Фаворит

После того, как Карл выполнил требования Кристофа и обкатал болид, он со спокойной душой направился со всеми ужинать, однако, Глеба в столовой он не встретил. Роза сказала, что Романов работает, и Шорки не стал его тревожить. Решил, что закончить разговор можно и после перестарта. Впрочем, они так и сделают, Карл в этом был уверен. Когда наступил новый день, Карл побрился, принял душ, облачился в гоночные одежды, позавтракал и направился в ангар, чтобы сдать для допинг-контроля кровь. Пусть и перестарт, но компания хорошо следила за тем, чтобы никто не нарушал законов гонок. Эрнест в последнее время взял за привычку присутствовать во время забора крови, и, как ни странно, Карла это радовало и успокаивало. Сунув колбочку с густой кровью в специальную ёмкость, мужчина выжидательно уставился на экран, а вместе с ним и Киршенёв. Карл, отойдя на несколько шагов в сторону, потянулся, наклонился вперёд, потом назад, сделал взмахи руками, потянул поясницу, присел. Через минуту, когда экраны выдали красные надписи, которые даже Эрнеста напрягли, Карл понял, что аппарат нашёл в его организме запрещённые вещества. Эрнест и врач отнеслись к этому возмущённо. Мужчина взял у Карла ещё немного крови, хмурясь и выказывая тем самым недовольство техникой. Но аппарат всё равно выдавал допинг, машину обмануть было невозможно. Неожиданно для себя Шорки отнёсся к этому спокойно. Он будто этого ждал. То, что случилось десять лет назад, не прошло бесследно. Проваливаясь в прошлое, он чувствовал боль от безысходности и несправедливости, но и сейчас ничего не делал. Молча смотрел на аппарат, словно ожидая от него иного ответа. Эрнест попросил врача пока что не сообщать эту новость общественности и, схватив Карла, направился с ним к себе в кабинет. Там произвёл забор крови, просканировал сетчатку и, когда его аппараты показали то же самое, удручённо выдохнул, глядя на Шорки тоскливыми глазами. – Карл, ты что вчера пил? – Сок… Чай… – Алкоголь? – Нет, конечно, – пожал спокойно плечами Карл, и Киршенёв увидел в его глазах пустоту. – Утром я выпил чай, потом на матче пил сок, за ужином снова чай. Мысль о том, что алкоголем его мог напоить Романов, отпала сама собой. Не мог Глеб поступить так, это ему не нужно. Если он подставил Карла с допингом однажды, то не значит, что пойдёт на подобную мерзость снова. Хотя, кто знает. Но Эрнест верил – Глеб не станет вновь уничтожать карьеру Карла Шорки. Карл вздохнул и посмотрел в иллюминатор. Ощущение краха, разрушенного с таким трудом построенного города внутри него, сделало своё гиблое дело. Пустота завладела им настолько быстро и полностью, что он сам себе удивлялся. Путь к победе тернист, но для некоторых людей он просто неосуществим. Возможно, стоило просто стать пилотом исследовательских звездолётов или же отучиться на повара. Хотя, последнее было смешным. Но кто знает…

***

Глеб спал крепким, беспробудным сном, довольно похрапывал в подушку, приоткрыв рот. Несмотря на то, что оборвавшая их разговор Роза попала под горячую руку и выслушала от Романова много «лестных» слов, а затем обстоятельства снова не позволили им встретиться, Глеб приступил к работе, заряженный новыми идеями. Желание закончить подарок для Карла и приступить к новой, возникшей в голове работе убило в нём всю реальность, утопив в неутомимых фантазиях, взрывавших мозг вспышками ярких фейерверков. Сон окутал его сразу, стоило Романову доползти до дивана, но разбудившая его Роза нисколько не порадовала ни своим присутствием, ни новостями. Вырвавшись из мрака и с трудом приоткрыв воспалённые глаза, Глеб нечленораздельно послал Розу далеко и надолго, вновь окунаясь в сон. Кажется, ему снился Карл: красивый, сексуальный, в майке и облегающих ноги штанах. Он смотрел в саму душу, и сердце Романова колотилось как бешеное, а