По ком звонит колокол

Подземный город. Это произошло однажды в юго-западной части материка, в те времена, когда бесчисленными пришельцами из Потустороннего мира управляли могущественные властители. События разворачивались в королевстве Лайфед, где были высокие горы и плодородные долины, где собирали хорошие урожаи и где людям жилось сытно. Но внезапно все изменилось. Однажды в Лайфед возвращались двое мужчин — двое истощенных, из-раненных воинов. Долгое время они воевали, и война была настолько опустошающей, что только семеро из их когда-то многочисленной компании вернулись домой в Уэльс. Младший из этих двоих был правителем Лайфеда по имени Прайдери. Старший, Меневейдден, сын Лира, был его родственником. Эти люди хотели теперь только мира и покоя. Прайдери стремился увидеть свою жену Кигву. Вместе с Кигвой в замке жила и его мать Райннон. Она была женщиной из Потустороннего мира, много лет назад навсегда покинувшей его, чтобы стать женой отца Прайдери. Она по-прежнему оставалась красавицей. Прайдери пообещал ее Меневейддену, в знак своей привязанности к брату по оружию. Одолев горы на севере, где дули жестокие ветры, двое мужчин спустились в долину. Стояла осень. Долины золотились от спелого зерна, яблони были усыпаны плодами, в садах и на полях жители Лайфеда собирали урожай. Прайдери вскоре узнали, и весть о его прибытии, опережая его самого, летела от селения к селению. И когда, наконец, странники свернули на дорогу, ведущую к замку Прайдери, их сопровождала толпа, прошедшая вместе с ними последние мили. Замок Прайдери располагался на холме, окруженный земляным валом и частоколом, но высокие деревянные ворота были уже приветливо открыты и ветер доносил аромат роз. У ворот стояла Кигва - прямо и неподвижно, как и подобает супруге правителя, но полная восторга. Рядом с ней была Райннон. С посеребренными волосами, она оставалась такой же стройной и жизнерадостной, как и в юности. Тот, в чьих жилах течет колдовская кровь, мало меняется с годами, даже если и отрекается от своей силы ради того, чтобы жить среди людей. Этот день и последующие дни были радостными и безоблачными, ничто не предвещало беды. Райннон приняла Меневейддена в качестве нового мужа, как того пожелал ее сын, и была счастлива, потому что долго жила одна. Воин, такой же седовласый, как и она, был человеком молчаливым и благородным — и это ей понравилось. Что же касается самого Меневейддена, то он, недавно вернувшийся с войны и опечаленный, считал себя самым счастливым из мужчин. После свадьбы супружеские пары пировали, охотились и разъезжали верхом по окрестностям Лайфеда. Эта осень, по свидетельствам летописцев, была особенно щедрой. Тем не менее, однажды вечером, когда ужин был закончен и слуги ушли поесть на кухню, Меневейдден забеспокоился. - Леди, - с улыбкой сказал он Райннон, - покажите мне дверь, через которую вы вошли в этот мир. - Это опасно, милорд, - ответила Райннон. Колдовской народ был для нее теперь чужим. Но ее сын Прайдери был другого мнения. Он сразу поднялся, отдал распоряжение грумам, и вскоре обе супружеские пары покинули теплые покои и поскакали к насыпному кургану Арбет. Это был невысокий, поросший травой холм, находящийся в лесу, тянущемся от самого замка Прайдери. Место это окутано тайной. В Лайфеде говорили, что если человек, в жилах которого течет королевская кровь, сядет на этот холм, то он либо получит увечье, либо его ждет великое потрясение: при соприкосновении с землей ему откроются ворота в другой мир. И в самом деле, много лет назад отец Прайдери сел на этот холм и тем самым вынудил Райннон появиться среди людей и разделить с ним судьбу. Взобравшись на холм, они спешились. Вокруг все было тихо. Сквозь ветви деревьев виднелись огни замка, было слышно, как стража на крепостном валу отбивает время. И все-таки земная жизнь, казалось, здесь остановилась. Лунный свет серебрил деревья, траву и мерцал в волосах Райннон. Лошади переступали с ноги на ногу. - Нужно уходить отсюда, милорд, - сказала Райннон, - здесь опасно. Голос ее напоминал треск сучьев. Меневейдден кивнул и подал Прайдери знак уходить. Но не успел Прайдери ответить ему, как в звездном