По ком звонит колокол

Стоунмаркет, кладбище На Город опустилась ночная тьма, пожирая незащищенные светом участки улиц, порождая зловещие шорохи и опасные тени, что таили в себе неизведанное… Вор беспрепятственно вошел через ворота кладбища Стоунмаркета. Здесь ему нечего бояться. Ни живых, ни мертвых. Мужчина спокойно шагал по устланной легким туманом земле мертвецов. Скупой свет от редких факелов высвечивал только очертания почерневших надгробий бедняков. Но яркие фонари озаряли склепы и памятники жителей средних и богатых классов. Даже после смерти шло разделение на зажиточных и бедных. И все-таки трудно принять смерть. Трудно поверить в то, что тело, нагретое летним солнцем, может быть вечно холодным. В то, что умерший, столь сохранный в могиле и обретающий компанию только по ночам, обречен на вечное одиночество во тьме. В то, что наслаждавшиеся цветением земли глаза и голос, восхвалявший красоту в гимнах, должны быть навечно ослеплены и обеззвучены. Сколько бы радости ни было при жизни, сколько бы света и счастья ни доставляли наслаждения — конец всегда один: омываемый дождями и обдуваемый ветром квадратный метр холодной земли. В этом клочке земли плоть, когда-то свежая и благоухающая, становится гноящимися, болезненно сморщенными клочками того, что когда-то было костями, сердцем и мозгом, а теперь обратилось в прах. В этом и есть смертность: закончить существование вечностью в темноте. И за маской пусть даже улыбающегося призрака кроется холодная зловещая ухмылка трупа, как будто напоминающая живым: «Точно таким же, как я сейчас, станешь и ты, когда придёт время». Давным-давно это послание было хорошо известно. В то время, когда мир был весьма опасным, когда границы между реальным и противоестественным были не столь выраженными по сравнению с тем, какими они станут спустя многие годы. Люди были хорошо знакомы с проявлениями смерти в жизни. Они ждали знамений Смерти, чтобы успеть подготовиться к ее приходу. Примиряясь с неизбежностью, у людей не было желания прощаться с жизнью неподготовленными или покинуть этот мир без прощальных слов, потеряв чувство собственного достоинства от предстоящей встречи со своей судьбой. Гарретт направился туда. Что здесь делает Рексфорд? Капитан стражи на кладбище ночью в Стоунмаркете, интересно… В голове все же крутилось недавнее событие у Норткрестов. Он должен узнать, что твориться. До отточенного слуха вора долетели обрывки фраз. Мужчина спрятался за памятником и стал двигаться по теням надгробия, приближаясь к источнику звука. Это был Рейс. Стоя, опустив голову, перед тройкой памятников, мужчина мял в руках букет цветов для третьего. Из его рта лились бессвязные слова о прощении, раскаянии и просто сожаления. Он присел на одно колено, стряхнул пыль с одного ухоженного надгробия, положил цветы, и закрыл глаза рукой, потерев виски. - У меня столько плохих новостей… вам они не понравятся. Гарретт не мог оставаться в тени. Вышел на свет. Подошел и встал сзади горюющего стражника. Три надгробия. Три имени. Ронан О’Коннор. Джулиана О’Коннор. Дженнифер Рейс. Одна дата смерти. Гарретт хотел окликнуть стражника, сообщить о добытом, но слова не шли. Вор почувствовал некое угрызение совести и былую, забытую боль от утраты близкого человека. На секунду, ему показалось, что он кого-то увидел боковым зрением за одной из могил. Повернулся, кто-то спрятался за склепом… - Ты? - Я. Рекс обернулся и посмотрел на Гарретта. В его глазах без труда читалось смятение и гнев. - Как долго ты здесь? - Только что пришел. – Соврал вор. Стражник немного успокоился: - Достал архивные документы? - Вот. – Вор протянул папку. - Спасибо. – Рейс проглядел записи, покачал головой. – мне понадобиться время, что бы их все просмотреть. - Я уже отметил кое-что, заглянул внутрь. Хех, не сочти конечно за грубость. Но священник, Саймон Мак Фи, был зол по крайней мере на первых официальных жертв Звонаря, за то что девочки гадали на картах. - Да… я вижу. И интересовались прочей мистикой. Хм… открыто проклинал и грозил «наслать слугу Дьявола», а вот это уже смахивает на угрозы расправой и появляется