***
— Дьявол разберет женщин, — с ожесточением выплюнул Блейз, залпом выпивая содержимое стакана. — Эта сумасшедшая сама пригласила меня на медленный танец, стоило Дафне отойти за пуншем, поцеловала перед всеми в губы, даже засос на шее оставила, а когда я, справедливо возжелав увидеть ее лицо, попытался снять с нее маску, сбежала! Налей мне еще… Еще немного… Отлично. Не забудь лимон. Драко покачал головой, но просьбу выполнил, свободной рукой прижимая к порезу на щеке влажный платок. На нем все еще был треклятый красный костюм, из-за чего происходящее в его комнате походило на один из тех сюрреалистичных кошмаров, в которых Темных Лорд без видимых усилий мог трансфигурироваться в прогнившее яблоко, а оно — в полчище домовых эльфов, борющихся за свои сомнительные права и не менее сомнительную свободу. Впрочем, не исключено, что дело заключалось в количестве выпитого алкоголя и нахлынувшем волной унынии. Да, не так Малфой ожидал провести конец дня. Особенно учитывая, как славно все начиналось… Гребаный Поттер. — Идиотский маскарад… — ворчал тем временем Блейз. — Какой обезумевший кретин вообще придумал весь этот цирк с переодеванием и двуличным притворством? Неужели в нашей повседневной жизни и так недостаточно хаоса и неразберихи? И почему девушкам, поглоти их всех огненная бездна, так необходимо напускать загадочную туманность там, где в том нет никакой жизненной необходимости? В порыве воодушевления к финальному акту затянувшейся гневной тирады он даже вскочил с места и заметался по комнате, едва не разлив огневиски на зеленый ковер. — По-моему, тебе следует написать об этом книгу, — заметил Малфой. — Тебе явно есть что сказать. — Самое отвратительное, — продолжил Забини, никак не отреагировав на шутку, — что я даже не знаю, кого во всем винить. Эта сучка даже не представилась. Сразу полезла со страстными объятиями, усыпила мою бдительность, завлекла в охотничьи сети и исчезла, как… как… — он неопределенно замахал руками в тщетных попытках подобрать меткое сравнение, сдавленно прорычал и только после выпалил: — Мордред, кто вообще так делает?! Затем устало опустился на прежнее место, озлобленно рассматривая одинокую серьгу на ладони. — Зато она оставила тебе зацепку, — Драко поморщился, хотя даже не успел съесть лимон. К сожалению, ярость, что кружит голову, всегда проходит быстрее необходимого, оставляя после себя опустошенность вперемешку с бессилием. У нее отвратительно сладкий вкус и и горькое послевкусие. Совсем как у огневиски. — Предлагаешь бегать по всему замку и спрашивать у каждой встречной, не потеряла ли она случайно сережку сразу после того, как сбежала в процессе умопомрачительного поцелуя, обещавшего нечто большее? — Звучит забавно, — пожал плечами Малфой. — В любом случае ты и так успел выставить себя полным придурком, а твоя загадочная леди, готов поспорить, окажется какой-нибудь озабоченной неуверенной в себе дурнушкой, решившей получить желаемое, воспользовавшись чарами маски. — Я уже говорил, что ты дерьмовый советчик? И, кстати, ты не рассказал, где успел так пораниться, — в его глазах мелькнуло неподдельное любопытство. — Не твое дело, — огрызнулся Драко. Блейз насмешливо улыбнулся. — Позволь угадаю, — он медленно отпил из стакана, смакуя, прежде чем предположить: — Что, Грейнджер не прочь поэкспериментировать и внести изюминку в вашу сексуальную жизнь? Всегда подозревал, что твоей ведьме не чужды садистские наклонности… — Заткнись, идиот! — вскипел Малфой, чувствуя, как краснеет. — О, неужели попал в точку? — Нет! И будь любезен, избавь меня от своих грязных фантазий. Забини хмыкнул. — Я только что детально рассказал о том, как мной попользовалась какая-то чокнутая девица, так что совершенно точно заслуживаю не менее увлекательной истории. Давай же, не будь таким засранцем… Собственно, почему бы и нет? — Нас застукал Поттер, — выпив, признался Драко. — Набросился на меня, как ненормальный, пытался убить, — и плевать на преувеличения, — а теперь уверен, что