Левит

      Расстояние между больницей и церковью было небольшим, поэтому Диппер решил сам дойти до лечебницы. От храма вели две дороги. Конечно, оба пути были хорошо знакомы парню, но всё равно он решил не рисковать и пойти по тому, что вело к шоссе. Дорога была пустынной. Так как шоссе проходило далеко от города, то здесь не было слышно даже машин. Лес накрыло мертвое безмолвие. Странно, даже холодный ветер, любивший поиграть с опавшей листвой, решил проявить милосердие и не нарушать покой. Сегодняшний день был именно таким, каким и должен быть идеальный осенний день. По крайней мере, так считал Диппер. Голубые сосны окутывала белесая дымка тумана. Сквозь опадающие багряные листья виднелись несмелые янтарные лучи только выглянувшего солнца. Солнечный диск разрывал серую мглу туч, позволяя появляться нежному розовому миражу.       Повернув направо, парень заметил, как из-за поворота промелькнули полоски света фар. Это означало, что больница находится достаточно близко. Еще раз свернув направо, Диппер где-то вдалеке разобрал мрачные ворота лечебницы. Вблизи они уже не напоминали собой забор из бетонных блоков с проволокой. Скорее они выглядели как врата в какое-то викторианское поместье. Ажурные кованные ворота, увитые плющем, представляли собой мечту любого романтика девятнадцатого века. К удивлению Диппера, возле входа не было пропускного пункта.       Перед Пайнсом предстала огромная территория с парком, беседками и прудом. Уже немного выцветшие белые беседки с возвышающимися крышами прекрасно подходили к темным очертаниям деревьев. В самом сердце сада находился слегка помутневший пруд.       Миновав практически весь парк, парень подошёл ко входу в лечебницу. Вообще больница была в не менее роскошном виде, чем парк или ворота, даже лучше. Это было массивное трехэтажное здание с большим количеством окон и эркеров. Правда все они были зарешечены, но всё равно это почти не портило мрачную и немного мистическую атмосферу. Практически все здание, как и ворота, было покрыто изумрудным вьющимся плющем. За счёт естественного освещения здание выглядело еще более пугающе. А кирпичные стены и белая отделка дополняли весь этот загадочный образ.       Засмотревшись на все это, священник не заметил, что он достаточно долго просто так стоит, и на него уже бросали взгляды несколько заинтересованных больных. Диппер был одет в черный плащ и штаны, с идеально выглаженной рубашкой и колораткой на шее, поэтому интерес был полностью оправдан. Войдя в здание, Диппер сразу поймал на себе несколько взглядов врачей и больных. Было немного стеснительно замечать их, но всё же, переборов замешательство, Диппер направился в ординаторскую.       Внутренний интерьер лечебницы не представлял ничего особенного. Видимо для того, чтобы лишний раз не раздражать пациентов. Большой белый коридор с множеством дверей. После того, как привыкаешь к невзрачным стенам, они начинают сереть на глазах. Холодные и постоянно давящие на психику. Единственной примечательной вещью в коридоре был длинный бордовый ковер. На самом деле, священнику все это было знакомо, так как он часто наведывался к врачам таких заведений в прошлом. Но ведь прошлое всегда остается позади, так?       Подойдя к плану, Диппер решил посмотреть, что где находится, чтобы не потеряться. Детально рассмотрев его, парень направился в ординаторскую. Кое-как дойдя до нее, юноша, к сожалению, никого в ней не обнаружил. —Боже, неужели эта больница настолько похожа на лабиринт? - с легкой ноткой усталости выдохнул парень. —Знаете, первое время мне тоже было сложно. - Диппер вздрогнул и обернулся на голос. По высокому и мелодичному тембру было слышно, что это девушка. —Черт, не надо же так меня боя..., - девушка запнулась. —Диппер?       Перед парнем предстала молодая блондинка в белом халате. У нее были голубые глаза, немного пухлые щечки и не очень броский макияж. Несмотря на то, что круги под глазами были умело замазаны консилером, на лице читалась явная усталость. И всё же не трудно было узнать близкую подругу детства. —Пассифика, ты ли это? - они оба рассмеялись и обнялись, как делали это в детстве. —Дьявол, Диппер, ты так, эмм...