подозреваемый… Вор же не отрывал глаз от могил. Рекс это заметил. - Это… - Жена и друзья? – Попытался догадаться Гарретт, тем самым надеясь своей заинтересованностью, как бы извиниться за свое вторжение в горестные минуты стражника. - Да. Жена, сестра и ее муж. – Рейс изо всех сил делал вид, что уткнулся в документы. - Они все умерли в один день. – Заметил вор как можно мягче. - Да. – Стражник захлопнул папку. – Всех убил Звонарь. – Вор отвел взгляд, якобы заинтересовавшись архитектурой памятников горюющих ангелов и королевских склепов. – Они жили здесь. Я – там. Однажды привез жену к деверю и сестре. Радостные. Навязали детей родителям, отвезли н а отдых в деревню, и сами собирались все вместе свалить куда-нибудь на юг, отдохнуть без мелких. Меня вызвали буквально на семь часов обратно в город. Через семь часов возвращаюсь – три трупа. – Глаза Рекса горели огнем. – На двоих – колокол. Звонарь – это не просто очередной маньяк для меня. За день, он лишил меня жены, деверя, что был мне другом, сестры, а детей – родителей. – Он замолк. – Не успокоюсь, пока не найду Звонаря. Пока он не перестанет убивать. Пока будут гинуть невинные… не смогу вернуться… не смогу смотреть в глаза родителям, детям. Нет. Гарретт точно понял, что кого-то видел за могильным камнем. - Теперь, либо я найду Звонаря первым. Либо он – меня… ты куда? - Что там? – Гарретт воспользовался моментом и быстрым шагом направился к памятнику. Его левый глаз словно отяжелел, слегка заболел. Обернулся вокруг него. - Там. Маленькая бледная фигура девочки теперь стояла за парой деревьев. Только вор направился к ней, она исчезла. Но вновь появилась чуть дальше. - Гарретт, ты куда? – Рекс поспевал за ним. - Девочка. Видишь? - Где? А фигура ребенка все скрывалась от них, затягивая в глубину кладбища. Чистые могилы сменились иссохшими деревянными крестами, покрытыми плесенью камнями и затем просто холмами без каких-либо опознавательных знаков. Над головой раздавалось уханье филина, где-то стрекотали цикады. Туман почти закрывал ноги, ровно как и чёрная земля, казавшаяся выжженной без травы. Мрачные костлявые деревья казалось сжирали могилы кладбища. Недалеко мелькнули черные воды речки. Это были владения ночи. - Постой. – Гарретт приблизился к очередному дереву, за которым пряталась девочка. – Не бойся меня. В этот раз она не спешила, смущенно выглядывая из-за ствола. Вор стал подходить к не медленно, боясь спугнуть. Сзади ломал ветки своей тяжелой походкой в доспехах Рекс. Как все стражники, тот был неповоротлив. - Постой. Не бойся меня. – Гарретт приблизился к ней, мягко глядя на нее. - Я хочу узнать… кто тебя убил. На него глядел полупрозрачный призрак десятилетней девочки. Одежда давно почернела и свисала лохмотьями. Волосы казались черными и спутались. Распухшие грустные, но молящие глаза, синие губы и белая, почти прозрачная кожа, мокрая от воды. Вор на секунду застыл, глядя на призрак маленькой утопленницы. Фигура, ничего не сказав, указала на берег речки. - Ты за кем бежишь? – Его догнал Рекс, тяжело дыша, уперся в колени. – Что за девочка? Я никого не вижу! Утопленница вздрогнула, исчезла. - Я … не знаю. – Протянул задумчиво вор, оглядывая берег. – Мне кажется… - Он подошел ближе к кромке воды. – Здесь замешен он… Кто тебя убил? Снова возник призрак, стоя по пояс в воде. Девочка, явно напуганная, указала на Рекса, что встал сзади Гарретта, силясь что-то разглядеть в темноте. - Да-да. – Закивал вор, чувствуя, как глаз словно наливается свинцом. - Он – стражник. Испуганный призрак указал на толстое дерево ивы у самой кромки. - Понял, она не пытается убежать, она ведет нас. – Прошептал вор, подойдя к дереву. - Ты видишь кого-то? – Осторожно спросил стражник. - Да. Девочка. Утопленница. Не в первый раз. – Гарретт провел рукой по стволу со сломанными ветками и отодранной корой. - Похоже, ветки обломались под тяжестью. – Заметил Рекс. – А ствол поврежден от удара. Тут он замолчал на секунду, явно додумываясь до чего-то: - Так и знал. Звонарь! Но почему он захотел убить её? - Почему ты думаешь на Звонаря? - Ты хочешь сказать, что