я использую Грейнджер в своих вероломных целях. Можно подумать, я какое-то злобное чудовище, от которого ее нужно срочно спасать. Стоило вспомнить о случившемся, затихшие язычки пламени вновь зашипели где-то в районе грудной клетки. — А разве это не так? Драко нахмурился и отставил стакан подальше. — Что? — Признаюсь, — продолжая поигрывать серьгой, Забини поудобнее откинулся на спинку кресла, — изначально твоя заинтересованность Грейнджер казалась мне забавным, вполне безобидным капризом. Одним из тех, когда необходимо развеять скуку, скрыться от неразрешимых проблем, найти новые ощущения или способ протеста. Выбирай любой вариант на свой вкус, — он пожал плечами. — Я даже могу понять, почему из-за нее ты откинул свой снобизм, но взглянем правде в глаза: ты все еще Малфой, а Грейнджер все еще магглорожденная. — Спасибо за констатацию очевидных фактов, — съязвил Драко. — Без тебя я бы не догадался. И, между прочим, ее кровь — меньшее из того, что меня сейчас волнует. Блейз утомленно вздохнул, как если бы вдруг решил признать поражение. Не потому, что считал себя неправым, нет, скорее, просто желал избежать протестов и конфликта. И это раздражало почти так же, как все его слова. Особенно те, в которых крылось изрядное количество правдивости. Однако молчание вскоре оборвалось. — Я упомянул ее происхождение не для того, чтобы принизить, — его тон сделался неожиданно серьезным и трезвым. — Не пойми неправильно, мне нравится Грейнджер, только вот ее выбор куда более узкий, чем у любого из нас. Ее родители, друзья, окружение — то, от чего она никогда не сможет отказаться. — Какого хрена ты несешь этот бред? — рука непроизвольно сжалась в кулак. — Брось, приятель, мы ведь оба понимаем: Поттер — только верхушка айсберга. Что ты будешь делать с остальной глыбой? Не можешь же ты вечно бежать от действительности, оттягивать неизбежное и делать вид, будто все под контролем, а в рукавах запрятана секретная карта, которая волшебным образом решит за тебя все проблемы. — Считаешь, я нуждаюсь в дружеских напоминаниях и советах? — Малфой иронично хмыкнул. — Может, хочешь также предложить выход из всего этого дерьма? Что, неужели никаких гениальных, мудрых идей? Ни одной? — он наигранно изумился, выждал пару секунд и, вернув мрачное выражение лица, продолжил: — Тогда не смей строить из себя всеведущего психоаналитика или кем ты там себя возомнил… Да, у меня ни одной секретной карты, о чем я не позволяю себе забыть даже во сне, и да, плана у меня тоже никакого. Вообще-то на данный момент у меня нет ничего, кроме ничтожных остатков времени, которое я больше не собираюсь бездарно растрачивать на самоистязание и поиск заведомо провальных затей, потому что мне осточертело заниматься тем, чем не хочу, и отказываться от того, что мне нужно! Выговорившись, Драко вновь потянулся к огневиски. Настроение было безнадежно испорчено, голова раскалывалась от собственных криков, хотя в комнате царило неловкое молчание, и, кажется, он только что признал вслух, что находится в беспросветной заднице. — Полегчало? — фыркнул Забини. — Нет, — солгал Малфой. — А мне — да, — заметив его вопросительно приподнятую бровь, Блейз пояснил: — После твоих истерик мои проблемы с женщинами всегда кажутся вполне решаемыми, — и, не дожидаясь новых оскорблений, добавил: — А поскольку мой отчим теперь сам Корбан Яксли, я бы мог оказать тебе услугу, если… Драко закатил глаза. — Позволь угадаю: если я помогу тебе с поисками той сумасшедшей, — он скрестил руки на груди. — Как по мне, звучит весьма в духе нашего факультета, — улыбнулся Забини. — У меня есть то, что нужно тебе, и я не прочь этим поделиться в обмен на нечто равное. Потому что дело всегда в выгоде, везде, даже если на первый взгляд все обстоит иначе, даже если веришь в обратное. Пусть лицемерные кретины гордо прикрываются, — он презрительно усмехнулся, — чувствами. Последнее слово Блейз произнес нарочито растянуто, на манер пустоголовой девицы, но в последующем смешке