Шесть лет назад…
Последнее время ее сон стал необычайно чутким. Скорее всего, это было результатом нервного напряжения. Сводки с фронта заставляли ее кулаки сжиматься в бессильной злобе, а в груди все холодело. Шепард боялась поражения.
Во время вынужденного отпуска она постаралась выкинуть все это дерьмо из головы. На вечеринке они хорошо пошумели, и нервное напряжение немного спало — по крайней мере, ей удалось нормально выспаться.
Но сейчас тревога вернулась. Утешало только одно: сегодня причиной ее пробуждения был не ночной кошмар, а Гаррус Вакариан. Точнее, его неловкое движение во сне.
Шепард лежала на спине и слушала его дыхание.
По потолку ползли причудливые световые пятна — реклама в этом районе Цитадели светила круглосуточно.
Повернувшись на бок, она взглянула на спящего. Гаррус лежал на боку, подложив ладонь под голову. Его пластины тускло поблескивали в разноцветных всполохах уличной рекламы. Шепард осторожно погладила его неровный грудной выступ и улыбнулась. Живое тепло обволакивало ладонь, растекалось на коже приятной истомой.
Ей нравилось трогать Гарруса. Прикосновения к гладким поверхностям его пластин и теплой коже вызывало ни с чем несравнимое наслаждение.
Она обожала его руки. Гладила длинные пальцы. Трогала большие мозоли, привычные для того, кто постоянно управлялся со снайперской винтовкой. Прикасалась губами к незащищенным пластинами запястьям.
Руки у Гарруса, и правда, были золотыми. Один раз он попросил встать ее на четвереньки и раздвинуть ноги. Шепард так и сделала: встала в коленно-локтевую, высоко вздернув зад. Гаррус гладил ее ладонью между ног, долго теребил клитор и водил острым когтем между половых губ, дразня вход. Она стойко выносила эти издевательства и кусала губы, чтобы не стонать. По ногам текло так, что, кажется, мокрой была даже кровать. А он все продолжал издеваться, пока Шепард не начала материться. Выдав какую-то хуйню на тему девочка-с-грязным-языком-накажу-выебу, он сказал ей не шевелиться и осторожно засунул палец во влагалище. Сочетание опасности и желания накрыло водопадом. Шепард вскрикнула и уронила голову на руки, когда низ живота свело сладкой судорогой. Это было похоже на пытку: хотелось подвигаться, насадиться до упора, но надо было сохранять неподвижность. Внутри все пульсировало, опасно обхватывая его когтистый палец. Тот раз запомнился надолго.
Когда они целовались, она легко очерчивала языком его мандибулы и рот, прихватывала губами жесткую кромку. Ей ужасно нравились его острые зубы. Было бы здорово поцеловаться с ним французским способом. Жаль, что это было невозможно.
Однажды Шепард не выдержала и, засунув два пальца ему в рот, ощупала клыки. Гладкие, большие, острые — прямо как у персонажей старого фильма про вампиров. Поначалу он не сопротивлялся. Наверное, охуел и решил не перечить чокнутой с Земли. Но когда она толкнулась вперед и взялась за исследование его коренных зубов, реакция последовала мгновенно. Он подмял ее под себя, уткнул носом в кровать и слегка покусал за задницу. Рассматривая под утро свой пятнистый от синяков зад, Шепард зареклась трогать турианские клыки. Себе было дороже.
Но то был единственный раз, когда он остановил ее. Обычно Шепард могла с ним вытворять, что угодно и пользовалась этим на всю катушку.
Особенно доставалось его шее. Шепард нравилось целовать и кусать ее, оставляя темные расплывшиеся следы. На вкус его кожа была терпкой и отдавала металлом. Гаррус в такие моменты обычно замирал и устремлял бессмысленный взгляд в потолок. Иногда, когда она терзала его особенно сильно, он тихо стонал и бормотал какую-то недоступную для электронного переводчика ерунду. Шея у турианцев была одной сплошной эрогенной зоной. В их языке, трансгри, было немало пошлых выражений, связанных шеей. Так, если турианец хотел кому-то дать понять, что он его выебет, то всегда говорил «прихвачу тебя за шею».