девочка сама утонула? Вор повернулся в смятении к призраку, что продолжал жалобно смотреть на мужчин. - На ней… его знак. – Колокол горел чернотой крови даже на покрытой водой руке мертвеца. - Чш… не бойся. – Он позвал ее, одновременно тянувшись к ней. - Давай, выходи из воды. Все нормально. Мы тебе не враги. Неожиданно та резко схватила его за запястье… увлекая в свои воспоминания. - Я не знаю ничего. Прошу! Раннее восходящее солнце окутало кладбище персиковыми тонами. По светлой голой земле грузный мужчина в брюках и плаще, с накинутым капюшоном и маске до глаз, тащил веревку с привязанную к якорю девочкой. - Перестаньте! Я-я… я не хочу больше в этом участвовать! Я отказываюсь! Видение пропало. Снова ночь. Вор на мгновение застыл, покачал головой, приходя в себя. - Не понимаю… отказывалась участвовать. В чем? Тебе предложили в чем-то принять участие? Он вновь посмотрел на девочку, что с мольбой в глазах снова протягивала к нему свою костлявую мёртвую ручку. Синие губы булькали пузыри, вместо слов, а глаза были слепы и белели болью убитой. - Нет. – отрицательной закивал головой вор. - Тебя сейчас убьют. Ты еще ребенок. Не надо на это смотреть… Несколько секунд вор и призрак смотрели друг на друга. Девочка пыталась что-то сказать, молила по помощи… словно показать свои последние минуты жизни – ее единственная возможность ее предотвратить. Мужчина сглотнул, чувствуя, как мороз пробежал по коже. Осторожно протянул руку… касаясь пальцами пальчиков призрака… - Клянусь, я не хочу! Не хочу больше! Он остановился у кромки воды. Перекинул веревку через ветку ивы. - Зачем вы принесли меня сюда? Кто вы? За что вы так со мной? Девочка вырывалась. Звонарь, чья черная фигура зияла в лучах восходящего солнца, наклонился над ней, что-то рисуя на ее запястье. - Что вы делаете? Девочка вздрогнула. Звонарь отошёл и взялся за другой конец веревки. На беленькой ручке сиял чернотой колокол. - Это вы?! Нет! Убийца потянул на себя. Якорь с привязанной девочкой взлетел с земли, ударился о ствол дерева, навис над водой. - Нет! Я не хочу умирать! Прошу!.. Гарретт с ужасом наблюдал за сценой, не смея отвести глаз от ревущего ребенка, чьи крики явно раздавались на все кладбище. - Прошу… Звонарь отпустил веревку. Якорь с жертвой полетел в черные воды кладбищенской реки, что поглотила крики о помощи маленькой девочки. - Нет!! Гарретт вновь стоял на ночном кладбище, с ужасом и глубокой скорбью глядя на напуганного призрака ребенка, что словно ревел, переживая вновь свою смерть. - Это была жертва Звонаря. – Прошептал Гарретт. - Она здесь? – Не понимая происходящего, посмотрел на него Рекс. – Прямо перед тобой? - Да. – Вор еще не мог отойти от увиденного, не отводя глаз от призрака невинно убиенной, что своими вспухшими от слез глазами молила его найти своего убийцу. - Где она? - Здесь. Рекс встал рядом с ним и потянулся туда, куда до этого тянулся сам вор. Призрак вздрогнул, обхватила себя руками, повернулась боком, словно защищаясь от рук живого человека, что не мог ее видеть. Ее глаза расширились от ужаса, ее рот вновь открылся, она закрыла глаза ладонями… - Нет… отстань от меня!!! Ее душераздирающий крик, словно истошное карканье вороны, порезал уши Гарретта. Он сжался и упал наземь. - Гарретт?! – Рекс стал поднимать его. Вор, держась за голову, бросил взгляд на речку… но призрак уже исчез, напуганный присутствием живых. Мужчина выпрямился, растерянно оглядывая воды, что не отпускали ни тело, ни душу жертвы Звонаря. - Что произошло? – Рекс пытался понять, что упустил. - Ты напугал ее. Он… Он здесь ее утопил. Привязал к якорю и пустил на дно. - Почему я ее напугал? - Не знаю. Она указала на тебя, на стражника. – Тут он усмехнулся. – Может она не любит стражников? - Я слышал, ты спросил ее, кто ее убил. Она сказала? - Нет. – Гарретт задумался. – Она сразу указала на тебя. Ты ее потревожил. Рекс на секунду задумался, глубокомысленно двигая челюстью. И выдал: - Нет. Она не показывала, что я стражник, Гарретт. – Вор обернулся в растерянности к стражнику. - Она отвечала на вопрос… убийцей может быть стражник!