отчетливо звучало разочарование. И что-то подсказывало: к нынешней сделке оно не имело никакого отношения. — Ты крайне циничен для человека, потратившего пять лет на ухаживания за Паркинсон и бегающего за незнакомками в масках. Блейз устало выдохнул и допил остатки одним глотком. — Возможно, но у меня есть оправдание, — он поставил стакан на столик. — Пэнси разбила мне сердце, и я не собираюсь попадаться на тот же крючок. — А девушка в маске? — В ней было что-то… Мордред, не знаю, как объяснить… — он замялся. — Что-то особенное. — И, разумеется, здесь нет никакого крючка. — Иди к черту, — посоветовал Забини. — Мне просто любопытно, кто она, — он тяжело вздохнул. — Идиотский маскарад. — Идиотский, — кивнул Драко.***
Едва постучав в массивную дверь, Гермиона осознала, что не продумала ничего из того, что собиралась сказать. Внутри бушевали мысли, чувства, которые необходимо было озвучить, излить… Необходимо. Она зацепилась за это слово, когда оказалась одна, наедине с собственными мыслями. Сразу после того, как Гарри ушел, обозвав ее идиоткой. И она была слишком оглушена и разбита, чтобы спорить. Собственно, спорить ей не очень-то и хотелось. Разумеется, мысленно она не раз сковывала Гарри чарами, затем заставляла долго и детально выслушивать всю правду о своей личной жизни в надежде, что тогда он, наконец, угомонится и поймет. Конечно, Гермиона этого не сделала, а в глубине души и вовсе сомневалась в успехе подобного замысла, но теперь искренне жалела, что хотя бы не попыталась. Но какой толк в запоздалых сожалениях? Или в постоянном чувстве вины за то, в чем она даже не раскаивалась? И все же испытывала вину, сожаления, злость. На Малфоя. На Гарри. На себя… Всю долгую, бессонную ночь, ворочаясь с боку на бок. Пока думала. Анализировала. Размышляла. Выла от бессилия. И так по замкнутому кругу. Поэтому теперь, когда она уже поднялась по лифту, растерзанная противоречиями, добралась до директорских дверей, яростно постучалась — мысленно встряхнула себя за плечи, смахнув всю неуверенность подальше. В конце концов, бездействовать дальше Гермиона не могла, а обращаться больше не к кому. — Входите. Она последовала совету, пробормотала приветствия, вдруг явственно вспоминая, что не входила в кабинет Дамблдора с того самого дня, когда вернулась с рождественских каникул, твердо заявила, что не будет иметь ничего общего с Малфоем и попросила избавить себя от осточертевшей слежки. Кажется, тогда она дала излишнее число поспешных обещаний не только другим, но и самой себе. Но вот она вновь здесь, сейчас, по той же причине, особенно остро испытывает весь смысл избитой фразы «Никогда не говори никогда». — Вы хотели поговорить? Директор кивнул в сторону свободного кресла, но Гермиона осталась стоять на месте. Вероятно, виной всему дружелюбие, сквозившее в улыбке Дамблдора, может — непоколебимое спокойствие в его глазах. Все это абсолютно противоречило той неразберихе, что творилась внутри Грейнджер, потому заставило ее нервно усмехнуться. — Ради чего вы все это затеяли, профессор? — она знала, что голос звучит громче положенного, но в тот миг ей было все равно. — Я до сих пор не понимаю, почему вы вынудили меня следить за Малфоем, а после молчать и притворяться, будто мое вмешательство каким-то образом пошло вам на пользу. Вы и сами знаете, что он не сможет вам навредить даже под угрозами Волан-де-Морта. Так зачем все это? Почему вы так настаивали на моем участии? Она не собиралась говорить так, чтобы слова казались обвинением. Но именно так они и звучали. Именно так она их ощущала под кожей еще неозвученными и невесомыми. Потому что должен был быть хоть кто-то, кто нес ответственность за постоянный хаос в ее жизни; за каждый идеальный вечер, заканчивающийся катастрофой; за то, какими неприятностями оборачивались принятые ею решения. — Присядьте, мисс Грейнджер. Полагаю, вас что-то сильно задело, — Дамблдор проницательно приподнял брови. — Что именно случилось? И Гермиона рассказала. О том, как