Лицом к лицу сталкиваемся с нашими страхами, Безоружные на этом поле боя. Мы казались хорошей идеей
А Бродвей всегда казался огромным и запретным. По крайней мере в детстве, когда Лиа зашла сюда впервые. Будь она взрослой, возможно и восприняла бы это здание как очередное здание, но она начала пищать, как эти маленькие котята, которые только вылезли из утробы матери. Ее мечта! Бродвей. Сейчас он ей надоел до закатывания глаз и тошноты. Она проработала здесь всю жизнь. Знает каждую стену, каждый угол, каждый куст, каждого уборщика. В туалете по прежнему, на том же месте отсутствовал кирпич. Да, вся стена кирпичная, а одного не хватает. Кто его вытащил. Когда его вытащил? Ходят слухи, что двое актеров подрались из-за роли и выбили кирпич чей-то головой. И эта версия очень даже ничего, только… в женском туалете? Лиа с усмешкой смотрела на дырку в стене, пока мыла руки. Некоторые вещи всегда останутся приятной загадкой. Например, почему она бросила дела в пол восьмого вечера и побежала на Бродвей, мимо которого проезжала каждый день и уже сто лет не заходила внутрь. Не до него. Сейчас у нее по расписанию новый альбом и новый сезон «Королев крика». Это не значит, что с театром покончено. Нет. Просто сейчас, она сыта мюзиклами и представлениями. Ей хватило Бродвея в детстве. Пора исследовать новые пути. Ну, и что случилось с новыми путями, если сейчас она вернулась к старту? Организатор постановок позвонил. Как раз, когда Лиа ужинала с Беккой в малолюдном и непопулярном ресторане. Наслаждалась свободным деньком с лучшей подругой, но работа дышит девушке в затылок и напоминает, что расслабляться нельзя. Ей никогда не нравилось нарушать личную жизнь работой, но по старой дружбе не хватило совести отказать. Приезжают какие-то театральные шишки из Швеции, и перед мюзиклом им нужно устроить экскурсию по великому Нью-Йоркскому театру. А кто экскурсовод? Богиня Бродвея — Лиа Мишель. Ладно, может уже не богиня. Может, остальные актеры просто вежливо послали директора в задницу. Кто еще будет доставать людей в субботний вечер? Все откажутся, и плевать какая срочность. Но нет, не она. Она не могла. Бродвей — как второй дом. Пусть давно забытый, старый и ей давно не нужный, но дом. И где они? Почему Лиа, вместо того чтобы хозяйственно гулять по длинным коридорам, стояла за кулисами и названивала Кристоферу. Даже не сняла пальто, не оставила сумку. Нет. Сначала разобраться, какого тут черта происходит. — Ты сказал, к восьми они будут здесь, — ее каблуки звонко стучали по паркету. Здесь шатались и другие люди, но Лию было слышно за километр. — Как самолет задержали? — протянула девушка, остановившись и сморщив лицо, как маленький ребенок. — Тогда я могу вернуться к Бекке, а когда эти приедут, ты позвони. Ладно? Почему не ладно? Не ладно, потому что снегопад в Стокгольме может закончится в любую минуту, самолет взлететь, прилететь, а Лиа будет прохлаждаться на улицах Нью Йорка. — Почему там вообще снегопад? У нас же нет снегопада, — махнула рукой в сторону окна. — Это Швеция. Я откуда знаю, — таким же недовольным голосом отвечал организатор. — Открой прогноз погоды Стокгольма и подуй на него. Может, поможет. — Иди ты, — подняла взгляд к потолку девушка и устало сбросила звонок, хотя, на самом деле, сейчас не до смеха. Сейчас хотелось мучительно вздохнуть, упасть на пол и закрыть глаза. Может, она бы так и сделала. Полы мытые. Свет ламп лужицей растекался на блестящем паркете, а сам он выглядел скользким. Лиа вздохнула, прикрыла глаза. Чем еще этот