небе загрохотал гром. И словно в ответ на это, с земли стал подниматься туман, окутывая ослабевшие ноги лошадей, подбираясь к всадникам. Луна и звезды исчезли туман стал таким густым, что отделил Райннор от Менерейддена и Кигву от Прайдери. Меневейддену удалось схватить в тумане руку жены. Он позвал остальных и велел им оставаться на местах, чтобы не потеряться. И все четверо замерли, в то время как туман Потустороннего мира сгустился, и гром прокатился по небу. Сколько они простояли рядом со своими оседланными лошадьми, никто из них не мог сказать. Время от времени слышались раскаты грома, но постепенно туман рассеялся, и наконец они увидели друг друга в розовом свете утра, — а по земле продолжал стелиться туман. С восходом солнца остатки тумана рассеялись, и они увидели свой дом. Но лежавший перед ними Дайфед был безлюден. «Там, где до этого паслись стада и жили люди, - пишет летописей, - теперь не было ничего: ни животных, ни дыма над крышами домов, ни огней, ни людей — одни покинутые дома и пустынные дворы». Не говоря ни слова, четверо искателей приключений сели на коней и поскакали вниз с кургана Арбег, через лес, отделявший их от владений Прайдери. Ни один слуга не вышел им навстречу, никто из придворных Прайдери не ожидал их. Огонь в очаге не горел; кухни, конюшни, мастерские и кузницы были пусты. Увидев все это, они собрались в зале. Прайдери пришлось самому растопить камин, потому что в доме не было ни одного слуги. Остальные молча грели руки над пламенем и вслушивались в тишину. - Что за недруг поселился в наших краях? - спросил Прайдери свою мать. Но Райннон только покачала головой. Большую часть жизни она провела вдали от существ колдовского мира и ничего не знала ни о них, ни о их делах. - Это какое-то колдовство. Как нам избавиться от него и вернуть наших людей? - спросил сын. Райннон ничего не могла ему ответить. Она не знала, кто и почему заколдовал все вокруг. Она не знала, как можно от этого избавиться. В растерянности она повернулась к своему мужу, самому старшему и мудрому из них. - Нужно дождаться какого-нибудь знака, - глубокомысленно произнес Меневейдден. - Я не могу сражаться с врагом, которого не вижу. И они стали ждать. С них было достаточно приключений. В те трудные времена даже люди самого высокого происхождения были привычны к повседневному труду. Короли не обходили стороной кузницы и конюшни, королевы сидели за ткацким станком и шили одежду, как простые женщины. Вот и теперь Прайдери и Меневейдден охотились и ловили рыбу, а Кигва и Райннон шили одежду и готовили еду. Иногда они выезжали вместе верхом, отправляясь на поиски других людей, но в Дайфеде не было ни души. Через много месяцев, когда с кургана Арбет подул холодный ветер, ударив в ворота, и на земле водворилась зима, знака все ещё не было. Тогда Меневейдден сказал: - Мы должны покинуть это место и скрыться, чтобы враг не узнал нас. Они так и сделали. Летописцы отмечают, что все четверо отправились на юг под видом ремесленников с женами. Они останавливались в небольших деревушках, ночевали в маленьких, продымленных хижинах и зарабатывали себе на хлеб так, как это делают простые люди. Вначале они изготовляли седла более красивые, чем делались тогда, потом стали делать шиты, затем башмаки. Им казалось, что тот, кто заколдовал Лайфед, следит за странствиями четверки, изгоняемой из каждой деревни местным населением, которое видело в них иноземцев и соперников в торговле. Когда же в третий раз оказались изгнаны, Менерейдден повел их обратно в Лайфед. С груженными зерном ослами и сворой охотничьих собак они перевалили через горы, прошли через деревни, где поля были невозделаны, а дома стояли открытыми, и направились к замку. Они словно находились во власти колдовской силы, которая заставила из вернуться в те места, где могущество ее было велико. За время их отсутствия в замке кое-что изменилось. На столах и скамьях густым слоем лежала пыль. Ветер разбросал сухие листья и пепел из камина. В кухнях поселились лисы, в соломенных тюфяках завелись мыши. И когда женщины встряхнули шерстяные покрывала, оттуда вылетело облако моли. Возвращение домой – такое пышное