Слишком далеко

Домой мы вернулись днем – вместе с орущим младенцем. Девочка хныкала с того самого момента, как Джастин вынес ее из дверей больницы. Он установил детское кресло на заднее сидение и собирался уже сесть рядом, но я сказал, что с места не тронусь, пока он не пересядет вперед. Не было никакой необходимости не спускать с ребенка глаз всю дорогу. И я понимал, что если Джастин не переборет это свое стремление чрезмерно ее опекать сразу, потом нам будет еще труднее. К тому моменту, как мы закончили спорить, Наоми уже ревела во все горло, но стоило машине тронуться с места, как она тут же успокоилась. Этому трюку я научился, еще когда Гас был младенцем. Правда, как только мы подъехали к дому, и я заглушил двигатель, она заорала снова. И с тех пор уже не успокаивалась. Я втащил в дом детские вещи и разнес их по разным комнатам – что-то положил в ванной, что-то в кухне, что-то в гостевой спальне. Сложенную коляску я оставил в холле. На кой черт она могла нам понадобиться? Мы же не собирались разгуливать с младенцем по Либерти-авеню. Потом я прошел в свой кабинет, позвонил Синтии, сообщил ей, что в понедельник в офисе тоже не появлюсь, и погрузился в работу. Часа через два в комнату заглянул Джастин и спросил, зачем это я отнес колыбельку (так он ее назвал) в гостевую спальню. Он, оказывается, хотел, чтобы мы поставили ее в комнате Гаса – той, что находилась ближе всего к нашей спальне. Но я этому решительно воспротивился и заявил, что никто, кроме самого Гаса, в этой комнате спать не будет - даже временно. Радио-няню мы с собой привезли, и я считал, что этого будет вполне достаточно. Тем более, из комнаты Гаса мы бы девочку все равно не услышали - стены и двери в доме были очень толстыми. К тому же в гостевой спальне стоял письменный стол, который временно можно было приспособить под пеленальный. Джастин неохотно согласился с моими доводами и быстро вышел из кабинета. Вечером к нам явилась Дженнифер. Вероятно, Джастину о ее визите было известно заранее, но мне он о нем не сообщил. Впрочем, я не был против. Дженнифер помогла Джастину в первый раз выкупать девочку и в процессе сделала кучу фотографий. После купания она принесла Наоми в гостиную и уселась вместе с ней в кресло. Джастин тем временем отправился готовить смесь для кормления. Глаза у Дженнифер были красные, и я в очередной раз вспомнил, как давно Джастин и Дафни знали друг друга. В детстве они, вероятно, целыми днями торчали друг у друга в гостях. - Ты же понимаешь, что ему очень хочется оставить ее у вас? - тихо спросила Дженнифер. - Я заметил, - буркнул я, убавив громкость телевизора. – Но из этого ничего не выйдет. - Не думаю, что Чендерсы смогут растить ее сами. Оливия заранее предупреждала Дафни, что не сможет помогать ей с ребенком. Полу нужен постоянный уход. - Они могут нанять няню. - Это верно, - отозвалась она и принялась ворковать над малышкой. Теперь, чисто вымытая, Наоми оказалась прелестной девочкой. Пожалуй, она была даже красивее Дженни, которую до сих пор я считал самым симпатичным ребенком на свете. Волосы у нее были густые и черные, как смоль. А когда она открыла глаза, я впервые обратил внимание на то, что они были глубокого темно-синего цвета. Вообще она была очень похожа на Дафни – всем, кроме цветовой гаммы. - К тому же, у девочки ведь есть еще и отец, - заметил я. - Да уж, еще один неизвестный фактор, - пробормотала Дженнифер, не переставая квохтать над ребенком. Ну прекрасно! Она уже вела себя, как чокнутая бабушка. - Ну он не был бы неизвестным фактором, если бы кто-нибудь потрудился сообщить ему о том, что произошло. Дженнифер вскинула голову. - А он не знает? - Насколько мне известно, нет. Тут в комнату вошел Джастин с пеленкой и бутылочкой со смесью в руках. - Ты до сих пор не рассказал отцу Наоми о том, что случилось? – нахмурившись, спросила его Дженнифер. Джастин бросил на меня такой убийственный взгляд, словно считал, что я нарочно натравил на него мать, преследуя какие-то свои гнусные цели. Ну что ж, может быть, я действительно подсознательно искал союзника и вот теперь неожиданно обрел его в лице Дженнифер. Джастин ответил, что пока не смог связаться с отцом малышки. Позвонил один раз, но телефон у того оказался выключен. Дженнифер тут же ясно дала понять, что все это ей совсем, совсем не нравится. И Джастин, в конце