Ливень

Два года спустя

— Не думайте, Итан — говорите первое, что приходит вам в голову. — Э… — Итан вглядывался в пятно, используемое в психологических тестах Роршаха. — Бабочка! — хотя сперва у него на уме была летучая мышь. Психотерапевт кивнул и сменил картинку. Пятна он показывал с помощью проектора и интерактивной доски. — Лиса! — выпалил Итан. Врач молча что-то набросал от руки и поставил на распечатку ленту с показателями импульсов головного мозга — Итан весь сеанс сидел со странными приспособлениями для энцефалограммы. Так было почти каждый сеанс. После аварии он провёл полгода в коме, и даже когда его выписали из больницы, проблемы у него не закончились — часто у него случались провалы в памяти, и он ощущал себя настоящим лунатиком. В придачу ко всему этому, он стал злоупотреблять алкоголем, пытаясь утопить осознание своей никчёмности. Да, было ему отчего так себя вести: жена давно спихнула всю вину за гибель старшего сына на Итана и постоянно напоминала ему об этом. Всё закономерно кончилось разводом, и хотя Грейс не отказывала Итану в праве свидания с Шоном, Итан чувствовал себя чужим: Шон будто презирал собственного отца и почти с ним не разговаривал. Каждый раз, когда он проводил время в новой обшарпанной квартире отца, там начинался очередной сеанс гробового молчания. И так день за днём, неделя за неделей… — Я не хочу жить, — этот ответ Итан выпалил буквально на автомате на вопрос психотерапевта о самочувствии. Мужчина понимающе кивнул и всё тем же спокойным бархатным голосом спросил: — Даже ради младшего сына, Шона? — Шону не нужен такой отец, как я. Он не сможет его защитить, — с тяжким вздохом ответил Итан. — Ещё случается, я будто отключаюсь, а потом прихожу в себя… Ну, в другом месте. И совершенно не помню, как там оказался. Ещё ночью во снах я вижу трупы. Это мальчики, они утонули. — Утопленники? — уточнил врач. — Да, но… Они не в реке или море утонули. Они захлебнулись в дождевой воде, это я могу сказать точно. Не знаю даже, почему у меня эти сны, — Итан не смотрел в глаза врачу и говорил каким-то замогильным голосом. От прежнего него не осталось и следа: теперь это был угрюмый, небритый и неухоженный мужчина. — Продолжим на следующей неделе, — сказал психотерапевт, после чего помог Итану отключиться от аппаратуры. — А вы счастливчик, мистер Марс. Немногим удаётся выжить после подобного. — Я так не думаю, — пробубнил Итан про себя и, застегнув куртку до самого подбородка, направился к стоянке. Сегодня Шон ночевал у него. Уроки вот-вот закончатся. Всякий раз внутри Итана всё будто переворачивалось с ног на голову. Он одновременно ждал и остерегался встречаться с сыном. Поэтому, когда он подъехал к школе, он просто молча встал под дождь, терпеливо перенося падение тяжёлых капель на голову и тело. Со стороны главного хода бежали ученики, довольные тем, что уроки закончились. Шон плёлся позади всех, будто намереваясь растянуть время пути от входа до машины отца. Он всё время ходил, опустив голову, и ещё долго шарахался в сторону, слыша визг тормозов. Из всей семьи Шон тяжелее всех переживал смерть брата и долго не разговаривал. — Привет, — тихо поздоровался Итан. — Привет, — едва слышно пробубнил Шон. Мальчик старался не смотреть Итану в глаза и просто молча сел на заднее сиденье. Для Итана это не стало сюрпризом, и он, просто пожав плечами, уселся на водительское сидение и завёл мотор. Дома Шон, раздевшись, уселся смотреть телевизор. Попытки Итана разговорить сына ни к чему не приводили. Отвечал Шон односложно, будто хотел поскорее отделаться от своего отца, и тому ничего не оставалось, кроме как попытаться отвлечься. На заднем дворе Итан от нечего делать покидал баскетбольный мяч в кольцо, а после, решив, что под таким ливнем недолго и простудиться, зашёл обратно в квартиру. В комнате, отведённой Шону под спальное место, на столе лежал рисунок. Машина, переезжающая его брата. Всё в тёмных тонах. Итан начинал терять самообладание при любом упоминании старшего сына, и вещи, будь то фотография, рисунок или что-то ещё, напоминавшее ему о Джейсоне, вызывали у него приступ нервной дрожи и желание провалиться сквозь землю. Он чисто рефлекторно включил в своём новом кабинете DVD-проигрыватель. Там, как назло, оказалась видеозапись двухлетней давности. Там ещё полное семейство беззаботно веселится где-то на природе. И эти счастливые лица… Трудно было принять тот факт, что это всё осталось в прошлом. Теперь Итан оставался один на один со своим горем — сын и жена давно бросили его, и сейчас как никогда было сильно желание свести счёты с жизнью. Итан и сам не заметил, как по его небритой щеке покатилась слеза. — Я не могу так больше, — сказал он вслух. В этот момент он не заметил, что у входа в полутёмный кабинет стоит Шон и безучастно наблюдает, как