Холодное тело, железное сердце

— Останься, — проговорил Киёши. Он держал Ханамию за запястье — несильно, не сжимая, просто удерживая на месте. Несколько секунд Ханамия ничего не говорил, просто смотрел на Киёши, созерцая, как солнечные лучи ползут по его лицу — вполне живому, сонному, улыбающемуся. — Я вернусь, — наконец сказал Ханамия. — Мне нужно только кое-что забрать. Киёши нахмурился и сел. — Я пойду с тобой, — произнес он. — Или мы вообще можем там остаться вдвоем, что скажешь? Ханамия мотнул головой. — Нет уж, вокруг тебя начнется слишком много плясок. Что ты такое, почему ты такой… — Я не хочу, чтобы ты уходил один, — проговорил Киёши, прижимаясь лбом к его руке. Ханамия закатил глаза. — Я четыре с лихуем месяца нормально справляюсь с этим гребаным апокалипсисом. Я вернусь. Но окей, не вернусь до вечера — приходи за мной. Киёши улыбнулся, глядя на него снизу вверх, потом поднялся на ноги — и теперь уже Ханамии пришлось задрать голову. — Хорошо, Макото. Я тебе доверяю. Ханамия закатил глаза. — Ты пафосный придурок. Киёши проводил его до калитки. Ханамия ушел быстро, не оглядываясь, но он и так знал, что тот стоит и смотрит ему вслед. Очень хотелось пробежаться, что Ханамия и сделал. Он подозревал, что лицо у него сейчас неприлично довольное, но в кои-то веки ему было все равно. Наконец-то у него в жизни все было так, как он хотел. Мир, который его устраивал, и Киёши. Обратная дорога оказалась изрядно короче, чем накануне — все-таки Киёши изрядно попетлял. На мгновение Ханамия задумался, а не пройти ли ему мимо того магазина, но потом он отказался от этой идеи. Если Имаёши стал зомби, то его, скорее всего, там уже нет. А если Киёши ошибся, и его все-таки растерзали, то и вовсе незачем на это смотреть. До клиники оставалось квартала три, когда Ханамия услышал шаги. В городе, лишенном своих привычных шумов, подобные звуки разносились очень хорошо, и Ханамия замер, прислушиваясь. Это определенно человеческие шаги — живые, быстрые, человек шел по перпендикулярной улице навстречу Ханамии. Ханамия вскинул пистолет — как раз в тот момент, когда из-за поворота показался Имаёши. Ханамия открыл рот и едва не выронил оружие. — Ханамия! — воскликнул Имаёши и улыбнулся — знакомой, привычной широкой улыбкой, сощурив глаза. — Неужели ты ищешь меня? Черт возьми, это так трогательно! Я знал, что что-то для тебя значу! — Семпай… — выдавил из себя Ханамия. В голове творилась совершенная путаница. Ведь он же видел, как Имаёши укусили. И Киёши сказал, что тот теперь зомби, а Киёши с ними онлайн, так сказать. Да что там, достаточно было посмотреть на залитую кровью одежду Имаёши! Тот между тем подошел ближе, улыбаясь, — и вдруг с силой втянул ноздрями воздух, а потом стремительно шагнул вплотную к Ханамии и провел носом вдоль его шеи. Ханамия шарахнулся назад. — Ты охуел?! — А ты действительно обалденно пахнешь, — проговорил Имаёши с некоторым удивлением. — Значит, я правильно догадался. — Семпай, — осторожно проговорил Ханамия, отступая еще на шаг. — Что за херь? Я видел, как тебя покусали. Ты же должен был стать зомби! — Ну да! — кивнул Имаёши, глядя на него. — Все верно. Я зомби. Ханамия открыл рот, но не смог ничего сказать. Имаёши, глядя на это, тяжело вздохнул. — Ты действительно тупишь, Ханамия. Но это не твоя вина. Скажи мне, пожалуйста, тебя самого зомби кусали? — Ну да, — медленно проговорил Ханамия. — В самом начале… — И ты не удивился, что не стал зомби? Ханамия пожал плечами. — Я тогда думал, что это вирус или что-то в этом духе. И как всякий вирус, поражает не всех. Имаёши хмыкнул. — Ну, в общем, да, логичный вывод. Не стал зомби — чего жаловаться? Хочешь секрет, Ханамия? — Семпай, — раздраженно проговорил Ханамия. — Или говори сразу, или заткнись. Мы, между прочим, в городе, полном зомбаков. — А они нам не страшны, — спокойно ответил Имаёши. — Я же говорю, я — зомби. И ты тоже. — Ты бредишь, — проговорил Ханамия после паузы. Имаёши вздохнул. — Милый мой, ну дай себе труд подумать! Это не вирус, это паразит, и при контакте слюны зомби с твоей кровью ты обязательно должен был заразиться. А теперь вспомни — после того случая хотя бы один зомби пытался тебя укусить? Когда ты вошел в этот магазин, они же были там — и на тебя они даже не обратили внимания. Все досталось мне, — Имаёши потер шею. — Между прочим, это было довольно неприятно. — Хорошо, — кивнул Ханамия. — Предположим. Но мы же не похожи на обычных зомби! — Да, — светло улыбнулся Имаёши. — Так же, как и Киёши