Гарри продолжал следить за Малфоем, о том, как пытался вторгнуться в его мысли. О том кошмаре, что последовал после, и собственном вмешательстве. Умолчала только о самом главном, о той самой причине, по которой Гарри назвал ее идиоткой. Она сорвалась, но, выговорившись, наткнулась на то же непоколебимое спокойствие. Интересно, что еще она должна сделать или сказать, чтобы Дамдлбор, наконец, отреагировал? — Я рад, что мистер Малфой не позволил Гарри воспользоваться легилименцией, — заключил он после минутного молчания. — Ментальная связь Волан-де-Морта с Гарри не позволяет раскрыть ему многое из того, что вам известно о Драко. — Знаю. — Если бы Гарри проник в его мысли, это стало бы большой угрозой не только для него самого, но и для его семьи. — Знаю. Как и то, что Драко было достаточно оттолкнуть от себя Гарри простой окклюменцией. Чего Гермиона не знала, так того, что бы случилось, не вмешайся она вовремя. Ведь и раньше наблюдала, как легко Малфой выходил из себя, терял контроль в порыве гнева. Отчетливо помнила собственную уязвимость перед его всепоглощающей ненавистью: то, как медленно и болезненно осознавала, насколько она может быть глубока, бездонна; как впитывала его тьму в себя, пока та не стала ее частью. Неотъемлемой, неизменной, неприглядной, точно шрамы. С тех пор многое изменилось, но стоило вспомнить его лицо, взгляд, когда он бросил в нее все свое презрение, внутри леденело. Где-то в глубинах его сердца скрывался мрак. И она его касалась. — Мы совершаем необдуманные поступки, когда боимся, — произнес Дамблдор, отвечая на неозвученные мысли. — Зна… — она вздохнула. — Они могли навредить друг другу. — Верно, — согласился директор. — Поэтому я сегодня же поговорю с Гарри и напомню, что ему не следует вмешиваться в то, о чем ему неизвестно. — Гермиона кивнула, и он продолжил: — Вы спросили, почему я попросил вас следить за мистером Малфоем, но, уверен, вы и сами имеете некоторые предположения. Гермиона отвела взгляд, пытаясь не выглядеть предвзято и не звучать цинично. — Вы говорили о том, что в предстоящем сражении понадобятся сторонники, финансы. — Она дождалась одобрительного кивка, прежде чем продолжить: — Учитывая влияние Малфоев, их связи, которыми на данный момент пользуется вражеская сторона, заполучив их в качестве союзников, Орден мог бы перетянуть чашу весов в свою сторону. — Это одна из причин, — согласился Дамблдор. — Может, есть и другие соображения? Гермиона пожала плечами. Она и раньше ужасалась, представляя, сколько тайн хранит сильнейший волшебник их столетия, сколько ходов наперед продумывает в голове, сколькими фигурами манипулирует для общей цели, сколькими жертвует. Несомненно, у него имелись еще более веские причины для подобной авантюры, однако, пусть так, Гермиона о них не догадывалась. Поэтому покачала головой, наивно надеясь на подсказки. Когда их не последовало, она вновь перешла к вопросам: — Но почему вы так уверены, что мне это удастся? — Потому что вы идеальное живое доказательство того, как шатки предрассудки, — ответил Дамблдор. — Глядя на вас, узнав ближе, никто не посмеет заявить, что происхождение влияет на магическую силу или знания. — Нельзя отвергнуть собственные убеждения ради одного человека, — возразила Гермиона. — Разве? — он приподнял брови, будто ее высказывание действительно его изумило. Или она ляпнула откровенную глупость. — По-моему, одного человека более чем достаточно. — Вы говорите так, словно все просто, — вздохнула Грейнджер. — Но на самом деле это не так. Все было иначе. Она помнила. Малфой ненавидел ее. То, что она жива, — чудо. — Вы не могли быть уверены, что план сработает. — Всегда существуют риски, вы и сами понимаете. Когда Гарри напал на Паркинсон, все случилось очень быстро. Это был не план. Всего лишь возможность, которой я воспользовался, — должно быть, на ее лице слишком явно отразились переполнявшие чувства, потому что Далблдор спросил: — Вы разочарованы? Вините меня в том, что я использовал вас в