***
— Так я слышал, что ты отличный механик. Ты с любыми машинами работаешь? — спрашивает Баки спустя несколько минут, когда оба сидят и пьют кофе. — Работал, — односложно отвечает Тони. Баки принимает это. Он понимает. Он знает. Лучше, чем кто-либо. — Я не виню тебя, — неожиданно он говорит, заставляя молодого человека посмотреть на него поверх кружки. — Не винишь меня за что? — сухо спрашивает Тони, его голос низкий и опасный. — За то, что не доверяешь нам. За то, что злишься. Ты имеешь полное право послать нас всех. — Ты прав. Я это знаю. И я не доверяю им. Но, честно говоря, у меня нет причин не доверять тебе. Я имею в виду, ты убил мою маму, и за это я хочу вспороть тебе горло и наблюдать, как ты захлёбываешься своей кровью. — Но ты никогда не врал мне. Ты никогда не должен был быть преданным мне. Единственное, что у меня есть против тебя, Барнс, — то, что ты сделал с моей матерью. Баки кивает, он понимает это, знает, что заслуживает этого: «Я знаю, что ничего не изменить. Я знаю, что не могу компенсировать всё, что сделал, но я хочу, чтобы ты знал: ты не должен прощать меня. Чёрт, да я вообще не жду этого. Если эти слова чего-то стоят, мне жаль. Мне очень жаль, что я сделал с твоей матерью. Мне жаль, что я сделал с твоим отцом. Прости за то, что я сделал с тобой…» Тони смотрит на него в течение длительного молчания, прежде чем ответить: «Ты прав. Это ничего не меняет, — на этом он поднимается, опускает пустую чашку в раковину и идёт к выходу из кухни. — Но всё равно спасибо», — тихо говорит он, прежде чем снова продолжит идти к лифту и подняться на свой этаж.***
— Я уже начал беспокоиться о тебе, — шепчет ласковый голос с акцентом, когда Тони выходит из лифта. Он слегка улыбается, замечая фигуру своего брата: «Я могу позаботиться о себе, Пьетро». Пьетро возвращает улыбку, прежде чем протянуть чашку дымящегося кофе из магазина вниз по улице: «Знал, что кончился, так что решил пойти и прихватить чашку для тебя». Улыбка Тони становится шире, когда он выхватывает напиток из рук, его глаза сияют счастьем. — Мне? Ты не должен был, — говорит он, прежде чем сделать три обжигающих глотка. Он, наверное, обжёгся бы, если бы не испытывал раньше боль постоянно. — Но знаешь, мне нужно на двенадцать кружек больше, чтобы начать получать кайф. Эта чёртова сыворотка и правда изменила меня. И не в лучшую сторону. Ртуть грустно вздыхает, прежде чем ускориться и встать перед ним. — Это не должно было случиться с тобой. Но если бы не это, то у меня никогда бы не было младшего брата, — говорит Пьетро, втягивая Тони в нежные объятия. — Ты знаешь, я старше тебя на двадцать лет. Пьетро смеётся, его руки крепче сжимаются вокруг Тони: «Ох, нет, Антошка, тебе всего лишь девять месяцев. Что делает меня старше на двадцать шесть лет». Тот думает об этом мгновение. Если рассуждать технически, то всё это правда. Его возраст, может быть, сорок шесть, его телу, возможно, почти двадцать четыре, но в действительности он лишь младенец. Тони Старк умер, был убит, и из его праха родилось новое существо. Тони ушёл, теперь Оружие Х1 было уничтожено, всё, что осталось, — Антон. — Я полагаю, что ты прав, — говорит Тони, когда они отодвигаются, — но я клянусь: если ты попытаешься кормить меня с бутылочки, то я пойду по пути Никлауса Майклсона и вырву тебе сердце. — Я думал, что это Элайджа делает все эти штуки с вырыванием сердец, — комментирует Пьетро. — Детали, Пьетро, детали. Суть в том, что я воспользуюсь страничкой из руководства Майклсонов. Пьетро просто смеётся, следуя за Тони к дивану напротив телевизора: «На чём мы остановились?» — Хм-м. Клаус вернул Хоуп домой, а Джексон всё пытается приблизиться к обращённому отцу. Задница. — Точно-точно. И ты называл Хейли сучкой за её отношение к Клаусу и пренебрежение чувствами Элайджи», — говорит Пьетро со смешком. Его всегда забавляет, как Тони втягивается в этот сериал. Это делает его более человечным, чем он знает, что мужчина чувствует. — Пьетро. Она трахается с ним, а потом