***
День сменялся днём, ночь – ночью. Буквально за несколько часов Роза оборудовала большую каюту, сделав из неё ту студию, которая нужна была Глебу Романову. Выбросила весь хлам, что заполнял её, кое-что даже продала тем же грузчикам. Расставила мебель, пристроила у входа небольшую кухоньку. Большие космические звездолёты-перевозчики доставили мешки бетона, глины, глыбы мрамора, коробки с кистями, картоном, листы большого и малого формата, холсты, банки и тюбики с краской, палитры, мольберты; тряпки, инструменты для камня и глины, карандаши, уголь, масло, растворители, тарелки, кастрюльки, планшеты – всё это и многое другое, что нужно было для работы Роза разместила в студии. В достаточно большую ванную установила квадратную ванну и душевую кабинку. Единственное, что её волновало, – это стена. Не зная, что с ней делать, Роза вздохнула и оставила всё на усмотрение Глеба. Вот только спальную зону она организовала вдоль именно этой стены: Романов точно будет недоволен. Когда работа в студии Глеба была завершена, Роза перешла к своей комнатке. Кирилла определили в довольно просторную, но немного мрачноватую каюту, потому что там таких ужасных стен с выпуклыми фигурами было три. Благо на всю четвёртую располагался панорамный иллюминатор. Кирилл по поводу смены жилплощади и странного путешествия особых возражений не имел, а когда его встретил Кристоф, так вообще задумался о том, чтобы навсегда сменить своё старое место обитания на новое. Утром Глеб проснулся оттого, что всё тело ломило, и он замёрз. Несколько минут пытался понять, где находится, потом, когда осознал, поискал глазами хозяина каюты, но так его и не нашёл. Поднявшись с кровати, как разбитое корыто, отправился в теперь уже свою комнату-студию. Войдя туда, он даже не стал оценивать расстановку. Зачем? Роза всё сделала, он был в ней уверен. На мгновение лишь замер, чтобы определить нужное направление и пошёл к шифоньеру, стоявшему у страшной стены. Идя через всю студию, зевал, разминал хрустящие суставы и ругался на Карла за ужасную кровать. Как можно спать на такой деревяшке?! Добравшись до шифоньера, открыл его, достал оттуда чистую сменную одежду, полотенце и направился в ванную. Приняв душ, Глеб почувствовал лёгкую дрожь, вспомнил про лекарства и пошёл прямиком в каюту к Розе, шлёпая по холодному полу босыми ногами. Стукнул в дверь несколько раз, и когда она открылась, проговорил: – Где допинг? – В ванной в шкафчике, – отозвалась она, уже готовая к трудовому дню. И не скажешь, что всю ночь работала. Кивнув, Глеб отправился обратно в свою комнату. Приняв лекарства, он спустился в столовую. Наевшись до отвала – ещё у Карла спёр кусок мяса и три ложки салата, заглядывая ему в лицо и чуть ли не целуя на глазах у всех, – сунул в карман три яблока и, взяв несколько бананов, отправился с ним осматривать учебку. Это был обыкновенный квадратный аппарат, в котором стояло кресло и компьютерная система виртуальной реальности. Потратив время на то, чтобы сделать хоть одну попытку пройти троянцев Марса, Глеб отнял у Карла целых сорок минут. Выползя из учебки, он прижал его к аппарату и принялся целовать, наслаждаясь сухими губами и горячим языком. Им обоим это нравилось. Правда дальше поцелуев дело не пошло, через пять минут прибежала Роза и увела Карла за собой знакомиться с навигатором и инструктором. Глеб, вгрызаясь в яблоко, последовал за ними, потому что ему ровным счётом нечем было заняться. Сейчас он являлся самым бесполезным, и в тот же момент, самым важным человеком на тягаче. Инструктором оказался дядька шестидесяти лет. Глеб сразу же отметил его любовь к спиртному. По паспорту он был Тимофей Егорович Таранов, но убедительно всех попросил звать его Тимом. Тим сразу же приступил к работе, достав из кармана пузатую пол-литровую фляжку. Раскрыв голограммную карту, которую предоставил им Тонаки, он начал водить пальцами, рассказывать много интересного про малые планеты, про астероиды и про маршрут, который должен был пройти Карл. Через