***

Окраина Грейтоуна Трудно понять, почему ушедшие возвращаются обратно. Наиболее беспокойными из всех были привидения, получившие увечья в момент смерти. Что касается мотивов их возвращения, то они были настолько же разными, как и те, что обуславливали их поступки при жизни. Одни призраки вернулись, чтобы завершить дело, не законченное при жизни; другие — жертвы преступления — вернулись ради мести. Иные, преступники при жизни, обрекали себя на роль вечных палачей, отказывались от покоя загробной жизни. Какие-то возвращались к жизни, вызванные живыми. Ведь призраки могут быть вызваны из могилы, несмотря на то, что на этот шаг может пойти или излишне безрассудный, или излишне легкомысленный. Каждый, пришедший оттуда, занимался своим делом без видимых на то причин, движимый только темными силами. Совершенно бесцельно вселяя ужас в свои жертвы, они словно завидовали всем, обладающим бесценным даром жить. Некоторые призраки были безобидными, тоскующими духами, которые, по всей видимости, просто не в состоянии были навсегда покинуть ставшие родными при жизни места. Но к утопленнице это явно не относилось. Их появление всегда вселяло ужас в сердца живых. Страх перед трупом — страх, идущий из древности. Тот факт, что они вновь могут передвигаться, кажется насилием над устоявшимися процессами в природе и отрицанием всех ее законов, что убеждает людей в, по существу, неподвластной пониманию структуре вселенной. Более того, призраки являются ярким примером истины Помни о смерти: достаточно неприятный факт, напоминающий людям об их бренности. Уже давно настал новый день, а Гарретт все еще на работе. На окраине района среднего и богатого среднего классов проходил красивый бульвар с каменными львами, скамейками, клумбами и бронзовыми статуями каждые десять метров. На темных изгибах навсегда застывших в героических, кокетливых или заводных позах плясали пока только блики от фонарей, которые скоро должны погаснуть. Еще максимум час до рассвета. С одной стороны бульвара шла вереница узких зданий с аккуратными квадратными окошками, как на шахматной доске, и острыми крышами. С другой – величественное здание церкви, по середине, и кладбище, огороженное зубчатым забором и линией клумб от бульвара. Вор примостился на козырьке неосвещенного магазинчика, что продавал сладкие изделия разных форм из марципана, и смотрел на острые шпили церкви, на сверкающую всеми цветами радуги черепицу, покрывающую неф и часовни по бокам. Мужчина покрутил головой, размяв мышцы шеи. Хех, сколько раз он слышал от преподобных, что «не столько важно материальное насыщение, но душевное! Только душевное наполнение и духовные законы не дадут вам загнуться и выжить в нашем греховном мире! Питайся Святым Духом, сын мой! Больше ничто не направит тебя на путь истины!» - Однако, церковь немедленно поднимет шум, если оставить ее одним Святым Духом пресыщаться. – Ухмыльнулся Гарретт, видя, как в очередной раз какая-то престарелая женщина отдает последние деньги священнику, лишь бы «спасти душу». Но вор отвлёкся, заслышав шаги по бульвару. Это был Рекс. Капитан не выглядел бодрым, скорее сонным и уставшим. Стражник подошел к козырьку, где сидел Гарретт. - Еле нашел эту лавочку. – Зевнул он. - Еще бы. Ты пробыл у нас недолго, чтобы начать хорошо ориентироваться в городе. – Гарретт, прячущийся в тени, все наблюдал за церковью. Рекс протер тыльной стороной ладони лоб: - Почему ты вообще решил прогуляться к Мак Фи сегодня ночью? Тебе той девочки не хватило? - Зачем откладывать на завтра то, что можно получить сегодня? – Вор услышал мерный скрип колес кареты, что ехала по бульвару. - А может потому, что сегодня ту, как там её… дочурку папы-детоубийцы хоронят? – Поэтому тоже. Не жарко в доспехах? Стражник был весь красный и потный, но держал выправку. Гарретт с трудом мог представить, как тот работал в дневную жару. - Не важно. Ладно, - взмахнул руками Рейс, - я открываю тебе ворота, ты проникаешь внутрь, узнаешь что-то из кабинета Мак Фи. Он, кстати, в южной башне. - Я знаю. - Ах, да. Забыл. Ты же дольше меня живешь в Городе. – Рекс зевнул. - Я приду за результатами