Еще ей нравилось трогать его мягкий беззащитный живот. Иногда она целовала и облизывала непривычный для землян двойной пупок. Чувство щекотки было турианцам незнакомо. Поначалу Гаррус с удивлением воспринимал такие ласки, но потом заявил, что Шепард нашла у него еще одну эрогенную зону.
«Теперь можно будет говорить «прихвачу тебя за живот», — заметил он.
После таких ласк она обычно переходила к заключительной части программы, которая в это время достигала около семи дюймов в длину и по жесткости могла соперничать с батарианской сталью.
Турианский член был весь покрыт небольшими гладкими пластинами. В обычном расслабленном состоянии при каждом движении своего владельца он издавал звук похожий на тихий треск хвоста гремучей змеи. При стояке член увеличивался в два с лишним раза и становился твердым. Венчала его синяя небольшая головка округлой формы. Увидев стояк Гарруса первый раз, Шепард ахнула и сказала, что-то вроде «Охуеть, он бронированный». После этого их обоих скрутило от смеха.
Потом веселья у Шепард поубавилось — к этой штуке надо было привыкнуть. Поначалу даже с презервативом и смазкой ей казалось, что пластины раздирают ее изнутри.
Наверное, нормальная земная женщина никогда бы не стала заниматься сексом с турианцем. Слишком уж много было биологических преград и опасностей в таких отношениях. Но Шепард была уверена в Гаррусе на сотню процентов. На поле боя она доверяла ему прикрывать свою спину, а в постели не боялась подставить задницу. Для нее это были категории одного порядка.
На улице взвыл аэрокар, и Шепард отвлеклась от своих мыслей. Стараясь не шуметь, она села на кровати и спустила ноги на пол. Вокруг валялись пустые бутылки, скомканные одеяла, тюбик со смазкой. Одежды нигде не было. Шепард наморщила лоб — вспоминать вчерашний вечер было нелегко.
Пить они начали еще в баре, после им показалось мало и они зашли в магазин. А когда пришли в квартиру уже были основательно навеселе. Потом, кажется, они играли в догонялки. Или танцевали друг для друга стриптиз. Или просто плескались в ванной.
Шепард потерла лоб и поднялась. Она подобрала с пола одеяло и укрыла Гарруса. Ладонь сама потянулась к его изуродованной скуле. Гаррус вздрогнул во сне, и Шепард поспешно убрала руку.
Первым делом Шепард пошла на кухню и выпила два больших стакана воды. Сушняк, мать его. И во рту было мерзко будто в канализации на Омеге. Шепард решила отложить поиски одежды и отправилась в душ.
Поморщившись от яркого света, она с неудовольствием оглядела треснувшую стеклянную дверцу-купе в душевой кабине. Все-таки это было имущество Андерсена и, наверное, придется возместить.
Потом.
Когда весь этот кошмар закончится.
Она посмотрела на себя в зеркало, потерла переносицу и четко осознала, что в жизни ничего так не желает как наступление этого «потом». Больше всего ей хотелось, чтобы пришел тот день, когда она сможет сказать «Сэр, вот ваша квартира. А вот тут за причиненный ущерб. Ну, знаете, мы немного погудели». И плевать на реакцию Андерсена. Хорошо было бы просто выжить в этой мясорубке.
Мысли возвращались от пьяного угара в привычное русло. Она шла по канату без страховки, внизу была здоровенная пропасть, а на плечах у нее сидели все органики Галактики. Хотя нет, в этой же толпе были геты и СУЗИ.
Она наклонилась над раковиной и сплюнула горькую слюну. Слишком много было лишних мыслей. Надо вернуться к работе и тогда все встанет на свои места.
