Ловушка

      Когда Флосс оказался на борту флагманского корабля и предстал перед своим командиром, сразу невольно вспомнил слова Антиллеса о том, что за нарушение приказа никто его по головке не погладит. Капитан Малтос отвёл Тайрона подальше от посторонних глаз и орал на него минут двадцать, отчитывая как мальчишку. В вину лейтенанту поставили и излишнюю самоуверенность, когда он помчался за вражеским пилотом и попал в бурю, и потерю истребителя, который так и остался на планете, засыпанный песком почти по самую верхушку, и нарушение приказа непосредственного командира. И если потеря истребителя действительно была на его совести, то дальнейшие слова насчёт нарушения приказа показались Тайрону крайне несправедливыми, ведь только благодаря этой вольности они смогли заполучить Веджа Антиллеса. Пилот не выдержал и огрызнулся:       — Сэр! Но я выполнил основной приказ! Разве в данном случае цель не оправдывает средства? Если бы я не рискнул, Антиллес был бы трупом, и вы бы не нашли даже его следов.       Кажется, его слова привели капитана в ещё более дурное расположение духа.       — Благодари судьбу, что твоя авантюра увенчалась успехом! Если бы после всех твоих выкрутасов выяснилось, что Антиллес всё равно мёртв, я бы лично отдал тебя под трибунал. Несмотря ни на что, ты нарушил мой приказ, угробил машину и чуть не угробил себя!       Флосс вспыхнул.       — Но вы же в итоге одобрили мой план…       — Одобрил, потому что ты всё равно уже был там и влип по самые дюзы. Но в следующий раз даже не надейся на мою благосклонность, понял? Ещё раз ослушаешься приказа, пеняй на себя! Мне не нужны пилоты, которые не имеют никакого понятия о дисциплине. А ещё… Я тут услышал, что ты пытался заступиться за Антиллеса и оспорить действия полковника Сайтона. Ты идиот, парень?! Кто ты такой, чтобы возражать командующему операцией? Что ты вообще имеешь против методов полковника? Или ты забыл, сколько зла причинил Империи кореллианский паршивец? Так с чего вдруг жалость? Запомни, лейтенант, мнимая жалость к врагу до добра не доведёт. Ты спас этому ублюдку жизнь и передал его полковнику, таким образом, ты выполнил свой долг. А что дальше командующий будет делать с пленником — не твоего ума дело. Умей расставить приоритеты и помалкивать. Вообще чудо, что Сайтон спустил тебе такое с рук. Говорят, обычно он не столь великодушен. Осторожнее, парень, если не хочешь нажить себе огромные неприятности!       Тайрон сглотнул. Значит, о его оплошности знают уже все… Но стоило вспомнить всё, что произошло, Флосс понял, что всё равно не смог бы поступить иначе. Заметив выражение лица своего подчинённого, Малтос буркнул:       — Кажется, ты всё же не согласен? И с чем же?       — При всём моём уважении к полковнику Сайтону, пленник был совершенно беззащитен. Я не собирался ничего оспаривать, просто не ожидал, что полковник ударит его… Я не хотел возражать, оно само вырвалось.       Капитан тяжело вздохнул.       — Ты должен был молчать. Ничего не должно было вырваться! Теперь полковник думает, что в моей эскадрилье проблемы с дисциплиной. Думаешь, мне нужно пристальное внимание начальства? У меня уже запросили твоё досье и досье других ребят, и виноват в этом именно ты! На твоём месте я бы сейчас забился в тихий угол и какое-то время не высовывался. И был бы образцовым военнослужащим, скрупулёзно выполняющим свои обязанности. Может, и пронесёт… Твоё поведение вызвало вопросы не только у меня, и, если не хочешь дальнейших неприятностей, забудь об Антиллесе и обо всём, что было на планете. Его судьба решена, и лично меня это радует. Мы наконец-то вырвем эту занозу, и, будь моя воля, я бы сам заставил его страдать, а потом пристрелил. Но у нас есть, кому этим заниматься. А если ты ждёшь какой-то особой благодарности за поимку врага, то её не будет, учти. Ты не сделал ничего такого, что не сделали бы другие. Лучше подумай о том, как тебе нести дальнейшую службу. Тайрон. Ты — хороший пилот, но этого мало. Если хочешь получить от этой операции личные дивиденды, тебе с нами не по пути. Гражданин Империи, прежде всего, думает не о себе, а о благе государства, которому служит.       — Но у меня и в мыслях такого не было, сэр! — обвинения капитана были настолько абсурдными и несправедливыми, что Флосс снова не смог промолчать. — Я знаю, что это был мой долг. Я не жду никаких похвал. И я вовсе не хотел вызывать чьё-то неудовольствие. Я просто хотел выполнить нашу миссию… Простите, если из-за меня у вас неприятности…       Лейтенант совсем повесил голову. Командир испытующе посмотрел на него.       — Неприятности могут быть у нас обоих. Но я всё же попробую что-нибудь сделать, если пообещаешь больше не дурить. Я всё ещё верю, что ты всё это сделал не со зла. Просто… Не подумал. Так?       — Да, сэр. Не подумал… — пилот был готов провалиться сквозь землю. Он понял, что сейчас никому и ничего не докажет. Оставалось только соглашаться. — Обещаю, больше не повторится.       — Хорошо. Тогда свободен. Но учти, какое-то время ты будешь у меня на особом контроле. Не подведи меня снова.       Тайрон сжал зубы, образцово отсалютовал и поспешил убраться подальше от сердитого командира. Но после этого разговора лейтенант чувствовал себя так, словно ему плюнули в душу. Все его мотивы, все его поступки были истолкованы совершенно неверно, а его объяснения были никому не нужны.       Но ещё большей неожиданностью для Флосса стали допросы, которые организовала для него имперская служба безопасности по возвращении на базу. Командир объяснил, что это простая формальность, безопасники из первых рук хотят получать достоверную информацию обо всём, что делал лейтенант на планете, и как он спас Антиллеса, но ощущения были жутковатые. Этих людей интересовало буквально всё, начиная с момента, как Тайрон попал в бурю. Они цеплялись к каждой мелочи, расспрашивая пилота с таким видом, будто в чём-то его подозревали. Почему он решил рискнуть своей жизнью, чтобы вытащить раненого врага? Зачем решил оказать первую помощь? Почему именно пещера? Сколько времени провёл вместе с Антиллесом? Сколько из этого времени командир Разбойного эскадрона был в сознании? И в конце добрались до самой щекотливой темы — о чём Тайрон говорил с Антиллесом или тот с ним?       В голове тут же раздались тревожные звоночки. К чему они ведут? На что намекают? Флосс уже на примере командира убедился, что его поступки вызывают непонимание и осуждение, и сейчас был максимально осторожен. В душу закрался страх. Неужели спасение Веджа Антиллеса ему аукнется ещё и обвинениями в неблагонадёжности? Неужели его теперь подозревают? Только потому, что сутки провёл бок о бок с врагом? Уже наученный горьким опытом разговора с капитаном Малтосом, Тайрон постарался, чтобы его ответы звучали как можно убедительнее. Зачем хотел спасти врага? Так ведь им приказали взять его живым. Думал о задании, и ни о чём больше. Подлечил, чтобы убедиться, что Антиллес доживёт до того, как попадёт в руки дознавателей. Им же нужна информация, иначе, зачем всё это затеяли? Так что снова думал о благе Империи. Разговоры? Чисто по делу. Было особо не до разговоров, да и вовсе не хотелось слушать то, что мог сказать враг, не дурак же.       