концов, согласился предоставить это дело мне и даже вручил мне листок с телефоном парня, всем своим видом ясно выражая свое неудовольствие. Я вернулся в кабинет и снова позвонил Синтии. Она все еще была в «Киннетике» - разгребала дела, что накопились за время моего отсутствия. Я сообщил ей имя и телефон парня, решив, что она, возможно, лучше всех нас сообразит, как его найти. Переговорив с ней, я просто остался в кабинете. К середине четверга я уже стал жалеть о том, что не пошел на работу. Джастин так трясся над младенцем, что меня это доводило просто до белого каления. Стоило Наоми издать во сне хоть малейший звук, как он тут же кидался к ней и уже ничего вокруг не замечал. Даже когда мы начали трахаться, он приложил все усилия, чтобы все закончилось как можно скорее. Я никогда не имел ничего против быстрого и жесткого траха, но сейчас все никак не мог отделаться от мысли, что Джастин спровоцировал его только для того, чтобы побыстрее от меня отделаться, или – и того хуже – чтобы меня задобрить. Впрочем, возможно он просто не хотел, чтобы Наоми разоралась в самый разгар процесса. Но хуже всего было то, что я отчетливо понимал – мы на всех парах несемся к катастрофе. На следующей неделе Наоми от нас заберут – и Джастин будет совершенно раздавлен. Если же вдруг ее не заберут, еще не известно, что тогда станет с нашими отношениями. В общем, ясно было, что, как бы все ни повернулось, времени до крушения оставалось немного. Дженнифер заезжала к нам каждый день после работы. И, как ни удивительно, каждый ее визит был, словно глоток свежего воздуха. Она не разводила суеты вокруг младенца, и после ее ухода Джастин всегда становился как-то спокойнее и увереннее. В пятницу он повез Наоми в больницу на фототерапию и вернулся только через четыре часа, объяснив, что на обратном пути заехал к Чендерсам, чтобы показать Наоми ее дедушке. Что ж, как по мне, это был разумный поступок. Мне даже показалось, что это, в некотором смысле, прогресс. В субботу днем к нам заехал Майкл и пробыл у нас до позднего вечера. И это стало для меня колоссальным облегчением. Как ни странно, ему каким-то образом удалось выбрать линию поведения, представляющую собой нечто среднее между Джастиновым чрезмерным усердием и моим полнейшим отказом заниматься ребенком. Он покачал Наоми на руках, обсудил с Джастином проблемы ухода за детьми, а потом выкурил со мной косяк. - Что теперь будет с малышкой? – спросил он. Я пожал плечами и рассказал ему о ситуации с Чендерсами. И о том, что Люк Пири, как удалось выяснить Синтии, находился сейчас не где-нибудь, а в Колумбии, и вернуться должен был только в понедельник. Как оказалось, он вообще туда переехал – по крайней мере, на какое-то время. Решил по окончании медицинского колледжа записаться в какой-то годичный проект, прежде чем продолжить образование. Еще Синтия узнала, что парню было двадцать два года. В общем, понятно, добытая ею информация меня нисколько не приободрила. - То есть, возможно, она останется у вас надолго? - Не думаю. По закону Джастин ей никто. Только представь, что будет, если она останется здесь, а в один прекрасный день за ней явится человек, имеющий на нее юридические права? Это будет хреново для всех нас. - Ну, значит, вам нужно как-то это оформить. Мел же удалось стать законной матерью Гаса. - Потому что на это согласились все заинтересованные стороны. - Ну, если Чендерсы не против и этот парень, Люк, тоже, это можно будет устроить. Я наградил его испепеляющим взглядом. Майкл, до сих пор сидевший, откинувшись на спинку дивана, чуть подался вперед и пристально на меня посмотрел. - Но ты не хочешь, чтобы она жила с вами, верно? - Это не мой ребенок. И не его. Он кивнул. - ДжиАр тоже не твой ребенок. - Именно поэтому она тут и не живет. Все члены нашей семейки всегда вели себя с Гасом и Дженни так, будто они были нашими общими детьми. В каком-то смысле так оно и было, но при этом я понимал, что, несмотря ни на что, Гас всегда будет моим сыном, а Дженни – дочкой Майкла. И изменить это было невозможно, как бы мы ни старались относиться к ним одинаково. По крайней мере, для меня это было именно так. - А Джастин знает? Ну… он должен был об этом знать. Мы с ним обсуждали этот вопрос всего несколько месяцев назад – на этом самом диване. Я отлично помнил тот вечер – мы с ним развалились тут, обнаженные, и