Теппей. — Подожди, — Ханамия нахмурился, — ты считаешь, это все из-за него? У него какой-то иммунитет от этого твоего паразита, он передал его мне… а ты-то тут причем? — Да нет, Ханамия, — вздохнул Имаёши. — Все не из-за него, все из-за тебя. Сейчас, например, я очень хочу отъесть от тебя кусок. Не подсадить что-то в тебя, как хотят обычные зомби, а поесть тебя. Кровь бы тоже подошла. Ну, или, — он рассмеялся, — какая-нибудь другая жидкость из твоего организма. Что-то содержится в твоем теле, что помогает не становиться зомби. Прости за нескромный вопрос, — Имаёши изобразил смущенную улыбку, — в тот раз, накануне апокалипсиса, когда вы с Киёши… эмнэээ… занимались любовью, он тебе минет делал? Ханамия смотрел на Имаёши в упор. У него было странное чувство — будто внутри что-то рушится, но почему — он пока не понимал. — С минета и начал, — проговорил он тяжело. — Хочешь сказать, он подхватил иммунитет от меня? Но ты-то мне минет не делал, насколько я помню, — и криво улыбнулся. — Я пил твой энергетик, — просто ответил Имаёши. Несколько мгновений Ханамия смотрел на него молча. Потом картинка сложилась. — Я создал противоядие от зомбификации. — Верно, — легко согласился Имаёши. — Я пока не понимаю, как действует эта штука — то ли ослабляет паразита, то ли блокирует его влияние, но совершенно точно не убивает. Он по-прежнему живет внутри, и если перестать употреблять твою наркоту, то, скорее всего, скатишься в состояние обычного зомби. Но концентрацию ты, видимо, хорошую сделал, если Киёши хватило на четыре месяца, причем он даже не напрямую дозу получил. — Через сперму, — кивнул Ханамия. Ему казалось, будто кровь отливает от рук и ног. Очевидно, от лица тоже, потому что Имаёши вдруг спросил, глядя на него озабоченно: — Ты в порядке? — Да, — ответил Ханамия. — Ладно, — согласился Имаёши. — Тогда пойдем, — он снова заулыбался. — У тебя сейчас будет полно работы. Неизвестно, конечно, как подействует твоя трава на тех, кто уже зомбифицирован, но попробовать-то можно. Кстати, будет лучше, если ты дашь мне формулу, вдвоем мы больше наработаем… Его голос звучал где-то на периферии, не достигая сознания. Ханамия смотрел на дорогу — сквозь асфальт уже начали пробиваться растения, взламывая покрытие. Битое стекло, обломки зданий — все скоро исчезнет, когда Токио окончательно обезлюдеет. Сначала Токио, потом — весь мир. Потому что спасать его Ханамия не будет. В гробу он все это видел. Любовь, блядь. Как он там говорил, когда ты рядом — я становлюсь живым? Несчастный зомби-наркоман. А ты, Ханамия Макото, никак рассчитывал на сказочку о великой любви? Поверил, идиот? Он не очень помнил, как дошли до клиники. Вакамацу был так счастлив, что, кажется, готов был расцеловать и Имаёши, и даже Ханамию. Он рассказал, периодически сбиваясь на ругань, как в какой-то момент он не выдержал, освободил Митобе с Коганеем и Такао, и они решили идти по следам охотников и Имаёши с Ханамией, и уже практически вышли за территорию больницы, когда появился Киёши, и первое, что он сказал, было — возьмите машину. Они оставили Такао и Коганея охранять вход и поехали втроем, и вытащили охотников, а про Имаёши сказали, что он стал зомби — а он, Вакамацу, так и знал, что этого не может быть, потому что Имаёши-сан никогда не позволил бы себе так глупо пропасть, — а потом Киёши с Ханамией исчезли, и Вакамацу решил, что надо вернуться в клинику, а днем уже разобраться, что куда, но вот он день, и они сами пришли, но только вот, Ханамия, а где же Киёши? Этого Ханамия не вынес. Он развернулся и пошел прочь, в свою лабораторию. Имаёши что-то крикнул ему вслед, но Ханамия этого уже не услышал. В лаборатории он сгреб все свои запасы энергетика, скинул в сумку, туда же забросил пару запасных обойм. И направился к выходу. Никто не попытался его задержать, всем были слишком заняты чудесно спасшимся Имаёши. За него Ханамия не переживал — семпай вчера жахнул целую пробирку, как-нибудь протянет, а потом Ханамия вернется и сделает еще. Хотя, если так подумать, на кой хер ему возвращаться? Зачем ему вообще что бы то ни было? Забить на все, забить на долбаный энергетик, стухнуть, стать таким же зомби, как тысячи других… Чем, в сущности, живые от них отличаются? Сильно ли осмысленнее было их существование до конца света? Он шел по мертвому городу. Иногда он видел зомби — пошатываясь, они брели без цели и смысла и совершенно его не замечали. Что, интересно, с ними со всеми станет, когда в мире не останется ни одного живого? Нивелируется инстинкт размножения, и