Пилот изо всех сил надеялся, что его ответы звучат не как жалкие оправдания. Если представители службы безопасности заметят хоть тень сомнений или заподозрят во лжи, они раскрутят его по полной программе. Невольно вспомнились слова Антиллеса о том, что ждёт Тайрона среди своих, когда он вернётся. Неужели его противник был прав? Но как? Почему? Как вообще получилось, что враг был лучше осведомлён о том, что ждёт Флосса, чем он сам? Там, в пещере, всё это казалось бредом, но сейчас было вовсе не до смеха. Неприятно было ощущать себя мишенью, когда он не сделал ничего плохого. Неприятны были подозрения сослуживцев и командования. Какой-то театр абсурда… Словно его пытались убедить в том, что он думал и делал то, чего и в мыслях не было. Всем будто было выгодно так считать. Но почему? Разве можно вот так просто усомниться в верности человека? Разве Тайрон хоть раз давал для этого повод? От этих размышлений было горько. Спасало только то, что лейтенант был искренне предан Империи, и у него в голове и мысли не возникало, чтобы предать. Он знал, что невиновен.       В итоге, спустя несколько дней от пилота всё же отстали, но о результатах проверки так ничего и не сказали. Это нервировало ещё больше. Поверили ему или теперь считают ненадёжным? Просто отпустили, или теперь он под колпаком? Да, ему разрешили вернуться в расположение эскадрильи и приступить к привычным обязанностям, но у парня было ощущение, что отныне каждый его шаг отслеживается. Вот только паранойи ещё и не хватало… Нервозности добавила и реакция командира. Капитан Малтос почти удивился, когда снова увидел своего подчинённого. Он что, ждал, что Флосс больше не вернётся?       От всей этой ситуации было жутко не по себе, и Тайрон решил, что наилучшим решением для него будет погрузиться с головой в службу, не отсвечивать и всеми силами стараться радовать начальство. И прекратить думать лишнее, как и хотел командир. Он должен снова убедить всех, что ему можно верить.       Лейтенант с прежним рвением приступил к выполнению своих обязанностей, но в душе его не покидало ощущение, что эта история с Антиллесом для него ещё не закончилась. Парень так и не смог обрести былую уверенность и прежнюю беззаботность. Он так надеялся, что по возвращении из системы МКТ-2737 всё будет как раньше, но, кажется, он где-то перешагнул разделительную черту, и ничего уже не вернётся в прежнем виде. Встреча с Веджем Антиллесом навсегда разделила жизнь Флосса на до и после, хотя сам вражеский пилот об этом наверняка даже не догадывался.       И все эти дни Тайрон не мог не думать о том, а что же теперь происходит с командиром Разбойного эскадрона, как ни пытался отогнать от себя эти мысли. Прошла уже неделя с тех пор, как Антиллеса забрали в одну из особых тюрем, и, ясное дело, никто не собирался рассказывать простым смертным типа лейтенанта Флосса о судьбе пленного. Как не собирались говорить и о том, куда именно отправили Проныру-лидера. Но тут спасибо везению, отменному слуху и двум безопасникам, которые разговаривали между собой, не зная, что Тайрон всё прекрасно слышит. Не то, чтобы эта информация как-то могла пригодиться пилоту, но он испытал хотя бы небольшое удовлетворение от того, что сумел узнать. Всё же это именно он приложил свою руку к тому, чтобы Антиллес попал именно туда.       А ещё было безумно интересно, расскажут ли им хотя бы о результатах допросов. И это было интересно далеко не только Флоссу. Его сослуживцы вовсю делали ставки, сколько времени потребуется имперской машине дознания, чтобы сломать пленника. И как скоро они отправятся на какое-нибудь задание, разработанное на основе добытых сведений. Тайрону, который единственный среди пилотов пообщался с Антиллесом лично и немного смог узнать этого человека, казалось, что очень просто у Империи не получится. Если бы Проныру-лидера уже раскололи, то наверняка они бы об этом узнали, но на всех официальных каналах царила тишина. Что ж, видимо, командир Разбойного эскадрона действительно был крепким орешком.