руки тряслись как у алкоголика, в попытке дотянуться до Шорки. Стояк упирался в ткань трусов и штанов, болезненно пульсировал, требовал разрядки. – Глеб, у нас большие проблемы, – донёсся до него голос Розы. Романов вновь приоткрыл глаза. Роза показалась встревоженной, в руках она держала новую рубашку, предлагая ему её надеть. – Что там? – вымученно и хрипло буркнул Глеб, с большой неохотой вылезая из-под одеяла. Роза, не обратив внимания на выпирающий член, быстро накинула на Глеба рубашку, затем схватилась за штаны. – У Карла в организме нашли запрещённые вещества. Допинг-контроль его не допускает к перестарту. Мы не знаем, что делать. Осталось тридцать четыре минуты до старта, и он должен уже быть на месте, но нас к гонкам не допускают. – Какой допинг? – не совсем понял Глеб, прыгая в штаны. – Тот самый, допинг-контроль, – отозвалась Роза, протягивая ему галстук. Глеб, как порядочный, повязал его, не спрашивая. – И что за вещества там обнаружили? – Алкоголь. – Алкоголь? – Глеб нахмурился, натягивая носки. – Кстати, мы куда собираемся? – В кают-компанию, – сказала Роза. Глеб на секунду замер, глядя на Розу, а потом, сплюнув, прыгнул в тапочки, стянул с шеи галстук и направился к двери. Тратить время на беспочвенные беседы Глеб не собирался. Он вообще не знал, что нужно делать в таких ситуациях, и потому первым делом, когда переступил порог каюты, спросил у Карла: – Ты пил? Вопрос был глупым, Глеб это понимал, но не спросить подобное он не мог. И пусть он верил Карлу, верил себе и всем в каюте присутствующим, но… чем чёрт не шутит. Однако, стоило только задать этот вопрос, как голову посетила другая мысль: первым подозреваемым в этой истории окажется он. Если Глеб себе верил, то остальные, и в том числе Карл, нет. Шорки сидел на стуле, уставившись пустым взглядом в одну только ему видимую точку. Но стоило Романову задать этот вопрос, как в глазах отразилось нечто такое, отчего Глебу стало не по себе. Карл мучительно нахмурился, сглотнул и ответил: – Нет. Ответ твёрдый и честный. Однако, жалеть Карла сейчас было бы глупо, да и времени на подобные манёвры нет. Более того, Глеб не знал, как это делать. Потому он вернулся к Розе, приподнимая брови и тем самым требуя ответы на невысказанные вопросы. – Мы быстро проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что кто-то подлил Карлу в сок спиртное. Небольшое количество. – Для того, чтобы аппарат показал запрещённое вещество, хватит и одной капли, – дополнил Эрнест, а Роза протянула Глебу несколько электронных листов с анализами. Романов пробежался по ним взглядом, ничего не понял, но, когда дошёл до последней фразы, недовольно скривился, заостряя на ней внимание. – Так в чём проблема, подделали бы данные, заплатили деньги, – раздражённо отозвался Глеб. – Анализы берёт врач-контролёр от компании, он же отсылает данные в центр, к тому же они автоматически копируются в память на главный компьютер офиса, – отозвалась Роза. – Эрик провёл свои анализы, но они подтвердились. – Я ещё раз повторяю: в чём проблема?! Надо было заплатить этому контролёру, – рявкнул Глеб. Эта новость привела его в ярость сильнее, чем он ожидал. Романов не понимал элементарных вещей, но чётко осознал, что Карл, таким образом, снова вылетает из гонок и снова со скандалом. Но в этот раз Глеб ни в чём не виноват. – Данные автоматически копируются в память головного компьютера, – повторила Роза. – Твою мать! Почему сначала не провели свой анализ?! – Глеб уже не контролировал себя, даже не слышал и не понимал, что говорил. Бросив со всей присущей ему яростью тонкий электронный лист о стол, с каким-то злорадством смотрел на то, как он, расколовшись на несколько частей, заискрился и потух. – Какое же дерьмище. Чёрт знает что! – Глеб, что случилось, то случилось, – Роза пыталась успокоить, примирительно