его отец теряет самообладание. Он привык видеть отца человеком абсолютно депрессивным, но в этот раз у мальчика появилось какое-то смутное чувство вины за то, что отцу так плохо. Он ведь сам только что видел эту запись, и от того ему стало ещё более паршиво на душе. Осторожно, стараясь не делать шума, он спустился вниз и вновь уселся на диван перед телевизором. Итан же, ничего не подозревая, спустился вниз и спросил сына: — Не пора ли ужинать? — Ну… Да, — после секундного колебания ответил мальчик. — Хочу есть. — Сейчас, — спокойно ответил Итан и стал рыться в холодильнике в поисках съестного. Выбор был невелик, поэтому, взяв наугад жаровню с картошкой и овощным соусом, он поставил ужин в микроволновку, после чего решил проверить почтовый ящик. Свежий номер местной газеты пестрел заголовком: «Мастер Оригами наносит новый удар». Ниже, более мелким шрифтом, было написано: «Опознана седьмая жертва серийного убийцы». Итан был наслышан про этого маньяка и с тех пор панически боялся отпускать Шона далеко от себя. Учитывая то, что после аварии мужчина, как говорится, не дружил с головой, он запросто мог упустить мальчика в самом людном месте. Как это случилось с Джейсоном. В это время раздался звук, извещающий о том, что микроволновка закончила разогрев ужина, и Итан быстро зашагал на кухню, стремясь разложить по тарелкам разогретое блюдо. — Шон, ужин готов! — Иду, пап! — неожиданно бодро отозвался мальчик. Такая бодрость сама по себе была редкостью для Шона, потому Итан вдруг почувствовал неожиданный прилив сил от того, что Шон перестал разговаривать с ним томно, замогильными интонациями. Ел он, что называется, уписывая за обе щеки, и Итан решил не терять инициативу. — Ты уроки сделал? — спросил он мальчика, когда тот судорожно глотал воду прямо из носика чайника. — Потом, пап, — отмахнулся Шон. — Лучше их не откладывать, — настоял Итан. — Потом ведь весь вечер будешь свободен. Да и задали тебе не так уж много. Давай. Шон молча кивнул и, забрав свой портфель из гостиной, пришёл на кухню и уселся за своё домашнее задание. Справился он довольно быстро и, когда Итан проверил, вновь устремился к телевизору. Каждый был занят своим делом. Когда часы показали уже половину десятого, Итан настоял, чтобы Шон шёл спать. Мальчик не стал торговаться и послушно отправился в свою комнату. Когда Итан зашёл пожелать ему спокойной ночи, тот вдруг сказал: — Пап, а где мой мишка? Я не могу без него уснуть. — Да-да, сейчас принесу, — ответил Итан. Он видел плюшевого медведя где-то в кладовке, на стиральной машине. Других в квартире не было, поэтому Итан спокойно отнёс игрушку Шону. Как только тот, получив вожделенного мишку назад, устроился поудобнее, Итан, мысленно приготовившись уйти, встал с кровати. Вдруг мальчик позвал его. — Пап… Я видел, как тебе плохо… Это из-за меня, да? — пробормотал Шон, виновато пряча глаза. — Ну что ты, сынок, я просто… — Пап, ты не виноват, что Джейсон умер. Правда. Мне… Мне так хочется, чтобы всё стало, как раньше, — видно было, что мальчик с трудом сдерживает слёзы. — И мне, Шон, и мне, — Итан крепко обнял сына на прощание. Он чувствовал, будто гора с плеч свалилась: мальчик вновь доверяет ему и не винит в смерти брата. Пожелав сыну спокойной ночи, Итан выключил свет и только спустился вниз, как вдруг старая травма живо напомнила о себе. У мужчины закружилась голова, и он на некоторое время потерял ориентир в пространстве. Очнулся он уже на другом конце города. Чудом избежав попадания под колёса грузовика, Итан перебежал через дорогу и, когда понял, где находится, к своему ужасу обнаружил в руке фигурку оригами. Это был бумажный пёс, сложенный весьма искусно. Новичок такое вряд ли с первого раза соберёт. «О нет! Мастер Оригами… Это же… Неужели я»? — Итан чувствовал, как у него трясутся руки. Он помнил ещё указатель с надписью «Карнаби». Примерно то же самое он видел и в своих кошмарных снах. Опять… Но если Мастер Оригами — это он, почему он ничего не помнит о том, как похищал и убивал этих мальчиков? И за что он их убил? Эти мысли вертелись в голове Итана всё то время, пока он на своих двоих торопился домой. Путь был неблизкий, поэтому, когда Итан добрался до своей квартиры, улицы города окутала глубокая ночь. Надо было переодеться в сухое как можно скорее, чем и занялся Итан, войдя в квартиру. Только сейчас он заметил под дверью письмо, выбитое, без сомнения, печатной машинкой. Содержание его было, мягко говоря, странным: «Родители вернулись из церкви, но детей уже не было. Они искали, звали их, рыдали, Молились, но все было тщетно. Их не нашли». — Кто и зачем мне такое написал? И что это? Чья-то неуместная шутка? — вслух спрашивал себя Итан. В любом случае, пора было спать. Ничего не оставалось, кроме как попытаться уснуть в ожидании завтрашнего дня.