***

      Ведж Антиллес прекрасно понимал, насколько тяжёлые времена у него впереди. Как он и ожидал, никакой медицинской помощи ему не оказали. Наоборот, пока его содержали в тюремном блоке звёздного разрушителя и куда-то там везли, каждый день к нему наведывались крепкие ребята и под строгим присмотром полковника Сайтона наносили побои разной степени тяжести. Иногда полковник присоединялся сам, видимо, когда ему хотелось размяться. Но пока что имперец ни о чём не спрашивал, просто ехидно ухмылялся. Кореллианин понимал, что с ним просто играют, и это лишь начало психологической обработки. Ему давали понять, что он целиком и полностью во власти своих мучителей, и основное веселье впереди. Это было больно, это было унизительно, но так просто командир Разбойного эскадрона сдаваться не собирался. Пока его ни о чём не спрашивали, он молча терпел, стараясь даже звуком не выдать, насколько ему паршиво. Это пока не то воздействие, на которое стоит тратить свой запас отборных кореллианских ругательств, да и какой вообще смысл что-то говорить?       Ведж не обольщался на свой счёт. Из рассказов Тика и Коррана он знал, что дальше сопротивляться будет гораздо сложнее. Когда начнётся основной этап дознания, всё будет зависеть только от его решимости, силы воли и индивидуального болевого порога. И пока не столкнёшься с пытками напрямик, своего предела не узнаешь… Но тот же Корран, смущаясь, говорил, что Исард играла с ним очень легко и быстро узнала всё, что хотела, а он этого даже не помнил. При этом у Хорна была Сила, хоть он сам тогда об этом и не подозревал, а у Антиллеса не было ничего, кроме мрачной решимости не предать своих.       А ещё в голове засела весьма идиотская для его положения мысль. Наверное, когда в Республике узнают, что случилось с пропавшим командиром Разбойного эскадрона, и кого благодарить за возможные утечки информации, Йелла совсем разочаруется в нём. У них и без того были сложные отношения, кореллианин пока не знал, как ему подступиться к строптивой разведчице, и его ужасала сама мысль о том, что Вессири посчитает его предателем. Нашёл о чём думать перед лицом смерти, ага. Будто без этого мало проблем. Но мысль о девушке, которую любил, придавала хоть какие-то силы. Нежелание выглядеть в её глазах слабаком и ничтожеством заставляло мозг лихорадочно работать и искать выход из сложившейся ситуации. Он не мог подвести Республику и не хотел разочаровать Йеллу…       Ведж знал, что имперцы прежде всего захотят узнать ближайшие планы республиканского командования и прочую полезную военную информацию, которой владел Проныра-лидер — место дислокации отдельных группировок войск, количество единиц техники, наличие секретных баз, информацию о личном составе, и, скорее всего, всё, что связано с Разбойным эскадроном. Какая-то часть этой информации, попав в руки Империи, могла очень сильной усложнить жизнь Новой Республике. И дознаватели пойдут на всё, чтобы выбить её у такого ценного пленника. Допуск Антиллеса к важным секретам хоть и не был высшего уровня, но вполне достаточным.       А ещё складывалось ощущение, что для полковника Сайтона получение информации вовсе не главный бонус. В его взгляде было нечто такое, что заставляло кореллианина подозревать — именно у этого имперца был к нему какой-то личный интерес. То, что одна из шишек Убиктората заморочилась такой сложной операцией ради одного конкретного человека, уже само по себе подозрительно. Но личное общение, если это можно было так назвать, убеждало в правильности этой теории ещё больше. Разведчик не скрывал своей ненависти к пленнику и своего намерения сделать его жизнь невыносимой. Кажется, он хотел увидеть страдания своей жертвы ради самих страданий, а выбитая информация станет лишь приятным дополнением. Когда у того, кто будет заведовать допросами, приоритеты расставлены таким образом, готовиться нужно вдвойне.       