и радостное, когда Прайдери и Меневейдден пришли с войны – было теперь будничным, связанным с разжиганием огня, уборкой мусора, разгрузкой привезённого зерна, предназначенного для посева, размещением измученных долгой дорогой ослов в конюшнях, где раньше стояли лошади Прайдери. Вечером они впустили в дом собак, чтобы те согрелись. Так они и стали жить: за закрытыми дверьми, под охраной псов. Как и раньше, они добывали себе пропитание, и дни проходили, похожие один на другой. Но за ними по-прежнему наблюдал их незримый враг, и им грозила куда большая опасность, чем они думали. Однажды Прайдери и Меневейдден охотились с собаками в роще, расположенной неподалеку от замка, и загнали белого кабана. Кабан развернулся мордой к рычащим и лающим псам, его маленькие глазки отсвечивали красным, кривые клыки светились. Роя землю копытами, кабан пронзительно и тонко визжал. Мужчины подошли, чтобы заколоть его, держа наготове копья. Но кабан вдруг убежал, прежде чем они успели что-то сделать. Они преследовали его, но кабан и собаки словно исчезли среди деревьев. Охотники продолжали идти лесом, который начало редеть, и перед ними показалась незнакомая лужайка. На этой лужайке стоял дворец – не деревянная крепость, а парящий в воздухе дворец из сверкающего камня. Ворота были открыты, из арки доносился шум фонтана. И прямо надо водой висел массивный золотой шар. Прайдери шагнул вперед, очарованный сверканием этого шара и горя желанием дотронуться до него. - Не ходи туда, Прайдери! – крикнул ему старший товарищ. – Это не человеческих рук дело! Прайдери не ответил, казалось, он не хочет слышать. Словно марионетка в чьих-то руках, он приближался к шару. Остановившись, как вкопанный, он коснулся рукой золотой поверхности, губы его что-то беззвучно шептали… Меневейдден не оставил Прайдери одного. Опершись о копье, он ждал у ворот, глядя во внутренний дворик, словно вызывая на поединок врага. Но враг не показывался. И в сумерках к нему пришла Райннон, движимая материнским инстинктом. - Где мой сын? – просила она. Меневейдден показал рукой. Райннон повернулась к нему – ее мягкости как не было. - Вы были плохим товарищем, муж. – сказала она. Не говоря больше ни слова, она ринулась к золотому шару. И в тот же миг она сама попала в ловушку. Послышался раскат грома, лужайка покрылась туманом. Когда же туман рассеялся, дворец исчез. Поздним вечером Меневейдден вернулся один в замок Прайдери и рассказал Кигве обо всем. Она горестно плакала. Она была женщиной робкой, нуждавшейся в защите и покровительстве своего мужа — теперь она осталась одна. Ей показалось, что Меневейдден смотрит на нее с вожделением, но у нее не было желания греть постель старика. Но Меневейдден сказал: - Дитя, я не причиню тебе вреда. Ты для меня дочь, так же, как и для Райннон. Мы будем вместе ждать их освобождения. - Что мы должны сделать? - спросила Кигва. - Как мы будем жить на опустошенной земле? - Будем сеять, - ответил Меневейдден, - сейчас самое время. И он засеял три поля пшеницей, которая взошла и заколосилась вовремя. И когда поле было уже готово к жатве, колдовские чары усилились - и на этот раз действовали против мужа женщины из Потустороннего мира и против жены ее сына. Однажды утром Меневейдден увидел, что с одного из полей полностью снят урожай. Он ничего не сказал, лишь пробормотал что-то в адрес воришек. А ночью, оставив Кигву одну, пошел стеречь поле. Не прошло и часа, как он вернулся и разбудил Кигву. Она наблюдала, как он привязывает кожаную перчатку к перепачканной сажей палке. Перчатка подпрыгивала в воздухе. - Эта перчатка будет ловушкой для мыши, - сказал Меневейдден, - в многочисленной армии грызунов, напавших на мое поле, есть одна самая жирная и крупная мышь. - Милорд, что вы хотите сделать с мышью? - Повесить ее. Это будет наказанием за воровство. - Милорд, вешать мышей недостойно вашей чести. - Ничего, я повешу ее. Это первый солдат моего невидимого врага, наконец я увидел тебя. И в Сумерках тогда же Меневейдден пересек пшеничное поле, прошел через лес и поднялся на склон кургана Арбет, где находилась незримая дверь, ведущая в царство врага. Он нес в руке перчатку, дважды