***
Я сидела перед большим зеркалом в своей комнате, наблюдая, как мастерскими движениями мадам Россини превращала бесформенную копну моих волос в настоящее произведение искусства. Она завивала, выпрямляла, закалывала и распускала. Я же только и могла, что сидеть не двигаясь. Когда мадам закончила, я просто не верила своим глазам. Пусть она делает мне причёску далеко не в первый раз, я всё равно не перестаю удивляться её мастерству. — Мадам Россини, вы волшебница! — воскликнула я. — Ну что ты, ма шер, — даже годы жизни в Англии не отняли у неё французского акцента, по этому и «что» звучало у неё гораздо мягче «чио». — Нет, правда, — я готова была подорваться с кресла и обнять мадам Россини, но она удержала меня на месте. Меня из раза в раз поражало не только её мастерство, но и феноменальная сила, которую ну никак нельзя представить в этой невысокой, пухленькой женщине. — Сиди, лебьедушка, я ещё не закончить с твой образ, — и я покорно сидела на месте, пока меня чем-то мазали, красили и брызгали. Куда я так собиралась? На праздник в честь шестнадцатилетия Шарлотты. Сегодня в доме Монтроузов даётся приём, на который и меня, я ведь не только представительница семьи де Виллер (все и дядя, и Гид, и даже Раф были приглашены), мне же ещё посчастливилось быть родственницей Монтроузов. Даже довольно близкой. — А в твою честь завтра приёма не дадуть? — спросила мадам Россини, как бы между делом. — Нет, — с трудом сдерживая желание покачать головой, отвечаю я. — Мой следующий грандиозный приём будет через два года — в день совершеннолетия. И это правда. В честь Шарлотты устроили праздник, так как в скором времени у неё должен будет проявиться ген. Моё же совершеннолетие должно будет ознаменовать возможность вступления в брак (у нас очень, очень, очень старомодные традиции). — Вуаля! — мадам Россини отошла от меня, наверняка оценивая своё творение. А оценивать было что. Причёска, на первый взгляд довольно простая, держалась на куче маленьких шпилек. Ещё и была полита лаком! Макияж был лёгким, почти естественным, всё-таки приём днём, но в то же время выгодно подчёркивал как цвет моих глаз, так и контраст между бледной кожей и тёмными волосами. В такие моменты я действительно чувствовала себя принцессой. — Вы закончили, мадам Россини? — в дверь просунулась голова нетерпеливого Рафаэля. Он, наверное не знает, но мы прекрасно видели его, когда он заглядывал сюда на протяжении всех манипуляций. Зеркало сыграло против него. — Ох, ну чио за нетерпеливый молодой чьеловек! — недовольно воскликнула мадам Россини. Я поднялась со своего места, с наслаждением, но очень аккуратно, потягиваясь. Я просидела не двигаясь почти час! Рафаэлю грех жаловаться на ожидание, он по крайней мере не был прикован к стулу суровым взглядом. Глаза парня расширились, я с удовольствием наблюдала за проведанным эффектом. Я действительно должна была выглядеть превосходно, тем более что была уже одета в платье — ещё один шедевр мадам Россини. — Обалдеть, — потрясенно выдал братец. Я усмехнулась с ноткой самодовольства. Так, как и положено де Виллеру. — Месье Рафаэль, — обратилась я к нему по-французски, — вы не считаете, что нам следует поспешить? Парень встрепенулся, и в секунду приблизился ко мне. — Разумеется, мадмуазель, — Ответил он так же на французском и подал мне руку. — Прошу. Мы чопорно прошагали по комнате, он придержал мне дверь, и потом в коридоре мы вместе разразились хохотом. — Ну чио за дети! — и хоть мадам Россини старалась выглядеть возмущённо, её тоже позабавило наше представление.***