пятнадцать минут к ним присоединился молодой хмурый навигатор по имени Владислав, коротко Влад. Он быстро окинул взглядом болид, сделав несколько пометок в своём планшете. Втроём они засели в столовой, углубившись в карту троянцев, и Карл забыл, что рядом находился Глеб Романов. – Я нашла самых лучших через свои источники. Мне сказали не обращать внимание на то, что старик употребляет, – шептала на ухо Глебу Роза, глядя со стороны на то, как навигатор, инструктор и пилот разбирали полёт. – Говорят, он в своё время инструктировал именитых пилотов и работал на «Галактика-путь». – Это что такое? – Господи, это компания такая, которая организует гонки и спонсирует их. Зарабатывает на этом кучу денег. У них есть свой болид и пилот. Говорят, раньше они каждый год выбирали лучшего и заключали с ним контракт. Но вот уже семь лет у них пилотом является Стефан Браун. Есть слух о том, что Стефан – любовник одного из акционеров компании. Я думаю, что это правда. – Он тоже участвует в гонках? – Конечно. Он, как и Риккардо, является фаворитом. На них делаются основные ставки. – Саня мне ничего не говорил об этом человеке. – Ну, вот я о нём тебе и говорю, – коротко пожала плечами Роза. – Скинуть тебе инфу о пилотах этих гонок? – Мне Санёк должен был скинуть, – буркнул Глеб, вгляделся в Карла, который внимательно слушал старика, а потом вышел из столовой. Глеб вернулся в свою студию и решил вздремнуть. Наткнувшись на ужасную стену, долго сверлил её взглядом, надеясь, что она испарится. Но не тут-то было; стена стояла, и Глеб, махнув на неё рукой, завалился на диван, сразу провалившись в сон. Вечер оказался таким же тоскливым и скучным, как и утро. Карл был полностью погружён в работу, и Глеб, понимая, насколько это важно, поев, вернулся в студию. Водрузив холст на мольберт, некоторое время сидел, глядя на него, потом выдавил несколько цветов красок на палитру и принялся делать беспорядочные мазки, пытаясь что-то создать на плотной ткани. Но уже через минут десять бросил. Сев на табурет, он уставился в панорамный иллюминатор, задумавшись. Так просидел около часа, потом отложил палитру и закурил. Спустившись в столовую, вскипятил чайник, налил себе чаю, побродил по тягачу, никого не нашёл, видимо, на бессмысленное шатание по кораблю у членов экипажа времени не было. Выпив чай в прикуску с пряниками, Глеб вдруг подумал, что можно поболтать с журналистами, которые до сих пор «несли вахту» в доке, где стоял тягач Карла Шорки, но тут же передумал и вернулся в свою каюту. Все работали, и это хорошо. Глеб не чувствовал себя лишним или бесполезным, просто в этот момент в этом месте чувство одиночества слишком остро впивалось в его сознание и душу. Сев на табурет, он снова взял палитру в руки, выбрал кисть, окунул её кончик в одну краску, в другую, нанёс штрих, но потом поморщился. Не идёт. Нет того вдохновения, которое в прошлом не давало ему спать ни днями ни ночами. Отложив палитру в сторону, снова закурил и подумал, чего это Роза ему в комнату чайник не поставила? Сон быстро накрыл его своим покрывалом, укутав в нежных объятиях, невзирая на то, что днём он выспался. Правда, пробуждение наступило в пять утра. Поднявшись с дивана, поплёлся в ванную, принял душ, побрился, почистил зубы, вколол лекарства, выпил таблетки. Правда, если ампулу вколол, не задумываясь, то на таблетки некоторое время смотрел и спрашивал себя: на кой чёрт он их пьёт? Если нет вдохновения, нет стимула, то, может, и не надо лечиться? Но Глеб дал слово, начал их употреблять, значит, нужно было дойти до конца. Выйдя из ванной, снова сел на табурет перед мольбертом, но к палитре даже не прикоснулся. Желание творить так и не появилось! Всё закончилось семь лет назад, тогда, когда он осознал, что то, чего хотел постичь, уже давно постиг; к чему стремился, что искал – всё это у него уже было. Таланту и гениальности научиться нельзя, с ними нужно родиться. Но когда ты доходишь до предела, когда забираешься на самый пик своего творчества, всё что тебе