делает вид, что ничего не произошло! И она обходится с мужчинами Майклсонами, как с носовыми платками! Клаус может быть психопатом в лучшие времена, но использовать Хоуп против него — это поступок сучки. И взять Элайджу. Она использует его чувства к ней против него. Она мне не нравится! — выдаёт тираду молодой мужчина. — Не каждый чувствует то же самое, — вмешивается Ртуть, очевидно, подтрунивая над гением. — Ну, эти люди — идиоты. Клаус может быть сумасшедшим, но это только потому, что у него слишком много эмоций и нет никого, как он думает, кому можно доверить их! Святые угодники… Он это я! Ну если бы я был убийцей-психопатом. Я имею в виду: проблемы с папой, предательство, проблемы с доверием — мы могли бы быть родственными душами! — восклицает Тони. Пьетро просто улыбается, прежде чем обнять брата: «Ну ты псих сейчас. И убийца. Скольким людям ты угрожал жестокой смертью до сих пор?» Тони отводит взгляд, притворяясь невинным: «Понятия не имею, о чём ты говоришь». Пьетро широко ухмыляется: «Позволь напомнить тебе. Хм-м, давай-ка посмотрим. Ты сказал доставщику, что вырвешь ему печень, если пицца будет холодной, ты сказал Роуди, что откусишь ему руку, если он снова попытается взять твой Скиттлс, ты сказал Роджерсу, что вырвешь ему глотку и будешь смотреть, как он лежит на полу и захлёбывается собственной кровью. После чего перейдёшь к расчленению его тела его идиотским патриотическим символом лжи и обмана, прежде чем раздать его останки группе голодающих каннибалов, если он когда-нибудь снова появится возле твоего пентхауса. Это было довольно креативно и жестоко. Ещё ты сказал Уилсону, что если он снова попытается защитить тупые поступки Роджерса, то ты жестоко убьёшь его и всех, с кем он когда-либо общался. Я уверен, что это у тебя от Клауса». Тони молчит долгое время, прежде чем, наконец, повернуться и посмотреть на друга: «Блядь… Неужели я стал настолько жестоким?» — О да, — раздаётся сразу два голоса в ответ. Тони поворачивает голову и усмехается, когда видит Роуди, стоящего там и выглядящего помятым, словно только что проснулся. — Сладкий Медвежонок! Что ты тут делаешь? Роуди фыркает в тихом смешке, подходя и занимая место по другую сторону Тони. — Слышал, что ты тут защищаешь своего героя. Подумал, что могу прийти и присоединиться к вечеринке. Тони смеётся, когда Роуди ерошит его волосы и обхватывает его: «Так мы смотрим следующую серию или что?» — Да! — ободряется Тони, прежде чем просит Джарвиса запустить следующую серию Первородных. — Конечно, сэр.***
Он не уверен, как и даже когда это произошло, но после трёх недель Тони начал замечать, что это продолжается. Каждую ночь примерно в два часа Тони и Барнс встречались на общей кухне. В первый раз это случилось, потому что эксцентричному гению серьёзно недоставало кофеина. Во второй из-за того, что Пьетро съел последнюю коробку его мороженого с ванильным вкусом, и Тони нужно было исправить это, пока он не убил кого-нибудь. Желательно одного конкретного заковианца, который не знает, что значит «под запретом». После это стало традицией. Тони просыпался или вообще не ложился спать и спускался на кухню команды, где, казалось, всегда ждёт Барнс. Они делили по чашке кофе, иногда обменивались парой слов, а после уходили каждый своей дорогой. На второй день четвёртой недели Тони решает нарушить их традицию. В два часа после полуночи на второй день четвёртой недели Барнс получает от Джарвиса сообщение с просьбой о его присутствии в лаборатории Тони. С опаской солдат идёт к лифту, нервно переминаясь с ноги на ногу, когда двери закрываются и он начинает спускаться. Баки ждёт около минуты после того, как двери наконец открываются, и единственной мотивацией выйти служат слова Джарвиса, что ему не составит труда выпустить в лифте токсичный нервно-паралитический газ, если сержант не выйдет сам. Это тот стимул, в котором он нуждается. — Долго же ты, — приветствует Тони, когда сержант наконец входит в его мастерскую. Баки в изумлении оглядывается