поднимая руки. Глеб метнул в неё взгляд, и Роза затараторила быстрее: – У нас есть предположение, что это сделал Стефан Браун во время игры. – Что сделал? – прищурился Глеб. Он с трудом понимал, о чём говорила Роза. – Подлил алкоголь в стакан с соком Карлу, – с расстановкой проговорила она. На минуту в кают-компании воцарилась тишина. Глеб судорожно пытался понять смысл происходящего, остальные ждали его решения. Но время не ждало, пипикнул встроенный в столешницу голофон, Романов кивнул Кристофу, чтобы тот нажал на кнопку. Экран вспыхнул, и перед Глебом развернулась голокартинка. – О, приветствую, господин Шакалин, – отозвался Глеб, притворно растянув губы в улыбке. Сам президент «Галактика-путь»! – А я как раз хотел вам звонить. Наглая ложь, хотя возможно, что и нет. Романов успокоился, резко схлынула злость, мозг прояснился, в голове в нужном порядке выстраивались минувшие события, решения и даже итог будущего разговора. – Добра, господин Романов, – отозвался Шакалин Игорь Артемьевич, мужчина в возрасте, но готовый ещё поспорить со временем. Навскидку ему было лет шестьдесят, хотя, вполне возможно, что и больше. – Вынужден донести лично до вас и команды Карла Шорки плачевную информацию: Карл Шорки снимается с участия в гонках. Мне очень жаль, но на этот раз, господин Романов, никто никого не оговаривал. Запрещённые вещества в крови Карла Шорки обнаружены! – Конечно, обнаружены. Но в этот раз постарался Стефан Браун. Он подлил алкоголь в сок Шорки, когда мы были… на матче. Да, он сидел рядом с Карлом, – отозвался Глеб, сразу перейдя к делу и бросая взгляды на Розу, будто ища у неё поддержки. – Это беспочвенное обвинение, Глеб, – нахмурился Шакалин, но при этом остался холоден и спокоен. Однако то, что он перешёл на имя, убрав уважительное «господин», говорило о многом: волнуется старичок. – Вы опять придумали байку о чём-то несуществующем, и на этот раз выбор пал на нашего пилота? – Нет, это правда. Доказать его вину я не смогу, лишь только то, повторюсь, что Браун сидел рядом с Шорки всю игру. Поэтому он и является первым подозреваемым. На самом деле Глебу было всё равно: кто подлил и с какой целью, и был ли алкоголь вообще. Роза сказала: Стефан Браун, а Шакалин не вовремя позвонил, вот и весь сказ. Большего Романову и не надо было. За Карла он готов был перегрызть глотки всей вселенной. Потому что это Карл, и потому что так правильно. И потому что это зачтётся ему за то, что он натворил десять лет назад. – Мы не в суде, – голос Шакалина похолодел. – И что это за глупая выдумка? Подлили алкоголь! Ваша фантазия, Глеб, зашкаливает. И что значит, сидел рядом? А вы, случайно, рядом со своим протеже не сидели? – Не будем тратить время на лишние пересуды, Игорь Артемьевич, – отозвался Глеб, сменив расхлябанно-притворный вид на деловой и недовольный. – У нас с вами его нет. Я делаю предложение, и вы должны с ним согласиться: вы снимаете с Карла обвинения в допинге и допускаете его к перестарту. – Ставите мне условие? – Шакалин удивился, даже подался чуть вперёд, а Роза про себя хмыкнула: умеет Глеб доводить людей до умопомрачения. – У нас просто нет времени, чтобы рассуждать на тему: кто прав, а кто виноват. Нет времени вспоминать прошлое и упрекать друг друга в каких-то прегрешениях. Важен ваш положительный ответ, господин Шакалин. – Старт через двадцать три минуты. Болиды на старте. – Тем более, а Карла Шорки там нет, – и Глеб указал на него рукой. – Это не справедливо, если учесть тот факт, что в принятии допинга он не виноват. Игорь Артемьевич, давайте не будем второй раз губить судьбу нашего «платинового мальчика». И снова растянул губы в улыбке, которая радостной и приветливой вовсе не была. Шакалин поразился такой наглости, но тут же принял свой привычный вид. Кажется, Глеб его разозлил. – Я