Свидание в Аду

Ад опустел. Последний постоялец, которого она провожает — её собственный сын — делится слухами, будто бы владыка сновидений собрался перевернуть всю преисподнюю, лишь бы отыскать былую возлюбленную и вымолить у неё прощение. Мать в качестве напутствия советует ему меньше верить сплетням и целует на прощание. Нада больше не навещала её маленький уютный Бедлам. Ни до, ни после того, как стали приходить приказы о выписке даже самых давних и забытых пациентов. Но вскоре заканчиваются и они, и редкие посетители, и Нахема остаётся одна. Заброшенная приёмная "Райских садов" больше обычного зарастает паутиной под потолками и плесенью на отсыревших стенах. Цветы в горшках вянут, и маленькие черепа крошатся вместе с сухими лепестками. Побитая молью оленья голова, впав в меланхолию, уже не пытается простестовать, когда её рога используют вместо вешалки, и лишь изредка чихает от пыли. Старое радио больше не ловит ни одну волну. А без фирменных пирогов Тифозной Мэри и шуток швейцара становится и вовсе тоскливо. Но пока хозяйка здесь, она не может допустить закрытия. Она вновь протирает бокалы, переодевается в вечернее платье, зажигает свечи и ждёт. Зная, что теперь каждый шанс может быть последним, она открывает потайной ящик в письменном столе и достаёт бутылку абсента. — Ну, здравствуй, Зелёная Фея... — улыбается Нахема, открывая пробку. — Доброго дня и вам, — отвечают за её спиной. Та оборачивается и видит в кресле для посетителей мужчину в изумрудном костюме-тройке. Её улыбка становится шире и лукавее. — ...Я думала, ты появляешься не раньше второй рюмки. — Я прихожу тогда, когда нужно. Полагаю, ответственность за это заведение несёте вы, Наоми Уокер? — Верно. А вы, стало быть... — Джеймс Корриган. Можно просто Джим, — представляется тот. — И Азтар, более известный как Спектр. Можно просто Меч Гнева Господня. — Рада видеть вас обоих. Что ж, раз мы так скоро ушли от бесполезных официальностей, то, может, присоединитесь? — На работе обычно воздерживаюсь, но не могу представить себе человека — ни живого, ни мёртвого — который отказался бы от "Перно" 1850 года , когда абсент был таким, каким должен быть, — отвечает незваный гость, и щелчком пальцев поджигает кубик сахара на ажурной ложке прежде, чем Нахема успевает поднести фитиль. Пустой зал наполняется горечью полыни, греха и безумия. Пламя отблеском отражается в странных зрачках. — Ад пуст. До Страшного Суда или навсегда, не столь важно, — вдруг говорит Корриган совсем другим голосом, холодным и тяжёлым, словно лязг оков. — Я послан лично вывести из него твою душу, раз ты отказываешься уходить сама. Ты прощена. Уже давно. И свободна покинуть его — переродиться, уйти в запредельные сферы вечного блаженства или отправиться странствовать по вселенным, как и виновник твоего падения. Но с ним тебе встретиться не суждено, ибо наказание его — иное, а путь — одинок и проклят. — Благодарю, но я предпочту остаться здесь, — равнодушно отвечает она, пригубив пьянящее зелье. — Я обещала ждать его. К тому же, без меня тут всё окончательно развалится. — Падшая женщина, полная гордыни и упрямства! — от громового восклицания разгневанного духа возмездия содрогаются ветхие стены и падают с полок пыльные статуэтки. — Это не предложение, а приказ высшей воли! — Если побьёшь мою коллекцию фарфоровых кошечек, дорогой, выставлю на имя этой высшей воли нехилый счёт. На самом деле Нахема прекрасно понимает, с кем имеет дело. Она помнит рассказ Нады о королевстве, в мгновение ока сметённом с лица земли огненной бурей. Она знает истории о семи египетских казнях и двух приговорённых городах. Она не забыла и того, кто, подобно урагану, разорвал её объятия с любовником и вверг их в бездну преисподней, пылая беспощадной яростью и, как ей показалось, отчасти завистью и ревностью... Но неистовство грозной и неотвратимой силы, едва достигнув пика, утихает. Корриган шепчет: — Простите вспыльчивость моего альтер-эго. Но вы же сами понимаете... Мы не имеем права уйти ни с чем. — Не беспокойтесь, — как ни в чём не бывало, продолжает кокетливо улыбаться Нахема. — С пустыми руками я вас точно не отпущу. Вскоре посетитель оказывается за дверью. С начатой бутылкой абсента. — Она сама выбрала Ад. Да будет так, — заключает в его мыслях Спектр. — Пока в нём есть хоть одна душа... пока он есть хоть в одной душе... он продолжит существовать. А значит, останется неизбежным возмездие. — Я обожаю свою работу... — вздыхает Джим вслух. Вестник искупления — ещё более неблагодарная роль, чем вершитель суда.