своих целях, не так ли? — Гермиона смущенно заерзала на месте, проклиная его проницательность и собственное неумение сдерживать эмоции, так четко читающиеся на лице. Однако отрицать очевидное не стала. — Что ж, не могу вас в этом винить, ведь, к сожалению, даже несмотря на весь ваш ум, вы не до конца понимаете, насколько все серьезно. Вы юны и не видели, чем может обернуться власть Волан-де-Морта. Вы не видели войны, не принимали решений, когда требовалось жертвовать теми, кто дорог. Он вдруг замолк, возможно жалея о сказанном, облокотился на стол. И замер. Отчужденно, напряженно, и на какой-то короткий миг Гермионе показалось, что рука его задрожала, а лицо побледнело, как если бы он пытался справиться с неожиданным порывом боли или усталости. Но только на несколько секунд, после чего заговорил привычно мягким тоном: — Я бы очень хотел, чтобы вы об этом никогда не узнали, но, боюсь, однажды вы меня поймете. В кабинете устроилась задумчивая тишина, и Гермиона не спешила нарушать ее словами. Возможно, дело крылось в надежде, читающейся во взгляде Дамблдора. Может, в обреченности в надтреснутом голосе. Или же часть ее просто слишком сильно привыкла доверять этому мудрому волшебнику, символизирующему собой все, во что она так долго верила. — Думаю, я понимаю, что именно вы хотели сказать. Я бы тоже сделала все возможное, чтобы защитить тех, кто мне дорог. Он улыбнулся. — Все? Насколько далеко вы готовы зайти? — заметив ее растерянность, он мягко улыбнулся, затем добавил: — Когда-то я был уверен, что самой большой жертвой является человеческая жизнь. Я видел немало примеров того, как охотно люди жертвуют собой ради близких, и уверился, как глубоко тогда ошибался, — он вздохнул. — К тому же иногда этого недостаточно. Иногда выбор не столь очевиден. Мисс Грейнджер, я все еще считаю, что вы неплохо справляетесь со своим заданием. Во всяком случае за последнее время со стороны мистера Малфоя не наблюдалось никаких новых попыток убийств… — Я не собираюсь опять за ним следить и врать, — с негодованием отрезала Гермиона, внезапно понимая, куда именно клонит Дамблдор. Но он только кивнул. — Я и не прошу об этом. Только о том, чтобы вы предоставили ему выбор.***
Ночной ветер пронизывал замок со всех сторон, хлестал по лицу, бился о барабанные перепонки, и на высоте птичьего полета, где одиноким шпилем возвышалась Астрономическая башня, он бушевал с особым усердием. Судьба. Рок. Предназначение. Все это — пустой звук, оправдание для слабаков, пустое, непростительное суеверие для магглов. Драко искренне в это верил. Однако в последнее время слишком часто в голову лезли несвоевременные мысли о том, что если одно из данных явлений и существует, то также обладает неплохим чувством юмора. Тогда бы многое встало на свои места. Тогда бы он, должно быть, понял, почему все свидания с Грейнджер всегда, при любом раскладе, заканчивались кровавыми дуэлями и прочими катастрофами. И не бей ледяной ветер прямо в лицо, возможно, он бы даже оценил иронию по достоинству. Сейчас же он чувствовал, словно плывет против течения, пока все вокруг вопят и насмехаются над его попытками. Пусть не без причин. Что правильного вообще может быть между Пожирателем-неудачником и магглорожденной защитницей домашних эльфов? Пусть так. Только вот он все равно зашел слишком далеко, чтобы отступать и бояться. О том, где именно находилась комната Грейнджер, он догадывался исключительно благодаря совиной почте, так что совершенно не был уверен в том, что делал. С другой стороны, все его самые отличные, тщательно запланированные начинания разлетались прахом под ногами. Так почему бы не рискнуть, заявившись без заготовленного сценария и наплевав на все «а вдруг…»? Кроме того, у Малфоя имелись веские причины. С того расстояния, с которого ему без риска для собственной жизни позволено было наблюдать за Грейнджер, она выглядела расстроенной. Пожалуй, даже подавленной. То, что она не тянула руку к потолку на уроке трансфигурации, хоть