я из чистого озорства спросил его, думал ли он когда-нибудь о том, чтобы стать отцом. Но по тому, как серьезно и взвешенно он мне ответил, внезапно понял, что он действительно над этим размышлял. Джастин сказал мне, что, в принципе, хотел бы однажды завести ребенка, но не представляет себе, как это можно организовать. Конечно, деньги на то, чтобы нанять суррогатную мать, у нас были, но Джастин сомневался, что с его живописью и разъездами сможет растить ребенка сам. А шансы на то, что он попадет в ситуацию, сходную с моей, - сможет общаться с ребенком только в те дни, когда мать будет привозить его к нам, - были крайне малы. Еще он тогда сказал, что подумывал когда-нибудь обсудить это с Дафни, но теперь она была уже беременна от другого. Потом он спросил, что обо всем этом думаю я. И я четко ответил, что не представляю себя отцом «на полную ставку». И что вряд ли это мое отношение к вопросу когда-нибудь изменится. Для меня все это отдавало какой-то семейственностью, к которой я никогда не стремился. Однажды Линдси спросила, не кажется ли мне, что мы с ней и Гасом могли бы стать настоящей семьей, и я ответил ей «нет». И дело тут было не в том, что я не был влюблен в Линдси, и даже не в том, что я был геем. Дело было в том, что я ни с кем и никогда не собирался играть в счастливую семейку. И к настоящему времени мои взгляды на этот вопрос нисколько не изменились. Джастин это знал. Или, по крайней мере, должен был знать. Однако пересказывать все это Майклу я не стал. Ответил просто: - Мы это обсуждали. Да и в любом случае, проблема не в этом. - А в чем? - В том, что на следующей неделе Наоми переедет жить в какое-нибудь другое место, и Джастин будет совершенно раздавлен. - Да, думаю, он пока еще слабо себе это представляет. Ему будет нелегко, - Майкл протянул руку и погладил меня по затылку. - Просто будь к нему терпимее, и все наладится. Но я вовсе не был в этом уверен. Майкл и понятия не имел, как трудно мне бывало находиться рядом с расстроенным Джастином. Меня буквально на части разрывало, когда я вынужден был просто сидеть и беспомощно смотреть на него, не в силах хоть как-то ему помочь. И я страшно боялся, что, в конце концов, не выдержу, сорвусь и как-нибудь облажаюсь, а Джастина не будет рядом, чтобы меня удержать. Но еще того больше я боялся, что, даже если все сделаю правильно, даже если поведу себя, как идеальный партнер, у меня все равно не получится ему помочь. В воскресенье выяснилось, что Джастин хочет взять Наоми с собой на панихиду, и у нас с ним вышел долгий спор на эту тему. Я представил себе, как младенец разорется посреди толпы скорбящих родственников, и решительно воспротивился этой идее. И снова меня неожиданно поддержала Дженнифер, объяснившая Джастину, что это совершенно неприемлемо. Правда, потом она едва все не испортила, сообщив, что сама посидеть с ребенком не сможет, так как тоже пойдет на церемонию. В итоге мы решили попросить о помощи Дебби, и та сказала, что с удовольствием побудет с Наоми, если мы привезем ее к ней домой. Джастин, разумеется, хотел захватить с собой к Дебби вагон и маленькую тележку детских вещей, но в итоге мы сошлись на том, что привезем только самое необходимое. Как ни странно, ушли мы оттуда довольно быстро, впрочем, тут, наверное, помогло то, что Дебби буквально физически вытолкала Джастина за порог. Мы подъехали к зданию, где должна была проходить панихида, и я положил руку Джастину на плечо, пока он не успел выйти из машины. Он взглянул на меня настороженно. Наверное, в последние дни я слишком часто совал ему палки в колеса. - Джастин, это для тебя, - мягко сказал я. – Для того, чтобы ты мог увидеть ее в последний раз. Не думай сейчас о ребенке и обо всем остальном. Думай о Дафни. Попрощайся с ней. Он взял мою руку и на несколько секунд задержал ее в ладонях. Взгляд его слегка смягчился, и он грустно мне улыбнулся. - Я люблю тебя… и иногда забываю, как сильно ты меня любишь. Я отвернулся и кивнул, чувствуя облегчение от того, что он произнес это сам. Вся эта эмоциональная хрень так и не стала для меня проще. - Ну так постарайся не забывать. Он поднес мою руку к губам и поцеловал костяшки пальцев. Панихида проходила в большом зале. Распорядитель, рассаживавший гостей, указал нам на места в переднем ряду, среди членов семьи. Джастин поздоровался с миссис Чендерс и