Шепард зашла в душевую кабинку и врубила холодную воду. Тугие ледяные струи были хорошим началом дня после пьяной ночи.
Позади послышались шаги — словно огромный варрен цокал когтями по кафелю.
Она обернулась. Гаррус стоял в чем мать родила, пластины на груди тускло блестели, напоминая причудливую броню.
Шепард кивнула ему. Она ничего не знала о понятиях красоты у турианцев. Наверное, надо было ориентироваться на актера из той слезливой мелодрамы, которую ее заставила посмотреть Тали. Тонкая талия, мандибулы на полморды, высокий, как радиопередающая вышка. Короче, у Гарруса был совсем другой типаж.
— Как утро, Шепард?
Она потянулась за шампунем.
— Вакариан, ты, наверное, не знаешь, но ты охуенно красивый.
— Кто-то вчера перебрал, ха? Могу помочь прийти в себя.
Он поставил на край раковины знакомый флакон с желтой этикеткой. Они не так давно попробовали эту штуку и им обоим это понравилось. Никакой дополнительной защиты, гласила реклама. Никаких преград между любыми расами. Только он, она и «Флексбонт».
— Так ты вроде не готов, — кивнула она на его мягкий член и ехидно улыбнулась. Подставила голову под душ и фыркнула, отплевываясь от шампуня. Пышные шматки пены потекли на плечи.
Гаррус прищурился.
— Это секундный вопрос, ведь ты моешься, не закрывая дверь, и твои… как это у вас называется, очень мило выглядят. Такие круглые и так забавно торчат сквозь пену.
Шепард провела рукой по груди, сбивая пену, и демонстративно повернулась к нему задом. Утренний секс не входил в ее планы, но все могло измениться.
— Кстати, почему ты не закрыла дверь?
Шепард шмыгнула носом и усмехнулась.
— Она же висит на соплях.
Гаррус помолчал, видимо, соображая, что такого ему выдал переводчик.
— Это ты ее так?
Она взяла мочалку, вылила на нее чуть ли не полтюбика геля и принялась энергично тереть себя.
— Нет, Грант. Малышу стало плохо.
— Да, его вроде тошнило здесь. И как тебе не страшно тут мыться? Просто в кроганском желудке может быть все, что угодно. Ринкол, допустим, радиоктивен.
— Брось. Его так развезло, потому что виски с пивом намешал. Пей он ринкол, такого бы не случилось. И потом утром он все убрал.
Шепард протянула Гаррусу мочалку. Он, не торопясь, стал намыливать ее спину.
— Какой примерный мальчик, — его ядовитый тон резанул слух.
Ну вот, началось. Грант ужасно раздражал Гарруса и он не упускал повода припомнить кроганские грешки.
— Я слышал, что он сбежал из больницы, чуть не своротил статую крогана в Президиуме и поджег машину СБЦ. И какой-то добрый Спектр все это замял.
— С кем не бывает.
— Э...
— Слушай, у него была психологическая травма.
Она дернулась от прикосновения его когтей к коже.
— Я бы тоже чокнулась в больнице.
— Поверю на слово знатоку психологии кроганов.
Мочалка соскользнула со спины на поясницу, а его вторая рука сжала ее ягодицу.
— А почему вода холодная?
— Алкоголь выгоняю.
Она попыталась развернуться, но он мягко удержал ее за талию. Шепард вздрогнула, когда его намыленная рука скользнула между ее ног и когтистый палец осторожно надавил на клитор.
— Гаррус...
— А?
Он вошел в душ и прижался пахом к ее ягодицам. Шепард прикусила язык и не стала озвучивать свой вопрос «Может, не надо?». Вот это была скорость и когда он только успел. Или вид ее жилистой задницы так на него подействовал? В голове совсем некстати всплыла страница из инструкции на Таникс: «После полного прогрева орудия отмена залпа невозможна».
Он обхватил ее за живот и плотнее прижал к себе. Она подвигала задницей — его член терся между ее ягодиц, и это было чертовски приятно. Горячее дыхание обожгло плечо.
