Фаворит

Ночь получилась великолепной. Глеб утопал в своём новом любовнике и смог остановиться только тогда, когда выбился из сил. Увы, в тридцать семь организм другой, не такой молодой, к тому же сказывались ещё три месяца беспробудного пьянства и приём наркотиков. Однако Глеб чётко продержался до двух ночи, а потом повалился на Карла, уснув прямо на нём. Это действительно здорово, он уже забыл, когда в последний раз у него был такой ошеломляющий секс. Разбудил его утром чей-то шорох. Проснулся Карл. Он тихонько выбрался из-под покрывала, прополз сквозь продолжавшего лежать недвижно Эдика, встал с дивана и тихо прошлёпал несколько метров, к той самой палитре, с которой они вчера столкнулись. Глеб посмотрел в сторону окна, моргая сонными глазами, за стеклом только-только занимался рассвет. Небо было ещё серым, птицы пробуждались, тихонько чирикали. Глеб перевёл взгляд на Карла, оглядывающегося в поисках чего-то. Наверно искал ванную и туалет. Притаившись, Романов наблюдал за ним, пожирая глазами высокую мускулистую фигуру, упругие ягодицы, красивую спину, на которой от шеи до лопаток расположилась маска. Татуировка была не очень качественно выполнена: трёхмерные краски пообтёрлись, мастер явно использовал дешёвые. Теперь это всего лишь рисунок, а мог бы быть шедевр, если бы рисовал Глеб. Карл опёрся о палитру, почесал ступню об икру и в этот момент случайно нажал пальцем на кнопку воспроизведения. Вздрогнул, когда мигнули сотни лазерных лампочек. А затем вспыхнула трёхмерная картина. Она состояла из нескольких расположенных на определённом расстоянии друг от друга полотен. Карл отступил на несколько шагов назад, всматриваясь в изображение. С того места, где он стоял, полотно казалось единым… Высоко светилось голубизной небо, чуть ниже в бурные волны океана красного цвета падали камнем птицы, на песчаном синем берегу танцевали белоснежные единороги. Картина была не закончена, и Глеб не знал, где ему взять силы, чтобы дописать свой очередной шедевр. Сюжет выстроился в голове ещё два года назад, правда, немного претерпел изменения, но довести дело до ума, желания и настроения не было. Романов подскочил на ноги, подбежал к палитре, схватил кисть и макнул её в баночку с чёрной краской. Наночастицы на кончике заискрились, зажужжали, и Глеб, шагнув в голографическое изображение, полоснул ею по белоснежным единорогам, перечёркивая их. – Зачем? – услышал он за спиной. – Красивые кони. – Это единороги, – хмыкнул Глеб, развернулся к Карлу и, сделав несколько шагов вперёд, отключил картину. – Потом сотру. Это ерунда. Ты что-то искал? – А, да. Туалет. – Пошли, – кинул на место кисть Глеб и, махнув Карлу рукой, направился в сторону ванной. – Я тоже не отказался бы отлить. Глеб прошлепал к двери, открыл её, переступил порог полутёмной комнаты. На движение зажглись софиты, осветив просторную ванную. По правую руку расположилась небольшая кабинка, там стоял унитаз. Карл тут же свернул туда, Глеб за ним. Шорки посмотрел на хозяина дома странным взглядом, Романов пожал плечами, взяв свой член в руки. – Хочу показать тебе, как я это делаю, ну а потом посмотрю, как это делаешь ты. – И глядя Карлу в глаза, принялся мочиться в унитаз, медленно опуская взгляд на свой член и ведя за собой взгляд Карла. Как ни странно, Глеб начал возбуждаться, и мысль принять душ вместе в эту минуту казалась настоящей находкой. – Теперь ты, – проговорил тихо Глеб, скользнул ладонью по груди Карла, потом по животу, пропустил жёсткие волоски в паху между пальцев. Шорки задышал тяжелее и принялся справлять нужду, а Глеб тем временем прикусил ему мочку уха, скользнул горячей ладонью вверх к животу, второй в ложбинку между ягодицами. – Потом в душ. Пойдёшь со мной? Карл только кивнул, продолжая смотреть вниз. Он возбуждался от прикосновений Глеба. А когда закончил, то вместе с