***
Наконец-то добравшись домой с Чонином после разговора со старостами деревень и сел, подчиненных его графству, Исин чувствовал себя приятно уставшим, но его также не покидало чувство неуверенности. Сможет ли он все это провернуть? Видели бы эти старосты себя со стороны: раскрытые рты, шок в глазах, неверие и восторг одновременно. Никто из них так и не проговорил ни слова, пока он предлагал свои идеи, даже Чонин с большим удивлением смотрел на него. После речи стояла гробовая тишина, пока он не спросил у них, как им его идея. Исин умом понимал, что построение школ и больниц требует неимоверных сил, но каждый из старост пообещал найти врачевателей, даже знахарей, и теперь они должны были с отчетом прийти к нему через неделю. Не важно, кто это будет, лишь бы у них возникло желание помочь. Но все же требовался кто-то, у кого есть большой опыт, тот, кто знает толк в этом деле, кто научит других, и теперь Исину самому нужно было найти такого человека, хотя бы одного. Пусть его услуги будут стоить огромных денег, не жалко, важна цель, лишь бы специалист был хороший и согласился лечить обычных людей. Вот именно и это-то беспокоило больше всего. Сможет ли он найти такого человека? А если и найдет, согласится ли ехать в их глушь? Говоря же о самом населении, когда озвучил идею, не удивительно, что на него смотрели, как на безумца. Кто ж будет добровольно отдавать свои деньги народу? Исин мечтал о многом: изменить жизнь своего народа, дать образование, улучшить их дома, чтобы все были досыта накормлены, одеты и обуты. Чонин как-то упоминал, только около пятой части от основных доходов тратилось на передел земель, и жители сами должны были обеспечивать себя, около тридцати процентов платилось в казну королевства, остальные пятьдесят процентов шли в карман графа. Исин понимал, что это чистого вида грабеж и лицемерие. Ладно, государство государством, но здешние люди жили в нищете… Исин чувствовал, что уже устал, а дело приближалось только к обеду. Чтобы не терять время даром, омега вновь уселся за стол, изучая книгу и карту, особенно заинтересовало, конечно же, его графство. Карта была относительно новая или к ней вообще не притрагивались. Исин не сомневался, что у каждого второго дворянина в доме была подобная вещь, да и не одна. Только вот кто его составляет? Исин подумал, что было бы неплохо, если бы и в его графстве был свой картограф. Столица и еще шесть крупных городов. Ливерия. Довольно странное название для государства. Исину все чаще казалось, будто он попал в сказку. «А эльфы тут есть?..» — проскочила мысль, но тут же Син отмел ее. В столице Ильме восседала королевская семья, в крупных городах Акарии, Сольнии, Нельме, Сильции, Тьянме, Эльвии правили так называемые наместники. Исин тут же записал себе узнать все про исполнительные органы власти в округе. Лишним знание никогда не будет. Как оказалось, объединенное графство Линов и Чжанов находилось, как и говорили дяди Кенсу и Чонин, в самом юге страны: море, горы, луга, леса, — местность была довольно богатой, вряд ли сюда добрались правящие округа. Ближайший крупный город был в километрах сорока-пятидесяти, если, конечно, карта верно составлена. Тьянма. Наверно, туда добираться на лошадях придется не очень долго в хорошую погоду. Исину хотелось треснуть себя по лбу. А ведь даже никогда на лошади не сидел! Но тут же утешил себя мыслью, что всему научится, что все сможет, только нужно не сдаваться и усердно трудиться, стараться изо всех сил!***