Очень не хотелось доставлять имперцам удовольствия видеть, как он сдаётся, поэтому по пути к месту его заточения Ведж пытался разработать хоть какой-то план своей защиты. В минуты краткого отдыха и тишины кореллианин перебирал в голове всё, что он знает, и пытался целенаправленно не только исказить информацию, но и поверить в эти новые данные. Тут изменить фамилии, тут названия, тут цифры, и убедить себя, что так и было. Это позволит выиграть хоть немного времени. Антиллес очень надеялся, что сможет обмануть технику, если сам будет верить в то, что говорит. Тогда имперцы решат, что он раскололся, а пока будут проверять полученные данные, в Республике, возможно, уже сообразят, что к чему, и примут меры. Или, возможно, он умрёт до того, как правда выплывет наружу…       Всю дорогу Проныра-лидер тренировался, запоминая новые сведения, всё равно ничего другого ему не оставалось. А потом его доставили на место… И вот тогда пилот понял, насколько теория далека от практики. И насколько сложно следовать своему плану. Имперцы действительно прекрасно знали своё дело.       Антиллес понятия не имел, куда его привезли, но сразу было ясно, что это место предназначено для того, чтобы люди в нём страдали, лишались собственного «я» и умирали сломленными и раздавленными. С корабля Веджа приволокли и грубо втолкнули в небольшую грязную камеру, в которой не было ничего, кроме голых стен, металлической узкой полки без всякого матраца, убого умывальника, из которого противно капала вода, и дырки в полу, заменяющей туалет. А ещё здесь было жутко холодно и сыро, пахло плесенью, и сверху давил низкий обшарпанный потолок. Создавалось ощущение, что он находится в подземелье на какой-то дикой планете, хотя, пока кореллианина тащили по коридорам, было видно, что это весьма технологичный объект, созданный по всем правилам имперской инженерии. Видимо, антураж камеры был ещё одним способом сломать волю пленника.       Стоило Веджу оказаться в камере, ему тут же пришлось испытать и унижение, лишь первое по счёту в этом чудесном месте. Полковник Сайтон с улыбкой на лице заявил, что пора принимать душ, после чего один из солдат начал поливать Антиллеса из шланга мощной струёй ледяной воды. Когда пленник был мокрым насквозь, и зуб на зуб не попадал от холода, экзекуция прекратилась, после чего на полку кинули убогое тюремное тряпьё, а другой солдат буквально швырнул на пол металлическую миску с какими-то помоями, видимо заменявшими тут еду, и кружку тухлой воды. Сайтон пожелал приятного аппетита и поздравил с новосельем, после чего приказал охране следовать за ним и вышел из камеры, напоследок многозначительно кинув через плечо:       — Скоро я займусь тобой по-настоящему.       Очень быстро кореллианин узнал, что подобные ванны придётся принимать довольно часто, особенно когда он был на грани потери сознания или пытался хоть немного поспать, а помои раз в сутки — единственная еда, которую он будет получать. Если, конечно, сумеет хоть что-то найти в тарелке после того, как она оказывалась брошенной на пол. Подбирать эти отбросы с пола Антиллес не собирался даже под страхом новых пыток. Охранники смеялись и ждали именно этого, а, раз так, такой радости он им не доставит.       Что же касалось методов полковника Сайтона на допросах, то он сразу заявил, что наркотики и прочая химия не в его вкусе. А вот невыносимая физическая боль ему по душе гораздо больше.       — Вот увидишь, ты будешь молить меня о пощаде. Или о смерти. Впрочем, для тебя это одно и то же, не так ли? Но избавление ты получишь не раньше, чем я выжму тебя досуха.       Разведчик не участвовал в пытках, но он руководил процессом, давал указания, что применять в том или ином случае, и задавал вопросы. Как и обещал имперец, именно он был вершителем судьбы Веджа Антиллеса и решал, когда тому корчиться от боли, а когда можно дать небольшую передышку. Полковник наслаждался процессом, а его богатое воображение, казалось, не знало границ. При этом он чётко контролировал состояние пленника, каждый раз не давая техникам довести ситуацию до критической отметки. Стоило только датчикам жизненных показателей Антиллеса начать верещать, пытку заканчивали.       