Шахматы на выживание

И если я сойду в страну теней Боюсь, безумен буду я, не боле. Данте Алигьери, "Божественная комедия".

И все исчезло. Исчез звон, и клубящаяся тьма, и бледные стволы деревьев, и чёрное небо. Вокруг было тихо и по-летнему легко. Пригревало солнце, заливая жёлтым светом тропинку. Мэтью смотрел на это и пытался успокоиться. Сердце ещё учащенно билось, но дыхание уже становилось ровнее и глубже. Парень прищурился и приставил ладонь ко лбу козырьком, прикрывая глаза от слепящего солнечного света. Он видел, слышал и ощущал все вокруг, но душой ещё был там, на Четвёртой клетке, в чернильной тьме, а в голове отзвуками отдавался белый звон. Примерно такое же чувство испытываешь, когда проснёшься после кошмара, или дочитаешь затягивающую страшную книгу, или досмотришь ужастик. И вроде все вокруг как обычно, но внутри до сих пор бушует гроза. Тропинка вилась меж деревьев. С вышины доносилсь разноголосые крики птиц. Небо было как кусок голубой выцветшей ткани — ещё сохранившее яркость, но смотрящуюся уже как-то неестественно. Рядом со старым кленом копошились муравьи, сновали туда-сюда вокруг муравейника. Было тихо. По-природному тихо. Слышалось иногда щебетанье птиц, доносился откуда-то стрекот кузнечиков, журчал, переливаясь по камням, ручей. Пусто. Было пусто. Как будто все люди вымерли. И вместе с тем Мэтту казалось, что за ним кто-то наблюдает. Он вгляделся в лесную чащу, но никого не увидел, посмотрел по сторонам и обернулся назад. Там, за ручейком, — прозрачный, будто написанный акварелью лес, чуть подернутый пеленой тумана. Как будто картина за стеклом. Как будто обычный лес. Ничего особенного. Он уже хотел отвернуться и идти дальше, но что-то словно удержало его, он помедлил ещё секунду, и уже сделал было шаг назад, и... И на тропинке появился НЕКТО. Он был до ужаса похож на Уильямса, даже завитая прядка волос была такая же. НЕКТО был немного выше и шире в плечах, на которые была небрежно наброшена красная клетчатая рубашка. Под ней виднелась бывшая когда-то белой футболка, дополняли образ старые джинсы с дыркой чуть ниже колена и поношенные кеды. НЕКТО был бы похож на мальчишку, сбежавшего из дома, если бы не взрослое лицо с морщинками вокруг глаз и слегка нахмуренными бровями. Он стоял, скрестив руки на груди и хмуро глядя на Мэтта. — Так вот ты какой, Мэтью Уильямс... — протянул он. — Ну, чего ты уставился на меня? Давай, топай вперёд. И не забудь вернуть Ладье шаль. Мэтью пребывал в состоянии шока; он открыл было рот, чтобы спросить, кто такой НЕКТО и что он тут делает, но изображение вдруг исчезло, и теперь перед ним было зеркало. А напротив — отражение. Точнее... Напротив стоял Уильямс. Он был одет в домашние джинсы и чистую футболку, и выглядел совсем как обычно — для ТОГО мира — только в глазах как будто горел красноватый огонёк. — Я позабочусь о тебе ЗДЕСЬ, — сказал он. Его голос звучал хрипловато, но приглушенно, и чем-то напоминал шелест рыжих осенних листьев на ветру. — А ты уж постарался дойти до Восьмой Клетки, Мэтью Уильямс. Смотри, не подведи меня. Не успел Мэтью даже удивиться, как все исчезло. Перед глазами снова был пустой пейзаж. "Ладно... Хорошо... — он глубоко вдыхал воздух, пытаясь успокоиться. — КТО ЭТО, ЧЕРТ ПОДЕРИ?! Он, значит, теперь в МОЕМ мире? Вместо меня?! Ладно. Ладно... В конце концов, сейчас я ЗДЕСЬ, а что происходит ТАМ — не важно. По крайней мере, пока. Может, я вообще туда не вернусь..." — и тут Мэтью замер, внутри все похолодело, он даже испугался и поскорее отогнал эту мысль. А ведь она возникла сама собой, как будто всплыла откуда-то из глубины, где пряталась до поры до времени. Мэтью уже становится частью этого мира... или это мир становится частью Мэтта? Парень нехотя признался себе, что его уже почти не удивляют некоторые необъяснимые явления. И он почти не удивился, когда вдруг на дорожке перед ним из ниоткуда появилась девушка. Стройная, но не хрупкая, в длинном белом платье, в котором, должно быть, очень неудобно было гулять по лесу. Платинового цвета волосы были ужасно растрёпаны. А в