вечер испорчен? Отсутствием электричества в левом крыле здания. То есть, зал и сцена погружены в непроглядную тьму, из которой изредка доносились ругательства мастеров. Неплохо, правда? Бродвей, вау, а электричество сдохло. Все потому что ремонтируют дорогу, как раз с той части. Копают землю, чинят трубы… Бла-бла-бла! Лие не хотелось вдаваться в подробности и искать виноватых. Все сложилось очень удачно и эта удача магнитом притянула Лию, а теперь держит за шею мертвой хваткой. Нужно смириться и дождаться иностранных артистов. Самым медленным шагом, которым только способна ходить Мишель, она подошла к свободному стулу. Бросила сумку, забыла снять пальто и на глубоком выдохе наконец-то присела. Взгляд упал в пустую точку и не планировал двигаться в ближайшие… пока интересные события не приведут ее в сознание. Так хочется бросить все и смотаться в свою квартирку. Лучше одной смотреть вечерние сериалы по Fox, чем ночевать на холодном Бродвее. Ночевать. Не дай Бог их самолет не взлетит до утра. Лиа еле пережила первые пятнадцать минут. Самые длинные, убийственно скучные пятнадцать минут в ее жизни. К черту их. Через десять минут позвонила мама и уточнила насчет следующих выходных. Лиа в десятый раз сказала, что заедет. Спустя час, идея уснуть на стуле казалось не такой уж плохой. Она сняла пальто и бросила поверх черной сумки. Спустя полтора часа, Лиа задумалась о смене профессии. На электрика. Пока они тут туда-сюда бегают, она успела бы выучиться, сдать экзамены, попрактиковаться, а потом надавать им всем подзатыльников и починить провода самой. Ей нельзя долго сходить с ума в полном одиночестве С ней многие здоровались, и она здоровалась с многими, но в конце концов она оставалась одна. Стоя с левой стороны сцены, прислонившись плечом и головой к стене, Лиа наблюдала за рабочими, гримерами, уставшими актерами, которым никак не дадут отрепетировать номер. Перед глазами расхаживали девушки в тонких корсетах с юбками из перьев; мужчины в костюмах, в майках или в чем-нибудь обтягивающим. В мыслях пронеслись самые потрясающие воспоминания с Бродвея. И не самые потрясающие. Все, что вспомнилось. Лиа улыбнулась, опустив голову на секунду и сложив руки на груди (потому что прохладно). Говорили же: нельзя оставлять ее одну. Где же эти шведы… Где что-нибудь? Где электричество, шведы, их треклятый самолет с задержкой и вообще хоть капля надежда в этой ситу… — Привет, — мужской голос. Знакомый. Знакомый. Настолько знакомый, что организм забил тревогу, повключал красные лампы, блокируя хорошо знакомый голос. Ее передернуло и дыхание притихло. Сейчас, оно Лие не нужно. И сердце не нужно, можете забирать. Мужчина прислонился к стенке напротив; точно так же — плечом. Весь запыханный, мокрый и улыбающийся. Будто повалялся в сугробе, ему дали по роже снежком, а потом он устроил спринт от дома до Бродвея. Вечер полон сюрпризов, мелькает у девушки в голове, худший вечер в жизни. — Эй, — губы расплываются в непонятной улыбке. Она не рада, — Привет, — кивает, старается не удивляться. Все в порядке. Не все в порядке. Мозг лихорадочно работал, работал как никогда, пытаясь выбить из нее хоть одну адекватную мысль. Нет адекватных мыслей. Только красивый, высокий, блин, изменился, новая прическа, снег в волосах, как давно мы не, и с каких пор ты, что ты здесь делаешь. — Что ты, — он осматривает ее с ног до головы и хочет остаться незаметным. Прячет свои мысли, нетерпеливый взгляд и искреннее удивление — прямо как она. И он остался незамеченным. Потому что взгляд