Теплое летнее солнышко медленно садилось к закату. Исин стоял на берегу лазурного моря, всматриваясь в даль. Тишину нарушал лишь шум прибоев и ржание пасущегося недалеко черного коня Ильриса. О его упрямстве и дикости в графстве слагали легенды. Омега и сам не понимал, почему это неукротимое доселе животное выбрало его. До прошлой недели он избегал местной живности, уже вот полмесяца неустанно проводя время в графской библиотеке за книгами и изучением карты, изредка наведывался на кухню и в села. Ильрис, пойманный недалеко от этих мест, уже вот полгода находился в обеспечении графской конюшни, но никого к себе не подпускал, калечил всех смельчаков, что решились его оседлать. Неудивительно, что недавно утром очень злой главный конюх пришел к своему графу с предложением пустить его на мясо или продать одному живодеру, которому уж очень он приглянулся. Отчасти Исин понимал его злость: каждую неделю конь на ком-нибудь срывался, но, посмотрев на работника, сказал лишь отпустить его: кто знает, может, у него уже есть хозяин, который ищет его, но убить и истязать его — последнее дело. Главный конюх не смел перечить ему, но и подчиняться, как показалось Исину, не собирался: какой дурак отпустит коня просто так? Не сказав ни слова, он направился в конюшню, отворил ворота, с трудом выводя сопротивляющегося Ильриса, освободил от поводьев, шепнул «беги к своему хозяину», отвернулся и пошел обратно к дому, не намереваясь кому-либо объяснять свой поступок. Какой-то упрямый конь был последним, о ком, о чем он мог думать. Не сейчас. Только дойдя до дома, Чжан заметил, что все это время конь несмело следовал за ним. И что делать с ним — не знал, как и не стал обращать внимания, оставив животное стоять недалеко от дома, захочет - уйдет. Каково же было его удивление, когда наступило время вечерней пробежки, он заметил коня, который пасся недалеко у дома, уничтожая излюбленные цветы Кенсу. Исин мог дать голову на отсечение, что дядя еще успеет коварно отомстить этой наглой твари. Ильрис последовал за ним. До этого времени Чжан лишь два раза катался на лошади, и то во время съемок военного фильма, полагая, что с животным тогда неплохо сладил. Что еще более удивительно, когда дойдя до конюшни, Ильрис дал себя ему снарядить и оседлать. В тот вечер омега не бегал, а сидел на коне, кидающем высокомерные взгляды на пораженного главного конюха. Никто из них против такого контакта не был. Исин и сам не заметил, как Ильрис тихонько подошел к нему и фыркнул, тыкая носом в спину, заставляя Исина поддаться вперед. В иной раз он рассмеялся бы, но смех застрял глубоко в горле. Омега лишь сделал шаг вперед и вздохнул. Внезапно набежал легкий морской бриз, играя его короткими волосами и освежая бледную кожу груди. Нужно уже идти домой, но ноги не шевелились. За месяц, что был в другом мире, он немного привык называть домом это чуждое место. Как бы досадно не было, пришлось мириться и оставить попытки проснуться вновь в своем родном теле. За эти недели вдоль и поперек изучил бухгалтерскую книгу, книгу душ, межсезонные отчеты старост деревень, успел рассориться с местными кулаками и пригрозить им смертным одром, если не захотят подчиняться и делиться украденным. Пойти против графа воочию — сомнительно, а вот попытка убийства — мысль весьма привлекательная. Исин не собирался исключать и такую идею, вряд ли бы кто-то из них захотел поделиться своим богатством, поэтому ему пришлось удвоить охрану и поручить в каждом селе и деревеньке создать Собрание, следящее за порядком. Эдакий населенный пункт со своей администрацией. Эта идея казалась не такой уж плохой омеге. Дел было много, особенно в отдаленных от графского дома местах. Помнится, как были удивлены жители одного из сел, когда впервые в жизни увидели своего господина. Исин тогда просто взорвался, когда обошел все улицы лично. Кто богат, кто беден, — видно невооруженным взглядом. Это село находилось близ самой Тьянмы. От дяди