хозяином дома поспешил в душевую кабинку, где вновь предался ласкам и страсти. Глеб был настойчив, так же груб и похотлив. Он целовал жадно, кусал страстно, смотрел в глаза с вожделением, ласкал, обжигая кожу своими шершавыми ладонями. А потом входил резко, почти жестоко, нисколько не нежничая, и Карлу это нравилось так, что он хрипел, стонал, подмахивал бёдрами, насаживаясь на всю длину. В ответ целовал, кусая губы Глеба, его шею, зарывался пальцами в чёрные, неровно остриженные волосы, либо шлёпал ладонями по скользкому и мокрому кафелю кабинки… – Уже уходишь? – удивлённо вскинул брови Глеб, выйдя из кухни. В руках он держал две кружки с дымящимся кофе. Карл сидел на краю дивана, натягивал на ноги носки, будучи уже одетым в штаны и футболку. – Да, – как-то неуверенно отозвался Карл, поглощённый своими носками. Они оказались дырявыми на пятках. Ну, и такое бывает, особенно, когда долго носишь вещь. Карл смущённо оттягивал ткань, прикрывая дырку. – Надо идти. – А как же кофе? – сел за его спиной Глеб и поставил одну кружку на тумбочку. – А как же прощальный поцелуй и секс? Открыв большой ящик, порылся в нём и выудил оттуда пачку сигарет. Распаковал её, кинув скрипучую прозрачную бумагу на пол – придёт экономка уберёт. – Надо идти, – повторил Карл, не оборачиваясь. Носки он уже надел, и пока что просто сидел. – Болид готовить к гонкам. – Не нужно быть гением, чтобы понять, что ту ерунду готовят техники и механики, ты же пилот, – чиркнул зажигалкой Глеб, удобнее устраиваясь на диване и откидываясь на подушки. Эдик так и продолжал лежать на другом краю дивана. – Пилот должен готовить болид вместе с механиками и техниками. К тому же нужно повторить прохождение. – И встал, уверенно уходя от дивана в сторону входной двери. Глеб дымил сигаретой и думал, сказать ему о том, что шестой тур он продует или нет? Но тут Карл обернулся, слегка улыбнулся: – Спасибо, господин Романов. С вами было круто. – Секс со мной всегда офигенный, – махнул Глеб рукой, в которой между пальцев была зажата сигарета. Хотел добавить «обращайся», но прикусил вовремя язык. Карл несколько секунд ещё смотрел ему в глаза, а потом, отвернувшись, пошёл дальше, поднимая на ходу своё пальто, потом запрыгивая быстро в кеды и хватаясь за ручку двери. Но створка так и осталась закрытой. Глебу пришлось вставать, идти до двери, самому браться за ручку, пытаясь поймать взгляд голубых глаз. Но Карл на него не смотрел, и Глеб ощутил, как между ними повисла удушающая атмосфера. Словно выполнив какой-то долг, как раб перед своим господином, Карл уходил молча и почти не заметно. Глупое и отвратительное чувство заскреблось кошкой в душе Глеба, но он лишь сильнее затянулся, выдохнул дым в лицо Карлу. Тот скривился, тихо кашлянул. Глеб дёрнул створку на себя, и она открылась. Через секунду Шорки переступил порог, прошёл по крыльцу, спустился по ступеням. Глеб закрыл дверь, оставшись снова один. Дойдя до дивана, он затушил бычок в одной из кружек с кофе, взял вторую, удобнее устроился на диване, схватил пульт, что лежал на тумбе, включил гологран. Щёлкая кнопками, потягивал кофе и никак не мог понять свои ощущения. Всё казалось странным: оставшись один, рядом с Эдиком, Глеб чувствовал забытые эмоции. Кофе к последнему глотку остыл, за окном день стал ярче. Солнце ещё не заглядывало в гостиную, но от этого легче не становилось. Через двадцать минут Глеб выключил гологран, поставил кружку на тумбу, взял в рот сигарету, чиркнул зажигалкой. Подойдя к панорамному окну, которое выходило на небольшую террасу, Глеб открыл створку, впуская запахи лета. То ли от этого заболела и закружилась голова, то ли от кофеина, а может оттого, что он со вчерашнего дня ничего не ел. Вспомнив о своём лекарстве и о том, что его действие должно было уже закончиться, сутки-то прошли, Глеб посмотрел на бар, на