Первое время Проныра-лидер ещё огрызался. Ему пригодился и запас кореллианский ругательств, и его острый язык, и вся ненависть, которую он испытывал к своим мучителям. Сайтон на это только улыбался и снисходительно смотрел на свою жертву как на глупое дитя, и вскоре Ведж понял, что слишком неразумно тратит свой ресурс. Все эти препирательства и ехидства только забирают его силы, когда лучше было сосредоточиться и поберечься для самого допроса. Так что потом Антиллес в основном уже просто молчал, стараясь не реагировать на издёвки имперца. Кажется, тот даже был разочарован. Но когда полковник не получал от него нужной реакции, пилот считал это своей крошечной победой.       Несколько раз командир Разбойного эскадрона оказывался в бакте. Первый раз это случилось после того, как его подвесили за руки, и здорового вида мужик активировал энергетический хлыст. О подобных штуках Ведж слышал ещё от Сэсси и знал, что так обычно наказывают рабов. Десяти ударов хватало, чтобы умертвить крепкого здорового мужчину. Девушка с дрожью в голосе рассказывала, что больше всего на свете боялась именно такого наказания, потому что уже второй удар прорезал плоть до кости, а дальнейшие удары превращали спину в кровавое месиво. Когда тебя стегают этим хлыстом, говорила она, хочется только одного — поскорее умереть. Кореллианину на собственной шкуре пришлось испытать, насколько правдивы были слова Сэси. Он выдержал восемь ударов до того, как наступила темнота, а когда очнулся в камере, всю спину жгло как от жутких ожогов. Кислый привкус на губах говорил о том, что он побывал в бакте, но, очевидно, имперцы не ставили целью его полное выздоровление. Оклемался — и прекрасно, допросы можно продолжать. Чем слабее и беззащитнее пленник, тем быстрее он сдастся. Потом Антиллес оказывался на грани жизни и смерти ещё не раз, но всё заканчивалось одинаково — он приходил в себя в камере с привкусом бакты на губах и в очередной раз жалел, что не умер. В этом полковник Сайтон был прав. Смерть действительно стала бы избавлением, но именно этого и не мог получить измученный командир Разбойного эскадрона.       Ведж очень быстро потерял счёт времени и выпал из реальности. Минуты, проведённые на допросах, превращались для него в часы, часы перетекали в дни, а дни сливались в ужасную серую бесконечность. Его миром стали стены камеры, лаборатория, помещение для допросов, страшное оборудование, пыточный дроид и безликие люди в форменной одежде. А над всем этим довлели лицо и голос полковника Сайтона, который, казалось, проникал в каждый уголок его сознания и преследовал даже тогда, когда Антиллес был без сознания.       Проныра-лидер не мог сказать, много ли от него добились в ходе допросов, он совершенно не помнил, что говорил. Когда пилот ненадолго приходил в себя и обретал возможность думать более-менее связно, он чувствовал, насколько сильно болит его горло от криков, и понимал, что голоса практически нет. А кричал ли он просто от боли или выдавал военные тайны, ему было неведомо. Когда Ведж видел полковника в следующий раз, тот довольно усмехался и говорил, что скоро, очень скоро, они достигнут финишной черты. И непременно добавлял, что доволен результатами допросов, а Республика век не забудет, кто станет причиной её грандиозных неприятностей.       Но Антиллес не знал, говорит Сайтон правду или обманывает, чтобы быстрее сломить волю пленника. С него сталось бы. Заставь жертву думать, что она проиграла, и победа действительно у тебя в кармане. Этот человек был очень хорошим психологом и умело играл на страхах противника. Он прекрасно знал, чего боится командир Разбойного эскадрона, и пользовался этим. Осознание, что предал своих, было для Веджа ещё более невыносимым, чем процесс допросов. В такие моменты хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать гадких слов разведчика, но он не мог пошевелить даже рукой, поскольку, как всегда, был привязан. Но даже в камере в редкие минуты передышки слова полковника эхом звучали в мозгу. Проныра-лидер заставлял себя верить, что Сайтон нагло врёт, но с каждым новым допросом верить было всё сложнее.       