All the Rest is Rust and Stardust/А всё прочее - ржа и рой звёздный

Эрик Эрик раньше видел Верхний Ист-Сайд только из окна машины или же чувствовал из метро; тот всегда был одним из пунктом маршрута, но никак уж не точкой назначения. Жильё в этих высоченных кирпичных домах должно стоить куда больше, чем Эрик может себе представить: рядом находятся магазины Пятой Авеню, где господин Шоу покупал себе костюмы, когда они были далеко от Сэвил Роу - молчание портных легко покупается приличной суммой денег. В каком-то смысле Эрик может и понимал, что здесь живут люди, но и понятия не имел, какие именно. Очевидно, Чарльз Ксавье был одним из таких людей. Тот просит водителя довезти их до дома 740 на Парк Авеню - адрес не говорит Эрику ровным счётом ничего, пока он не видит сам дом, девятнадцатиэтажное здание из известняка, возвышающееся над Центральным парком, собственными глазами. В голову приходит то, как они выслеживали одного из братьев Кох перед тем, как убить обоих, когда Эрику было десять. Он даже мог быть соседом Чарльза. - Неприятное дело было, - говорит Чарльз, кидая на Эрика косой взгляд. – С завещанием разбирались где-то полгода, а после люди сновали туда-сюда в любое время дня и ночи, осматривая квартиру. Это было ужасно, знаешь ли – не то, чтобы они были неприятными людьми, но всё же. - Ты богат, - говорит Эрик. Это даже не вопрос: у двери швейцар, а все стоящие на парковке машины, за исключением их такси, новые и дорогие модели: металл их моторов приятно гудит в голове Эрика, а сборка прекрасна, словно скульптуры. Чарльза это, кажется, смущает. - Ну, - говорит Чарльз и странно хмурится перед тем, как продолжить, - ну, да. Но говорить об этом было бы бестактно, и потому я даже не подумал это упомянуть. Тебя это как-то беспокоит? - Нет, - отвечает Эрик, выходя из машины вслед за Чарльзом, и скрещивает руки на животе, сжимая пальцами противоположные карманы: здесь, в окружении спешащих куда-то одетых в деловые костюмы Домов, он чувствует себя ничтожным, а нависающие над ними здания из стекла и металла кажутся Доминантными уже одним своим дизайном; сама их архитектура излучает власть. Водитель выходит вслед за ними и идёт к багажнику, доставая маленький чемодан Эрика, и Чарльз на минуту отвлекается оплатить поездку, а затем с улыбкой поворачивается к нему, жестом приглашая следовать за ним. - Давай же, - говорит он, отходя от края тротуара и отъезжающего такси. – Я живу на двух верхних этажах, так что придётся воспользоваться лифтом. Швейцар не задаёт лишних вопросов, с улыбкой открывая дверь перед Чарльзом и пропуская их внутрь. Пол огромного холла застелен дорогими коврами – такие Эрик видел разве что в посольствах. А ещё он на удивление пуст, если не считать сидящего у стены консьержа, и Эрик чувствует себя мелкой рыбешкой в аквариуме, когда они пересекают комнату, идя к позолоченному лифту, где Чарльз нажимает на кнопку вызова. Как только подъезжает лифт и они благополучно оказываются внутри, Эрику приходит мысль, что всё это похоже на музей, словно в этом месте нужно соблюдать тишину и лишь вежливо всё рассматривать. Сам лифт стеклянный; своей силой Эрик чувствует стальные тросы, тянущиеся вверх и вниз, и это успокаивает нервную резь в животе. - И как долго я здесь пробуду? – спрашивает он у Чарльза, все ещё не смотря на него – что довольно сложно, принимая во внимание зеркала. Кажется, что отражения смотрят на него, как только он поднимает взгляд. - Что? О, я даже не знаю, - говорит Чарльз, и то, как он пожимает плечами, отражается в зеркалах. – Скажем так, пока это лучший вариант. Мне известно, что ты не смог прижиться в групповых домах, как и в первой приёмной семье, и мне показалось, что я смогу что-то с этим сделать. Так что мой ответ таков: пока тебе это нужно, тебе здесь рады, - Эрик чувствует разум Чарльза вокруг, и это ощущение приятное и спокойное, словно горячая ванна. Лифт останавливается на восемнадцатом этаже, и открывшиеся створки открывают перед ними небольшой коридор с единственной дверью с бронзовой ручкой в конце. Замок довольно старый; Эрик замечает это, лишь скользнув по нему силой, но позволяет Чарльзу открыть его ключом. Скорее всего, начала двадцатого века. Открывшаяся дверь впускает их в огромный холл с мраморным полом и высокими потолками, настолько большой, что у Эрика ненадолго перехватывает дыхание и всё, что ему остаётся, это лишь пялиться на мраморную винтовую лестницу в углу комнаты