с мужчиной в инвалидном кресле, который никак на его приветствие не отреагировал. Он сидел, слегка завалившись вправо, и когда мы подошли ближе, я заметил, что он был пристегнут. В нем с трудом можно было узнать отца Дафни, того человека, чье фото мы видели у нее в квартире. Я и не знал, что он в таком плохом состоянии. Теперь становилось понятно, чем это была так занята миссис Чендерс. Джастин взял меня за руку и подвел к стоявшему в центре зала открытому гробу. Мне совершенно не хотелось смотреть на тело, к тому же я считал, что не стоило нам с ним тут держаться за руки, учитывая, что в семье Дафни все, видимо, были ревностными католиками - раз завтра нас ждали классические церковные похороны. Не хватало еще, чтобы нас с ним отсюда выставили. Впрочем, если это было нужно Джастину, я готов был его поддержать. Дафни казалась спящей. В последние годы она выпрямляла волосы, и сейчас ей их тоже выпрямили. Эта лежащая в гробу девушка была очень красива, но в ней не было ничего от Дафни – ни сияющих глаз, ни забавных гримас, ни бьющей через край энергии. И впервые со дня ее смерти я вдруг понял, как сильно я сам буду по ней скучать. Мы с ней не так уж часто общались, и все же с тех пор, как я познакомился с Джастином, она была в моей жизни некой константой. Я вспомнил, как она заявила мне, что никогда не выйдет замуж, и как набросилась на меня, обвиняя, что это по моей вине Джастин сбежал в Нью-Йорк. И как звенел ее голос, когда она пришла ко мне во время всей этой истории с розовой бригадой и спросила: «Что, если он пострадает?» Она очень любила Джастина. В этом не было никаких сомнений. К тому же весь последний год она бывала в нашем доме, как минимум, дважды в неделю. Обычно, приезжая с работы, я заставал ее у нас, мы успевали немного поболтать, а потом она начинала собираться домой. В последние месяцы перед родами отвозить ее в город вызвался Джастин. Дафни была одной из самых умных женщин, что я когда либо встречал, и обладала отличным чувством юмора. И мне хотелось бы запомнить ее именно такой – веселой, своевольной, любящей пошутить. Но все же в последний раз увидеть ее вот так было лучше, чем, если бы моим последним воспоминанием о ней осталась сцена в больнице, когда миссис Чендерс в отчаянии бросалась на ее мертвое тело. Про себя я решил, что никогда и никому не стану об этом рассказывать. В особенности – Джастину. И да, теперь я понял, что мне и самому будет ее не хватать. Не только потому, что она была подругой Джастина, но и потому, что она сама по себе была классной девчонкой. Джастин застыл перед гробом, не в силах оторвать глаз от тела Дафни, и весь как будто окаменел. Не просто перестал двигаться и разговаривать – он словно разом остановился. И я понял, что он ушел внутрь в себя, в то место, куда никому не было доступа. Такое с ним иногда случалось в первые месяцы после нападения. В те дни только мне удавалось до него достучаться – именно потому Дженнифер и оставила его у меня. Но временами он вдруг как будто просто исчезал, уходил в себя и переставал реагировать на внешние раздражители – не отвечал на вопросы, не поднимал взгляда. Я и тогда с трудом это переносил, а уж теперь, когда я привык к постоянному общению с ним, это стало и вовсе невыносимо. Я чувствовал себя не в своей тарелке от того, что стоял посреди зала, на виду у всех этих людей, и держал его за руку. Что, в общем, было странно - мы ведь привыкли проделывать на глазах у изумленных зрителей куда более интимные вещи. Но почему-то именно сейчас мне показалось, будто меня выставили на всеобщее обозрение, - словно бы в этом простом жесте было что-то куда более личное, чем в других наших проделках на публике. Я мягко сжал его пальцы. Через несколько секунд он глубоко вздохнул. Затем всхлипнул и произнес потерянным голосом: - Что мне теперь делать? Я точно не понял, кому он это говорит – мне или Дафни – и просто снова сжал его пальцы. И тогда он обернулся и посмотрел на меня таким взглядом, словно надеялся, что я сейчас возьму и все исправлю. И если бы я мог сделать хоть что-то, чтобы стереть с его лица это тоскливое выражение, я бы немедленно это сделал. - Двигаться шаг за шагом, - ответил я тихо. Он через силу улыбнулся мне, и мы пошли на свои места. Мне неловко было сидеть среди членов семьи, половина которых понятия не имела, кто мы такие. Я