— Шепард, от твоего похмелья и следа не останется. Я тебе обещаю.
Она протянула руку и погладила его скулу.
— Постоишь смирно? Я хочу кое-что попробовать.
— Конечно, дорогая.
Она выскользнула из его объятий и развернулась. Положила руку на его член, кончиками пальцев очертила упругую головку, погладила ребристую поверхность и крепко сжала в кулаке крупные яйца.
Шумно выдохнув, он наклонился и потерся изуродованной скулой о ее щеку. Его пальцы впились в ее ягодицы и болезненно смяли их.
Поцеловав его шрам, она слегка отстранилась и улыбнулась, когда заметила недоумение в его взгляде. Нашарив рукой кран, выключила воду, а затем медленно опустилась на колени.
Взгляд цеплялся за его незащищенный живот, здоровенный член, покрытый светлыми пластинками, жилистые бедра, кожистую серую мошонку с мелкими вкраплениями темной хрящевой ткани. Поверх всего этого вился причудливый узор синей татуировки.
Она всегда хотела попробовать сделать это ртом, но ее вечно что-то останавливало. То времени не хватало, то кто-то названивал в самый ответственный момент, то Шепард сама загоняла себя в ловушку а-что-он-подумает-он-же-такой-правильный.
В жопу правила. Не тот сейчас, блядь, исторический момент, чтобы следовать условностям. Может статься, что когда она будет подыхать от удара какого-нибудь Жнеца, то последней мыслью будет сожаление, что она не отсосала Вакариану. То есть Архангелу. Гаррусу, короче.
— Шепард, — тихо позвал он.
— Заткнись.
Шепард облизала губы. Отвести взгляд от набухшей головки, окруженной кольцом мелких светлых пластин никак не получалось.
«Как корона, блядь, на императоре», — мелькнуло в голове.
— Просто заткнись.
Он ничего не ответил, только встал как на плацу, пошире расставив ноги. Ну и хорошо, значит не против.
Крепко сжав в кулаке его член, она подалась вперед и лизнула мошонку. Вкус его кожи распался на языке на составляющие: солоновато-горький, приторный, металлический.
Тяжелая рука легла Шепард на макушку и легко прошлась по мокрым волосам, путаясь в них.
Шепард усердно лизала его горячие яйца. Иногда пускала в ход зубы: совсем чуть-чуть игриво прикусывала крошечные хрящевые пластины. С усилием водила кулаком вверх и вниз по неровной поверхности члена в неторопливом темпе. Иногда она задерживалась на вершине и сжимала двумя пальцами упругую головку. По телу Гарруса время от времени пробегала дрожь.
Когда она двинулась вверх, оставляя языком широкий влажный след, Гаррус шумно выдохнул. Пластинки, покрывающие член, были гладкими и прохладными, а под ними чувствовалась пульсация живой плоти.
Было бы интересно взять его член полностью, загнать до самой глотки, но в планы Шепард не входил риск смерти от минета. Выступившая смазка, маслянисто блестевшая крупной каплей на вершине, заставила ее обойтись малым. Она нежно обхватила губами место, где заканчивалась природная броня и начиналась уязвимая головка. Маленькая кожная складка, напоминающая то, что у земных мужчин называлось уздечкой, была бархатистой и нежной.
Его рука мазнула по щеке, а потом он стиснул ее подбородок и вздернул голову вверх. Взгляд, подернутый пленкой, окатил ее с головы до ног.
— Ты что творишь?
Шепард смотрела на него с полуоткрытым ртом. Несмотря на прохладу в душевой ей было жарко.
— Твою мать, Шепард!
Он вздернул ее на ноги как игрушку, развернул и толкнул в стену так, что она едва успела подставить руки, чтобы не удариться головой. Позади послышался знакомый щелчок открываемого флакона со смазкой. Шепард мотнула головой, отбрасывая с лица мокрые волосы, и широко расставила ноги. Вот это переход! Вот это ей очень нравилось. Внутри все тряслось от предвкушения.