наверняка знала ответ — уже достойно тревоги. Но понять, о чем именно думает главная причина всех его бедствий, сродни блужданию в запутанном лабиринте. Он убеждался в этом чрезмерно часто, чтобы отягощать себя бесполезными предположениями, строя догадки насчет ее настроения или расположенности к разговору. Иногда проще спросить, а с Грейнджер такой подход работал лучше всего. По крайней мере, Драко на это очень надеялся. Они все еще балансировали на грани ненависти. На самом краю. И, кто знает, может так будет, к примеру, вечность. И все же он медлил, наворачивая бессчетные круги вокруг гриффиндорской башни, будто пытаясь обмануть собственное малодушие и придумать наилучший способ начать разговор. Очевидно, фраза «Я не собирался травмировать и без того скудный мозг твоего чокнутого друга, но он не оставил мне выбора», не подходила. Как, в целом, и все другие варианты, прокручиваемые в голове, ведь выбирать выражения и сглаживать конфликты не его конек. Да пошло все в задницу. Буду импровизировать. Вот оно — его новое кредо. Нужное окно оказывается открытым, но, влетев в комнату, Драко застал ее пустой. За исключением мохнатого коврика на кровати, который, приметив чужое появление, вскочил с места и приветственно мяукнул. — Я пришел не к тебе. Однако наглого кота это ничуть не смутило. Взмахнув хвостом, он грациозно спрыгнул с кровати, приблизился, скорее всего ожидая получить взамен знаки внимания. Тяжело вздохнув, Драко провел рукой по мягкой шерстке, предпочитая не размышлять о том, почему каждый раз шел на поводу косолапого кота с неоспоримым врожденным даром к манипуляции. — С тебя хватит, — проворчал Малфой и окинул комнату быстрым взглядом. На письменном столе хаотичной стопкой были сложены учебники и исписанная бумага. Учитывая склонность Грейнджер ко всему прекрасному, упорядоченному, к бесчисленным спискам, ее уютная комната, заполненная всякими мелочами, выглядела еще более незнакомой. Чужой. Впрочем, неудивительно: Драко впервые находился столь близко к ее личным вещам. Если подумать, он не знал ничего о жизни Гермионы за стенами Хогвартса. Чем она занималась на каникулах, возвращаясь в дом, лишенный магии? Каким образом справлялась с недостатком библиотечных книг и бесконечных экзаменов? Как вообще выглядит ее маггловский мир, такой несхожий со всем, к чему он сам привык с рождения? Обычные фотографии, расставленные на полках, едва ли давали весомые подсказки. Запечатленная на них Грейнджер улыбалась в окружении родителей, друзей. На некоторых так широко, что хотелось улыбнуться в ответ. Но с годами все меньше и меньше, и Малфой невольно задался вопросом, насколько сам этому способствовал. Когда палец скользнул по одной из фотографий, послышался отчетливый звук приближающихся шагов, и прежде, чем Драко успел оценить ситуацию, в комнату ворвалась Грейнджер. И сразу же вскрикнула, видно ничуть не ожидая встретить в собственной комнате кого-то кроме кота. Она даже потянулась к волшебной палочке, готовая к любым защитным действиям, но спустя секунду так же внезапно остановилась. — Мерлин… По ее лицу прокатилось узнавание, смешанное с облегчением. Еще секунда — теперь уже раздражение. Ее брови взлетели вверх, пока в воздухе почти физически повис вполне справедливый вопрос о том, какого Мордреда он здесь забыл посреди ночи. Впрочем, озвучивать его она не стала. Через высокие окна падал слабый лунный свет, четко разделяя помещение на вечер и ночь. Грейнджер выбрала относительно светлый участок ближе к окну, а Драко прислонился к письменному столу, рассеянно оценивая коврик под ногами. — Выглядишь ужасно, — заметил он, вспоминая ее круги под глазами. — Ты тоже, — угадать настроение в ее ровном тоне не выходило, но он отыскал признаки раздражения в ее напряженной позе. Она все-таки спросила: — Зачем ты пришел? — Решил проведать твоего кота, — замечая, как она недовольно склоняет голову набок, он, не сдержавшись, закатил глаза. — Брось, Грейнджер. Ты не могла ожидать, что я