чувствовал себя здесь каким-то самозванцем. Но Чендерсы хотели, чтобы Джастин сидел именно тут, а я не собирался оставлять его одного. Я думал, что эта часть поминальных торжеств окажется самой сносной, но в итоге все вышло просто ужасно. Ведущий церемонии – человек неопределенной профессии и звания – очевидно, не знал Дафни вообще, потому что в той женщине, которую он описывал, узнать Дафни было невозможно. Когда он закончил свою речь, к гробу потянулась целая процессия из друзей и родственников, каждый из которых начинал что-то говорить, а затем неизменно сбивался и ударялся в слезы. Смотреть на это было невыносимо. Все они вели себя так пафосно и трагично, что мне хотелось встать и напомнить им, какой Дафни была хохотушкой, и как отвратительна была бы ей вся эта тягомотина. Уж если мне это было очевидно, так, наверное, и все эти люди, почитавшие себя ее друзьями, тоже должны были это понимать. Миссис Чендерс, сидевшая впереди нас, развернулась к Джастину и спросила, не хочет ли он сказать несколько слов. Но он лишь покачал головой, и я этому обрадовался. Когда все закончилось, мы перекинулись парой фраз с Дженнифер, сидевшей в заднем ряду, а потом Джастин пошел поздороваться с какими-то людьми – вероятно, бывшими одноклассниками или коллегами Дафни. Еще здесь были доктор Кэмерон и та блондинка с фотографии, стоявшей у Дафни на столе, - Джастин называл ее Септембер. Я держался чуть позади него, молча кивал всем в знак приветствия и в разговорах не участвовал. Большая часть присутствующих разглядывала меня с более или менее вежливым любопытством, но взгляды окружающих никогда меня особенно не смущали. Примерно час спустя Джастин совсем разнервничался, мы выразили Чендерсам свои соболезнования и сообщили, что собираемся домой. - Ты завтра приедешь на похороны? – спросила мать Дафни. Джастин кивнул. - Мы хотим после церемонии устроить дома поминки – только для членов семьи. Ты не мог бы привезти Наоми туда? И я тут же почувствовал, как Джастин весь напрягся, пытаясь подобрать подходящий ответ. - Разумеется, мы ее привезем, - вклинился я. – На похороны мы ее брать не станем, но, когда все закончится, доставим ее к вам домой. - Это было бы отлично. Пора уже Наоми познакомиться со своей семьей. Я так благодарна вам за то, что вы для нее сделали. Джастин делано улыбнулся – на этом все и закончилось. Мы вышли на улицу. В помещении, где проходила панихида, было полутемно, и солнечный свет теперь показался мне почти нестерпимо ярким. Когда мы сели в машину, я заметил, что денек выдался просто жутким, Джастин согласился со мной, но больше не произнес ни слова. Весь вечер он возился с ребенком. Все время таскал ее на руках – даже когда она уже уснула – и в постель пришел только за полночь. Не то чтобы я его ждал, просто к этому времени еще не успел уснуть. Джастин несколько раз перевернул подушку, взбил ее кулаком и, наконец, улегся. Я не вполне понимал, на что конкретно он злится, но минутой позже он сам мне все разъяснил. - Ну что ж, похоже, завтра твое желание исполнится. И тут я понял, что потрахаться этой ночью мне не светит. - Не будь такой принцессой. Ты с самого начала знал, что этим все кончится. Я просто не хотел закрывать глаза на очевидное. - Но и помочь мне ты тоже не пытался. - Потому что понимал, что решать в этой ситуации не тебе. И не мне кстати тоже. - Может быть, если бы ты не давал так ясно понять, что Наоми тебе не нужна, Оливия бы с радостью оставила ее мне. Я понимал, что он просто расстроился и теперь срывается на того, кто первым попался под руку, но проще от этого мне не становилось. Можно было бы попытаться поднять ему настроение сексом или хотя бы просто полежать в обнимку и поболтать. Но что-то мне подсказывало, что сегодня этому не бывать. Так что я просто вылез из постели и принялся натягивать домашние штаны. - Куда ты? - Куда-нибудь подальше отсюда. - Бежишь? - Нет, собираюсь пойти поискать место, где можно спокойно подрочить, раз уж с тобой ничего не светит. - Ох, ну прости, что я сегодня не в настроении трахаться. У меня вроде как немного не о том сейчас мысли. - Ну а у меня нет. Так что, с твоего позволения… Я поспешил выйти из комнаты, пока не сказал еще чего-нибудь, о чем впоследствии пожалею. Захлопнув дверь, я услышал, как что-то глухо стукнулось о нее изнутри, и понял, что Джастин швырнул мне