мгновение задумался о том, чтобы плеснуть себе в стакан бренди. Но когда взгляд скользнул на диван, а память подбросила обрывки воспоминаний, Романов затянулся три раза подряд, выдохнул густой дым, вышел на террасу, кинул бычок в урну. Вернувшись в дом, он прошёл до ванной, где в шкафчике нашёл нужный пакет. Сделав инъекции и выпив таблетки, почистил зубы, посмотрел на себя в зеркало. Недовольно поморщился и вернулся в гостиную. Подойдя к палитре, Глеб надавил на кнопку, и перед ним раскрылась та самая незаконченная картина. Задуманная когда-то много лет назад картина восемь на четыре метра, в итоге превратилась в работу, которую он не мог воплотить в реальность. И вроде ничто не мешало, никто не нервировал своим присутствием, не подгонял и не издевался, уверяя в том, что его работы похожи одна на другую. Просто однажды Глеб ощутил, что выработал все свои идеи, источил талант, забрался на самый пик горы, на которую взбираться должен был до самой смерти. Осознание того, что больше не к чему стремиться и, возможно, в итоге этот шедевр будет большой копией его предыдущих работ, заставило Глеба опустить руки. Несколько лет он пытался вдохнуть в это полотно жизнь. Но так и не смог. Глядя на неё сейчас, Глеб ничего не видел, кроме однотонных красок, падающих с небесных высот птиц, танцующих единорогов. А ведь мысль была сделать закат, поменяв местами небо и землю. Заставить единорогов утопать не в песке, а в облаках, а птиц, стремительно лететь вниз, отрываясь от земли, которая была наверху. Объять землю пожаром закатного костра, а небо успокоить в серых тонах вечера. Сейчас мысли оказались перемешаны, желание схватить кисть и заставить картину жить, вспыхивало на минуту, а потом вновь истаивало. Глеб коснулся кнопки пальцем, задержал на перечёркнутых единорогах свой взгляд, а потом вжал её, убрав картину. Прошёл до тумбы, снова взял сигарету, прикурил, посмотрел на кружки, отнёс их на кухню, посидел там немного. Минут пять он пытался выбрать во встроенном в стену комбайне завтрак. Выбросив бычок в урну, нажал пять раз на кнопку с булками с рыбной прослойкой, а потом вновь включил кофеварку. Через десять минут Глеб завтракал, вгрызаясь зубами в мягкую булку с рыбной начинкой, запивая её кофе. Покуривая на террасе после плотного завтрака, Романов остро ощутил чувство одиночества. Раньше он тоже на него обращал внимание, но после ухода Карла вдруг ощутил себя инвалидом. Сложилось такое чувство, что ему оторвали руку или ногу, а, может, даже и лишили слуха. Весь мир укрылся жуткой тишиной, которую если и разрывали звуки, то казались они слишком громкими. Глеб посмотрел вдаль, на видневшийся мегаполис, потом бросил бычок в урну и вернулся в дом. Звонок остановил его у самого дивана, и Глеб прошёл ленивой походкой до двери. - Добрый день, Глеб Витальевич, - поздоровалась экономка, худая, но очень уж ушлая женщина сорока лет. Она быстро переступила порог, и Глеб, кивнув ей, пошёл обратно к своему дивану. Минуту назад он ощущал одиночество и хотел разбавить его хотя бы голограном, но сейчас, когда в его тишину и мир ворвалась эта хорошая женщина, ему захотелось наоборот уединиться. Потому Романов свернул к широкой винтовой лестнице, поднялся по ней на второй этаж, прошёл по холлу и, открыв одну из дверей, оказался в мастерской, пахнущей красками, маслами и глиной. Пройдя до середины, где стоял очередной разложенный диван, Глеб уже хотел рухнуть на него, как послышалась лёгкая трель звонка. Обратив внимание на стол, стоявший между двух окон, Глеб подошёл к нему, ткнул кнопку на встроенной в столешницу панели. Над столом вспыхнула голограмма молодой, но не слишком юной женщины. Скорее всего, она была такого же возраста, что и Глеб, вот только чудо пластики сделало её лицо моложе. – Привет, Глеб, – отозвалась она, слегка хмурясь, по ту сторону устройства