завтра ночью к «Буррику». Днем мне есть, чем заняться. - Не сомневаюсь. Вор неожиданно спрыгнул и, двигаясь от статуи к скамейке, быстрым рывком проскользил ко дну проезжающей кареты, проехал так немного, и вышел так же в тень уже по другую сторону бульвара. Забрался на колонну забора кладбища и в выжидании посмотрел на измотанного Рекса. - Господи, да Боже мой… - Рейс пошел к дверям церкви, краем глаза пытаясь следить за перемещением Гарретта. – И генерал хочет, чтобы мы их ловили. Попробуй попрыгать в моем костюмчике такие кульбиты… Да я сдохну. Стражник дошел до ярко освещенных ворот церкви. Массивные двери высились остроконечником почти до корней башен-близнецов на переднем плане. Только самая высокая точка гуляла во тьме пока живущей ночи… Там и пролезет Мастер-Вор? Рекс откинул мысли – это уже дело Гарретта. А его ждут бумаги… Конечно, и тут была охрана. Завидев капитана стражи, один что-то шепнул другому, тот застучал полукруглой ручкой на одной из дверей. Рекс поднялся к ним по лестнице, пара вытянулась, пожирая глазами начальство. - Открывай. - Сэр, сейчас… - Открывай, говорю… Где-то наверху пробежала тень. Двери стали открываться, вышел Рексу на встречу худосочный священник с лысиной но стоящими торчком седыми волосами по краям макушки. - Что Вас привело в этот поздний час, капитан, в нашу обитель? - В связи с назначением комендантского часа, напоминаю Вам о недопустимости проведения похорон… девушки в позднее время. - Но родственники, плакальщицы находятся внутри церкви и не выходят на улицу. Гарретт был уже внутри, припав к рельефному своду здания, он оглядел зал. Обычный храм. Свод, напоминающий ребра и позвоночник кита изнутри, свисающие низко широкие люстры, вереница скамеек, алтарь, ниши со статуями святых и мучеников, витраж прямо над алтарём, а еще цветы, горшки, свечи, урны с подаяниями и т.п. - Как всегда, богато. От церкви другого и не ждешь. Легко двигаясь по выступам, словно созданных для лазанья, Гарретт достиг противоположного конца и, через открывающееся окно одного из витражей, вышел во внутренний двор. - Вот у кого всегда деньги есть. Небо хмурилось облаками, что угрожали перевоплотиться в дождевые. Это ему на руку. Вор спустился по стене ниже, намереваясь пройти по аркам дворика, обставленного статуями. В центре была убитая горем каменная женщина, со слезами трогающая тела своих мертвых детей. Гарретт знал эту легенду, но не знал, зачем это стоит здесь… Среди наказаний, ниспосланных богами согрешившим смертным, ни одно не было так сурово, как то, которое полагалось за посягательство на господство богов. Одной из таких посягнувших была горическая царица Ниоба. Она уязвила самолюбие богини, и ее настигло жесточайшее отмщение, задевшее многих невинных. Ниоба многим могла гордиться. Высокая и красивая, она была дочерью Тантала, когда-то лучшего друга Зевса. Вместе с благородным своим мужем Амфионом она основала Фивы и правила ими, и имя ее повсюду воспевалось поэтами. И все же больше всего она гордилась своими детьми — у нее было семь сыновей и семь дочерей. Однажды она объявила себя счастливейшей из матерей и тем самым прокляла и себя, и своих обожаемых детей. Каждый год в Фивах проводился праздник в честь Лето, любовницы Зевса и матери Артемиды и Аполлона. В тот священный день гордость ударила Ниобе в голову, и она бросила дерзкий вызов: подошла к алтарю, отодвинула жрецов и обратилась к пораженной толпе. Почему, возмущалась она, поклоняются младшей богине, которую они никогда не видели? Кто она такая, девка, изгнанная из постели Зевса с двумя жалкими детьми — плодами преступной страсти? Почему они не почитают Ниобу, порядочную замужнюю женщину и мать самых лучших детей на земле, — разве не она является ярким примером торжества материнства? Жители Фив, ужаснувшись словам царицы, что-то пробормотали и улизнули, чтобы завершить обряд в своих собственных домах в надежде задобрить Лето. Но Лето не успокоилась. Она вместе с детьми наблюдала за этой сценой и была крайне оскорблена святотатством Ниобы. Рассуждать было не о чем. По молчаливому повелению Лето ее дети