Подхватив ее рукой под живот, Гаррус с силой толкнулся внутрь. Она вскрикнула — смазка не помогла — в Шепард будто кирпич вогнали. На глаза навернулись слезы от неожиданной боли.
Гаррус замер, поглаживая ее поясницу. Его тяжелое дыхание гремело у нее в голове. Приподнявшись на носках, она прогнулась в пояснице и словно повисла на его члене.
— Давай, — выдохнула она.
Поудобней перехватив ее, Гаррус плавно вышел из нее, а потом вновь вставил на всю длину. Его прохладные бедра прижались к ее разгоряченной коже. Шепард закусила губу, всхлипнула и инстинктивно подалась назад. Боль мешалась с удовольствием, и этот микс пенился в крови, как газировка в перегретой бутылке.
Поначалу Гаррус двигался осторожно, но потом его ритм ускорился, став рваным и дерганным. Ноги Шепард опасно разъезжались на мокром полу. Она отчаянно цеплялась за гладкий кафель, чтобы не упасть. Ее стоны наполняли душевую, гулко отражались от стен.
В какой-то момент картинка перед глазами размылась до состояния большого белого шара, который лопнул где-то в голове с оглушительным грохотом. Рычание Гарруса вторило ему.
Еще один толчок, всплеск удовольствия, сладостная судорога, пробегающая по телу — и Шепард повисла на его руках, жадно хватая ртом воздух.
Он бережно опустил ее на пол. Мягкий теперь уже член, выскользнул из нее, царапнув напоследок натертые стенки. Над головой зашумела вода, и теплые струйки побежали по телу.
Шепард тяжело дышала, уткнувшись лбом в предплечье. Она протянула руку, нащупала свою растянутую дырку и скривилась, почувствовав, как по пальцам мазнуло мягким комком. Может у «Флексбонта» и не было преград, но видеть на белье голубоватые сгустки в течение недели после секса было не особо приятно.
— Ты как?
Он погладил ее по голове и убрал мокрые волосы за ухо.
— В норме, — едва слышно ответила она.
Шепард села и мотнула головой. Оперлась на протянутую ей руку и поднялась, тихо выругавшись. Ощущения были, как будто ее неделю ебали кроганским боевым молотом. Она взглянула на Гарруса и скорчила скорбную мину.
— Блядство.
Он кивнул и засмеялся.
— Зато никакого похмелья.
Турианская скотина.
***
Ходить было больно, несмотря на тампон с панацелином.
Гаррус отправился собирать одежду, разбросанную по всей квартире, а Шепард в новом комплекте формы поковыляла на кухню.
Срочно хотелось кофе и пожрать.
Она взяла себе чашку и, помедлив, достала еще одну. Обычно ее гости сами все себе готовили, наливали, угощали хозяйку, а потом еще и убирали за собой. Но сегодня у Шепард было удивительно радушное настроение.
В одну чашку она сыпанула щедрую порцию кофе, а в другую хрень, которая называлась сечч. Турианский чай или что-то вроде того. Вонял этот чай, как кроганские носки, и заваривать его было тем еще удовольствием.
В холодильнике было пусто, но в шкафу нашлись армейские пайки на любой вкус. Одному Богу известно, зачем она купила их к вечеринке. Наверное, просто по привычке.
К шикарному разнообразию завтрака добавилась еще здоровенная упаковка глюкозы, выловленная в недрах того же шкафа. Простые сахара были одним из того немногого, что объединяло Гарруса и Шепард во время еды.
Гаррус появился, когда она уже наливала себе втору чашку кофе. Вид у него был такой, что Шепард одолела зависть. Пил он вчера больше нее, а вот выглядел как стеклышко.
— Ну и где же ты нашел свою одежду?
— Ты не поверишь. Все висело на той странной скульптуре, которая стоит у тебя наверху.
Шепард улыбнулась.
