивнула Гермиона, и темная искра вспыхнула в глазах уже собственного отражения. — В отличие от тебя, я не могу похвастаться ни «чистым происхождением», ни принадлежностью к древнему роду волшебников, ни привычкой получать все, что вздумается, пользуясь статусом семьи и считая остальных грязью. Но ты настолько глупа, настолько ограничена в суждениях, что никак не можешь понять: мне это и не нужно. Ведь это ты, а не я, сидишь и плачешь в туалете, давясь жалостью к самой себе и обвиняя других в своих несчастьях. Ты последний человек на свете, Паркинсон, который имеет право раздавать другим советы. — Да как ты смеешь?! — прошипела Пэнси. Ненависть наполнила ее с такой силой, что она вскочила с места. — Как смеешь ты издеваться после того, как разрушила мою жизнь! — Нет, Паркинсон, ты сама это сделала. Губы Пэнси дрогнули, как если бы она собралась возразить, но чем — так и не придумала. Слезы беззвучно брызнули у нее из глаз, она выглядела при этом уязвленной и беззащитной, настолько открытой, что Гермиона почти видела ее мысли. Читала их, словно в дневнике. Против собственного желания, почти проклиная себя за то, что вообще решила сюда зайти и ввязаться в спор, хоть наперед знала — бесполезно. Но почему-то даже сейчас не могла просто уйти, притворившись непричастной. Пусть с оглушающей ясностью осознавала: она никогда не сможет простить Пэнси, точно так же, как Пэнси не сможет простить ее. — Дело ведь не в Малфое, — осторожно предположила Гермиона, почти физически ощущая, что бежит по лезвию или добровольно входит в пасть злобного огнедышащего дракона. Ответом ей послужил сдавленный смешок. — Заби… — Скажи, Грейнджер, тебя когда-нибудь называли жестокой, эгоистичной стервой? От неожиданности Гермиона ненадолго растерялась. — В моем случае это звучало как «поганая грязнокровка». — Тогда ты в курсе, как больно слышать подобное от человека, на кого тебе не наплевать, — всхлипнула Пэнси. — Даже если это и является правдой. Особенно если это является правдой… — По-моему, ты точно такая же стерва, какой была все эти шесть лет. — Заметив, как хмурятся брови Паркинсон, Гермиона, вздохнув, объяснила: — Забини выбрал тебя давно, прекрасно зная, кто ты есть на самом деле. Мерлин, как еще ему, по-твоему, удалось бы меня раскусить? На нее смотрели с откровенным недоверием. — Тогда почему сейчас моя личность и недостатки являются нерешаемой проблемой? — Не думаю, что дело в этом… — Тогда в чем? — нетерпеливо оборвала Пэнси, затем, столь же резко, прикрыв ладонью лицо, громко рассмеялась. — Не могу поверить, что спрашиваю об этом у тебя. Можешь меня поздравить, Грейнджер! Очевидно, теперь я достигла самого дна! Гермиона закатила глаза. — Нравится тебе или нет, но я посвящена в твою жизнь глубже, чем кто-либо еще. Смирись уже с этим и позволь дать совет: если тебе действительно не все равно, если Блейз нечто большее, чем все остальные, тебе стоит это показать. Желательно до того, как он уверится в обратном.***
Драко ждал ее там, где они условились. Он стоял, утомленно прислонившись к стене, держа в руке бокал с каким-то красным напитком, и даже сквозь черную маску Гермиона видела его задумчивость. А также чувствовала свое учащенное сердцебиение и тяжесть, внезапно сдавившую горло. Рядом с ним ты всегда будешь скрываться и носить разные маски… Он — воплощенный символ всего, что заключается в слове «чистокровный». Олицетворение всех вытекающих из этого проблем. И тебе это известно, Грейнджер… Потому что ты всего лишь… Спустя пару шагов Малфой заметил ее, едва заметно улыбнулся. Но слова Пэнси уже произвели эффект контрзаклинания. Все волшебство масок обратилось в пыль за секунду вместе с хрупкими иллюзиями. И это оказалось болезненнее, чем Гермиона ожидала. Она замерла на месте, пытаясь собрать осколки той магии, но они ускользали, подобно приятным снам. Безвозвратно. В бесконечность. Сейчас она как никогда ясно видела, как жалок их самообман. Вероятно, Малфой