остаётся, – это сложив руки, сидеть и ничего больше не делать. Для такого человека всё заканчивается. Люди искусства, теряя стимул, просто истаивают, уходят из жизни тихо и незаметно, оставляя после себя свою гениальность. Это больно, тяжело и грустно. Глеб, конечно же, умирать не собирался, но отчётливо понимал, почему раньше художники слыли алкоголиками. Чтобы не задохнуться от пустоты и жуткого желания творить, припадаешь к единственной отдушине – алкоголю. Напился, забылся, уснул. Проснулся, снова напился, забылся, и вроде есть отмазка, на тот случай, если кто-то спросит, почему Глеб Романов не пишет и не ваяет? Встав с табурета, Глеб подошёл к голографической палитре. Нажал на кнопку. По комнате разлетелись несколько слоёв картины. Лазерные линзы сбились, оттого холсты получились вразброс и располагались не по нумерации, но вернуть их на прежнее место будет легко. По левую руку падали птицы, где-то справа и чуть за спиной танцевали единороги, сам же Глеб стоял в центре океана, а перед ним раскинулось голубое небо. Нажав кнопку на палитре, он отключил картину, сунул руки в карманы и пошёл к двери. В столовой было тихо. Поставив чайник, он присел на стул, закинув ноги на стол. Когда чайник вскипел, порылся в холодильнике, выудив оттуда тарелку с остатками вчерашнего ужина. В этот момент в столовую вошла Роза, неся в руках полный пакет готовой и только что доставленной еды. – Ты уже встал? – спросила она вместо приветствия. – Тебе тоже доброго, – буркнул Романов, открывая крышку и заглядывая в глубокую тарелку. – Ты хоть когда-нибудь спишь? – Сплю. Я вчера легла в одиннадцать. – Роза поставила пакет на стол. – Понятно, – буркнул он, практически не слушая её. Теперь его волновало, где можно достать ложку или хотя бы вилку. – Дай сначала разогрею. Что у тебя за привычка хватать всё холодное, – бурчала Роза, отталкивая Глеба в сторону и начиная хлопотать, как хозяюшка. Глеб не стал спорить, отошёл в сторону, подхватил вскипячённый чайник, налил в кружку воды, кинул туда пару пакетиков заварки, по столовой разлетелся лёгкий аромат листового чая, смешанного с цитрусами.***
День летел за днём, ночь сменялась ночью, но Карл их словно бы и не замечал. После того жаркого секса в его комнате, он ушёл полностью в прохождение, каждый раз вслушиваясь в указания Тима и внимательно следуя за линиями навигации. Карл утопал в новых познаниях и в желании постичь всё быстро и одним разом. Но так не бывает, даже для тех, кто схватывает на лету. А он схватывал. Тим был им очень доволен, постоянно трепал по волосам, не жалел его сил, добивался от него миллиметровой точности. – После старта сразу же сливайся с линией прохождения. Держись точно своего трека. Слишком не уходи вперёд и не тормози полёт, не стремись уйти первым, главное – выйти в нужной точке. А значит, нам надо стартануть в межпространство чётко на середине линии старта, это вторая полоса. Тогда мы выйдем вот в этой точке. Отсюда уже твой полёт будет самостоятельным, – говорил ему Тим. – Понятно, – кивал головой в ответ Карл. – Прохождение мы зазубрили, но нюансы всегда есть. У тебя будет несколько опасных моментов, которые мы прошли по нескольку раз. Чётко всё отработать невозможно. Если что, действуй по обстановке. У тебя получится, ты талантливый пилот. Впиваясь глазами в голографическую карту прохождения, Карл волновался. Он был уверен, что после этого этапа сойдёт со старта и отправится обратно на землю, был уверен, что ничего не получится, и ещё несколько дней назад даже подумать не мог, что у него окажется спонсор, такой талантливый инструктор и замечательный навигатор. Карл чувствовал себя счастливым, но волнение присутствовало. Это волнение тормозило его, заставляло совершать ошибки. Смешно, но он был больше собран, когда ничего и никого из этих людей у него не было. – Я всё тебе дал, Карл, – глотая бренди из фляжки, проговорил Тим. – Остальное в твоих руках. Забудь обо всём, доверься инстинктам. Они смеялись надо мной и наверно до сих пор