— Хорошо мы вчера бухнули. Садись, давай.
— Спасибо, дорогая, — сказано это было с таким видом, что Шепард чуть не подавилась кофе.
Разорвав упаковку пайка, она щедро посыпала вязкую питательную массу глюкозой. Так можно было скрыть неприглядный серый цвет, да и повкусней было.
— Вместо просто дерьма, ты жуешь дерьмо с сахаром, — сказал Гаррус и снял обертку со своего брикета.
Она сунула в рот ложку с вязкой массой и причмокнула. Ну, прямо как мамин шоколадный фадж, только без шоколада.
— Неа, с глюкозой это мне напоминает одну штуку, которую моя мама готовила мне на праздники. Кстати, у твоего дерьма цвет приятней.
Декстроаминовый брикет Гарруса и, правда, был цвета топленого молока.
— Будешь?
Он сунул ей свое угощение под нос. Пахнуло тухлой рыбой и чем-то похожим на голубой сыр.
Шепард отпрянула и скривилась.
— Фу, блядь! Убери.
Он рассмеялся, а Шепард погрозила ему кулаком с зажатой ложкой.
— Знаешь, мне вот интересно какой ты была в детстве. Наверное, все дети боялись тебя.
— Да не было никаких детей. Я же росла на космическом корабле, помнишь? У меня было много книжек, коллекция моделей космических кораблей моего папаши и пароль от маминого компьютера.
Он отхлебнул из кружки и понимающе кивнул.
— Тебе было одиноко?
Шепард сунула в рот здоровенный кусок смеси. Она медлила с ответом. Ей было охренеть как одиноко. Будучи совсем маленькой, она вечно приставала к матери и просила братика или сестренку. Обещала, что будет за ними ухаживать и кормить. Мать понимающе кивала и однажды принесла маленькой Шепард хомяка.
Сигнал с терминала о новом входящем сообщении спас ее от ответа. Оставив недоеденным завтрак, Шепард поспешила к нему. Два дня уже не была вестей из штаба, а ленты новостных каналов показывали, что на фронтах Земли все без изменений. Это могло быть чем-то важным.
Гаррус тоже пошел за ней, жуя на ходу.
— Блядь, да грузись ты!
Шепард нетерпеливо побарабанила по столу с терминалом. Сам факт, что пришло сообщение, заставлял ее нервничать. Это было нехорошо. Она глубоко вдохнула и отложила ложку, которую зачем-то принесла с собой.
Прогресс-бар загрузки несколько раз мигнул и на экран вышел список входящих сообщений.
— Это от Бейли, — сказала она, пробегая текст сообщения глазами.
Гаррус сунул в рот последний кусок пайка и с хрустом смял упаковку.
— Дай-ка угадаю. Они закончили следственные действия, и мы можем возвращаться на «Нормандию».
Шепард улыбнулась и кивнула ему.
— Все-то ты знаешь, господин офицер СБЦ.
Он подмигнул, заложил руки за спину и напустил на себя комично-важный вид.
— Ты сейчас похож на Спаратуса.
— Шепард, мое сердце разбито. Как ты можешь сравнивать меня с этим мудаком.
Она отодвинулась от стола и повернулась к нему.
— Представляешь, Бейли пишет, что кое-кто выжил после мясорубки, которую мы устроили на «Нормандии».
— Предположу, что тебе надо было стрелять в Брукс из своего любимого дробовика. Ну, или надо было доверить это дело мне.
— Я не про Брукс, а про рыжую милашку, птичкой спикировавшую вниз.
Вид у Гарруса стал крайне озадаченный.
— После такого падения? Да брось.
Шепард кивнула. Ей самой с трудом верилось в это.
— Серьезно. Бейли пишет, что она упала на крышу Бафф-билдинг, разбила стеклянный купол и нырнула прямо в общественный бассейн. Сейчас она в тяжелом состоянии в Гуэрта Мемориал.
— Но как?