- блондинка оценивающе взглянула на друга своего детства. Хотя это было весьма не этично с ее стороны, однако натура и профессиональные привычки брали свое. —Странно выглядишь? - удрученно усмехнулся парень. —Нет, что ты, я хотела сказать повзрослел, ну или возмужал что ли. —Ну,- протянул юноша, - если круги под глазами, бледное лицо и пару лишних сантиметров считается за возмужание и взросление, то да. Девушка слегка улыбнулась, обнажив идеально отбелённые зубы. —Ладно, не время для шуток. Я так вижу, что именно ты будешь проводить "очищение" наших весельчаков? Давай тогда я покажу тебе комнату для исповеди и еще пару комнат, а как-нибудь потом побеседуем, как друзья. Просто у главврача сейчас очень много дел. - девушка интонационно выделила последнее слово, явно намекая, что именно она занимает эту должность. Диппер всегда был внимателен к таким деталям, поэтому решил хоть немного поднять настроение своим поддельным удивлением. Ведь, на самом деле, совсем неудивительно, когда "золотая молодёжь" занимает лучшие места на рынке труда. —Неужели ты уже главврач? Девушка смущенно рассмеялась, переступив с ноги на ногу, слово этот вопрос чересчур выбивался за рамки приятельских отношений. —Это долгая история, давай прибережем ее на потом, хорошо? —Без проблем, Пасс.       Пассифика указала на ближайшую лестницу. И они вместе направились к "исповедальне". Пройдя несколько коридоров и много раз куда-то свернув, Диппер все же так и не запомнил, куда надо идти. Снаружи хоть больница и была изящной, но выглядела не такой огромной для размещения такого бесконечного лабиринта дверей и коридоров. По пути девушка начала объяснять: —В самой больнице на первом этаже располагаются кабинеты специалистов, комнаты отдыха для персонала и столовая. Выше начинаются отделения. Здесь всего их три. Женское, мужское и для особо буйных - изолятор. В каждое отделение дверь стальная и только у медперсонала есть дубликаты ключей. Но запасной ключ у старшей медсестры, так что когда будешь приходить сюда, бери его там. А когда будешь уходить, просто сдай его ей. Пост находится возле главного входа, нужно лишь два раза свернуть налево и ты на месте, там постоянно кто-то из сестер. Так что если будут вопросы, обращайся к ним. Больные у нас проживают в двухместных палатах. Все палаты запираются, в дверях есть глазки. Днем больные могут находиться в общей комнате - там телевизор, но его просмотр дозирован. Там же можно почитать, в шашки поиграть, чем все и пользуются. Да, карты разрешены, поэтому не удивляйся, увидев очередных шулеров за больничным покером. А вообще, у нас много всего интересного: начиная от выкрутасов больных, заканчивая разными мероприятиями.       Пройдя еще пару коридоров, они оказались возле входа в "исповедальню". —Смотри, на все то время пока ты у нас "очищаешь пациентов", это твоя комната. Здесь ты будешь проводить исповедь. А сейчас пойдем представим тебя, - далее девушка указала на следующую дверь.       Комната отдыха для пациентов была недалеко, поэтому пройдя лишь несколько кабинетов, они оказались перед дверями. —Ну что, Диппер, ты готов? —Как никогда.       Почему-то именно сейчас сердце Пайнса начало биться сильнее, а руки начали предательски дрожать. Возможно, это было просто волнение, а может это страх перед чувством, что что-то точно изменится именно сейчас.       Первой в дверь вошла Пассифика. —Приветствую вас всех этим прекрасным днем. В связи с тем, что через месяц мы будем праздновать Рождество, мы решили попросить святого отца Диппера помочь нам в искуплении грехов и очищении...       На этих словах девушка легким движением руки поманила Диппера, намекая на то, чтобы он вошел. Сразу же все без исключения посмотрели на него. В каждом взгляде читались разные, но довольно-таки примитивные эмоции: безразличие, отвращение, удивление, радость. Но был один парень, взгляд которого больше всех заинтриговал Пайнса. Этот парень сидел в самом дальнем углу. Весь его вид буквально кричал о том, насколько ему было наплевать на каждого присутствующего и все происходящее. Он, развалившись на кресле, читал книгу. Но по его незаинтересованному лицу видно было, что делал он это только для того, чтобы абстрагировать себя от этой обстановки. Сложно было понять, какие эмоции он испытывает на самом деле. Но преимущественно его лицо выражало смесь скучающей и раздраженной мины. Даже одежда выделяла его среди остальных. У всех больных было что-то наподобие белых комбинезонов. Однако на блондине был комплект из длинной кофты с рукавами и штанов. Сразу бросалось в глаза, что она была желтоватого