Я старалась держаться в стороне от большинства гостей, но большая их часть, видимо, сочла своим долгом подойти ко мне и поговорить о каких-то совсем незначимых вещах. Тогда как я в упор не могла думать не о чём, кроме того, что тётя Грейс выглядела сегодня очень странно. Когда мы приехали (а на приём мы прибыли втроём: я, Гидеон и Рафаэль), мы поспешили поприветствовать леди Аристу, а затем поздравили Шарлотту. Она, конечно, сразу вцепилась в Гида, а мы остались в стороне, как будто нас не было вовсе. В этот момент к нам подошла тётя Грейс. Она поприветствовала нас очень тепло, в отличии от остальных, но так она на меня смотрела, что мне стало не по себе. Знаете, теперь я понимаю, что чувствует Лотти. Примерно так себя чувствуют, когда ждут, что ты вот-вот растворишься в воздухе, я гарантирую. Потом к нам подскочил Ник — сын Грейс. Ему двенадцать, очень милый мальчонка с рыжими непослушными волосами. Вот на нём сказалась генетика Монтроузов. А я черноволосая! Ник был очень рад видеть нас, но стоило мне отвернуться, как они с Рафом куда-то исчезли. В приставку играть пошли, а меня не позвали! И тут-то и началась засада с гостями. Им, наверное, надоело в двадцатый раз справляться о самочувствии Шарлотты, и они переключились на меня. К тому моменту, когда я уже готова была дать дёру из зала, меня нашёл Гидеон. — Ты куда-то собираешься? — В зале так душно… — манерно протянула я. Я ведь аристократка, капризная леди. — Гвен! — Ладно-ладно, — соглашусь, такой образ мне совсем не идёт. Шарлотта в таком амплуа смотрится куда как уместнее. — Просто мне скучно, да ещё все почему-то отвлеклись от Лотти и донимают меня. А Рафаэль куда-то смылся, — да, ябедничать это нехорошо, но надо же как-то отомстить брату, что бросил меня одну. Со стороны Гида послышался тяжёлый вздох. Интересно, он из-за меня так вздыхает или из-за Рафаэля? Хотя, скорее всего третье — из-за нас обоих. Кажется, Гид хотел ещё что-то мне сказать, но тут люди пришли в какое-то странное движение. Гидеон изменился в лице и направился в самую гущу. Он даже не взглянул в мою сторону напоследок! Но, когда Гид снова появился из толпы, я поняла почему. Шарлотте стало плохо, а головокружение — первый признак скорого перемещения. Сейчас они оденут её в какие-то странные шмотки и потащат в Темпл, чтобы она совершила свой первый неконтролируемый прыжок под присмотром Хранителей. А мы с Рафаэлем, благополучно всеми забытые, пешком побредём домой. Хорошо хоть додумались верхнюю одежду одеть, а не надеяться на: «мы же на машине». Только надо подождать, пока вся эта толпа разойдется и можно будет нормально попрощаться с тётей Грейс и бабушкой Медди (она приходилась родной сестрой моему прадедушке Лукасу). Ну и с Ником и Кэролайн, конечно. Кэролайн — очаровательная девятилетняя девочка, дочь Грейс. Мне иногда становиться очень тоскливо от мысли, что я почти не вижу её и Ника, а ведь пока я жила в Дархеме они были мне как младшие братик и сестрёнка. Хотя иметь двух старших братьев неплохо, но иногда так хочется почувствовать себя взрослой и ответственной (да, я сама ответственность). Пока гости медленно расходились, я успела ускользнуть наверх. Мой путь лежал на третий этаж в комнату Ника. Как я и предполагала, его и Рафаэля я нашла именно там. И, я снова права! застала я их за игрой в приставку. И Раф проигрывал. Хотя я прекрасно знаю, что он делал это специально. Может, он и выглядит «оболтусом», как зовёт его Гидеон, а всё-таки воспринимает мир уже не так, как дети. Он умеет уступать. Раф ведь прекрасно знает, что Ник несколько неуверен в себе, как и многие мальчишки его возраста. Рафаэль таким же был. Вот мой братец и пытается поднять ему самооценку, пусть и посредством компьютерных игр. Если быть до конца честной, отношения у нас с Рафом не были настолько близкими и доверительными, какими они были с Гидом. Но тем не менее, нас многое связывало и знакомы мы были большую часть жизни. И хотя к Гиду я была привязана чем-то ещё, помимо сестринской любви, как было с Рафом (наверное, всё дело в привычке. Гид живёт в Лондоне постоянно, Рафаэль же только приезжает к нам), тем не менее в некоторых (порой во многих) случаях Раф понимал меня гораздо лучше. Мы с ним как будто на одной волне. — Мисс Гвендолин, мистер Рафаэль, — в комнату заглянул дворецкий — мистер Бернхард. В руке у него были вибрирующие