они так и будут болтаться, пока не рассыплются прахом? Нет, он все-таки вернется в клинику и наделает для Имаёши запас энергетика. Формулу не отдаст — семпай ведь немедленно кинется спасать мир. В чем-то он такой же пафосный придурок, как Киёши и вообще все эти дебилы, которых зовут хорошими людьми. Но он, Ханамия Макото, не хороший человек. Он не станет геройствовать. Если семпай сможет вычленить формулу сам — честь ему и хвала. Можно было бы, конечно, прицепить Имаёши к себе, пусть бы зависел от милости Ханамии… Но нет, он будет великодушен. Это же так здорово — быть великодушным. И превращать людей в своих должников. А Киёши он отдаст дурь, которую тот так жаждет, и пусть валит на все четыре стороны. Ханамия остановился, когда понял, что странные скрипящие звуки, складывающиеся в смутно знакомую мелодию, ему не мерещатся. Он стоял в нескольких шагах от ограды дома Киёши, а сам хозяин сидел на крыльце и играл на губной гармошке. На нем больше не было лохмотьев, он был одет в юкату длиной до середины икры и в таком виде выглядел почему-то еще больше и массивнее. А еще он выглядел стопроцентно живым. Ханамия отворил калитку и пошел к дому, и чем ближе он подходил, тем медленнее становился его шаг. Киёши же оторвался от своей губной гармошки, вскинул голову и улыбнулся. — Ты вернулся, — произнес он, поднимаясь на ноги и делая шаг навстречу Ханамии. Он отчаянно хромал, и когда полы юкаты распахнулись, стало очевидно, что сломанная нога срослась неправильно. — Сядь, — проговорил Ханамия. Он заприметил биту неподалеку от крыльца — очевидно, одна из тех, которой Киёши и его соседи отбивались от зомби. Сбросил на крыльцо сумку, отошел в сторону, поднял биту. — Макото? — осторожно позвал Киёши. Вместо ответа Ханамия размахнулся и с силой ударил его битой по ноге. Очевидно, Киёши оказался к этому совершенно не готов, что лишний раз подтверждало, какой он тупой доверчивый идиот. Он даже не попытался увернуться, зато заорал так, что Ханамия от удивления выронил биту. — О, так ты чувствуешь боль, — проговорил он. В ушах звенело — то ли от крика Киёши, то ли… — У тебя нога неправильно срослась, — сказал Ханамия. Киёши смотрел на него с детской обидой в глазах, губы у него были серые, и от этого зрелища что-то ворочалось внутри, что-то отвратительно болезненное. — Сейчас вправлю и наложу шину, и все будет нормально. — Мог бы и предупредить, — просипел Киёши. — Ну прости. Он сделал шину из двух реек от седзи и бинта, найденного в аптечке. Какое-то время Киёши, конечно, придется передвигаться с костылем, но наверняка у него они все еще хранятся где-нибудь в кладовке. Все то время, пока он возился, Киёши не сводил с него взгляда, а когда Ханамия закончил, спросил: — Что происходит, Макото? Вместо ответа Ханамия перевернул сумку, высыпая на крыльцо пробирки с энергетиком. Их было под сотню штук, никак не меньше. — Это то, что тебе нужно. Много не употребляй, думаю, на пару недель одной пробирки хватит, на одну так уж точно. — Я не понимаю, — проговорил Киёши. Протянул руку, взял пробирку, вскрыл ее — и ноздри его дрогнули. — Оно пахнет тобой. Ханамия оскалился. — Нет, мой скудоумный друг, все наоборот — я пахну этой дрянью. Это то, что ты получил из моей спермы, когда мы в первый раз перепихнулись. Оно помешало тебе стать полноценным зомби. Я предлагаю тебе впредь обходиться без посредника, — и он улыбнулся. Несколько мгновений Киёши смотрел на пробирку. Потом закрыл ее и отложил в сторону. И поднял на Ханамию темный взгляд. — Зачем ты мне это принес? Ханамия пожал плечами. — Чтобы ты больше не ходил за мной, как приклеенный. Это, знаешь ли, бесит. А себе я еще сделаю. — Макото… — проговорил Киёши и попытался подняться на ноги, протягивая к нему руки. Ханамия шагнул назад. — Хватит, — проговорил он, чувствуя, как кривится рот. Он не мог держать лицо, внутри будто что-то ломалось, и от этого чувства хотелось кричать, хотелось ударить Киёши, хотелось разодрать ему грудь и вырвать сердце. Сломанной ноги было недостаточно. Слишком малая плата. — Тебе нужна эта дрянь. Это все, что тебе от меня нужно. — Макото, останься. Останься. С этого все и началось. — Пошел. Ты. На хуй, — проговорил Ханамия четко и раздельно. — Забирай энергетик — и чтобы я больше тебя никогда не видел. Развернулся и стремительно понесся к выходу. Киёши, кажется, что-то крикнул ему вслед, но Ханамия не услышал его. Не хотел слышать. Хватит. Ложь. Вранье. Ебаная биохимия. Наркомания. Не больше. Потому что больше — не бывает.