Чонина услышал, что это местечко довольно популярное, но на вопрос «Почему?», тот отказался отвечать, лишь протянув, что, когда они туда прибудут, омега будет зол и удивлен. Что ж, он прогадал. Исин не просто разозлился, он рассвирепел, увидев большое здание, откуда на улицу выходили пьяные альфы и прижимающиеся к ним полураздетые омежки, которые без совести флиртовали и лезли в штаны. Впервые в жизни он ощутил это чувство. Мерзость. Даже царящая нищета и вонь казались ему более привлекательнее, нежели это. Омеги, продающие себя и свое тело другим. Нет, Исин вполне смирился с тем, что в этом мире только мужчины и мужчины. Но бордель, где кишит разврат, похоть… Мерзко. Исин кипел от негодования. — Разнести все здесь! Главного этого… места ко мне. Омег не трогать, посетителей прогнать. Живо! Через три-четыре часа от этого места не осталось ровным счетом ни-че-го. Личные стражники Исина сожгли это место дотла. Он спокойно смотрел, как дом горел, как разыгрался небывалый огонь, и не чувствовал ничего. Кучка омег, испытывающих небывалый страх, сжались друг о дружку, не смея поднять глаз, и плакали. Все это время местный старый родитель рыдал, благодаря своего господина за спасение своего сына, куда того насильно приволокли за долги. Но Чжана это уже не волновало. Другие работники заведения были крепко связаны охранниками. Казалось, в округе собрались все жители. Но никто не говорил и слова. Все ждали. Ждали чего? Может, того, что граф велит всех отхлестать плетью? Убить? Отпустить? Исин и сам не знал, что делать со всем этим. Кто он такой, чтобы вершить судьбы других? Не Господь Бог, чтобы подписать смертную казнь, хотя и очень хотелось. Не их настоящий господин. Практически никто. — Приведете его. Хозяин бывшего публичного дома зверем смотрел на него. Если бы глазами можно было убивать, то он давно был бы мертвец. Исин долго смотрел на этого человека, прямо в его глаза, и думал, какой же была его жизнь, что он дошел до такого — торговать людьми, наживаться на их «труде»? Не мучает ли его совесть? За порушенные судьбы? За их честь и достоинство? Почему с этим никто не боролся? Почему никто не хотел вмешиваться в это? Почему все просто закрывали глаза и пускали все на самотек? Кто прав и виноват? Кто? Слишком много вопросов. Исин надеялся получить ответ хотя бы на один вопрос. Умом понимал, что виноваты не только этот человек, а все… Все! Исин мог бы сделать с этим человеком все. Многим может показаться, что сжечь это заведение было лишним и слегка необдуманным решением, но хотелось, чтобы все забыли об этом месте, как о страшном сне. Исин мог бы и устроить суд. Но опять же возникает вопрос: нужно ли это ему? Омега хотел уважения, но не страха в глазах тех, за кого он ответственен. — Делайте, что хотите, — отводя глаза, устало произнес Исин. — Если народ решит помиловать, пусть ступает себе, нежели что-то другое… Видимо, судьба. Каким будет их решение, Чжан знать не хотел. Хотелось думать, что оно будет справедливым. На месте бывшего публичного дома решили построить новый больничный пункт. Подобных случаев в других селах не наблюдалось, но понимать стали все: молодой граф-омега решил взять дело в свое руки, и отступать он не собирался. К плюсам месячного пребывания в этом мире Исин мог считать полное взаимопонимание со своим портным. Пусть сначала тот очень удивился, когда Исин показал эскизы одежды, которая была ему необходима, но шок этот очень быстро прошел, и уже час спустя они болтали, как закадычные друзья. Тот буквально понимал его с полуслова! Тао, теперь бывающий частым гостем в графском доме, безумно нравились все его идеи и считал их прорывными! Исин усмехался про себя, что если бы тот попал в их мир, то сошел бы