руках она держала вилы. Грубые деревенские вилы, предназначенные для мужских рук. — Привет, — сказала она, сделав лёгкий реверанс. — О, а у тебя моя шаль. — Привет, — Мэтью протянул девушке шаль. — Ты — Белая Ладья? — Да, — она взяла её и попыталась приколоть булавками к платью, но ничего не получалось: ткань сминалась и выбивалась из-под пальцев, булавки кололи. — Давай помогу, — Мэтью аккуратно примял шаль и пришпилил её булавками к платью, а потом пригладил девушке волосы и заколол их заколками. — Ну вот, так-то лучше, — сказал он. Он почувствовал себя заботливым старшим братом, и вдруг вспомнил Альфреда, и ему стало немного тоскливо. — Спасибо, — поблагодарила девушка, мягко, как будто почувствовала его тоску и старалась утешить. У неё был необыкновенно красивый голос. — А ты тоже растрёпан. И выглядишь устало. Долго ходил по лесу? Мэтью попытался вспомнить. Долго, да, долго, бесконечно долго. "Целую вечность" — хотел сказать он. Он сказал: — Дня два, кажется. "Интересно, а Альфред заметит подмену? Хах. Интересно, он вообще меня заметит? То есть не меня, конечно, а моё отражение..." — Пойдём, — девушка коснулась его руки, предлагая следовать за ней. — Я живу недалеко. Тебе нужно отдохнуть. Кстати, я — Ольга. — Мэтью. Будем знакомы. Тебе не тяжело тащить эти вилы? Может, помочь? На лицо Ольги набежала едва заметная тень, но через миг девушка снова была беззаботной. — Не стоит, мне совсем не тяжело. Я всегда ношу их с собой. Они шли по тропинке, и все вокруг было как на картинах: залитый солнечным светом лес, жёлто-зелёная, уже начинающая подсыхать трава, стройные шершавые стволы деревьев и птичье щебетанье. Чистое высокое небо и прозрачный воздух. Через несколько минут они вышли к поляне, и их взглядам открылся небольшой белый домик с мезонином. — Ты здесь одна живёшь? — Да, — ответила Ольга, отворяя металлическую тёмно-коричневую дверь. — Проходи. Они вошли, и спустя некоторое время уже сидели в просторной гостиной. Ольга накормила своего гостя и дала ему чистую одежду, так что, сидя в удобном кресле в обществе приятной дамы, он чувствовал себя почти как в НОРМАЛЬНОМ мире. На стенах, покрытых тёмными деревянными панелями, в фоторамках висели карточки с цитатами. Мэтью пригляделся и различил на одной: "Quod est inferius est sicut id quod est superius". — Что это значит? — указав рукой, спросил он. — То, что находится внизу, аналогично тому, что находится вверху, — перевела Ольга. — Это из Изумрудной скрижали. Как верно сказано, правда? — Наверное... — и тут его осенило. — Погоди, это же... — он замолчал, глядя на Ольгу. — Да, — кивнула она. — Ты тоже заметил, как НАШ мир похож на ВАШ? Они как зеркальные отражения. С первого взгляда различий и не заметишь, а уж потом... — она замолчала. — Что потом? — Потом начинаются странности. Сначала одна, потом другая. Сначала не веришь, потом привыкаешь. Постепенно перестаешь удивляться, как будто так оно и должно быть. Хотя почему "как будто"? Ведь так и правда должно быть. Ведь это же Зазеркалье. — Нет, — Мэтью почувствовал неприятное волнение. — Неправильно ты говоришь. — Почему же? — Так не должно быть! Это неправильно! Неестественно. Неверно. Ложно. Неправильно! — он перечислял и перечислял синонимы, волнуясь всё больше. Потому что Ольга говорила правду. Говорила так, как будто сама сначала жила в НОРМАЛЬНОМ мире, а потом попала в это ЗАЗЕРКАЛЬЕ. И уже стала частью ЭТОГО мира. Мэтью боялся, что с ним будет то же самое. — Мне пора идти. Он чувствовал непонятную неприязнь и страх перед этой девушкой. Как будто она была неживой куклой с пустыми глазами, как в ужастиках. Как будто такими были все жители этого ЗАЗЕРКАЛЬЯ. Как будто из этого места не выбраться. Хотелось поскорее уйти. — Разве ты не хочешь отдохнуть? — удивлённо спросила девушка. — Нет. Спасибо. Мне надо идти. — Ну хорошо, — Ольга, казалось, чуть расстроилась. — Только я провожу тебя. Мэтью повёл плечом. Конечно, он был за все благодарен этой девушке, но все же хотел поскорее от неё избавиться. Но отказаться было бы невежливо. — Ладно. Они вышли