Шепард пожала плечами. Она сама не могла объяснить этого.
— Видимо, вода смягчила падение плюс броня. Биотику тоже не стоит сбрасывать со счетов. Барьер спокойно мог ослабить удар.
— Никакая биотика не могла помочь при падении с такой высоты и на такой скорости. Ее должно было на куски разорвать. Хотя, — слегка усмехнулся он, — я забыл, что это твой клон. Может, это генетическое? Семейное?
Шепард нахмурилась. Ей не нравилось это сравнение с собой.
— Хватит. Между нами нет ничего общего. Она совершенно другая.
— О чем ты? Она выглядит как ты. Ходит как ты. Говорит как ты, — сказал он и развел руками.
Это было правдой. Шепард повернулась к компьютеру и закрыла входящие сообщения.
Если бы ее клонированная копия не оказалось такой дрянью, все могло бы быть по-другому. Шепард было бы интересно поговорить с ней. Может, она могла бы что-то посоветовать ей или помочь. И однозначно бы познакомила со своей матерью.
Она встала.
— Пойдем, доедим и надо ехать. Я хочу заскочить в больницу.
Гаррус догнал ее и тронул за плечо.
— Зачем?
— Пристрелю суку, чтобы не мучилась.
— Дерьмово у тебя с юмором.
— Так я и не шучу.
Она отвернулась и прошла на кухню. Встала, опершись руками на стол. Аппетит пропал начисто.
В конце концов, эта тварь Брукс пропитала ядом сознание клона. Оставлять в живых такую угрозу было бы нерационально. Там, на «Нормандии», Шепард проявила жалость — она протянула руку помощи.
Зря.
Совсем некстати вспомнилась недавняя встреча с Балаком. Как он смотрел на нее! Его трясло от ненависти. Да и Шепард наверное выглядела не лучше. Она с трудом удерживалась, чтобы не размазать эту сволочь по стенке. Но они оба поступили практично: сохранили друг другу жизнь в обмен на сотрудничество против Жнецов. Враг моего врага и прочее дерьмо.
У ее клонированной копии не было такого стопора. Ей было наплевать на мир вокруг, на органиков, даже на себя. У нее в голове был всякий вздор, который вложила ей Брукс, насчет ее совершенства и превосходства над потасканной старухой Шепард. Ради своего эго она могла уничтожить все, чего они добились. Она была опасна.
Нужно увидеть ее еще раз и решить все наверняка.
***
В Гуэрта Мемориал было шумно. Остро пахло лекарствами и освежителем воздуха. Раненные лежали в коридоре, и их было очень много. Гаррус остался ждать возле входа, а Шепард пошла разыскивать клона.
Ее палату было обнаружить не сложно: возле дверей торчало двое парней из СБЦ, турианец и землянин. Рядом с ними крутился какой-то молодой саларианец в белом комбинезоне с планшетом в руках.
— Говорю вам, что надо что-то делать немедленно. Она умрет.
— Я не решаю такие вопросы, — ответил землянин с равнодушным видом.
— Свяжитесь с начальством.
— Слушайте, хватит. Мы не обязаны…
— Что здесь происходит?
Землянин обернулся на вопрос. С мгновение он раздраженно глядел на Шепард, потом его лицо приняло почтительное выражение и он вытянулся по стойке смирно. Его турианский коллега сделал то же самое.
— Мы обеспечиваем охрану преступницы, СПЕКТР.
— Это я уже поняла.
Она повернулась к саларианцу:
— Вы ее лечащий врач?
— Мел Дилус, — сказал он и почтительно склонил голову.
— Я бы хотела поговорить о ней. С глазу на глаз.
— Извините, у нас сейчас даже свободных кабинетов нет. Давайте, пройдем сюда.
Он махнул рукой в сторону холла.
Они расположились на единственном свободном диване. За окном текла обычная жизнь, но здесь, в больнице, все напоминало о войне.
Дилус внимательно разглядывал ее.
— Пациентка ваша родственница?