она его не видела. Глеб покривился, несколько секунд поразмыслил. – Глеб? – Позвала она вновь, и он нажал на ещё одну кнопку. Из панельки вырвался небольшой лучик синего лазера, быстро преломившись, нашёл его, ткнулся ему в грудь. Женщина довольно расплылась в улыбке: сейчас она его видела. – Привет, Роза, – отозвался Глеб. – Если есть что-то серьёзное, то говори быстро. Если нет, тогда до свидания. – Как твой шедевр? – улыбка тут же слетела с её губ. От вопроса Глеб недовольно поморщился. – Никак. – Но ведь что-то всё равно есть? – мягко надавила Роза. – Оценивать его ещё рано. – Я хочу посмотреть, – снова мягко, но более настойчиво сказала она. – А я хочу спать, – отрезал Романов. – Глеб, у меня сто с лишним покупателей на то полотно. Аукцион обещает быть очень жарким, потому что я заявила эту работу как нечто невероятное, – затараторила Роза, стараясь быть убедительной и мягкой одновременно. Глебу Романову ни в коем случае хамить нельзя, в ответ он мог не просто послать, а расторгнуть договор о найме работника, даже такого хорошего, как Роза. – Заявила, вот и рисуй сама! – озлобленно выкрикнул он, ткнул на отключение пальцем. Когда голограмма женщины исчезла, Романов, скрипя зубами, дошёл до дивана и завалился на пахнущие красками простыни. Однако поспать не получилось. Десять минут он перекатывался с одного бока на другой, а потом послышался дверной звонок. Глеб застонал, зарылся в подушки, наплевав на посетителей и забыв про экономку. Она-то и открыла дверь, набрав код на дверной панели. Несколько минут Глеб лежал под подушкой, мечтая провалиться в сон, который никак к нему не шёл, а потом вздрогнул: дверь в мастерскую открылась, и в комнату ворвался Саша. Романов плачевно застонал, бросил в брата подушку, от которой тот сумел увернуться. Однако вид Орловича не располагал к дружеской и братской беседе. Он быстро прошёл к столу, бросив гневный взгляд на Глеба, нажал несколько кнопок на панели, и перед Глебом возник экран. Шум из голограна разрезал тишину и барабанные перепонки. – Какого… – начал было тот, вскочив с дивана. – Слушай! – крикнул Саша. – Смотри! – … Вы стали спонсором Карла Шорки?! – Карл, вы тоже гей?! – Как ваше самочувствие, господин Романов?! – Вы уже лечитесь от наркомании и алкоголизма?! – Я это видел уже вчера, пока был там, – ткнул пальцем в экран Глеб, недовольно морщась. – Что тут такого? Трахнул мужика и всё! – Трахнул мужика? – переспросил Саша, хватаясь за пульт, который лежал на столе. Он нажал на несколько кнопок, картинка замерла, звук пропал. – Ты трахнул Карла Шорки, гонщика и довольно известного в спортивных кругах человека. Но не это главное, Глеб, вся проблема в том, что СМИ расценили это совсем по-другому. – Они вечно расценивают всё по-своему. Им насрать, стоишь ты или идёшь, они скажут, что ты был в стельку пьяный. Будешь от счастья прыгать до неба, скажут, что ты сошёл с ума. У них нет ничего ценного, у них совести нет. – Господи, и ты мне говоришь о совести? Глеб перевёл взгляд с застывшего на экране профиля Карла на удивлённое лицо Саши. Пожал плечами. – Глеб, ты хоть понимаешь, что ты сделал? – продолжил Орлович, подходя к нему. – Он гонщик, нищий гонщик. Ты – довольно знаменитая, богатая личность. Они расценили это по-своему, сделав тебя спонсором Карла Шорки. И если ты не подтвердишь эту правду, их правду, то уже завтра эти «акулы» размажут Карла Шорки по космосу. Глеб снова посмотрел на Карла, потом опять пожал плечами. – Ты же сказал, что он всё равно шестой тур не пройдёт. – Глеб, ты… У меня просто слов нет, – прошептал Саша и плюхнулся на диван, в этот момент его палец нажал на кнопку на пульте, который он до сих пор сжимал в руке. Картинка снова поплыла, стали меняться лица и люди, голоса разрезали тишину мастерской. – Вообще-то я пришёл спросить у тебя: ты стал спонсором Карла