с ума от всеобразной одежды и от ее обилия и шикарности! Чжан даже не удивился, когда тот предложил ему сотрудничество: идеи — Исина, реализация — Тао, прибыль — пополам; а клиентов у юного модельера-портного было в достатке: все молодые омежки известных семей одевались только у него! — Да тебе осталось только фабрику открыть! — фыркнул Исин новоприобретенному другу. — Что такое фабрика? — любопытно посмотрел на него омежка, поднося чашечку чая к губам, любезно сваренный Миром, который не только стал заведующем в кухне, но и теперь следил за порядком во всем доме, наказывая Кенсу и Исину «Попробуйте только нос сунуть в кухню: веником вас выгоню!» — Массовое шитье одежды. Ну, знаешь, когда заранее сошьёшь много одежды разных размеров и формы, а потом продаешь, — Исин пытался, как мог, просто и понятно объяснить ему, на что собеседник только хмыкнул, явно задумавшись над его словом. Но три комплекта костюма, жизненно необходимые Исину, он получил уже через пять дней от ураганом ворвавшегося в дом Тао и взглядом маньяка смотревшем на него: — Ну-с, граф Чжан, меряйте! Пусть шокированные дети и дяди, да и все в округе не понимали, почему Исин одет в такую странную одежду, но улыбка с ямочками, озарившая лицо омеги, свидетельствовала о том, что тот очень счастлив, не смотря на чуть уменьшившееся от тренировок и диеты милое омежье пузико. За все здесь проведенное время Исин вовсю сдружился с дядями. Ему было очень приятно, что Чонин ему во всем помогал, подсказывал, порой он рассказывал ему о своем мире. Альфа только диву давался и не понимал, как такое возможно. Они стали очень близки, и Чжан мог бы с уверенностью сказать, что дороже их всех, у него никого нет, успел привыкнуть даже к Миру, который стал практически незаменимой частичкой их семьи, находясь на дружеской ноге со всеми. Дети продолжали учиться, постигая различные науки. Особенно радовал смеющийся Чондэ. Он почти перестал бояться, что его снова накажут или побьют. Порой сидящий над книгами в библиотеке Исин слышал громкое альфочки «Папа-а-а-а!!!» и уже в следующий момент видел, как несется это маленькое чудо ему навстречу, как залезает на коленки и обнимает за шею, проговаривая: — Пап, мы закончили уроки! Хочешь расскажу, что мы учили? Только я хочу кушать! Хочу твою пиццу, приготовишь? Но... Беда пришла нежданно-негаданно. Заболел Бэкхен. Исин не знал, что делать! Все его нутро било о тревоге: местные врачеватели не могли установить диагноз, а сын не поднимался с постели уже почти неделю и бредил, температура не спадала. Ничто не помогало. Пусть Исин со своим старшим сыном до сих пор не особо ладил, но смотреть на его страдания был не в силах. Старшие не знали отдыха, заботясь об омежке. Исин словно сходил с ума: в светлые часы искал целителя, прося о помощи, а ночью не отходил от Бэкхена… К каким бы врачам во всей Тьянме Исин не обращался, никто не мог помочь, а ехать в столицу уже было поздно, все утверждали: они не успеют спасти сына графа. Вся надежда была только на одного человека, к которому завтра собирался ехать Исин по совету Тао, к тьянмийскому безумцу. Ильрис в очередной раз фыркнул у уха Исина, выводя его из думы. Исин упал лицом вниз и закричал изо всех сил, пугая все живое в округе, кричал до хрипоты, бил кулаком по горячему песку, пока не устал. — Что мне делать, Ян Ми? Что мне делать?! Ян Ми-и-и-и!!! Но ответом Исину был лишь шум прибоя.***