оттенка. Коротко стриженные пшеничные волосы с небольшой черной прядкой, худое бледное лицо с острыми правильными чертами. Самой необычной частью его внешности были глаза. Точнее глаз. Левый закрывала черная треугольная повязка. Но за ней горело такое пламя, что даже таблетками и смирительными рубашками невозможно было бы погасить. Впрочем, также и читалась смертельная усталость от осточертевшего и прогнившего социума. Возможно, эта усталость и была неким топливом для этого костра. Ведь на человека, который окончательно сложил руки он похож не был. Вероятно, если бы не многолетняя практика аналитика людских судеб во время служб, то пастор не смог сделать таких вывод, лишь только приметив заинтересовавшее его лицо. Поэтому отчасти он был благодарен этому. Но когда незнакомец оторвался от чтения и заприметил Диппера, то будто ожил, хотя по-прежнему лицо блондина не выражало радости. Только заинтересованность. Даже священнику стало немного не по себе от такого пронизывающего взгляда. А между тем, парень специально, будто не замечал смущенного выражения лица пастора. —Так что будьте гостеприимны к нашему гостю, - закончила свою речь Пассифика и, развернувшись на каблуках, повернулась к Дипперу, тихо шепнув ему перед уходом: —Удачи, Дипп.       Немного смущенно Диппер подошел к тому месту, где все могли бы его слышать и видеть. Сделав глубокий вдох он начал: —Здравствуйте, дети Божьи. Я здесь, чтобы просветить и направить на путь истинный. Но чтобы Господь вас услышал, нужно чтобы вы говорили с ним. Бог мгновенно обращает внимание на молитвы. Как только Савл начал молиться, Господь тут же услышал его. Пусть это послужит утешением страждущим, но взывающим к Богу душам. Часто верующий с разбитым сердцем преклоняет колено в молитве, но с его уст слетают только вздохи и стоны; но и эти слабые и исполненные боли стоны трогают струны небесных арф; Бог подхватывает каждую слезу верующего и относит ее в небесное хранилище. "Ты кладешь слезы мои в сосуд Твой". Эти слова подразумевают, что Бог ловит каждую слезу. Молящийся, чьи страхи заглушают голос сердца, будет услышан и понят Всевышним. Он обращает к небу затуманенный от слез взор; но и "слеза есть молитва верующего". Слезы - жемчужины небесные; стоны и вздохи слуг Божьих - музыка при дворе Царя Господа, они названы священными мелодиями, которые достигают слуха Всевышнего. Не бойся, что твоя слабая и немногословная молитва не будет услышана на небесах. Лестница Иакова высока и крута, но наши молитвы взбираются по ее звездным ступеням, опираясь на плечо Ангела завета. Наш Бог не просто слышит молитвы, Он любит их слушать. Бог "не забывает вопля угнетенных". Истинно, что Он не обращает внимание на гордые взгляды и напыщенные речи; Ему нет дела до величия и великолепия царей; Он не слушает громкий военный набат; Он не приемлет славу и гордыню человеческую; но как только в мире появляется сердце, отягощенное страданием, или уста, дрожащие от горя, или слышится глубокий стон или вздох раскаяния, сердце Господа внемлет им; Он отмечает их в Своей книге памяти; Он складывает наши молитвы между страниц этой книги, как лепестки роз, и когда в последний день эта книга раскроется, то ее листы буду благоухать драгоценными ароматами. - Все это время больные внимательно вслушивались в каждое слово проповедника. —Итак, как вы поняли, дети мои, я буду молвить волю Божью и, кроме этого, буду очищать вас от грехов и молить Господа нашего о прощении вашем. Я гарантирую вам, что все эти разговоры будут приватными. Их будут слышать только Всевышний и ваш внутренний голос. Итак, если сами возжелаете этого, приходите после наших разговоров ко мне. А сейчас я оставляю вас задуматься над волей Божьей и главное помните, что Господь всегда слышит ваши молитвы.       Далее Диппер молча вышел из комнаты под сопровождающим взглядом удовлетворённых глаз. Пройдя тот же путь, Пайнс открыл дверь, выделенного ему помещения, а затем расположившись в кресле, начал ожидать желающих исповедоваться.       Сама комнатка выглядела как маленькая коморка, но специально оборудованная для исповеди. Кресло для Диппера, небольшой кофейный столик стул и старый умывальник с зеркалом. Все остальное, что парню было нужно, он принес с собой.       