и висящие на стенах картины. Мальчик сразу же снимает обувь и ногой отпихивает её к стене; Эрик знает о любви американцев носить обувь в доме, но у него не хватит духу пачкать такой пол. - Шкаф вон там, - говорит Чарльз. – Можешь положить обувь туда, я всегда так делаю. После я могу устроить тебе экскурсию по квартире, но если первое время ты будешь теряться, то это ничего – здесь просто какой-то лабиринт! Я унаследовал её от родителей, которые были более склонны к роскоши, но что тут поделать. - Ты вырос здесь? – спрашивает Эрик, кладя обувь в указанный Чарльзом шкаф; здесь даже гардеробная просторная. С трудом удаётся представить маленького Чарльза, идущего по комнате в носках – хотя нет, наверное, вполне возможно. - Сначала мы жили в Лондоне, а потом переехали в наш дом в Вестчестере, - говорит он, выходя с Эриком назад в холл. – Мне было проще жить вне города – не так много разумов вокруг. Вот. Это первый этаж, на втором в основном спальни. Не каждая комната используется, так что нам придётся побродить, чтобы ты увидел всё. Через дверь в дальнем конце холла они проходят в просторную комнату с высокими окнами во всю стену; мебель здесь светлая и идеально чистая, словно в журналах. - Это официальная гостиная, - объясняет Чарльз, жестом обводя комнату. – Я использую её только когда приходят гости, и потому здесь так чисто. Боюсь, другие комнаты в чуть большем беспорядке. Эрик не сказал бы, что здесь чисто, скорее уж идеально и безупречно. Ему кажется, что, если он коснётся одного из этих белых диванов, то оставит пятна, несмотря на то, что в душе он был лишь этим утром. Чарльз слабо улыбается. - Здесь всё чуть более представительно, - он проводит Эрика к следующей двери и осторожно её открывает. Открывшаяся перед ними комната куда меньше – и забита мебелью; она больше похожа на старый книжный, чем на комнату в одной квартире с идеальной гостиной: старое кресло втиснуто в углу между обшарпанным фикусом и широким дубовым столом, заставленным бумагами и книгами – некоторые из них придавлены сверху пустыми чашками. - Это мой кабинет, - объясняет Чарльз. – Обычно сюда никто не заходит – кроме тебя. Эрик осторожно пробирается вперёд - пол завален книгами и смятой бумагой – чтобы поближе рассмотреть непонятную металлическую побрякушку на столе Чарльза, состоящую из четырёх шариков, асинхронно качающихся из стороны в сторону. - Разве ты не можешь позволить себе уборщиков? – спрашивает он, касаясь края пустой чашки со следами кофе и смотря на Чарльза через плечо. - И что, постоянно слушать их мысли о том, насколько я неряшлив? – смеется Чарльз. – Нет, я предпочитаю хоть как-то справляться сам. Про себя Эрик решает затеять уборку позже – он точно видел жизнь в одной из этих чашек. Он снова выходит в коридор вслед за Чарльзом уже через другую дверь, и тот осторожно закрывает кабинет перед тем, как провести его в следующую комнату. Перед огромным телевизором стоят два протёртых старых дивана, а кофейный столик перед ними завален книгами и безделушками; здесь Эрик снова видит парочку грязных чашек, но, в общем и целом, комната, несмотря на свои размеры, довольно уютная и куда более обжитая, чем гостиная для приёмов. - Это основная гостиная, - говорит Чарльз, опуская сумку на пол рядом со стеной. – Зачастую здесь я провожу большую часть времени – она для отдыха и близких друзей. И Эрик понимает, почему так. Несмотря на бардак (если сравнивать с убежищами Адского Пламени и домом госпожи Джады), она довольно светлая, а диваны, кажется, достаточно удобны, чтобы на них можно было спать. Эрик проходится по комнате своей силой, вытаскивая закатившиеся под диван монетки, опуская их на столик, и чуть дрожа, когда сила касается проводки телевизора. - Что ты делаешь помимо работы? – спрашивает Эрик, снова поворачиваясь к Чарльзу и пряча руки в карманах джинсов. Сам Эрик всегда мог лишь читать книги или смотреть новости – это если они не готовились к миссиям. Он понятия не имеет, что делают другие люди. Домы из Адского Пламени любили порой смотреть фильмы или сидеть за компьютерами. - Читаю, - с улыбкой говорит Чарльз. – Или смотрю низкопробные реалити-шоу. Ещё я люблю ходить в театр, когда выходит, но самому идти не интересно, поэтому обычно делаю это, когда встречаюсь с кем-то. Ещё у меня есть иксбокс – можешь играть когда угодно, и Нетфликс, если захочешь посмотреть фильм. Эрик сжимает спрятанные в карманах руки. - Может быть, - говорит