телефоны, мой и Рафаэля. — Спасибо, мистер Бернхард, — я улыбнулась, принимая из его рук наши мобильники. Раф смотрел на меня напряжённо. Кто бы это мог нам звонить? На экранах был написан ответ. На мой телефон звонил Гид. У Рафаэля же на экране высветилось: «Ещё один дядя (Ф)». Мой взгляд, обращённый на брата так и говорил: «серьёзно?» Он только плечами пожал. Ну да, других дядь, с именами начинающимися на букву «Ф», кроме дяди Фалька, у нас нет. Брат смотрел на меня умоляюще, явно понимая, кто кому звонил, и правдами и неправдами не желая говорить с дядей Фальком, который наверняка начал бы читать лекции. Впрочем, Гидеон же сделает то же самое! Но, приняв его пожелания, я перекинула Рафаэлю свой телефон, а сама приготовилась говорить с дядей. — Дядя Фальк? — Гвендолин?! — А кого ты хотел услышать? — Вы опять телефоны перепутали? — да, в прошлый визит Рафаэля у нас действительно вышла довольно забавная история с перепутанными телефонами. Ну кто же мог знать, что они у нас не только одной модели, но и в одинаковых чехлах? Нам потребовалось два дня, чтобы разобраться в произошедшем. — Разве? — слава Богу он меня не видит. Иначе бы сразу понял, что мы просто немного сжульничали. — Да. — Ну, бывает. Никто же не виноват, что у нас вкусы в выборе чехлов совпадают, — я даже плечами пожимаю. Это позволяет играть правдоподобней. Я так думаю. — Ладно, неважно. Вы ещё у Монтроузов? — Да. — Я пришлю за Вами машину. И, когда дядя Фальк уже собирался вешать трубку, в комнату вошла тётя Грейс. — Вы уже уходите? — как-то даже разочаровано спросила она. И на другом конце её услышали. — Грейс? — Послышалось из телефона. — Да, тётя Грейс, — как будто не слышала его. — Дядя Фальк сказал, что пришлёт машину, которая нас заберёт. — А я надеялась, вы у нас немного задержитесь. Мы даже не поговорили толком во время праздника, — я надеюсь, дядя почувствовал, как в сети повис невысказанный мною вопрос. — Ну, если вы хотите, то можете задержаться, — отозвался дядя Фальк. Пусть и обращался он ко мне, я-то знаю, что говорил он это тёте Грейс. Я оглянулась на Рафаэля. Он сразу понял, в чём встал вопрос, хоть слов дяди и не слышал. И поспешил кивнуть. — Ну, в таком случае, мы задержимся. Спасибо, дядя Фальк. — Позвоните, как соберётесь домой, — строго добавил дядя Фальк, как будто взаправду всё время говорил только со мной, и вовсе не тёте Грейс потыкал в её желании пообщаться со мной прежде всего, и сбросил. Дядю Фалька с тётей Грейс связывала старая история. Кажется, у них когда-то были отношения. И я думаю, нет, даже уверена, что сейчас дядины чувства «вспыхнули» вновь. Я уже упоминала, что Грейс и её муж — Николас — раньше жили в Дархеме. Но, как раз вскоре после того, как я переехала в Лондон, Николас умер от рака крови. А Грейс, оставшись с двумя маленькими детьми на руках (Кэролайн было всего полгода, Нику — четыре), она решила вернуться в «родительское гнездо». С тех пор вот уже девять лет она живёт в Лондоне и периодически отвоёвывает у дяди Фалька возможность проводить со мной время. (Ладно, может я снова преувеличиваю касательно «отвоёвывает»). В такие дни она водит нас куда-нибудь: на аттракционы, в кино, в кафе-мороженное и ещё много увеселительных мест. Нас, это меня, Ника, Кэролайн и Гида. Ещё Рафаэля, если это совпадает с его приездом. Как тётя Грейс справляется с такой оравой, я не понимаю. Хотя… На то у неё и есть Гид, который следит за мной и Рафом своими «не знающими сна очами». Он же у нас старший, он же у нас ответственный, он же у нас такой взрослый. Но Гидеон действительно отличный старший брат. Впрочем, как и Рафаэль (разве что с ним можно прикалываться над кем-то, а Гид будет смотреть так, как будто ты уже сделал огромную глупость). И Раф солидарен со мной касательно Шарлотты. Он даже придумал, что мы между собой называем её «Рыжей Ведьмой». Хотя после той сцены на ипподроме в начале учебного года, мне уже не кажется это таким забавным. Тётя Грейс