Не прошло и десяти минут, как вошел тот самый блондин. Священник немного опешил, но, все-таки собравшись с мыслями, начал: —Здравствуй, сын мой, ты пришел на исповедь? —Святой отец, не называйте меня так. Я сам не до конца уверен, что Бог является моим прародителем. Так что зовите меня Билл Сайфер или просто Билл. - Сайфер широко улыбнулся, обнажая свою белоснежную улыбку и одновременно протягивая руку для знакомства. —Не думаю, что называть вас по имени мне позволит Всевышний. —Ой, да бросьте. Не думаю, что называя меня по имени, вы совершаете огромный грех. - Билл лениво махнул рукой, вальяжно присаживаясь на стул. —Как пожелаете, ну так с чего вы хотели бы начать? —Знаете, я пришел сюда в надежде за хорошим концом. Но ведь мы знаем, что оба не заслуживаем его. К сожалению, а может и к радости, не изменить то, что мы есть или что сделали. Все твердят нам о том, что мы можем искупить свои грехи всего лишь разок помолившись Всевышнему. Словно Господь будет действительно записывать наши имена в особые книги. Однако вы вряд ли способны ответить мне на вопрос о критериях поступка. Ведь зло и добро- относительны. Совершая, по-вашему мнению, хороший поступок, вы можете оказывать услугу Дьяволу. Не пытайтесь отрицать, что не думали об этом. Вы не глупы. Мы в этом одновременно похожи, но в этом наше и различие. Мы оба верим в иллюзорность морали, но вы пытаетесь потакать стаду, помогая упрощать их жизнь такими обыденными понятиями, а я нет. Вы хотите притворяться овечкой. Диппер, так?       Пайнс слегка кивнул. Он был в полном замешательстве. Ведь это сам Билл пришел для исповеди. А не наоборот. "Как он может делать такие выводы, совершенно меня не зная?"- подумал пастор, находясь в полнейшем замешательстве. —Ну, к чему я веду, Диппер, стоит тебе лишь немного отличиться от общества, хоть немного показаться не таким ублюдком, ты оказываешься здесь. - Билл широко раскинул руки, "обводя" лечебницу, —Думаю, тебе это знакомо. Ты другой, но знаешь, именно этим ты и вызвал мой откровенный интерес, Диппер. И кстати, прости, конечно, но когда я говорю с тобой на вы, я еще больше возбуждаюсь. Ты ведь не хочешь быть отраханным прямо здесь. Так что сделай одолжение, давай на ты. —Да как твой грешной язык поворачивается говорить это посланнику Божьему?! - тут вот уже Пайнс не смог стерпеть такой распущенности. —Вообще-то я исповедаюсь, разве не видно? На исповеди надо ведь открывать свои самые сокровенные мысли? Что-то не нравится? - на лице парня снова проскользнул волчий оскал. Биллу нравилось наблюдать за резкой сменой выражения лица неподготовленного к его обычной манере разговора человека. —Ладно, хорошо, начнем заново. В чем ты, Билл, хочешь покаяться перед Богом? - спокойно выдохнул Диппер. Ведь все-таки он вспомнил, что находился в лечебнице и его окружали люди, требовавшие особенного спокойствия и внимательности. —Ух, ну сразу-то и не вспомню. Каюсь в дурных и блудных мыслях. —Хорошо, Бог прощает это. - снисходительно произнес Диппер. —Слушай, а убийство грешных мразей считается? Кстати, можешь назвать меня Божьем героем: я, между прочим, очищал мир Господний, загрязняя имя свое благородное. - попытавшись скорчить ангельскую улыбку, Билл неотрывно смотрел на Пайнса. Сайферу нравилось ставить эксперименты над границами терпением людей. А испытывать самообладание священника, оказалось вдвойне веселей. —Запомни, даже самых гнилых людей можно исправить, и убийство - это не есть выход. Убивая, мы забиваем уродливые гвозди в самую глубину души, но что от этого измениться? Порочные люди порождают порочных людей. Господь наш создатель, а мы загрязняем его Имя Доброе. Но если хотя бы мы очистимся, то Бог будет знать, что есть надежда на исправление рода людского. —Погоди, то есть ты говоришь, что сможешь спасти мою душу? - тут Сайфер изменился в лице. Оно как-то вытянулось, видно было, что говорит он с полной серьезностью. —Только если ты сам того возжелаешь. —Пообещай мне это. - с железными нотами в голосе произнес Билл. —Я обещаю.       