поднялись в облака и помчались мстить за оскорбленную мать. Они полетели в павильон за городом, где бегали и резвились ничего не подозревающие сыновья Ниобы. Прицелившись, Аполлон и Артемида натянули луки и пронзили стрелами мальчиков. Весть о бойне донеслась до дворца. Убитый горем Амфион перерезал себе горло, а Ниоба собрала дочерей и поспешила на место трагедии. Увидев жуткую картину, девочки с рыданиями упали на тела своих братьев. Убийцы атаковали еще раз, и шесть девочек погибли, а седьмая, думая, что ее пощадили, бросилась на грудь матери, но Артемида достала ее и там. За все это время Ниоба не проронила ни слова, от ужаса она окаменела. Внезапно могучий ураган подхватил камень, в который превратилась Ниоба, и понес на вершину отдаленной горы Сипилус. Там, говорят поэты, она сидит с тех пор под дождем и ветром и рыдает о своем безумстве и о потерянных детях. Вечное напоминание о том, что человек может потерять все дорогое по собственной глупости даже здесь - в церкви. когда его привлекла статуя, скрытая за дивой стеной. Перейдя на стену поближе, он разглядел каменную фигуру палача, что в одной руке поднимал кинжал, в другой – за волосы голову женщины. Сзади него – ниша с надписями на латыни и изображениями колокола… Охотник на ведьм. Странное совпадение. Мужчина перескочил на одну из часовен. Замер, прислушался. Подошел к краю и, закрепив веревку, спустился вниз головой точно до окна внутрь. Заливающаяся светом свеч утроба, держала в себе человек десять родственников и шесть плакальщиц, что теперь все сидели вокруг поставленного на стол гроба, отделанного бархатом. Внутри вечным сном спала та девочка, что утопил отец… Гарретт не помнил ее имени, но хорошо помнил её ожерелье с цветками подсолнуха из желтого кварца вместо лепестков… а еще то, что она любила кулоны, почитая их магическую силу… А как бы отнесся к этому священник МакФи? Бледная, холодная, твердая как камень, в окружении безутешных родственников. Вор спешно поднялся обратно. В церкви он был всего три раза. Первый – крещение. Второе – похороны. Третье – одна из его первых вылазок. И все разы ему не понравились. Но забравшись, он заметил другое: через калитку с кладбища зашли две фигуры в плащах, направились к южной башне, в которой так притягательно горел свет из помещения наверху… Стараясь успеть, вор, пробежав по крыше нефа, пустил стрелу с веревкой и стал забираться наверх. Каждый шаг давался нелегко – небо хмурилось, и уже потекли первые капли дождя. Он начал скользить… плохо будет – если упадёт. Постепенно его внимание переключилось на раскинувшееся за церковью кладбище. Обнесенное зубчатым забором, часть могил еще была покрыта специальными панцирями-решетками… Гарретт нахмурился – эту историю, послужившую причиной данных осторожностей, он услышал года три назад, а сами события имели место десять лет назад… Много веков мирно стоял на холме в северо-западной части района приземистый каменный дом усадьбы Кроглин. Он господствовал над просторной болотистой и холмистой равниной, покрытой зарослями вереска. На склоне холма за приусадебным участком раскинулось кладбище. Несколько поколений семьи Фишеров безмятежно прожило в этой усадьбе до тех пор, пока в начале прошлого века младший из Фишеров не покинул это место и не переехал в большой дом. Усадьба Кроглин с годами приобрела репутацию ужасного места. После отъезда Фишеров в течение многих месяцев дом стоял молчаливым и безлюдным. Никто не решался арендовать это поместье. Но вот прошла зима, наступила весна, и в доме послышался смех, окна гостиной распахнулись, впуская солнечный свет. Усадьбу приобрело семейство по фамилии Крансвелл Крансвеллы — два брата и их сестра — были веселыми, жизнерадостными людьми. Они были довольны крепким старинным домом и рады свежему окраинному воздуху. Они быстро подружились с соседями. Фермеры из деревни приносили им молоко и яйца, молодых людей из соседних домов приглашали к обеду. Они ездили верхом и устраивали веселые пикники. Если же кто-либо из них замечал следы кровавого пиршества или слышал рассказы лесников об этом — о разорванных и