Мишель впился в его лицо, — что ты здесь делаешь? А ты что здесь делаешь? Если минуту назад девушка чувствовала Бродвей своим родным домом; местом, куда всегда можно вернуться и вздохнуть с облегчением, то сейчас смиренное состояние рухнуло. Ударило, наорав: «какой тебе дом?» Только потому что интонация Мэтта задела что-то внутри. Будто, она вторглась в чужой дом, как вор или как крыса. Что ты здесь делаешь? А вдруг, работаю, тебе какая разница? Мы же оба бродвейские, чего ты удивляешься? — Жду иностранцев. Артистов. — Слышал. Из Швеции которые. — Да, из Швеции. У них самолет задержали, — голос отстраненный и совершено не вписывающийся в ситуацию, ведь Лие не до разговоров. Ей не до него. Она смотрела, рассматривала, приглядывалась к каждому изменению. Сглатывает, — самолет задержали, а мне нужно провести экскурсию. Провести их по нашим гримерным, залам для репетиций. Вот и жду. Нашим. Никакого нашего нет. Холодные руки замерзают. Он с явной медлительностью кивает, используя это время, чтобы посмотреть на Лию еще раз. Он что-то увидел? Нет. Ему интересно? Нет. Хочется что-то спросить? Нет. Так почему так сложно отвести взгляд. — А у меня генеральная репетиция, — разбавляет Мэтт короткую тишину и пожимает плечами. — Завтра премьера Finding Neverland. Полгода готовились. — Ах, да! Точно. Ах, да. Она знала о премьере нового мюзикла, но не знала о его участии. Боже. Насколько все плохо. До смеха. Насколько же все стало грустно и бессмысленно. Лиа не слышала о нем, он не слышал о ней. Никаких новостей. Стечение обстоятельств? Нет, им просто нет дела. Забыли. Исчезли. Стерлись. Они не звонили, не встречались, даже никаких случайных столкновений на красной дорожке. Все было мертво, но каким-то образом, оно умерло еще раз. Как же наше кофе, а? Как же твое в другой раз? Неужели тебя правда волнует его безразличие? Конечно, нет. — Что тут происходит? — внезапно спрашивает мужчина, наклонившись, и наконец-то заметив сцену в полумраке и работников в синих комбинезонах. — Электричество отключили. В левом крыле, — как-то по хозяйственному начала Мишель, забыв, с кем вела разговор. Оторвалась от стены, встала в проходе и безнадежно посмотрела вперед. — Часа два уже… Обе его руки касаются ее тонких плеч и, как беспомощную куклу, Мэтт передвинул Лию на свою сторону. Несколько секунд она глупыми и непонимающими глазами таращилась на него, а когда поняла, что его голова повернута не к ней — проследила за взглядом мужчины. Проход узкий, а уже через секунду тут прошли двое рабочих. Несли ящик с инструментами. При виде глаз, следящих за ними, они неловко улыбнулись и скрылись в коридоре. Плечи горели огнем. Неужели тут так жарко? А было холодно. Нет, именно плечам жарко. Лиа заправляет лишнюю прядь за ухо и вспоминает. Вспоминает, что он всегда спасал ее. — Здесь шумно, — кричит Лиа прямо ему на ухо, но он по прежнему морщится и бегает взглядом по помещению, пытаясь разобрать слова. — Пошли сядем. — Что? — Мэтт сам начал кричать. Хотя стояли они до невозможности близко; липли к друг другу не по собственной воле, а под давлением толпы. О, как же задолбало. Музыка оглушала, танцующие тела чуть ли не сбивали с ног. Лиа злобно вздыхает, бескомпромиссно хватает мужчину за руку и тащит на выход. В другую комнату, где тоже бомбила музыка, но уже без танцев. Одни диваны. На один из них приземлилась эта парочка и бог знает, почему они уже в голос хохотали. Лиа почти улеглась на диван от смеха, а Мэтт лишь опрокинул голову на спинку. Их никто не слышал. — Ты