Несколько минут они сидели в полной тишине. А затем неожиданно молчание прервал озадаченный голос Сайфера: —Все это точно конфиденциально? Просто не хочется знать, что все мои настоящие мысли услышал кто-то посторонний. —Настоящие? - Диппер неподдельно удивился. Ему было непривычно находиться с таким изменчивым человеком. —Ты ведь не думаешь, что я тот, кого ты сейчас видишь и воспринимаешь. Мнение человека субъективно, оттого ты никогда не будешь тем человеком, коим видишь себя в зеркале. А мысли очень многое говорят о человеке, поэтому не хочу, чтобы кто-то слышал их. Прости, я не хотел как-то тебя напугать. Просто... надо держать статус перед всеми этими сопляками, ну ты понимаешь. - Билл потер переносицу, и снова весело уставившись на Пайнса. —Не понимаю,- отрезал пастор, - Думаю, ты знаешь, что гордыня и честолюбие - это грехи. —Конечно, но думаю мир без этого точно долго не продержится. —Почему ты так думаешь? —Ну, во-первых, как я уже говорил: мир полностью построен из ублюдков, готовых перерезать друг другу глотки за комплимент большого босса. Все лгут, подхалимничают и просто живут ради того, чтобы заработать деньги на свои грехи. Они, как ты правильно заметил, очень грязнят. В основном мир - это пропагандированная ложь богатых кошельков. Так что если ложных поводырей перегрызут волки, овечки сначала будут ходить стадом. Но потом от безысходности овечки начнут бродить прямо возле логова волков. А когда волки полакомятся баранинкой, еды совсем не останется и волки вынуждены будут либо переубивать друг друга либо умереть от голода. Я знаю много трактовок этой истории. Но знаешь, конец у нее всегда один. Не смотри на меня так. Разве ты не видишь, что я сожалею и ты видишь это по моей улыбке. —В твоих словах есть доля горькой правды. Это так. Но всё же Бог строил этот мир на честности и доброте, думаю, если народ потянется к Богу, то и Господь снова поверит в нас. И будем мы снова жить по законам Всевышнего.       Вдруг уголки губ Билла дернулись, и он громко и заливисто рассмеялся. Вытерев воображаемую слезу он пробормотал: —Черт, такой проникновенной речи давно не слышал. —Что смешного ты нашел в этом? —Совершенно ничего, - резко встав из-за стола, Билл направился к двери.— Ну ладно, надеюсь, что ты еще вернешься сюда. Но раз ты пообещал, тогда мы с тобой точно очень скоро увидимся. При любых обстоятельствах. Это я тебе тоже обещаю.       После этого парень с тихим смешком вышел за дверь. Кто же мог подумать, что его мальчик настолько идеален.       Когда Билл ушел, было еще несколько больных, которые каились в самых разнообразных грехах. После первого пациента Дипперу надоело слушать навязанные убеждения больных по поводу своей грешности. Они казались священнику наигранными и лживыми, как они сами. Казалось, пациенты говорили только то, что им давно вбивали в голову окружающие. Ведь они врут не священнику, а самому себе. А это страшнее. Возможно, все эти мысли - это послевкусие после странной беседы с Сайфером. Но еще страннее, что в течение всех исповедей голова Диппера была забита беспокойным мыслями о Билле. На первый взгляд это мрачный человек со своими скелетами в шкафу. Но если хотя бы раз вы лично говорили с Биллом, то поняли бы, что это довольно активная, харизматичная и прямолинейная персона с острым языком. Эксцентричный юмор и биполярная манера поведения создают свой определенный антагонистский стиль. Одновременно с этим Билл - неконтролируемая одурманенная своими безумными планами личность, без особого труда убивавшая людей для достижения своих целей.       Наконец, закончив с последним больным, Пайнс вышел из "исповедальни" в коридор. Дипперу несказанно повезло, что возле дверей одной из палат он заметил молодую медсестру. Она провела парня до главного поста. Все это время, пока они шли, на них еще сильнее начали коситься, теперь уже с каким-то необъяснимым страхом. Медсестра как будто это специально не замечала, а Диппер, наоборот, был напряжен: он не привык к тому, что за ним наблюдает такое большое количество людей. Наконец подойдя к стойке, медсестра пожелала удачи и попрощалась, а священник, отдав ключ, поспешил к выходу.       Миновав затхлый запах лекарств, Диппер почувствовал, что первый вдох чистого вечернего воздуха показался бальзамом, успокаивающим его душу. На улице уже вечерело. Сквозь отливавшую красным листву прорезался янтарный свет садящегося диска солнца. Темные стволы елей теряли свои длинные темные силуэты на золотистой траве. Где-то недалеко раздавалось редкое пение птиц. Стволы деревьев, окрашенные в темно-малиновые оттенки, освещали нечастые огоньки светлячков. Пройдя через ворота, Пайнс направился прямиком в свою святую обитель под Божьим взором. Но он не знал, что за ним теперь будет присматривать еще один глаз. Вот и сейчас из окна своей палаты Билл наблюдал и ждал возвращение своей милой маленькой игрушки.