окровавленных тушках зайцев, о растерзанных, ощипанных птицах, о зверьках, из которых до капли была выпита вся кровь — об этом старались не говорить и вовсе не упоминать во время бесконечных увеселений. Но вскоре семья Крансвеллов и сама пострадала от рук существа, бродившего вокруг усадьбы Кроглин. Приключения их начались на закате одного летнего дня. Мисс Крансвелл сидела в своей комнате у окна и наблюдала, как один за другим гаснут огни в домах. За пологим зелёным склоном лежало молчаливое кладбище. Вдруг она увидела два маленьких огонька, танцевавших между темнеющими могильными камнями. Два крохотных блуждающих огонька. Она не сводила с них глаз и видела, как огоньки перескочили через ограду кладбища и бесцельно поплыли вдоль лужайки. Обеспокоенная мисс Крансвелл захлопнула окно и заперла его. Затем она закрыла на засов дверь и отправилась в постель. Некоторое время она сидела, опираясь на подушки, и прислушивалась. Но слышала она лишь поскрипывание рассыхающихся досок пола, покряхтывание старого дома в ночной тиши. Успокоившись, она улыбнулась своей робости и закрыла глаза. Внезапно она проснулась, как от толчка. Что-то зашуршало у окна и звякнуло задвижкой. За перекрестием тёмного оконного переплета мелькнули два огонька, две светлых точки, расплывшиеся в неровных стеклах окна. Теперь стало ясно, что это были не просто огоньки, а глаза человека. Девушка застыла, а призрачная рука между тем постукивала по оконному стеклу. Мисс Крансвелл открыла рот, чтобы закричать, но не могла произнести ни звука. Помертвевшая от страха, она смотрела, как рука скользила вдоль окна, ощупывая раму. Наконец, царапающие звуки проникли в комнату. Ночное существо отскоблило свинцовую прокладку, и стекло с грохотом упало в комнату. Серая, как у мертвеца, рука протянулась внутрь и подняла оконную задвижку. Окно, задрожав, растворилось, и незваный гость появился в комнате мисс Крансвелл. Это был бледный мужчина, такой бледный, что лицо его казалось сплетенным из густой паутины. Но во тьме горели его глаза и кроваво светились полные губы. Голова его качалась на тонкой шее. Оглядев комнату, он вдруг мягко и беззвучно спрыгнул с подоконника и устремился к кровати мисс Крансвелл. Он навис над ней, слегка раскачиваясь. Мисс Крансвелл лежала без движения и неотрывно глядела на него ничего не выражающим взглядом, как зачарованная, и он нежно, словно любовник, сплел свои иссохшие руки вокруг ее шеи, дернул за волосы, заставив ее откинуть голову. Его губы раскрылись, два передних клыка белели в темноте. Затем он наклонился, будто хотел поцеловать ее. Окончание этой сцены описывали уже братья мисс Крансвелл. Очевидно, голос, наконец, к ней вернулся, потому что высокий, дрожащий вопль эхом отозвался в стенах старого дома. Через несколько секунд молодые люди были уже у двери комнаты сестры. Дверь была закрыта. Они навалились на нее и открыли. Братья застали ужасную картину. Их сестра лежала с пепельно-бледным лицом, откинувшись на подушки. Из горла ее тек слабый ручеек алой крови, смешанной с более темными каплями из синей вены. Пятна крови впитывались льняными простынями. Лишь слабое подергивание рук и ног показывало, что девушка еще жива. Братья, бросившиеся спасать девушку, только мельком заметили открытое окно и сломанную раму. Уже потом они вспоминали, что почувствовали запах плесени и сладкое зловоние, которое наполняло комнату. Но тогда все их внимание и все силы были направлены на то, чтобы остановить кровь и попытаться призвать кого-нибудь на помощь. Им повезло. Мисс Крансвелл выжила. Некоторое время спустя братья повезли ее в Швейрию, чтобы она окончательно выздоровела и окрепла в живительном горном климате. Прошло несколько месяцев, и семья вернулась в усадьбу Кроглин. По рассказам сестры братья уже догадались, что за существо напало на нее. Они решили уничтожить его. Девушка, оказавшаяся мужественной и неустрашимой, вызвалась помочь им. В один из зимних дней она, как обычно, легла спать, но не засыпала, а ждала, когда взойдет луна. И вот снова в темноте сверкнули два огонька. Снова, как и в первый раз, мисс