Иногда на его мучителя накатывало что-то вроде мечтательно-лирического настроения, и тогда разведчик брал стул, садился рядом с распятым на дыбе Веджем и начинал разговор, а точнее, монолог. Он рассказывал пленнику, как скоро данные, что они от него получают, будут использованы по назначению, как скоро по вине Антиллеса погибнут многие его соратники и те, кто ему дорог. И он, полковник Сайтон, лично постарается, чтобы расплата коснулась и ближайших друзей командира Разбойного эскадрона. Кореллианин непременно доживёт до этого момента и всё увидит своими глазами. А уже потом, так и быть, ему позволят умереть. С осознанием, что именно он стал причиной гибели своих товарищей.       Прессинг на мозг в такие моменты был просто ужасным, хотелось отключиться и забыться, но, как назло, беспамятство не наступало. Поэтому оставалось только сжимать кулаки от бессильной злобы и удерживать себя от того, чтобы не заорать в голос от безнадёжности.       Только один единственный раз Ведж получил призрачную надежду, что полковник действительно преувеличивает свои успехи, и его слова предназначены исключительно для парализации воли своей жертвы. Сайтон как раз закончил очередной этап допроса и был уверен, что пленник снова в отключке. И где-то на грани яви и сна Антиллес услышал, как кто-то говорит.       — Сильный, зараза. Кто бы мог подумать, да? Что будете делать дальше, полковник? Вы же прекрасно знаете, каких результатов ждёт от нас военачальник. Вам не кажется, что вы заигрались, и пора переходить к более действенным методам? Никак не пойму, почему вы не используете наркотики, это позволило бы получить нужную информацию гораздо быстрее и эффективнее. Пленник поддаётся, но всё же недостаточно быстро. Вы не боитесь навлечь на себя недовольство?       В ответ раздалось злобное шипение разведчика.       — Не боюсь. И не вам обсуждать мои методы! Военачальник одобрил мой план, для него главное не скорость, а эффективность. Я использую наркотики, но не раньше, чем закончу первый этап. Получите вы свои результаты, не волнуйтесь. А пока что ваша задача — использовать те методы, которые я считаю нужными в данный момент.       И снова первый голос.       — Осторожнее, полковник… А военачальник знает, почему вы избрали именно такую стратегию? Он в курсе вашего личного интереса к Антиллесу? Да, никто не осудит вас за то, что вы хотите видеть страдания пленного, но вашего сына это не вернёт. Вы уверены, что начальство будет столь же доброжелательно, если узнает правду? С моей точки зрения, сейчас вы ставите личную месть выше интересов Империи. Вы же не хотите, чтобы вам приказали изменить методы или, чтобы вас вообще заменили другим человеком, способным получить нужный результат за более короткий срок?       Послышалась какая-то возня и грозный рык Сайтона, но чем всё закончилось, командир Разбойного эскадрона уже не узнал, так как его догнало долгожданное беспамятство. А когда Ведж снова пришёл в себя, он не мог понять, на самом ли деле слышал тот странный диалог на повышенных тонах, или это были галлюцинации. Если предположить, что всё услышанное — правда, то можно было сделать несколько выводов. Во-первых, он был прав, и у полковника есть личный интерес. Во-вторых, этот личный интерес, с точки зрения кого-то, мешает эффективной работе. В-третьих, Сайтон пока не добился всего, о чём так любит рассказывать, и пока что Антиллес не сдал свои позиции до конца. В-четвёртых, стратегия полковника может навредить ему самому, и, кажется, навлечь гнев какой-то имперской шишки.       Но пилот уже ни в чём не был уверен. Доверять своему замученному допросами мозгу становилось всё труднее. Да и возможные полученные сведения о Сайтоне служили слабым утешением. С каждым днём сил сопротивляться становилось всё меньше, и какую-то информацию в ходе дознания Империя уже получила. А были ли это выдуманные незадолго до допросов сведения, или сведения самые настоящие, можно было только догадываться. Ведж понимал, что разведчик уже близок к тому, чтобы добиться своего, даже если кому-то кажется, что он действует недостаточно быстро.       В какой-то момент кореллианин понял, что находится на грани отчаяния. Пройдёт совсем немного времени, и его дожмут, сломают. Никто не придёт за ним. Никто не спасёт. Надежды на это никакой. И он, сам не желая того, действительно предаст всё, что ему дорого. Но Ведж Антиллес продолжал бороться, уже просто на одном своём упрямстве, и пока он жив, не прекратит сопротивляться.