донёс до вас решение, которое касается всех гонщиков, без исключения… – Хорошо, – оборвал его Глеб. – Тогда я, как спонсор, имею права подать на вас в суд и остановить гонки до выяснения правды. Роза, вызывай адвокатов, пиши петицию в верховный суд, будем действовать по-плохому, раз господин Шакалин не хочет по-хорошему. Я уверен, что прокурор быстро найдёт того, кто так бессовестно опорочил имя моего протеже. И прежде, чем ты сделаешь это, напиши заявление об остановке гонок и о подделывании допинг-анализов Карла Шорки. – Они правдивые! – Первым делом я попрошу, чтобы Стефана Брауна проверили незаинтересованные в гонках лица на запрещённые вещества в его крови. У меня много будет вопросов и пожеланий, господин Шакалин, потому второй суд для вашей компании продлится чуть дольше первого. – Ты меня пугаешь, заносчивый мальчишка?! – Я поднялся на вершину благодаря самому себе, а ты, старый пердун, сел вон в то кресло благодаря своему папочке. У тебя пять секунд, чтобы дать мне ответ: да или нет. Я не шучу. Несколько секунд Шакалин смотрел на Глеба и пытался уничтожить его взглядом. Голограмма, плотная и насыщенная, давала такой эффект, будто Шакалин находился рядом с ними в кают-компании. Все, как один, сглотнули, даже Карл почувствовал предательскую каплю пота на виске. Романов же остался невозмутимым: наглым, грубым, жёстким. Богом этой вселенной. Шакалину бояться стоило: были люди, которые не хранили скелеты в шкафах и которые не боялись их показывать, а были те, которые заказывали специальные сейфы для своих скелетов и надёжно их защищали, и боялись за них даже больше, чем за свои миллионы. – Если я сейчас дам отмашку, то наша компания всё равно пострадает. Что мы скажем общественности о том, каким чудным образом анализы из положительных стали отрицательными? – Это не наши проблемы, господин Шакалин, – Глеб снова стал серьёзным. – Более того, вы должны ещё попросить прощение за то, что ваш протеже чуть не опорочил имя моего протеже. – Я сниму с Карла Шорки обвинение в принятии допинга, – рявкнул Шакалин, выйдя из себя. – Но извиняться никто ни перед кем не станет. И не смей мне больше угрожать, сопляк! Потом отключился, и кают-компания погрузилась в тишину. Никто не посмел нарушить её, даже Роза, замершая с занесённым пальцем, она уже печатала на сенсорной панели заявление в верховный суд. Романов недовольно нахмурился, скривился. Не любил он надменных стариков. Он вообще стариков не любил, хотя самому до старости осталось совсем чуть-чуть. Скрестив на груди руки, Глеб присел на стул, стоявший рядом с сидящим Карлом, закинул ногу на ногу и принялся ждать. Порывшись в карманах, не нашёл сигарет и раздражённо глянул на Розу. Та пожала плечами, сделав вид побитой собаки. Через три минуты голофон снова крякнул, и Кристоф в панике нажал на кнопку, чуть не продавив её тонким пальчиком через столешницу. На этот раз на экране был другой мужчина, Глеб его не знал, но подозревал, что это либо секретарь Шакалина, либо представитель компании. – Господин Романов, – поприветствовал он Глеба лёгким кивком головы. – Обвинения с Карла Шорки в принятии допинга сняты в связи с плохой работой аппарата. Старт перенесён на один час. Карл Шорки, может занять своё место через двадцать минут. – Отлично, – сказал Глеб и взмахнул рукой. – Всего хорошего. – До свидания, господин Романов. Когда голограмма отключилась, в кают-компании вновь воцарилась тишина. Глебу показалось, что присутствующие даже перестали дышать. Но он дышал и начал выстраивать в голове новый разговор с Шакалиным, Глеб точно знал, что этот человек так просто его наглость с рук не спустит. Но тут же бросил думать о ком-то другом, глянув на рядом сидящего Карла. Захотел протянуть руку и коснуться его волос, но вовремя остановился. Бросив взгляд на остальных, приподнял