смеются, но у человека тоже есть это особенное шестое чувство. Доверься себе, и ты полетишь, как птица, «рассекая» просторы Вселенной, – проговорил Тим, делая рукой жест полёта. Они понимали, что космос рассекать невозможно, и Тим говорил образно, как и многие другие поклонники космических гонок, но эти слова уже впились в сознание Карла, они срослись с его мышлением. Шорки вновь кивнул, Влад тоже кивнул, Тим похлопал его по плечу и отправил в свою каюту. – Завтра старт. Отдохни, наберись сил, забудь на мгновение о троянцах. Отключи мозг от гонок. Завтра ты должен быть другим. Карл молча согласился, потом выбрался из коробки учебки. Войдя в свою комнату, разделся, принял душ, смывая усталость и грязь. Посмотрев в зеркало, пришёл к выводу, что надо бы побриться, чем и занялся. Провёл несколько раз рукой по волосам, пропуская их через пальцы. Подумал о том, что немного подстричь кончики не мешало бы. Надев чистые футболку, трусы и штаны, сунул ноги в тапочки и присел на кровать. Устанавливая будильник на голофоне, Карл вспомнил о Глебе. Желание увидеть его на мгновение выбило из реальности. Как давно он уже не видел этого человека, только изредка в столовой и всё. Мотнув головой, чтобы прогнать наваждение, он положил на тумбочку рядом с кроватью голофон и завалился спать. Прикрыв глаза, он почувствовал, как устал: каждая клеточка организма взывала к массажу, но врача у них не было, а идти к общему уже не осталось сил и желания. Кстати, личный доктор не помешал бы команде Карла Шорки и самому Карлу. Завтра же ещё допинг проходить. Отогнав не очень приятные мысли, накрылся до самого носа покрывалом и сразу провалился в дрёму. Не прошло и часа, как он открыл глаза. Несколько раз моргнув, окинул взглядом полумрак каюты и понял, что Глеб ему приснился. Несколько минут пялился в стену, пытался уснуть, но всё было тщетно. Обречённо вздохнув, Карл встал, открыл ящик в тумбочке, взял оттуда наполовину использованный тюбик смазки, парочку презервативов и поплёлся в студию, надеясь, что Глеб ещё не спит. Конечно, резинки он мог и не брать, поздно уже как-то заботиться о здоровье, но на всякий случай воспользоваться ими не помешало бы. Идя по коридорам, Карл думал, что не всегда же должен Романов к нему приходить? Он тоже взрослый человек. И если хочет мужчину, надо только подойти и взять, либо предложить себя. Хотя у Карла это получалось отвратительно, но всё же, лучше попытаться что-то сделать, чем не делать ничего, а потом остаток жизни жалеть об этом. Конечно, лучше было бы, поспать и отдохнуть, и свою задницу не трогать, но коль так всё печально складывается, тогда почему бы эти бессонные часы не провести с пользой? Стукнув несколько раз в дверь в студию, Карл терпеливо стал ждать. Когда она, скрипнув, открылась, перед ним предстал Романов, в образе художника: заляпанный краской фартук, кисть в одной руке, во второй палитра. Нельзя сказать, что Глеб был сильно удивлён, но брови немного вздёрнул вверх. Окинул Шорки придирчивым взглядом, потом на секунду задумался и отошёл в сторону. – Извини, я не вовремя и поздно, – буркнул Карл, нерешительно переступая порог и тайком пытаясь спрятать в карман штанов истерзанный тюбик со смазкой и два презерватива. – Нормально, – сказал Романов, закрывая за ним дверь. – Ещё время раннее. А за эти дни я выспался и наспался до отвала. – Это разве не одно и то же? – Что? – Выспался и наспался? – Ой, Господи, – закатил глаза Глеб и пошёл вглубь студии. – Чай будешь пить? – Нет, спасибо. – Карл последовал за Глебом, быстро разглядывая каюту. – Зачем пришёл? Вопрос застал его врасплох. Не скажет же он, что пришёл, потому что секса захотелось. Но с другой стороны, именно за этим он и явился. А если сейчас повернуть назад, то удастся ли заснуть? В конце концов, правая рука всегда ему помогала, да и тот фаллоимитатор, что спрятан в тумбочке, тоже. – Хочешь потрахаться? – задал ещё один вопрос Глеб. Небрежно кинув палитру на большой стол, потом опустив в банку с маслом кисть, обернулся