Шорки или нет? Глеб хмыкнул, потом хотел ответить на вопрос Саши, но в этот момент с экрана очень громкая репортёрша, почти скороговоркой проорала в свой микрофон: – Мы сумели поймать Карла, когда он выходил из шаттла, что привёз его в порт на орбите, и теперь, Карл, хотим у вас узнать, что же вас связывает с Глебом Романовым? Орлович тоже обратился в слух, уставился на экран, замерев. Кажется, он даже перестал дышать. – Ничего такого, что стоило бы вашего внимания, – отозвался сухо Карл, потом так же сухо улыбнулся и попытался протиснуться через тонкую, маленькую, но раздражающе сильную и вёрткую репортёршу. – Но вчера вас видели вместе. И вы уезжали из космопорта с Глебом Романовым в его особняк. – С чего вы взяли, что мы поехали в особняк? – Значит, вы поехали в отель? Скорее всего, Карл захотел ей нагрубить, но потом посмотрел в камеру, справился с нахлынувшими эмоциями и, глядя на женщину, ответил: – Я восхищаюсь работами господина Романова, ни больше ни меньше. Как и самим Романовым. Он безмерно талантливый человек. Таких талантливых ещё поискать надо. Его творчество завораживает и заставляет о многом задуматься… Карл немного помолчал, продолжая смотреть в камеру, а потом продолжил, собравшись с мыслями: – Для меня этот сезон последний, я всю жизнь был пилотом гоночного болида и ничего в своей жизни делать не умею. Но древнее искусство лепки мне нравится, потому я подумал, что господин Романов уделит мне несколько часов, чтобы показать наглядно, как надо работать с глиной и мрамором. – Значит, вы всё же были в его особняке? – тараторила репортёрша, и даже Глеба затрясло от злости. Карл сказал такую проникновенную речь, можно сказать, оголив всю ложь, в которую точно никто не поверит, особенно во вторую её часть, а она опять про своё. Карл нахмурился, его взгляд сменился снова на гневный и раздражённый. Затем он нагло протиснулся мимо репортёра и, больше не глядя на неё, быстро пошёл прочь, к ждавшим его двум мужчинам и женщине. Саша нажал на кнопку отключения, экран погас, потом исчез. Бросив на диван пульт, он встал, сделал два шага в сторону стола. – Теперь они его точно раздавят, – проговорил Саша. – Какая чистая и красивая ложь, – хмыкнул Глеб, вынимая из кармана пачку. Странно, но слова Карла, пусть и лживые, в этот момент вдруг разлились блаженным бальзамом по телу, согревая. – А мы ведь всю ночь, почти всю, трахались. – Кстати, – вдруг прервал тему разговора Саша. – Риккардо вчера всё же нашёл себе хорошего спонсора. Правда, спонсор хочет остаться анонимным. Но, насколько я знаю, денег у него тоже куры не клюют. – Да, – чиркнул зажигалкой Романов. – Сбылась твоя мечта. – Конечно, этот мальчик будет фаворитом этого сезона. А я заработаю на нём очень большие денежки. – А если я всё же стану спонсором Карла Шорки, сколько ты потеряешь? – Ты издеваешься? Ты не любишь гонки! Ты считаешь это пустой тратой! Что за шутки?! Глеб посмотрел на Сашу, помотал головой, чуть улыбнулся. Не то чтобы хотелось навредить брату, это скорее из вредности, из-за чувства высокомерия, когда весь мир уже давно лежит у твоих ног, и люди вокруг тебя и за пределами этого круга кажутся марионетками. Нет, Саша здесь был ни при чём, вина лежала в большей степени на Карле. Проблема в его словах, в его взгляде и в том ощущении, что он оставил после себя, после одной-единственной ночи. Глеб только сейчас осознал то, что всё время самому себе запрещал думать о нём. Карл ушел, ничего взамен не попросив: ни денег, ни картину на память, ни прощальный поцелуй. Без скандалов, охов, слёз, тихо встал и ушёл. Был вопрос, который Глеб проигнорировал и о котором запретил ему и себе думать. Карл просто насладился ночью, отдал всего себя мерзкому, циничному знаменитому художнику и ушёл, зная, что больше в этот дом, к Глебу Романову, не вернётся. Дерьмовая