Крансвелл услышала поскребывание о раму окна. Она видела, как упало стекло и распахнулись створки окна. Но теперь она была не одна. В комнате затаились ее братья, вооруженные арбалетами. И когда вампир взобрался на подоконник, они выстрелили. Существо мгновенно исчезло, послышался лишь стук упавшего тела. И вслед за этим они услышали страшный вой. Расплывчатая тень летела через лужайку к кладбищу. Крансвеллы ждали всю ночь, не решаясь выйти на улицу, где мог бродить этот раненый демон тьмы. Как только первые лучи рассвета пронзили уходящую ночь, братья отвели мисс Крансвелл на соседнюю улицу. Сами же вместе с соседом и его слугами поспешили на кладбище, находившееся неподалеку от усадьбы Кроглин. Люди осмотрели церковь. Она была пуста, но рядом с алтарем они увидели небольшую дверцу, ведущую в усыпальницу под церковью. И здесь перед ними предстала ужасающая картина. Гробы в усыпальнице были осквернены — вынуты из ниш и открыты. На каменном полу грудами лежали вытащенные из гробов кости. Все они были разломаны, раскрошены, и следы человеческих зубов оставались на многих из них. Лишь один-единственный гроб был не потревожен, хотя и стоял открытым. В гробу спокойно, неподвижно, как мертвец, лежал ночной гость усадьбы Кроглин. Застывшее бледное лицо, кроваво- красные губы, широко открытые глаза. Но в них не было тех зловещих огоньков. Глаза словно бы потухли и ничего не выражали. При дневном свете вампир был бессилен. Одна нога его кровоточила от пулевого ранения. В мрачной тишине люди сотворили то, что должны были совершить. Они вытащили гроб из усыпальницы на залитое дневным светом кладбище и здесь сожгли его дотла, а потом развеяли пепел по ветру, чтобы вампир уже никогда не смог возродиться. Никто так и не узнал, как появился здесь вампир и почему он охотился именно на одного из членов семьи Крансвеллов даже после того, как Фишеры, бывшие владельцы усадьбы, покинули ее. Когда жителей района спрашивали об этом, они пожимали плечами и отворачивались. Впрочем, такие необъяснимые посещения не были редкими. Но после всего случившегося Крансвеллы покинули усадьбу Кроглин, и еще многие годы спустя дом оставался пустым. С тех пор, на кладбище – решетки, во внутреннем дворе – растут овощи и чеснок, а внутри церкви – металлические предметы. Правда или нет… это уже не в компетенции Гарретта. Наконец, он добрался до верха башни. Внутри кто-то был – он слышал. - Что Бакстер? - Бакстер? Да не позвольте… - Опять он? – Вор нашел лазейку в старых досках крыши и залез внутрь. – А не он ли ставит палки в колеса расследованию Рекса? Он попал в застенок, мужчина что-то видел из-за щели между досками в комнате преподобного Мак Фи… Лысый священник, лет пятидесяти, достаточно высокий. Двое его гостей… с эмблемами офицеров гвардии Норткреста младшего. В плащах, шляпах, но без масок. Гарретт не может разглядеть лица… - Он к вам не нагрянул? – Спросил один. - В смысле? - Он опять сбежал. - С ума сошли! Опять же будут жертвы! Вор напрягся. - Это ваша была идея дать ему «погулять» на ваше благо. - Вот он и почувствовал свободу. – Кивнул второй. – Че за баба в гробу? - Его? - Нет. – Отмахнулся старик. – Не его рук дело. Голоса у них были одинаковы. МакФи тер лицо руками: - Когда вы его поймаете? - Не знаем. Но он гуляет уже на 23 часа дольше, чем вовремя его прошлого побега. - Уроды… надо увозить его отсюда! – Священник явно не отличался спокойствием. - Ага, щас, сначала просили его, теперь… - Чш… - МакФи зажал рукой рот одному, - говори тише. Остальную часть разговора Гарретт не слышал, но приметил еще одинаковый рост и телосложение гостей священника. - Нам пора возвращаться. Не беспокойтесь, когда его вновь поймаем, выдворим обратно в клетку. Пошли. Пара развернулась и пошла к лестнице. Гарретт, двигаясь за стенами, еле успел услышать, когда стражники уже спускались, небрежно брошенную фразу: - Нет, Калси, теперь пойдем через двор. Не знаю, как у тебя, а у меня мурашки по коже от кладбища. - А у меня не только от него. – Поддакнул Гарретт, чувствуя, что до следующей встречи с капитаном не дотянет, распираемый от новостей.