снова смотрела на меня так, будто я должна вот-вот исчезнуть во вспышке света. Меня это настораживало. — Тётя Грейс, всё в порядке? — осторожно спросила я. Она как очнулась. Улыбнулась мне, и потянулась к волосам, поправляя выбившуюся прядь. Вот теперь мне действительно страшно! Дядя Фальк с Гидом уже и так в течении последних двух лет (с тех пор, как Гидеон начал путешествовать) смотрят на меня вот так же ласково, волосы поправляют или по голове гладят. Не надо! Это не успокаивает! Это только пугает! Но, конечно, никто не услышал мой безмолвный крик. И поговорить мы не поговорили. Зато за ужином время провели прекрасно. А потом, когда дядя Фальк решил, что нам пора бы домой, тётя Грейс предложила нам остаться на ночь. Всё равно две комнаты на третьем этаже пустуют. И мы согласились. Здесь было слишком тепло и хорошо, тогда как дома нас ждали лишь темнота и пустота. Мы уже поужинали и переместились к камину. Бабушка Мэдди начала с энтузиазмом рассказывать какую-то историю из своего детства, тётя Грейс, как и бабушка Мэдди сидевшая в кресле, прикрыла глаза, и я бы не смогла сказать точно: слушала ли она, или задремала. Мы же, все дети, удобно утроились на ковре, едва ли не улёгшись друг на друга. Ну как едва ли. Рафаэль облокотился на ещё одно кресло, я сидела у него под боком, откинув голову ему на плечо, Ник лежал головой у меня на коленях, и я поглаживала его по вихрастым волосам, а Кэролайн пристроилась с другой стороны от Рафа, обнимая того за руку. Думаю, если бы тётя Грейс на нас смотрела, глаза её были бы полны умиления. Но, разумеется, гладко весь день у нас пройти не мог. Спокойный, действовавший до странного убаюкивающе, голос бабушки Мэдди резко смолк. Мы бы, пожалуй, окончательно задремали, если бы не раздался хрип. Мы перепугано дёрнулись. Эх, где там наш будущий врач, когда он нужен! Тётя Грейс уже стояла рядом с бабушкой Мэдди, а мы напряжённо замерли, не зная, что делать, и боясь не сдержаться и запаниковать. — Люси!!! — вдруг крикнула бабушка Мэдди. Громко принесенное имя заставило нас вновь дёрнуться, а я, не удержавшись, попыталась встать, едва не падая вновь на Рафаэля. — Люси, куда же ты?! — вновь громко позвала бабушка Мэдди. Меня начало мелко трясти. Нетрудно догадаться, что единственной, кого могла называть этим именем бабушка Мэдди, была моя мать. — Осторожно, Люси, обернись! Там волк! — мне стало дурно. Мама, волк… Что же она видит? — Птица? — изменившимся голосом произнесла бабушка Мэдди. — Что это за птица, Люси? Почему ты уходишь? Люси!!! — её голос, ставший немного тише и спокойнее, вновь громом огласил гостиную. Потом бабушка Мэдди, сидевшая истуканом и крепко вцепившаяся в подлокотники кресла, помотала головой, и посмотрела на стоявшую рядом с ней тётю Грейс. — Ты записала моё видение, Грейс? — спросила она. — Нет, тётя Мэдди. Сейчас, — и тётя Грейс ушла. Наверное, принести какой-то блокнот, в который они записывали видения. Да, в семье Монтроузов вообще нет нормальных людей. Моя двоюродная прабабушка Мэдди обладает видениями, прадедушка Лукас был Магистром Ложи Графа Сен-Жермена, об остальных предках я и вспоминать не хочу — чего только стоят все носительницы гена… Но особенно интересными персонажами были, как ни странно, мои родители. Оба они унаследовали фамильный ген путешественников. Родись я на день раньше, вероятность того, что я стану Рубином была бы очень большой. Но, к счастью, Ньютон не мог так ошибиться и эта генетическая мутация мне не перейдёт. И всё-таки, почему спустя столько лет после их смерти бабушка Мэдди снова видела мою маму? Надо сказать, бабушка Мэдди в своих видениях не ошибается. Незадолго до смерти дедушки Лукаса, ей тоже пришло видение. Подробностей я не помню, но там было что-то про пантеру, прыгнувшую ему на грудь. Дедушка умер от сердечного приступа. Может ли это значить, что нечто, с чем мама была связана (а если мама, то наверняка и папа), будет иметь значение в ближайшем будущем?