наступил ей на платье, — на последних остатках кислорода. — Это ты наступила ей на платье, я шел сзади, — он начал оправдываться на полном серьезе. — Но она посмотрела на тебя! — Я ей понравился. — Черт, — стонет девушка и наклоняется прямо к его губам. Не целует, просто смотрит. — Придется убить ее, — они улыбаются друг другу слишком долго, чтобы пропустить поцелуй. Но поцелуй они все же упускают. — Лиа Мишель. Привет, — назло. Да, назло. К ним подсаживается молодой парнишка в костюме и с блокнотом в руках. Щелкнул ручкой. — Я журналист. Пару вопросов? — Вообще-то… — не сразу возразила девушка, потому что коньяк в крови путал мысли. — С кем ты спишь из мужской половины каста? — на полном серьезе. Он спросил это на полном. Серьезе. У Мэтта первого лицо похолодело. Стало кирпичным. — Кори, Марк? Ты, Мэтт? Все трое? О, черт, Мэтт почти рассмеялся снова. Только как-то не по доброму. Он прикусил нижнюю губу и громко усмехнулся. Лиа не могла прийти в сознание и как-либо отреагировать на происходящее. — Такие вопросы ты не будешь задавать, — еще раз он усмехнулся и поднялся на ноги. — Прости, Мэттью. Это моя работа, — парнишка был настолько испорченным и профессиональным говнюком, что даже не встал с дивана. А просто улыбнулся, смотря на актера снизу. — Да мне плевать какая у тебя работа, — спокойно продолжил он. — Заехать по лицу можно любому. — Это угроза? — Это ответ на твой вопрос. Он всегда был таким со всеми. Все еще такой же. Охлодившийся взгляд по инерции падает на шоколадку в его руке. Мэтт как раз поднес ее к губам и откусил, засмотревшись на проходящих мимо танцоров. И Лиа была так уверена, что он сейчас скажет увидимся и смотается. Его увидимся, значит прощай. Но он не уходил. Намеренно и по собственному желанию стоял рядом с ней, жрал шоколад и молчал. И без какого-либо скрытого подтекста и намека, девушка смотрела на бедную шоколадку. Просто смотрела, зная, что она горькая. Он любил этот горький шоколад, хотя ел и сладкий, но горький якобы здоровый и натуральный… Чертов гурман. — Он горький. Ты такой не ешь, — улыбнулся, заметив ее взгляд. — Да, я знаю, — Лиа усмехается и прикрывает глаза. Почему мы все еще не выбросили друг друга на свалку и храним наши вещи, коллекционируем воспоминания на самой дальней полке, на которую никогда не заглянем? Нам обоим нужно лечиться. Ответы. Ей так нужны эти ответы, как воздух. Мэтт ей не нужен. Лиа хочет ответы. Когда они найдутся, она сможет похоронить их на его кладбище. И больше не возвращаться. Никаких ночных вылазок и рыданиями над могилой. У нее хорошо получалось забывать. Закончить историю. Каждая история должна закончиться, а у них она тянется; некоторые страницы пустые, куча сцен перечеркнута, вырвана, и от заезженных фраз, вроде «мы остались друзьями» или «так должно было случится» уже тянет блевать. Но книга все еще продолжается, а недосказанность на каждой странице бесит до сих пор. Резала изнутри и будет резать дальше. И не отпускала, черт, нет. И если иногда Лие внезапно становится плохо; внутри и снаружи поглощает ничем необъяснимая пустота, значит, нерешенные проблемы дают о себе знать. И Мэтт не один в списке под вопросом, но один из. В копилку попадает очередной вопрос: как он смирился? Как он мог забыть? Нет, как он смог? Какой магией он воспользовался? На секунду, ей хочется правда спросить: Эй, Мэтт, как ты забыл меня? Потому что меня все еще мучают кошмары. Нет, я не люблю тебя, ты не подумай. Просто я правда не понимаю. Может, надоWeak enough
2 октября 2016 г. в 22:53