завязанную у горловины, чтобы пленник не сбежал. Воткнув в землю две вилкообразные веточки, он положил сверху третью, служившую перекладиной на этом крошечном эшафоте. - Что это у вас, сэр? - услышал он чей-то голос. Подняв глаза, Меневейдден увидел тощего писаря с посохом. Человек этот был одет в темное платье с капюшоном, как и полагалось при его звании, и лица его не было видно. - Наилучшие пожелания, - с холодной усмешкой ответил Меневейдден. - Вы первый человек, если не считать моих товарищей, которого я встретил здесь за последние семь лет. Как вы попали на курган Арбет? - Я просто проходил мимо, возвращаясь домой. А вы что делаете на этом холме? - Вешаю мышь, - сказал Меневейдден и злобно ущипнул перчатку. - Это не достойно такого господина, как вы, - заметил писарь, - отпустите бедное животное. - О, нет. Она в моих руках, и я повешу ее. - Я не выношу жестокости. Вот серебро за жизнь маленькой мышки. Меневейдден покачал головой. Вынув из-за пазухи кусочек бечевки, он стал делать петлю. Некоторое время писарь наблюдал за ним, потом вздохнул и пошел прочь, бормоча что- то себе под нос. Как только он ушел, появился священник. Он тоже заговорил с Меневейдденом, предложил деньги за мышь - и тоже получил отказ. И наконец, со стороны косогора, из сгущающихся сумерек показался человек - высокий, степенный, одетый в богатое платье, какое носят епископы. И, тоже получив отказ, этот человек сказал: - Что я могу предложить тебе за жизнь этой мыши? Назови свою цену. Меневейдден встал и посмотрел в глаза человеку. Они были бесцветные, как зима, древние, как время. - А вот что, - ответил смертный, - ты должен освободить Прайдери и Райннон и расколдовать Дайфед. Человек задумался. - Ты получишь все это, - наконец сказал он. - А теперь дай мне мышь. - Я тебе отдам мышь, когда ты скажешь, кто ты такой и кто она. Я - Лавюд, сын Кила Коэда, я принадлежу к народу, породившему Райннон. Заколдовав Райннон и ее сына, я тем самым отомстил за то, что она была отнята у нас и живет среди смертных, предав свой род и тех, кто любил ее. Мыши - мой народ. Мышь, которую ты поймал, - моя жена. Она медлительна, потому что ждет ребенка. А теперь отдай ее мне. - Сначала поклянись больше никогда не заколдовывать Дайфед, поклянись также не мстить за мою победу. - Клянусь. И хорошо, что ты попросил об этом, потому что месть - это мое любимое занятие. А теперь отдай мне мышь. - Я отдам ее тебе, когда Райннон и Прайдери будут стоять передо мной. - Они здесь. И он увидел их, бегущих к кургану. Меневейдден развязал перчатку, и полевая мышь неуклюже выбралась наружу и направилась прямо к руке Лавюда. И когда его рука коснулась ее, маленькое животное исчезло. На ее месте стояла красивая женщина и испуганно смотрела на Меневейддена. - Любуйся теперь на свой смертный мир, вновь возвращенный к жизни, - крикнул Лавюд. И он увидел, как в сумерках бредут по полям люди. Мальчишки гнали к замку стада гусей, и все вокруг - и в замке, и в окрестностях - пробудилось. Вот так закончилась в Лайфеде вражда между древними существами и людьми. И все это благодаря одному-единственному человеку, действовавшему без всякого волшебства и оружия, а единственно с помощью человеческого терпения и человеческого ума. Он укрепил власть смертных в своем уголке земли. - Гоните. – Буркнул Пробст и отвернулся, подвигая себе поближе чашку чая. - Да честно говорю! – Уверял пару худощавый мужичок с длинным носом, темными короткими кудрями волосами и темными глазами. – Я и был из этих земель. И это история моего народа. Мне исполнилось 18 и тут же дал деру из родительского дома, подался сначала в крестоносцы, а потом в стражники и с заслугами – сюда. - Хватит заливать. – Вайатт делано поморщился. - А вы, сержант Рид? Знаете какую-нибудь классную историю? Сидящий рядом без шапки Фергюс почесал голову с тонкими рыжими волосами: - Сынок, я тебе все рассказал, когда ты мелким был. - Так может за год еще одну историю услышали? Сержант ухмыльнулся и потрепал Пробста по волосам: - Вот малец хитрый… как в детстве клянчил у меня сказок, так не перестал еще… ничего, перейдешь ко мне, всю дурь выбью. В общем, есть