ситуация! Получается то, что получается всегда, только на этот раз на дне души остался тонкий слой осадка, странного и доселе непонятного. – Не вздумай, Глеб, – проговорил Орлович. – Мне же придётся всё пересчитывать, это дохрена работы. Шестой тур уже через четыре дня. Ты не успеешь ничем помочь этому парню, а я могу потерять много денежек. К тому же, фаворит сезона – Риккардо, тебе в миллионный раз, чёрт возьми, это говорю! – Да и пусть твой Риккардо фаворит, может, Карл придёт десятым в шестом туре, подумаешь, потеряешь пару сотен на того, кто с ним поменяется местами, – пожал плечами Глеб. – И потом, не ты ли мне говорил о вдохновении. Что-то вот, чувствую, на меня находит… вдохновение. – Глеб, – уже другим голосом произнёс Саша. – Не надо становиться его спонсором. Потеряешь деньги, ничего не приобретёшь. Хватит шутить! – Я тебя не совсем понимаю, – покачал головой Романов, направляясь к выходу из мастерской. – Думаю, болид можно приобрести новый, чтобы не тратить время на старый. – Его нужно обкатать, ты думаешь, на новых болидах летают гонщики? – следовал за Глебом Саша, отвечая автоматически. Голова гудела от новой информации и от попытки понять, что вообще происходит в голове у брата. – Да? – открыв дверь, обернулся к нему Глеб. – А я и не знал. Оказывается, это как купить новую кисть. Прежде, чем позволить ей коснуться полотна, нужно сначала её немного поэксплуатировать на обычном листе бумаги. – Глеб, – взялся за дверь Саша, преграждая ему путь. – Тебе нельзя становиться его спонсором. – Ну а теперь-то что? Саша некоторое время смотрел в глаза Глебу, а потом, чуть понизив голос, проговорил: – Это тот самый мальчик, карьеру которого ты загубил десять лет назад. Глеб на несколько секунд задумался, нахмурив брови. Можно было подумать, что он расстроился, либо ещё что-то, но на самом деле Глеб пытался понять, а чем прошлое связано с настоящим? – Ну, если так, тогда сегодняшним жестом я исправлю то, что натворил десять лет назад. И моя душа очистится от этого греха. – Потом негрубо отодвинул Сашу в сторону и вышел из мастерской. Орлович стукнул кулаком о дверь, а потом бросился следом за Глебом, понимая, что Романова уже никто и ничто не остановит. – Навряд ли он знает об этом. Хорошо, что то совещание проходило за закрытыми дверями и происходящее всегда оставалось тайной. Но твои слова потопили его карьеру напрочь. Если СМИ об этом узнают, будет новый скандал! – Знаешь, Сань, я не понимаю тебя. Я стану его спонсором, и мне, если честно, насрать на то, что было. Сейчас я живу в настоящем, и хоть мне оно не нравится, но всё же лучше что-то делать, чем не делать ничего. Ты прав был, когда снова потянул меня из мира наркоты и алкоголя. Так что, на этом точка. И Глеб направился к столу, мимо жужжащей пылесосом экономки, где находился его голофон. – Хотя бы прочитай его досье, – сказал Саша. – Изучи жизнь мальчика, карьеру которого ты загубил, наговорив на него всякой гадости. – Гадости? Напомни. – Ты и этого не помнишь? – покачал головой Орлович. – Желаю удачи, Глеб. Завтра я тебе позвоню. – И больше не говоря ни слова, пошёл к входной двери. Глеб проводил его взглядом, а потом пошёл за братом. Вот же, эти современные системы безопасности: без хозяина дверь никак не откроется, если только посторонний не знает код доступа снятия блокировки. И то, этот код действует с внутренней стороны, а с внешней был другой… Чёрт знает что! – Пока, Сань, – сказал Глеб, открывая дверь. Когда брат ушёл, Романов вновь поднялся на второй этаж, на этот раз в библиотеку. Набрав на чёрном прямоугольнике голофона номер абонента, он приложил его к уху . – Проспался? – вместо приветствия сказала Роза. – Мне срочно нужен шаттл до околоорбитного порта, а также твоё присутствие. Без вопросов. – Хорошо. Уже заказываю. Где встретимся и когда? – В космопорте через час.