Его выбор

      Вот уже месяц между батаном и хулиганом держится устойчивый мир. Из-за зачётной сессии продолжать воевать они не смогли бы даже при желании, однако памятный вечер в библиотеке, плавно перетёкший в ночь, исправил положение. От экзамена к экзамену в заведении становилось всё тише, а глава ДК ярилась всё сильнее от того, что во время очередного затишья никто не совершал «предерзостных поступков», за которые можно было бы злоумышленника шантажировать.       Нет, разумеется, злопамятной и, тем более, просто злой Чарли не была, её просто нравилось ощущение власти, сосредоточенной в её хрупких, заточенных под клавиатуру, пальчиков с коротко подстриженными ноготками. Она даже чаще покрывала нарушителей, если считала это уместным и была уверена, что руководитель её за руку не схватит. А уж руководитель у неё был ого-го какой свирепый и бдительный, с ним не забалуешь. Конечно, если ты не Чарли Брэдбери, чёртов лучший хакер этого города.       – Так, притормози, я тебе не гугл, чтобы с такой скоростью печатать, – ворчал Дин, держа телефон плечом возле уха.       Кастиэль что-то пробормотал про то, что у него и самого куча экзаменов, и ему некогда возиться ещё и с многострадальной курсовой Дина, но трубку, как всегда, не бросил.       – Ворчи-ворчи, я же знаю, тебя совесть сожрёт, как Дик Роман Чарли в конце года, если ты меня бросишь.       – Если по твоей вине меня сожрёт МОЙ преподаватель, то я сожру тебя.       – Это что, заговор?       – Круговорот людей в универе.       – Что-что? Кого-то пустили по кругу?       – Дин!       Винчестер средний заливисто расхохотался, живо представив, как лицо бедного ангелочка стремительно заливает краска. Выросший в глубоко консервативной семье Новак был абсолютно не расположен к развращённым тяготам современного мира. Братья, о которых Дин уже наслушался то от окружающих, то от самого Кастиэля пытались, по мере сил, приспособить младшего к взрослой жизни, но добились лишь того, что отличник просто начал понимать многое из общения современной молодёжи и смущался ещё больше. А Дину всего лишь нравилось его бесить, вообще-то Дину вообще нравилось всех бесить, но Кастиэль был ещё и эмоционально интересен.       – Да шучу я, красна девица, расслабься, – фыркнул Дин, поудобнее перехватывая телефон и допечатывая последнее надиктованное предложение. – Ей, раз уж моя курсовая работа так резво продвигается, а у тебя как раз перерыв в усиленной надрочке (Кастиэль что-то недовольно проворчал в трубку), как насчёт сходить куда-нибудь в эти выходные?       – …ты серьёзно? – спросил Новак после непродолжительного молчания, – Не хочешь девушку позвать?       – Пф, какую? У меня на личном фронте тишь да благодать. Не считая тебя, конечно, – Дин заливисто рассмеялся собственной шутке, не услышав приглушённый вздох собеседника. – К тому же, девушка меня в случае чего до дома не дотащит.       – А я, значит, дотащу?       – Не боись, я в тебя верю.       Кастиэль хранил молчание довольно продолжительное время, что Дин даже подумал, не бросил ли его Ангел-хранитель, но окликнуть друга не успел.       – Ладно, я согласен, куда ты хочешь сходить?       – Супер! – громко воскликнул Винчестер, едва не оглушив незадачливого слушателя. – Тогда встретимся завтра после пар, обсудим место. Не скучай!       – Не скучай! – раздалось громогласное прощание Дина из старенькой побитой жизнью «раскладушки», тут же сменившееся какими-то депрессивными, наводящими тоску гудками.       Впрочем, Кастиэлю в его состоянии даже детский утренник показался бы концертом «Placebo». Уже месяц они с Дином регулярно созваниваются, общаются, совместно проводят досуг. Всего лишь месяц Дин Винчестер, переступив через собственную гордость и язвительную натуру, систематично вытаскивает Новака из его панциря, чтобы сводить в клуб, на вечеринку или просто погулять. Вот уже целый месяц Кастиэль Новак беззаветно сохнет по своему единственному другу, почти каждый день мастурбируя на светлый образ, сильный голос и восхитительное подтянутое тело Дина Винчестера, кончая с его именем на искусанных губах.       Это то, что не поддаётся логике, то, что нельзя объяснить. Кастиэль влюбился, как девчонка, практически с первого взгляда в эти решительные зелёные глаза. Он давно уже перестал врать самому себе, это любовь – бессмысленная и беспощадная, как бунт сердца против разума.       Нет, Кастиэль не боялся быть отвергнутым, не боялся даже, что, в случае признания, о его «неправильности» узнают в ВУЗе. Он боялся лишь вновь увидеть то горькое разочарование в любимых глазах, понять, что не было любви, не было привязанности, а хрупкая нить, связующая сердца, даже не оборвалась, а просто опала, не сдерживаемая уже усилием воли двоих.       Кастиэль вдруг вскинулся, затряс головой из стороны в сторону, отгоняя непрошенные мысли, а то такими темпами не далеко и сопливые поп-песни, и посиделки на подоконнике с кружкой горячего чая, закутанным в плед и думы О НЁМ. Только истерики сейчас и не хватало, тогда, когда, как верно подметил Дин, впервые за долгое время образовалась небольшая форточка между интенсивными и докучливыми семинарами. Пожалуй, Кастиэлю действительно стоило сходить куда-нибудь, развеяться, но в этот раз (Новак мысленно сделал себе зарубку) он обязан настоять на действительно спокойном и тихом месте, пусть с музыкой и танцами, но без толкучки, с возможность вдохнуть полную грудь кислорода, а не тяжёлую смесь пота, дешёвых духов и дорогущего, но на удивление омерзительного одеколона.       Вдохнуть запах Дина…       Чёрт, снова эти сопли..!