думал о том же. Потому что не спешил прерывать затянувшуюся тишину или приглашать ее на новый танец. — Давай уйдем отсюда, — предложила Гермиона. Он подозрительно приподнял бровь, но задавать вопросов не стал. Просто кивнул и направился к выходу. Затем приостановился, оглянулся назад, проверяя, идет ли она следом. Так они вышли во внутренний двор, где простирались густые сумерки. Только свет луны серебрил окружающие тени, очерчивая тонкими полупрозрачными линиями листву, каменные статуи и дорожку, что вела к виадуку . Гермиона ощутила, как и она вместе с Малфоем становится частью этих теней. И ночи. Возможно, потому что в них всегда было что-то от ночи. Непроглядной, молчаливой. Скрытной. По краям виадука были расставлены железные факелы, из-за чего пропасть под самим мостом казалась еще более глубокой и бесконечной. Словно в воздухе над бездной горели парящие свечи из Большого зала. Точно украденные у неба звезды. — Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, — непроницаемый голос Малфоя разорвал плотный покров тишины и мысли. В его нарочито спокойном тоне сквозила злость, и Гермиона все не могла определить, на кого именно она направлена, хоть и испытывала нечто похожее глубоко под кожей. — Знаю. — Она прислонилась к каменным перилам моста, представляя бездонную высоту под ногами. Ей стоило расслабиться. Не думать. Выжать из вечера все приятное, а следом — заключить это в чертов камень на шее. Но, очевидно, «наслаждаться моментом» не ее конек. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение к щеке, и посмотрела на Малфоя. Маски на нем больше нет. Может, именно поэтому нечто теплое и яркое зашевелилось у нее в груди. Из-за жестокой красоты его лица, из-за открытого взгляда серых глаз. Из-за того, как его пальцы медленно скользнули по шее, добравшись до черной ткани. Затем сорвали ненавистную маску и бросили ту в пропасть. — Мне нечего тебе предложить, Грейнджер, — он глубоко вздохнул, как если бы мысленно перечислял причины. — Если ты опять… — Дай закончить, — перебил Драко. — С моей стороны было ошибкой приглашать тебя на этот вечер и заставлять прятаться под идиотскими масками. Следовало сорвать их перед всеми, послав к черту каждого, кто посмел бы встать на моем пути, и, возможно, в той другой, вымышленной вселенной я именно так бы и поступил. Мне бы хотелось так поступить, но… — он прерывисто выдохнул, со злостью смахнул волосы назад, будто слов мучительно не хватало, и после, встретившись с ней взглядом, тихо выговорил: — Мне жаль. Гермиона кивнула, тщательно обдумывая услышанное. — С твоей стороны было бы откровенным идиотизмом выкидывать нечто подобное на глазах у всего замка, — она пожала плечами, заметив его вопросительно вздернутую бровь. — Я ведь уже говорила, что знаю достаточно для того, чтобы не строить ложных иллюзий. Знала, когда пришла к тебе вчера и соглашалась на это безумие. Знала даже раньше тебя. — Хочешь сказать, что тебя все устраивает? — недоверчиво хмыкнул Драко. — Конечно не устраивает, — возразила Гермиона. — Именно поэтому я предлагала найти выход и разобраться во всем вместе. Она прикусила губу, а на щеках сгустилось смущение от непривычно звучащего «вместе». Хотелось верить, что ночная тьма скрыла ее неловкость, однако потеплевший взгляд Малфоя говорил об обратном. И, быть может, оплошность того стоила. Тыльная сторона его ладони коснулась ее щеки, от неожиданной прохлады перехватило дыхание, затрепетали веки. В голове Гермионы тысячами ярких вспышек пронеслись все ночные видения, но этого оказалось ничтожно мало. Она подалась вперед, желая проверить, как будет реагировать на близость Драко вне снов, когда он вдруг отскочил в сторону. За секунду до того, как туда долетело заклинание. — Какого?.. Инстинктивно Гермиона потянулась к волшебной палочке, уже направила в сторону нападавшего, когда заметила в темноте знакомую фигуру Гарри, державшего в руках карту Мародеров.