вслед подушку. Спустившись на первый этаж, я прихватил в гостиной бутылку и сигареты, вышел в сад и пару часов провел там, наслаждаясь теплой ночью. Потом я услышал детский плач, прошел в свой кабинет и там еще какое-то время продолжал пить и курить, пока меня не сморил сон. Следующим утром меня настигла расплата за ночь, проведенную на диване. Проснулся я от звуков, доносившихся из кухни, - Джастин готовил Наоми бутылочку со смесью и что-то ласково приговаривал при этом, очевидно, обращаясь к ребенку. По одному его голосу ясно было, как сильно он ее любит. Спустя пятнадцать минут, так и не почувствовав запаха кофе, я понял, что сегодня мы начнем с ним с того же места, где остановились вчера. Каждая кость в моем теле, кажется, задалась целью напомнить мне, что я уже слишком стар, чтобы спать где бы то ни было, кроме кровати. Ко всему прочему у меня раскалывалась голова. Я поднялся на второй этаж, в ванную, принял «Адвил» и долго стоял под душем. К тому времени, как я из него вышел, головная боль немного утихла, и, побрившись, я снова почувствовал себя человеком. Наверное, я все же был не так уж и стар, раз мог относительно быстро прийти в норму. Когда я вышел из ванной, Джастин как раз входил в спальню. Видимо, он не ожидал, что столкнется со мной, потому что, увидев меня, на секунду замер. Из одежды на мне было только обернутое вокруг бедер полотенце. Джастин словно бы против воли окинул быстрым взглядом мое тело, а потом наши глаза встретились. Во взгляде его читалось желание, и мое тело немедленно на это отреагировало. Я отлично знал, что он не всегда идет на поводу у своих желаний – особенно когда злится, и все же ничего не мог с собой поделать. Это происходило как-то само собой, стоило ему вот так посмотреть на меня – и у меня вставал. И все же я ни за что не сделал бы первый шаг. Даже если он и заметил, что у меня стоит, подкатывать к нему, рискуя нарваться на отказ, я не собирался. Он помялся пару секунд, а потом шагнул ближе, продолжая все так же смотреть мне прямо в глаза, - и этого оказалось достаточно. Расстояние, что еще оставалось между нами, я преодолел за два шага. И вот он уже оказался в моих объятиях, и мы немедленно начали целоваться так, словно не прикасались друг к другу не двадцать четыре часа, а, как минимум, двадцать суток. Мне все казалось, что я никак не могу подобраться к нему достаточно близко, и потому я пытался преодолеть разделяющую нас брешь, с энтузиазмом засовывая язык ему в глотку. Он рывком содрал с меня полотенце и рухнул на колени. Мне нелегко было позволить ему разорвать поцелуй, но уже пару секунд спустя, когда его горячие губы обхватили мой член, я был сполна за это вознагражден. Не было в мире ничего более сексуального, чем смотреть Джастину в глаза, когда во рту у него был мой член. Мне всегда нравилось смотреть на парней, когда они мне отсасывали. Но с Джастином тут было нечто иное – не только желание, не только похоть – что-то более глубокое, отчего с ним мне всегда сложно было продержаться хоть сколько-нибудь приличный промежуток времени. И сейчас, стоило ему надавить пальцем на чувствительную точку за мошонкой, как меня тут же накрыл оргазм, по ощущениям длившийся не меньше часа. Потом Джастин поднялся на ноги и поцеловал меня. Мой член был так глубоко в его глотке, что во рту почти не осталось моего вкуса. Я быстро стащил с него одежду. По счастью, мне все еще не нужно было много времени, чтобы снова возбудиться после оргазма – по крайней мере, после первого оргазма. Чему я был крайне рад – иначе мне непросто было бы угнаться за Джастином. Когда мы оказались в постели, он мягко опрокинул меня на спину и оседлал мои бедра. А затем так долго и неистово меня объезжал, что мне оставалось лишь стонать в знак одобрения. Когда все закончилось, Джастин рухнул на меня и долго лежал без движения. В этом заключалось одно из преимуществ незащищенного секса - презерватив снимать было не нужно, а значит, и разъединяться нам было не обязательно. - Прости, - наконец, негромко произнес Джастин, водя пальцами по моей груди. - Джастин, я тебе не враг. - Я знаю. Но ты мне и не союзник – а это нелегко. - Да, - признал я. – Я тебе не союзник. - Почему? - Потому что тут дело не в том, чего хочешь ты, и чего хотела бы Дафни. И даже не в том, чего хочу я. - Но мы могли бы попытаться. - Могли бы, но