к Карлу, взял тряпку и стал вытирать руки. Шорки сглотнул, но отступать поздно, да и не по взрослому, и уж тем более, не по-мужски это было. Он кивнул, Романов хмыкнул. – Пошли, – мотнул головой куда-то себе за спину и, кинув тряпку на табурет, сам пошёл в том направлении. Карл последовал за ним. Пришли они к противоположной от двери стене, на которую Карл ровным счётом не обратил внимания. Глеб же сел на диван, стоявший по левую руку у выпуклого иллюминатора, расставил ноги и, ничего не говоря, посмотрел на Карла. Да, тут слова были не нужны. Шорки встал на колени, оттянул резинку глебовых штанов, достал вялый член. Огладил его одной ладонью, второй приласкал яйца, затем нагнулся и лизнул ствол. Поцеловал ещё спрятанную головку, оттянул крайнюю плоть, проведя языком по внутренней стеночке. Потом всецело отдался члену и яйцам до тех пор, пока орган не налился кровью. Глеб откинулся назад, опираясь на руки. Он смотрел на Карла, тяжело дышал. Ему было хорошо. Карл неплохо умел делать минеты, даже более того, отсасывать он любил. Нашёл свою особую технику, правда, не совсем понимал, хорошо он это делает или плохо. Сам ни у кого не спрашивал, и никто ему об этом не говорил. Когда Глеб почувствовал, что скоро изольётся, схватил Карла за волосы и оттянул голову назад. – А теперь садись на него, – прохрипел он, и Шорки, сняв трусы со штанами, забрался на Глеба. – Стоп, – остановил его Романов. – Ты что, собираешься садиться на него тугой дыркой? Карл замер, тяжело дыша. Сам он был уже возбуждён и не мог поверить в то, что забыл о самом главном. Соскочив с Глеба, он схватил свои штаны, сунул руку в карман, вынул оттуда помятый тюбик смазки и два презерватива. Резинки бросил Глебу. Одну из них Романов надел на свой член. Карл вновь забрался ему на колени, щелкнул колпачком, выдавил длинную полоску прозрачной массы и принялся разрабатывать себя. Глеб молча схватился за его затылок, притянул голову к себе и впился в губы жадным поцелуем. Шорки ответил, сплетаясь своим языком с его. Глеб скользнул второй рукой под футболку, ущипнул сосок, приласкал его пальцами, надавливая сильнее на твёрдую бусинку и срывая с губ тихий, хриплый стон. В какой-то миг Карл соскользнул с коленей Романова, встал, а потом повернулся к нему спиной. Выдавив ещё немного смазки на пальцы, снова скользнул к своему анусу, раздвигая стенки. Глеб облизал губы. Приподняв ногу, он скользнул по внутренней стороне бедра, вырывая ещё один стон. Довольно ухмыльнувшись, схватился за его бёдра и притянул к себе ближе. Карл оглянулся, а Глеб скользнул ладонями по упругим ягодицам. Тогда Шорки, вынув пальцы из ануса, прогнулся вперёд, выпячивая задницу. Глеб раздвинул две половины, лизнул дрожащее колечко мышц. Лаская его пальцами и языком, проникал внутрь, разрабатывал вход. Карл тяжело дышал, пыхтел в неудобной позе, подавался бёдрами то вперёд, то назад. Через некоторое время Глеб прикусил кожу у ануса и отстранился. – Садись, – хрипло приказал Романов. Карл повернулся, сел на колени к Глебу, приподнял бёдра и опустился на всю длину. Несколько секунд Шорки сидел, не шевелясь, а Глеб прижался к его шее губами, оставляя красный след. А потом они оба задвигались: грубо, жёстко, ненасытно и жадно. Карл хрипел и всякий раз стонал, когда член Романова скользил по простате. Он задыхался, подпрыгивал и садился с такой силой, что Глеб рычал от боли в ногах, но остановить Карла даже не подумал. Хватая его за спину, он притягивал партнёра к себе, целовал шею, захватывал зубами кожу, проводил по ней языком. Их стоны сплетались воедино, разлетаясь по студии. Глеб кончил первым, потом, опрокинув Карла на диван, рукой довёл его до оргазма. Изливаясь, Карл дрожал, как осиновый лист, судорожно выдыхая и быстро заглатывая воздух. Отпустив член Шорки, Романов прижался к его губам и не отпускал их до тех пор, пока у того в лёгких не закончился воздух. Оторвавшись от любовника, он перекатился на спину и, тяжело дыша, прикрыл глаза. Через минуту Карл уснул…