одна. Давным-давно на западе Корнуэлла в одном местечке дом местного пивовара стали посещать призраки двух женщин, имевших непосредственное отношение к хозяину — его покойной супруги и ее молодой соперницы, которую та отравила. На то были свои причины — девушка пыталась отбить у женщины ее мужа. Появившись в доме, призрак этой молодой особы тихо прошествовал в комнату, где ее бренное тело рассталось с нетленной душой, и никого не побеспокоил. Никак не мог успокоиться только дух хозяйки, терроризировавший всех домочадцев до тех пор, пока священник силой разума не приказал ей оставаться в этой же комнате и вечно расчесывать шерсть. После этого дверь в помещение закрыли навсегда. Много лет спустя лишь несколько человек помнили детали происшедшего. Люди передавали сказание о призраках, якобы заключённых в комнате, и с некоторой неприязнью посматривали на скрытое ивами маленькое оконце, где, по слухам, и находилась эта комната. Но никто не мог сказать это наверняка. После долгих обсуждений решили полностью изолировать эту комнату — дверь залили цементом Но однажды поздним октябрьским вечером пивовар, засидевшийся за работной допоздна, услышал легкое постукивания над головой. Изумленный этим звуком, он постучал в потолок рукояткой молотка. В ответ опять раздался стук, и он пошел посмотреть, что же происходит. Приставив лестницу к маленькому скрытому ветвями окошку, он поднялся наверх и стал вглядываться в освещенную луной комнату. Поначалу ему показалось, что комната наполнена мусором, но мусор двигался сам по себе. Когда же глаза его привыкли к полумраку, он понял, что то, что он увидел, было не чем иным, как кучей пряжи. Поверх этой гигантской горы сидела фигура — массивная голова обрамлена роскошной гривой волос, а руки ритмично двигаются, протаскивая шерсть по зубчикам чесалки. Это был призрак хозяйки дома. В следующую секунду пивовар увидел и вторую даму — нежное существо, лицо которого было испорчено голубыми метками разлившегося по венам яда. Внезапно две пары глаз устремили свой взгляд на окно. Мужчина потерял равновесие и упал. Когда его нашли, он был еще жив и нашел в себе силы рассказать о случившемся. Но взгляд в глаза призрака лишил жизни смертного — он умер спустя неделю - Вы это специально… - Вайатт, без улыбки, отвернулся. - Естественно! – Толкнул его локтем Фергюс и наклонился поближе к товарищу. - Помню, случай был, когда он мелким был. Ночью пошел в туалет после одной из сказок про гигантских пуков, прибегает ко мне потом в одних трусах и глаза глядишь того из орбит вылезут! Если бы он стал твердить, что видел арахниев, поверил бы описавшемуся сосунку! Так тут в дверях кошка лысая мисс Вайатт пришла и довольно мяукнула. А из-за твоих мокрых трусов, Пробст, пришлось всю прислугу поднимать, чтоб чистые найти… Мужчины заржали, заставив пацана еще больше сконфузиться. - Сыкун! – Хлопнул по столу солдат. - Уже кликуху подобрали! Тут Рид замолк и гневно сверкнул глазами: - Рендал, ублюдок ленивый, убрал щетки с верхнего этажа, где оставил? Мужичок замолчал. - Ага… - Я что мамочка, чтобы подтирать за собой? – Пнул его под столом сержант. - Давай, иди. А у тебя «грязнуля» будет кликуха. – Только тот отошел, Рид наклонился к Вайатту. - Пробст, да это я так. Не принимай в серьез. Помнишь, как я тебя учил? - Да, мистер Рид. – Голос у того был не веселый. - Все хорошо, сынок. – Фергюс улыбнулся и подмигнул парню, выдавившего ухмылку. - Так, присмотри здесь за своими, а мне отлить надо. Гарретт наблюдал за тем, как эта парочка рыжих проводила вечер в столовой, а сам сидел за другим столом. Ему всегда больно было видеть такие сцены: встречу родных отцом из дальней дороги, учебу между родителями и детьми, минуты радости в чужих семьях. Как человеку никогда не познавшего этого, но желающего теплоты в детстве, его сначала все эти сцены заставляли уйти в себя и грустить. Теперь он чувствует лишь боль и скорбь по тому, чего он никогда не узнал и вряд ли узнает. Хотя в глубине души живет мечта… Совершенно несбыточная, невозможная, но теплиться внутри, утешая перед сном и в моменты разочарования. Как последний луч надежды. Это у всех так. Абсолютно. И Пробст