серьезно отвечу на такой глупый вопрос. — Вот как, — ее губы сжались в злую ниточку. — Тогда можешь убираться прочь, — и указала на окно. — Я не настроена упражняться в остроумии. Он прищурился. Она скрестила руки на груди, нетерпеливо притопывая ногой. — Прекрасно, — прошипел он сквозь зубы. — Пришел, потому что мне так захотелось. Потому что не намерен вновь позволять тебе игнорировать мое существование и смотреть, как ты превращаешься в угрюмый комочек печали. И, в конце концов, я хотел тебя видеть. Она удивленно нахмурилась, пытливо изучая его лицо, пока в голове — он мог в этом поклясться — активно крутились враждебные шестеренки. — Что? — фыркнул он. — Предпочитаешь вернуться к версии с котом? — Я тебя не игнорировала, — проговорила она, не обратив никакого внимания на последнюю издевку. — Мне нужно было подумать. — О чем же, позволь поинтересоваться? — О многом, — уклончиво ответила она. — Ты износила мне весь мозг лекциями о пользе озвучивать мысли, ты и минутой ранее это проделала, так что прекрати быть лицемерной занозой, чтобы мы могли во всем разобраться. Драко упрямо выдержал ее взгляд, где все ярче мерцали золотистые искры ярости. Но также видел, как она неохотно сдается, проигрывает, возможно наконец осознавая, что уходить без желаемого не в его характере. Затем произнесла: — Ты мог просто выкинуть Гарри из мыслей. — Верно, но тогда бы он продолжил кричать о том, что я Пожиратель, использующий тебя в своих грязных целях. — Звучало как дерьмовое оправдание. — Разумеется, после того, что ты сделал, он поймет, как сильно насчет тебя ошибался. Он не ответил. Возможно, затем, что сам до сих пор не понимал, чего боялся сильнее: того, что Поттер ставил под удар всю его семью, или того, что Грейнджер могла найти в его идиотских теориях тень правды и зацепиться за нее, чтобы разрушить и без того шаткое перемирие. К тому же все это не имело никакого значения сейчас, когда он даже не мог уверенно солгать о том, что поступил бы иначе, будь у него возможность. — Я не жалею о том, что сделал с Поттером, — произнес он, настороженно следя за ее реакцией. — Но мне жаль, что тебя это расстроило. — Знаю, — вздохнула она после недолгого молчания. — В тот момент я тебя ненавидела, — и скользнула взглядом по его щеке, где все еще слабо выделялась красная линия. — И тоже не жалею о том, что сделала. И упрямо поджала губы, давая понять: она не только не жалела о том заклинании, но и повторила бы его еще раз, еще и еще, лишь бы защитить гребаного Поттера. Пожалуй, раньше его бы это непременно разозлило. Сейчас же Малфой просто кивнул, смиряясь с ее неистребимой тягой к жалкому очкарику. Он вдруг ощутил, как нечто мягкое и теплое трется об его ноги. — Никак не пойму, чем ты ему так нравишься, — фыркнула Грейнджер. — Просто этот уродливый кот — самое разумное существо в твоем дружеском окружении. Драко мог поклясться, что дьявольское отродье понимает человеческую речь, потому что в следующую секунду оно зашипело, презрительно взмахнуло хвостом и удалилось. — Если честно, я ненавижу тебя и сейчас. Драко не был уверен, чем вызвано ее признание, но она говорила, глядя прямо ему в глаза, как если бы хотела увидеть, как оно его заденет. Возможно, Грейнджер хотела запутать его из мести, а может, просто говорила правду. Скорее всего, и то, и другое сразу. — Хочешь, чтобы я ушел? Ее лицо сделалось сосредоточенным, точно его слова являлись одной из тех задач, над которыми она размышляла во время уроков. — Да. Но еще сильнее хочу, чтобы остался и заставил вспомнить, почему именно я все еще тебя терплю. Он усмехнулся, удивленно приподнял бровь, она подозрительно сощурилась. — Что? — Ты заигрываешь, — под его испытующим взглядом она невинно пожала плечами, подошла поближе, позволяя провести рукой по вытянутой шее. Он давно заметил, что ей это нравилось. — Но я не останусь, Грейнджер, — он выдержал намеренную паузу, и продолжил как раз в тот момент, когда глаза ее гневно засверкали. — Есть идея получше.