я не буду этого делать. Я не собираюсь ввязываться в затяжную войну, которую мы никогда не выиграем. Упоминать о том, что я в принципе не хотел бы ее выигрывать, я не стал. К чему было затевать спор, который уже к вечеру должен был потерять всякий смысл? И да, я трусил. Я не хотел говорить ему, что я не на его стороне, потому что не желал, чтобы позже, когда все полетит к черту, вся его злость обрушилась на меня. Я знал, что сегодня вечером, когда мы оставим малышку у Чендерсов, он будет очень расстроен, и хотел попытаться его утешить. Но понимал, что он не позволит мне этого сделать, если будет знать, что я рад такому исходу. Он кивнул и растянулся рядом со мной, прижавшись ко мне всем телом. Вот так мы и заключили перемирие. Похороны были совершенно обычными. Священник твердил, что на все воля божья. Мы вставали, садились, пели, произносили молитвы. Единственное, что отличало эти похороны от всех других, на которых мне доводилось бывать, - это установленная перед гробом фотография Дафни. Я невольно задался вопросом – неужели кому-нибудь и правда становится легче от всех этих бессмысленных ритуалов? Мы с Джастином, похоже, были тут единственными людьми, не относившимися к членам семьи и не отличавшимися особой религиозностью. Ну и, ко всему прочему, мы, вероятно, были тут единственными геями, хотя насчет священника меня посещали кое-какие сомнения. Джастин явно выполнял все, что от него требовалось, просто ради приличия. Держался чуть позади, не произносил молитв, не пел псалмов. Всхлипнул он только раз - когда гроб начали опускать в могилу. Я взял его за руку, понимая, что это не слишком-то хорошее утешение. Но он благодарно сжал мои пальцы в ответ. Чендерсы до сих пор жили в том же самом доме, где выросла Дафни. Мы забрали Наоми от Дженнифер – она отпросилась с работы на полдня, чтобы посидеть с девочкой – и привезли ее к ним. Миссис Чендерс встретила нас в дверях, взяла у Джастина Наоми и понесла ее к родственникам. У Джастина был такой вид, словно он вот-вот расплачется. Я оставил сумку с подгузниками и детскими вещами у дверей и тоже прошел в комнату. Мы уже успели со всеми перезнакомиться на панихиде и похоронах, и теперь все приветствовали нас, почти как старых друзей. Джастин ни на шаг не отходил от Наоми, словно считал, что среди родственников ей угрожает смертельная опасность. А, может, ему казалось, что если он потеряет ее из виду, то больше не увидит уже никогда. Он постоянно терся где-то поблизости от нее и рассказывал всем о том, как она ест и как спит. А я все в толк взять не мог, как это может быть хоть кому-нибудь интересно. Я заговорил с одним из братьев миссис Чендерс. Тот занимался производством шин где-то в Калифорнии, и я дал ему пару советов о том, как улучшить рекламную стратегию его фирмы. Я не так часто давал бесплатные консультации, но этот парень показался мне приятным человеком, к тому же нужно ведь было хоть как-нибудь убить время. И я рад был, что у нас нашлась тема для разговора, потому что мы с Джастином посреди этой дружной семейки торчали, как бельмо на глазу. В общем, на пару часов я как-то упустил Джастина из вида, но потом все же отправился его искать. Он оказался в другой комнате - разговаривал с миссис Чендерс. Та держала на руках Наоми, и Джастин смотрел на нее так, словно ждал, что она с минуты на минуту ее уронит. - Нам пора, - тихо сказал я ему. Он обернулся. Во взгляде его вспыхнула паника, и я понял, что сейчас разразится катастрофа. - Может, побудете еще немного? - спросила миссис Чендерс. Голос ее звучал весьма искренне. Джастин одними глазами задал мне тот же вопрос. Он буквально безмолвно умолял меня позволить ему пробыть тут еще хоть пару минут. - Я могу пока съездить за вещами Наоми, если вы хотите, чтобы мы передали их вам сегодня, - предложил я. – А Джастин пусть пока останется. Он улыбнулся мне благодарно, и я понадеялся, что теперь, по крайней мере, его ярость обрушится не на меня. - За какими вещами? Как ни удивительно, я мгновенно все понял. Даже раньше, чем миссис Чендерс это озвучила. Может быть, потому, что до сих пор все шло слишком уж гладко, а у меня в жизни такого не бывало. По крайней мере, когда дело касалось важных вещей. - Вы же сегодня забираете Наоми домой, верно? – спросил я, все еще надеясь хоть как-то предотвратить катастрофу. Миссис Чендерс