Куроко-но драбблы

киёхана, 460 слов, G Он проснулся от боли. Она проникала в мышцы, в кость, разламывала ногу изнутри. Не сильная, но постоянная, навязчивая, нудная, она казалась неизбывной. Вечной. Словно он никогда уже не сможет от нее избавиться. Он сел, сглатывая невольные слезы. С ними было совершенно невозможно бороться, они неизменно выступали — от боли, от бессилия перед ней. Часть ежеутреннего ритуала. Он положил руку на колено, начал медленно растирать. От тепла ладони и массажа боль немного поутихла, но он знал — стоит только встать, напрячь ногу — и она накинется вновь. Ладно. Нужно только добраться до кухни — там есть обезболивающая мазь, таблетки, потом он наложит бондаж, и станет легче. Почти что не больно. Он вышел из спальни, тяжело припадая на ногу. Впереди ждало препятствие — лестница, по которой надо было спуститься. Он поставил здоровую ногу на ступеньку, переставил больную на следующую. Сейчас предстояло перенести тяжесть тела на нее. Он зажмурился… — Давай помогу. — Отвали. — Макото… Теппей поднырнул под его руку, принимая на себя вес тела Макото. Немедленно стало легче. — Может, ты меня на руках еще будешь носить? — С удовольствием, — Теппей улыбнулся. — Мог бы и позвать, я бы все принес наверх. — Тогда ты не увидишь, как я страдаю, — буркнул Макото. Он слишком сильно висел на Теппее, но поделать ничего не мог — он малодушно не хотел еще боли. — Я не люблю смотреть, как ты страдаешь, — просто ответил Теппей. Вместе они спустились на первый этаж. На кухне Теппей усадил его на стул, а сам достал из аптечки мазь и коленный бондаж. — Я сам могу, — проговорил Макото. У него не было сил даже сердиться; еще он знал, что все слова бесполезны. Теппей всегда сделает так, как считает нужным. — У меня большой опыт, — Теппей присел перед ним на корточки, задрал штанину пижамы. Руки у него были большие, шершавые и теплые, и Макото даже глаза прикрыл от удовольствия, пока Теппей наглаживал его колено, нанося мазь, медленно, ласково, нежно, будто занимался любовью. — Легче? Макото медленно кивнул. Ему и правда было легче. Удивительным образом и на душе тоже. Теппей смотрел на него снизу вверх, так внимательно, как будто надеялся прочитать по лицу Макото все его мысли. Потом вдруг улыбнулся, широко и дурашливо, словно ему по-прежнему было шестнадцать лет. — А ведь я просил тебя быть осторожнее. — Попробовал бы ты быть осторожнее, — сердито ответил Макото. — Вся лестница в офисе — голый скользкий мрамор. У нас одна девчонка два этажа летела. Я легко отделался. — Это потому что ты не носишь каблуков, — ласково сказал Теппей. — Это всего лишь ушиб, Макото. Это скоро пройдет. Это не ушиб, едва не ответил ему на это Макото. Это карма. Это ответ жизни на зло, которое я тебе причинил. Но ты простил меня, и карма это учла. Ответ был легким. Всего лишь ушиб. Скоро пройдет. А ты хромаешь до сих пор. А может быть, никакой кармы нет, и все дело действительно в том, что он не носит каблуков.