с Фергюсом… Чужие друг другу люди, но как отец и сын. Даже крайне похожи друг на друга, что у вора появлялись иногда мыслишки, а не согрешила ли мама парня с заезжим мужественным стражником, когда мужа не было дома? От того тот и остался с ними. Иначе зачем сержант с детства возился с мальчишкой? Так ведь только с родными поступают, разве не так? - Гарретт, ты в порядке. – К нему незаметно подкрался Рейс и сел рядом. - А что, похоже? – Сел к нему полубоком Гарретт, немедленно пряча свои сокровенные мыли, как будто стражник мог их прочесть. Но у него еще кое-что было. Опять подала голос мечта. Надежда указывала ему путь. Мужчина прошептал, следуя ее повелению: – Что пишет Бель? - Что все хорошо. Говорит, что младшего Норткреста сейчас нет в городе. То ли разъезжает по другим городам и подписывает соглашения, то ли еще по своим делам. Смерть его жены как-то утрясли. Сама не может объяснить. Дом Цветов пошел ко дну… Что стоило ожидать. Хотя я с Пробстом выдавили разрешение на то, чтобы уехать у генерала, наше отсутствие ощущается – готовятся к чьему-то приезду в конце весны и город наводнили стражники, коих не хватает для порядка. Бассо хорошо себя чувствует. Не болеет. Передает привет. – Гарретт не это хотел услышать. – Бель спрашивает, как ты. Почему сам ей не пишешь, как твой глаз. Ответ сегодня буду ей писать. – Тут Рекс хитро сверкнул глазами. - Не хочешь сам? - Хочу. – И снова в душе что-то зашевелилось, заставив вора встрепенуться. - Писать умею только для этого. Я отвечу. Оба замолчали. Каждый погруженный в свои думы. А… можно ли? Возможно?.. А вдруг получиться? Она ведь ему ответила. Не просто ведь так, тогда… Эгир же смог. - Бакстер мертв. – Пропитанный гневом голос Рекса вернул замечтавшегося к реальности. - Сани – пропала. И где ее искать… - Она не в руках Звонаря – это главное. – Перебил его Гарретт и замолчал снова, заметив испытывающий, но жалеющий взгляд капитана. Он конечно видел, что что-то не так. Что что-то гложет вора. И не одно. Мужчина набрал в легкие воздуха, но свое самое сокровенное спрятал подальше. - Я жил здесь с рождения. – Начал осторожно вор. - С того момента, как себя помню, жил в интернате сначала, потом попал на улицу. Научился воровать и однажды меня поймал за руку Хранитель и разглядел во мне что-то особенное… они дали мне скудное образование, но главное – мои навыки, что кормят меня до сих пор, без них не было бы мастера-вора, а дальше понеслось. И с каждым годом меня все сильнее поглощало здешнее болото. Проблемы следовали одна за другой, и конца и края не было видно. Одно тяжелее время сменяло другое, пока не пришел конец последнему злу, что здесь появилось. Но даже тогда… - Он осекся, взгляд уставился в одну точку, - тогда меня попыталась ограбить одна девчонка посреди улицы. - Тебя? Мастера-вора? – Ухмыльнулся и покачал головой Рекс. - Вот выскочка… - Да. – Его собеседнику не было смешно. - Увидел, как хранитель тогда, в ней особенность… глаза ярче, рука сильнее, чем у других и рефлексы отчаяннее. Я взялся ее обучать. И года не прошло, как она пропала. – Мужчина сделала паузу. - Дина была кроткой, но смелой. Она не могла убежать. Но меня тогда это подкосило. Я понял, что весь город выцвел, сдался, в нем больше не было никого, кто бы меня здесь держал. И, спустя десять лет, узнаю, что она стала жертвой Звонаря. Одной из первых. Что в тот день, когда я учил ее прятаться в кронах деревьев, он утащил ее, ни оставив ничего взамен. – Теперь он посмотрел на Рекса. - Бакстер мертв, но он оставил зацепку. Язычники. Если кто и может о нем что-то сказать, так они. Он здесь появился, и здесь же и исчезнет. Как было всегда. - Где они? Язычники? - Нигде. – Гарретт вновь уставился в пустоту. - Осталось меньше месяца до одного из их ритуалов. - Остаётся только ждать. – Пожал плечами Рекс. - Еще один месяц я не согласен сидеть, сложа руки. Полажу с Пробстом в местной библиотеке. Привлекательные дела тут творятся у Фергюса. Механисты интересные ребята, как думаешь? - Не знаю, как теперь, но в прошлую нашу встречу они доставили мне больше хлопот, чем все стражники вместе взятые. - Даже не знаю, радоваться или возмущаться.