изумленно взглянула на меня. - Я думала, вы не против оставить ее у себя. - Конечно, не против, - поспешно отозвался Джастин. Еще секунду назад он казался таким же изумленным, как я сам, но нашелся с ответом на удивление быстро. Я ни секунды не сомневался, что он истолковал вчерашние слова миссис Чендерс точно так же, как и я. Тоже решил, что после похорон они заберут девочку к себе. Но теперь вид у него стал такой, что я испугался, как бы он не выхватил у миссис Чендерс ребенка и не бросился бежать, пока та не передумала. Миссис Чендерс пристально взглянула на меня и проговорила: - Мистер Кинни, мы с вами, очевидно, неверно друг друга поняли? - Скорее всего, - отозвался я. А Джастин в тот же самый момент выпалил: - Нет-нет. Я бросил на него свирепый взгляд, потому что, кем бы он мне ни приходился, он уж точно не был мистером Кинни и не имел никакого права отвечать на вопросы вместо меня. - Я решила, что вы с Джастином согласились оставить девочку у себя. Я была бы очень рада, если бы вы привозили ее к нам время от времени, чтобы мы тоже могли с ней общаться. Если хотите, мы можем как-нибудь юридически это оформить. Я все понимаю, вам нужны гарантии на будущее… Особенно, учитывая вашу ситуацию… - Миссис Чендерс, при всем моем уважении, вы не можете единолично принимать решение по этому вопросу. В конце концов, у девочки есть отец. Джастин посмотрел на меня так, словно я намеренно переехал его любимого щенка, а потом проехался по нему еще раз – чтоб уж наверняка. - Вряд ли его стоит принимать в расчет, мистер Кинни. Люку не нужен ребенок. - А вы не думаете, что мы должны сначала его об этом спросить? У него есть законные права на дочь. На самом деле, он вообще был единственным, у кого эти права были. Даже Чендерсы не имели права принимать какие бы то ни было решения о судьбе девочки без его ведома. - К тому же, есть ведь еще одни бабушка и дедушка. - Я не хочу, чтобы Наоми жила с ним. Или с его семьей. Я этих людей совсем не знаю. А Джастина – знаю, ему я могу доверять. Он не отнимет у нас Наоми. Миссис Чендерс приветливо улыбнулась Джастину, и тот тут же просиял. Я мог ее понять. Не было никаких гарантий, что Люк позволит им участвовать в жизни девочки. По закону он не обязан был это делать. И Джастин, без сомнения, боялся того же – что ему в будущем не позволят видеться с ребенком. И, тем не менее, Люк был биологическим отцом Наоми, к тому же он знал, что Дафни была беременна. Может быть, до сих пор он и не выказывал никакого интереса к дочери, но в один прекрасный день это могло измениться, и тогда бы нас всех ждали очень большие проблемы. Такого нельзя было допустить. Прежде всего – ради блага самой Наоми. - Мы должны ему рассказать. - Но я не знаю, как с ним связаться, - возразила миссис Чендерс. - Зато я знаю. В ответ на меня уставились сразу две пары глаз. Вот так сразу и сказать было трудно, кто из них смотрел на меня с большим негодованием – Джастин или миссис Чендерс. Я не говорил Джастину, что разыскал Люка Пири, потому что считал, что не он должен разговаривать с отцом ребенка. К тому же, если честно, я немного боялся того, до чего они с ним могли бы договориться. Джастин вполне мог попытаться обернуть всю ситуацию в свою пользу, и потому я ничего ему не сказал и собирался просто в удобный момент передать координаты Люка Пири Чендерсам, чтобы они сами со всем этим разбирались. - Он не захочет взять ее к себе, - упрямо сказала миссис Чендерс. - Пусть так, но это не отменяет того факта, что мы обязаны поставить его в известность. И чем раньше, тем лучше. И вот тогда мы все вместе сможем принять взвешенное решение. Я взглянул на малышку, и мне стало грустно от того, что ее судьба будет решаться на судебном заседании или определяться каким-нибудь составленным кучкой юристов договором. И все же мне за свою жизнь довелось повидать немало тяжб за опеку над детьми. Да что там, даже я, самый безалаберный отец в мире, не сразу согласился отдать родительские права более подходящему на эту роль человеку. Так что альтернативы не было – я обязан был настоять, чтобы мы рассказали обо всем отцу ребенка, даже если это и означало, что теперь все вокруг меня возненавидят. Я знал, что с этим уж как-нибудь разберусь. Но вот что я буду делать, если выяснится, что Джастин и миссис Чендерс были правы насчет Люка Пири, я пока не знал.