вокруг, тут так много вещей, которых он никогда прежде не видел. Это место выглядит как нечто из тех книг с фантастикой, которые он читал в детстве. — Это так здорово, — говорит Баки в изумлении, его серо-голубые глаза светятся ребяческим удивлением. Тони не может удержать подёргивание губ при виде этого. Не так много людей когда-либо действительно оценивали то, что он создал: «Итак, я показал тебе своё. Теперь ты мне покажешь своё». Баки прекращает оглядываться, чтобы посмотреть на гения: «Моё?» — Не валяй дурака, Барнс. Это, возможно, работает с Роджерсом, но не со мной. Твоя рука. Я заметил однажды утром, что она вяло реагирует. Я требую, чтобы ты дал мне поработать над ней, — говорит ему Тони, упрямо клацая челюстью, пока смотрит на солдата. Баки в тормознутости приподнимает брови. Это что-то новенькое — то, что с ним не нежничают. И потом, Тони и он имеют не так много различий теперь, так? Будто ощущая чужие мысли, Тони отвечает на тишину: «Да ладно, Барнс. Ты и я — два сапога пара. Кроме того, ты мне должен». Баки тихо усмехается, прежде чем ответить: «Шантажируешь меня, Старк? Быстро учишься». — Приходится, — беспечно говорит Тони, притягивая стул и принуждая Баки тем самым сесть. Нечто похожее на острое жало пронзает грудь Баки при одной мысли. Он не должен был познать это. Он не должен был узнать все эти вещи. Он может быть дерзким, громким и даже наглым порой, но Старк всегда был честным человеком. Это трагедия, что он потерял в себе что-то, в чём многие люди испытывают недостаток эти дни. Баки садится на стул и смотрит на Старка для дальнейших указаний. — Ладно, Барнс. Раздевайся, — говорит тот внезапно, его руки скрещены на груди, пока он смотрит сверху-вниз на сержанта. — Прости? — заикается Баки, румянец расползается по его лицу. — Твоя рубашка. Блин, Барнс. Ты извращенец, — огрызается Тони, небольшое веселье, звучащее в его голосе, смягчает удар. Баки прочищает горло, слегка смущаясь, прежде чем стянуть рубашку: «Знаешь, если мы собираемся близко общаться, ты должен, вероятно, использовать моё имя». — Ни при каких обстоятельствах я не собираюсь называть тебя «Баки». Это полная деревенщина, — говорит Тони, ухмылка появляется на его губах. — У меня есть ещё одно имя, если ты не знал, — с небольшим смешком отвечает Баки. — Ну ладно. Я буду звать тебя Dzheyms, — говорит ему Тони. Баки ошеломлён русским акцентом в словах Старка. Это посылает невольную дрожь вниз по его позвоночнику. — Ты в порядке? — спрашивает Тони, акцент в его голосе пропадает. — Д-да… Просто… Воспоминания, — заикается Баки, его голубые глаза становятся отстранёнными. Уютное подшучивание между ними исчезает, оставляя Баки нервничать и чувствовать себя в напряжении. — Расслабься, Барнс. Я только проверю твою руку. Если тебе некомфортно, мы можем остановиться. Это всё-таки твоя проблема, не моя. Баки глубоко вдыхает, прежде чем выдохнуть. Он знает, что слишком бурно среагировал, но этот акцент вернул слишком много воспоминаний. — Нет-нет, Всё хорошо, — говорит он, кладя левую руку на рабочий стол рядом с ним. — Ну ладно. Тогда начнём.***
Весь процесс занимает около двух часов, Тони находит гораздо больше неисправностей, чем предполагал. Он не хочет оскорбить короля Ваканды, но Т’Чалла ничего не понимал в том, что Тони мог бы создать. — Снаружи блестящий. Корпус гладкий и ровный, обеспечивающий безупречную подвижность суставов без защемления или застревания. Тут проблема внутренней работы. Все провода перепутаны, и потому случаются сбои. Они неправильно подсоединены к твоей нервной системе, поэтому рука не работает так, как должна, — объясняет Тони. — Ты можешь исправить это? — спрашивает Баки, смотря на открытые панели. — Уже сделал, — отвечает Тони, прежде чем закрывает панели на руке, уверенно ухмыляясь мужчине. — Спасибо тебе. Ты не должен был этого делать, — искренне говорит Барнс. — Я знаю. Я сделал, потому что хотел сделать, — усмехается Тони, его карие глаза сияют озорством и удовлетворением. — И всё ещё хочу.