из дома и снова направились вперёд по тропинке. Вроде бы ничего не изменилось: так же светило солнце, так же щебетали птицы и листья деревьев на ветру шуршали так же. И вместе с тем что-то как будто неуловимо поменялось. Все вокруг казалось декорациями, только слишком реальными, и вызывало отторжение. Мэтью вдруг увидел, что Ольга вяжет. На ходу. Шестью спицами. — Что... ты делаешь? — изумлённо спросил он. — Вяжу, — не поднимая головы, ответила девушка. — Кстати. Ты грести умеешь? — Умею... — растерянно протянул Уильямс, пытаясь найти связь. Ольга сунула ему в руки пару спиц. Он непонимающе оглядел их, как вдруг они удлинились, потяжелели и превратились в вёсла. Мэтью увидел, что они с Ольгой сидят в небольшой белой лодке, плывущей по узкой, но спокойной реке с крутыми берегами. — Какого дьявола? — ровным голосом спросил он. Ольга подняла на него глаза — наивные, серо-синие и невероятно красивые. Он почувствовал острый укол совести. — Прости. Прости за грубость, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. — Ничего страшного, — она устало улыбнулась. — Ты просто устал. Тебе нужно отдохнуть. — Мне бы найти объяснения всему, что здесь происходит, и было бы замечательно... — Просто поверь, что так и должно быть. Что это естественно. У каждого мира свои законы. Смирись с этим — и Зазеркалье примет тебя. — Этого-то я и боюсь... — пробормотал Мэтью. Девушка промолчала. Грести становилось все труднее. Вёсла, казалось, застревали в воде, и вытаскивать их было все сложнее и сложнее. Ольга вязала, ничего вокруг не замечая. Мэтью глянул на неё и обомлел: в её руках было двенадцать спиц! Она извлекла из-под сиденья лодки еще пару. Вдруг левое весло "застряло" в воде. Лодку медленно уносило течением вперёд, а конец весла торчал в воде, как в густом желе. Уильямс осторожно встал, сохраняя равновесие, взялся за него и потянул на себя. Лодку относило все дальше, весло не поддавалось. Вдруг оно выскользнуло из воды и ударило парня по лбу, он упал, лодка закачалась, пуская вокруг волны, Ольга вязала как ни в чем не бывало. Мэтью зажмурился — перед глазами плясали звёзды. Он почувствовал, что лодка перестала качаться, и открыл глаза. Он сидел на досчатом полу какого-то полутёмного помещения — спустя минуту он понял, что это магазин. Рядом валялась пара спиц. Он встал и увидел впереди неясный огонёк, кажется, от керосиновой лампы, да-да, точно, от керосиновой, и он пошёл на этот огонёк, и вспомнил, как однажды Альфред нашёл где-то керосиновую лампу, и они зажгли её, и был уже вечер, и было тёмно, и лампа тускло горела, и на неё слетелись мелкие мошки и мотыльки. Он глубоко вдохнул, как будто вынырнул из воды. Мягкий свет лампы покрывал лицо Ольги, сидящей за прилавком. Жёлтые отблески плясали на спицах. — Почему ты все время вяжешь? — спросил Мэтью. — Так надо, — невнятно ответила девушка, не поднимая головы. — Кому? Ольга посмотрела на него. В уголках её глаз заблестели слёзы. — Не знаю я! Так надо! Просто надо! Почему ты все время спрашиваешь?! — она заплакала, спрятав лицо в ладонях. — Прости... Пожалуйста, прости, я не хотел тебя обидеть. Девушка продолжала всхлипывать, но уже тише. — Я просто ничего не понимаю. Так хочется во всем разобраться. Ваш мир... непривычен для меня. Ольга вздохнула, отняла руки от лица и вытерла слёзы ладонями. — Тебе нужно просто поверить, что НАШ мир — нормальный. И тогда все будет хорошо. — Ладно, — Мэтью вздохнул. Он НИКОГДА по доброй воле не принял бы этот сумасшедший мир. Но он не любил плачущих девушек. — Я постараюсь привыкнуть к нему. Ольга сквозь слёзы улыбнулась. — Тебе пора дальше, — сказала она. — Да, конечно, я по... — Погоди, — девушка достала из прилавка небольшие старые настенные часы, чёрные, с позолоченными цифрами и слабо тикающими стрелками. — Посмотри на них, — сказала Ольга. Мэтью опустил взгляд на циферблат. Часы показывали половину четвёртого. Он почувствовал, как будто его окутывает невидимый туман. — На минуту закрой глаза, — как сквозь вату донесся голос Ольги. Мэтт закрыл глаза. А когда снова открыл их...