брови: мол, чего стоим, кого ждём. Это стало сигналом: Юра и Тонаки кинулись к двери, выбегая в коридор и стремительно спеша в ангар, Тим и Влад поспешили за ними, Эрнест в свою комнату, Роза сменила лист в планшете, Кристоф вошёл в сеть. Кирилл тихо выскользнул за дверь и направился готовить шаттл. Оставшись одни, Глеб перевёл взгляд на Шорки. Тот не спешил двигаться, и Романов чувствовал в этом некую грусть. Наверное, Карл с трудом сейчас верил в то, что Глеб вступится за него. Никто ему не запретил бы сделать так, как сделали родители Карла десять лет назад: они бросили своё чадо, а следом за ними и остальная команда, рядом осталась только тётка, которая потом скоропостижно скончалась. А теперь рядом с ним находились другие люди, которые за него боролись. Глеб, в свою очередь, рискнул, и от этого на душе тепло и уютно… Карл же не знал, как выразить ему свою благодарность, но ему казалось, что если он сейчас сядет за штурвал болида, то плану Тима снова придёт крышка. Карл мог поблагодарить Глеба и подарить ему лишь один подарок: это первое место на этом этапе. – Ну и долго ты будешь мечтать? – раздался рядом голос Глеба, и Шорки повернул в его сторону голову. Только сейчас он заметил, что глаза Романова чуть красноватые, лицо помятое, на голове беспорядок. Они немного отросли, но так и оставались неровно подстриженными. Глеб так и не дошёл до парикмахерской. – Спасибо, – сказал Карл. Сказал тихо и хрипло, ощущая, как с плеч падает тяжёлый груз, всё же заставивший его поволноваться. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и Карл готов был поцеловать Глеба, но тот неожиданно встал. – Иди уже. Тебя ждёт твоя победа. Карл поднялся, улыбнулся, кивнул головой и пошёл прочь из кают-компании. Но стоило ему переступить порог, как Глеб бросился следом. – Стой, – сказал он, и Карл остановился, резко обернувшись. Подойдя вплотную, Романов снова заглянул ему в глаза, коснулся тыльной стороной ладони гладко выбритой щеки, провёл по скуле, потом опять вверх. – Коснись руками звёзд, – вдруг сказал он, скользнул ладонью в густые, пепельного цвета волосы, зарываясь в них пальцами. Стукнулся лбом о его лоб, совсем тихонько, совсем чуть-чуть. Несколько секунд они так стояли, молча, прикрыв глаза. Карл поднял руку, коснулся руки Глеба, что зарывалась пальцами в его волосы. Было так хорошо, что забылся и допинг, и сами гонки. Что-то изменилось, но, возможно, всему виной всего лишь этот момент, а остальное всё так и осталось. Пройдёт он, и снова нахлынет тревога, плохие мысли, сомнения и желание всё оставить как есть. Страхи. – Какой ты там должен по счёту в этот раз прийти? – нарушил тишину Глеб, оторвавшись от его лба и медленно убирая руку. – Четвёртый, – отозвался Карл. Пришлось спуститься с небес на землю. – Тогда удачи, – сказал Романов, и Карл, кивнув, направился прочь по коридору, словно убегая от того наслаждения, которое предлагал на данный момент Глеб. Да, момент прошёл, и реальность вернулась… Глеб же направился в свою каюту. Пока он шёл по коридору, тело сотрясала мелкая дрожь, как же хотелось снова прикоснуться к Карлу. Притянуть к себе, прижать, поцеловать, запустить ладони в волосы, перебирая их пальцами. Сжать в своих объятиях и никуда не отпускать. Это желание заставило сердце биться сильнее и быстрее, душу ликовать. Ноги сами готовы были пуститься в пляс. Глеб осознал, что это чувство, пока что ему неизведанное, нравится ему так сильно, что не хватает воздуха. Войдя в мастерскую, он первым делом подошёл к статуе. В полный человеческий рост, она стояла на невысоком постаменте. Притянув стремянку, Глеб взял в руки инструменты и поднялся на несколько ступеней. Коснувшись уже выточенных мраморных губ, скул, глаз, носа, Романов стукнулся лбом о каменный лоб, мучительно постанывая про себя. Огонь внизу