— Что-то вроде того, — кивнула Шепард.
— Ситуация непростая. Травмы очень обширны, большое количество переломов, сильно поврежден позвоночник, травматическая ампутация ноги, компрессионное сдавливание грудной клетки. Ей нужен комплекс операций и специальная последующая терапия.
— Иначе она не сможет ходить?
— Иначе она не выживет!
Дилус дернулся и сцепил руки в замок. Вздохнул, словно успокаивая себя.
— Там все очень печально, я не преувеличиваю.
— Так в чем проблема с этими операциями?
Он даже руками всплеснул.
— Проблема в трех тысячах кредитах, которые выделяет СБЦ на медицинскую страховку лиц, содержащихся под стражей! Мы функционируем на коммерческой основе и не занимаемся благотворительностью.
Шепард кивнула.
— Ясно. Я могу ее увидеть?
Он выпрямился.
— Хотите убедиться в моих словах?
— Доктор, я не подвергаю сомнению ваш профессионализм. Просто мне надо переговорить с моей родственницей.
— Нельзя! Она в медикаментозной коме.
— Значит, вы ее выведете из этого состояния, — сказала Шепард и скривила губы. — Я СПЕКТР.
Дилус ссутулился и пробормотал:
— Конечно.
Но пока они шли к палате ответственность за пациентку возобладала. Он предупредил Шепард, что при первых признаках ухудшения ее состояния надо будет прекратить разговор и позвать его. Шепард согласилась, но только на словах. Для себя она решила, что будет действовать по ситуации.
***
Несмотря на хорошую вентиляцию в реанимации пахло лекарствами, кровью и немытым телом. Раненая была раздета и лежала на кровати-трансформере. Ее тело было опутано трубками и проводами, которые шли к громоздкому медицинскому комбайну. Писк кардиографа был редким и неровным.
Жалюзи на окне были задернуты, и Дилус лишь слегка приоткрыл их, объяснив, что таким тяжелым больным необходим полумрак.
Шепард кивнула и подошла ближе. Она еще в Архиве подметила их с клоном внешние различия. Тогда ее копия выглядела значительно моложе. У нее была идеальная кожа, тонкая гибкая фигурка, красивые натуральные зубы. Она вообще выглядела как картинка.
Сейчас впрочем, это не имело значения. Перед Шепард лежало нечто вроде куска мяса, которое когда-то было человеком.
Левая сторона лица клона представляла собой одну огромную сливового цвета шишку. Волосы на голове были выбриты слева, а справа торчали неопрятными заскорузлыми сосульками. Вместо левой руки красовался бифштекс из мяса и костей под гелевой панацелиновой повязкой. Все тело было покрыто уродливыми кровоподтеками и лиловыми гематомами. Залитые гелем они блестели в тусклом освещении, делая общий вид еще более устрашающим. Правая нога была почти целиком заключена в специальную металлическую капсулу-регенератор. Пальцы ног были синими и распухшими, из-под деформированных ногтей сочилась лимфа. Более-менее уцелела правая рука: она была пристегнута ремнем к специальному держателю на кровати. Кисть была замотана повязкой, из-под которого была видна верхняя часть внутривенного катетера.
От вида травм клона Шепард передернуло. Она в своей жизни пережила немало и сейчас не могла унять острого сочувствия. Лучше уж смерть, чем такая жизнь.
Дилус между тем снял с лица клона прозрачную маску и одноразовой салфеткой осторожно промокнул ее подбородок от слюны и секрета, сочащегося из разбитых губ. Затем он достал из кармана шприц с мутной жидкостью и, сняв иглу с колпачком, присоединил его к внутривенному катетеру.
После инъекции он показал Шепард кнопку вызова и удалился.
Шепард села на стул и стала терпеливо ждать. Прошло минут десять, и пальцы правой руки клона едва заметно шевельнулись. Дыхание ее участилось, а писк кардиографа ускорился.
Она пришла в себя.