— Что?! — послышалось в тронном зале голоса двух очень привлекательных альф. — Вы все слышали. Вам нужно представить своих омег через год. — Чунмен, если ты — король, то это не значит, что я собираюсь плясать под твою дудку и завестись оковами брака! Нет, ни за что! — угрожающе кричал Хань в лицо брату отобранным скипетром. — Почему?! Мне только двадцать девять, у меня вся жизнь впереди! — А мне двадцать три… Я еще ребенок! — вставил свое слово самый младший. — Если ты поссорился со своим мужем, то не срывайся на нас, сами решай свои проблемы… Чунмен только устало посмотрел на своих младших братьев, а Сехун, Чен Юй, Чанель и вовсе пытались сделать вид, что их здесь нет, в то время как Хань и Ифань неимоверно злились на короля-тире-брата-тире-няньку. — И почему вы все время думаете, что у нас с Минсоком в отношениях проблемы… Ладно, не важно! Хань! Мне уже по горлу твои похождения! Каждый месяц то ли беременная от тебя омега, то фаворит, то чуть ли не муж! — Мой организм слишком требовательный, я не виноват. — Тогда почему я должен от придворных слушать ежедневно про этот твой «организм», а? Все, хватит! Надо было женить тебя еще несколько лет тому назад! Зря отец отказался от этой идеи! Глядишь, у меня были бы племянники! — Хань порывался вставить свои пять копеек, но взгляд короля обратился к Ифаню. — А ты! — А что я?.. Я даже еще ни с кем… — и застывает недоговаривая. — Да ладно! — изумляется восторженный Хань. — Тебе уже двадцать три, и ты еще… Я в свои… — и тоже замолкает, дабы не вызвать гнев их «няньки», но с таким же интересом продолжает смотреть на младшенького, как и Чунмен, не знающий, что сказать. Ифань у них — романтик, всем известный факт. — Просто я еще не влюблялся… — Ладно, идите отсюда, — изъявляет король, разрешая им уйти, — но женитесь все равно, даже если я подберу вам пару, — прибавляет себе под нос и тут же видит крадущихся к выходу советников обоих принцев. — А ну стоять! — кричит и удовлетворенно мычит, когда те обратно плетутся к нему. — А вы проследите за ними, чтобы не натворили дел, иначе я вас на кол поставлю! Все, прочь! — и Чунмен остается один, обдумывая, как заслужить прощение у разозленного любимого Минсока, который, похоже, опять ждет ребенка. Впрочем, быть четырежды отцом не так уж и плохо!***
Исин со страхом наблюдал, как безумный врач уже вот с полчаса осматривал Бэкхена. Сын второй день не приходил в себя. Чжан старался держаться изо всех сил, быть мужчиной, не впадать в панику, но давалось это с огромным трудом. Ведь он обещал себе, что позаботится о сыновьях, подарит им достойное будущее, но в действительности ничего не смог сделать. Он ни на что не способен, и от этого хотелось выть волком. Исин проклинал этот мир со всеми его изъянами и прелестями! В его мире Бэкхен давно бы выздоровел! Он не спал уже трое суток и готов был не спать вечность, отдать свою никчемную жизнь, лишь бы сын был в порядке… — Граф, ваш сын проживет только три дня, не больше, — сухо произнес безумный доктор. У Кенсу вырвался всхлип. Чонин мигом оказался у мужа, обнимая его. Исин не смел дышать. Наверно, прошла минута или пять (?), как он сумел из себя выдавить: — Ему можно помочь? — Да-а-а, — предвкушающе протянул безумный доктор. — И могу сделать это только я. Надеюсь, граф, вы это понимаете? — Понимаю. Только помогите ему, прошу вас… — Нет, — однозначно ответил старик. — Я не буду этого делать. Исин не выдержал, срываясь и вмиг оказываясь у него. — Почему?! Почему ты не хочешь его спасти?! Почему?! — Исин схватил его за грудки. — Что тебе надо?! Что?! Деньги? Так я дам! Я хорошо заплачу! Лишь спаси его, старик!!! — но он только отшвырнул от себя обезумевшего омегу. — Хорошо. Если вы отпишете мне все свое графство, я его спасу, — старик безумно улыбнуля, рассматривая отчаявшегося Исина, и обвел взглядом трясущих в сторону головой Кенсу и Чонина, вновь возвращаясь к стонущему в беспамятстве Бэкхену. — Я согласен… только… пожалуйста… спасите моего сына… — прошептал Исин и припал к сыну, целуя в горячий лоб.