живота разгорелся с такой силой, что потушить его мог только Шорки. Трель голофона нарушила уединение творца. Романов недовольно поморщился, посмотрел в мраморные глаза Карлу, поцеловал в каменные губы и, спустившись, направился к столу, где находился овальный аппарат. Продолжая сжимать в руках троянку и молоток, он нажал на кнопку. – Ещё раз здравствуйте, господин Романов, – недовольно отозвался Шакалин. Глеб включил проектор, и прозрачная картинка президента «Галактика-путь» вытянулась во весь его рост. – Здравствуйте, господин Шакалин, – отозвался Глеб, вытягивая из пачки сигарету. В его голосе тоже было недовольство, но сказывалось оно тем, что его оторвали от работы. Впрочем, творением он хотел заняться после того, как спустит жар, что скопился внизу живота. – Давайте поговорим о произошедшем инциденте. Вы понимаете, что случившееся не оправдывает Карла Шорки. Если вдруг прокуратура решит провести тщательное расследование, то она найдёт причину поломки допаппарата. – Проведите расследование в своих кругах, господин Шакалин, – отозвался Глеб, выпуская дым. – Неужели вы думаете, что Карл Шорки настолько глуп, чтобы принимать алкоголь перед перестартом? Задайте себе этот вопрос и попытайтесь ответить на него, только честно. Ни один гонщик не будет принимать запрещённые вещества до окончания сезона. А сезон только начался. Да и вообще, насколько мне известно, Карл Шорки не любит злоупотреблять алкоголем. – Зато вы любите. – И смысл мне его уничтожать? Я его спонсор. Я вложил в него деньги. И если он победит, а он может победить, вы это прекрасно знаете, то я получу от этого приличную сумму, больше клиентов и больше заказов. Знаете, я, возможно, стану его пожизненным спонсором. – Но обвинять в этом нашего пилота крайне неуважительно с вашей стороны. – Ваш пилот подражатель Карла Шорки, потому участие самого Карла Шорки на этих гонках было для вас крайне нежелательно. Если об этом прознает общественность, Стефана Брауна засмеют, а вам накидают шишек. – Теперь вы обвиняете нас? – Шакалин наглости Романова поражался с каждой секундой всё больше и больше. – Нет… – Вы забыли, что «Галактика-путь» - создатель этих гонок. И если я захочу, то завтра, нет, даже сейчас, они прекратят своё существование! – Я предлагаю вам взять дело об испорченном допаппарате, в свою очередь от себя обещаю, что, если надо будет, выступлю в качестве вашего свидетеля. Поддержу вас в любых опасениях. Шакалин задумался. Глеб предлагал очень хорошую сделку. В отличии от того же самого Шакалина, невзирая на то, что он владел такой огромной и достаточно прибыльной компанией, в обществе Глеб стоял выше его на ступень. Почему? Наверное, потому что он был человеком творческим, талантливым, амбициозным и довольно привлекательным мужчиной. Встань Шакалин рядом с Глебом под вывеской «Кто вам больше нравится?», и Романов явно стал бы победителем. Потому иметь такого союзника было бы очень даже неплохо. – Я согласен. Но завтра вы выступите перед СМИ и скажете, что не имеете к нашей компании претензий. – Согласен. Но ещё, господин Шакалин, – Глеб задавил бычок в пепельнице. – Поговорите со своим пилотом и напомните ему в очередной раз, кто на этом балагане музыку заказывает. Я ни в коем случае не угрожаю, но за Карла Шорки буду грызть всё, что плохо или же хорошо лежит. И мне абсолютно наплевать, кто это будет: Шолден, вы, мальчишка Кроту или Браун. Шакалин пригвоздил его взглядом, но согласно кивнул. – Хорошо. Желаю удачи, господин Романов. – И вам не хворать, господин Шакалин. Когда голограмма исчезла, Глеб несколько секунд смотрел в пустую точку, а потом глянул на пах. Стояк опал, но стоило подумать о Карле, как член вновь начал наливаться кровью. Запрокинув голову, он глубоко вдохнул полной грудью и направился в ванную, кинув инструменты на кресло.