он. Раньше он ничего из этого не делал. Это не запрещали прямо, но обычно Домы заставляли его выйти из комнаты перед тем, как смотреть фильм, и ни в одном из убежищ не было игровой консоли. Проблема в том, что он даже не знает, нельзя ли ему смотреть все фильмы, или только определённые фильмы, или же это была просто отговорка для того, чтобы они могли обсудить что-то без него. - Можешь смотреть всё с рейтингом ниже R, - говорит Чарльз. – Пойму, если ты решишь, что это нарушает прежние правила, но таковы правила в моём доме, хорошо? Можешь сначала спрашивать о фильме у меня, и мы вместе решим, будет ли он тебе интересен. Эрик кивает, решив, что всё в порядке. Если бы это было так важно, ему бы дали прямой приказ, и, в любом случае, пока он в доме Чарльза, его правила одинаково важны. И если Чарльз разрешает… - Мы можем посмотреть сегодня? Улыбка Чарльза просто ослепительна. - Конечно, - говорит он, и от того, как он доволен, даже комната светлеет. – Пойдём, я покажу тебе кухню, а потом сможем заглянуть в библиотеку. Всё в угловой кухне сделано в оттенках серого и белого… наверное, не то, чтобы это можно было разглядеть под горами посуды. Чарльз, покраснев, выталкивает Эрика из комнаты и ведёт в последнюю большую комнату на первом этаже. И она сразу же нравится Эрику: все стены заставлены книжными шкафами, и книг в них так много, что порой они лежат одна поверх другой; прохладный воздух комнаты пахнет старой бумагой. Эрику в голову сразу же приходит книжный в Париже, принадлежащий старому мутанту, разрешавшему им прятать взрывчатку в каморке. Господин Шоу всегда говорил, что нельзя придумать места хуже, чем полное бумаги здание, но никто не станет там искать. Встречи порой тянулись часами, и владелец позволял Эрику гулять по магазину. Господин Шоу, конечно, не разрешал ему ничего из этого читать, но Эрику нравилось даже просто смотреть на обложки – так он мог представлять, что же они за собой скрывали. И сейчас он сразу же идёт к полке справа, заметив коричневый том «Войны и мира» Толстого. Эта копия на английском, а он читал её на русском, но название сложно спутать, и Эрик внезапно чувствует благодарность, увидев что-то знакомое. - Тебе она нравится? Подошедший Чарльз стоит где-то за правым плечом Эрика. - «Война и Мир»? Интересная книга, но довольно затянутая. Идёт тяжело, да ею можно фундаменты укреплять. - Пожалуй. Господин Азазель говорил, что «Анна Каренина» лучше, - но её никогда не было среди книг, что ему приносил господин Шоу, так что Эрик её не читал, но «Война и Мир» ему очень даже понравилась. Чарльз неопределённо мычит. - Господин Азазель ведь русский, насколько я помню? Наверное, поэтому он любит русскую классику. - Да. Эту он мне подарил, - Эрик стучит по корешку книги. – А ещё «Братьев Карамазовых» - одну из моих любимых. - Для своего возраста ты очень начитан, - кажется, Чарльз впечатлён. – Можешь читать всё, что угодно, вряд ли здесь найдётся, что-то, что ты не осилишь, просто будь осторожен с книгами. А сейчас пойдём наверх, чтобы я показал тебе твою комнату. - Хорошо, - говорит Эрик и выходит вслед за Чарльзом из комнаты, с трудом отрываясь от книг – успокаивает его лишь то, что он сможет вернуться сюда, когда захочет. Интересно, здесь есть Анна Каренина – было бы неплохо обсудить её с господином Азазелем по возвращению в Адское Пламя. На втором этаже много дверей; Чарльз говорит, что большая их часть это шкафы или же гостевые спальни. - Твоя комната – самая дальняя от моей по коридору, - говорит Чарльз, поворачивая направо; в коридоре нет ни одного окна и он полностью освещён лампочками. - Если ты хочешь быть поближе, то есть свободные комнаты рядом с моей, но мне показалась, что тебе не помешало бы личное пространство. К тому же, у второй подходящей спальни общая ванная с моей комнатой, и это могло бы сбить тебя с толку. Эрик, хочу прояснить: я не заинтересован в сексе с тобой, и ты не обязан - скорее не должен - предлагать себя в таком ключе. Ты понял? Эрик чувствует подступающий к щекам жар. - Конечно, я понимаю, - говорит он. - Я и так это знаю. Ты же сабмиссив, - у Чарльза нет права требовать этого от другого саба, даже если он и был бы заинтересован; то, что генетически Эрик Дом, не имеет значения. - Даже если бы я был Домом, все было бы точно так же, но пока сойдёт и это, - говорит Чарльз, останавливаясь перед одной из дверей. - Вот мы и здесь. Это будет твоей спальней. Оформлена она очень просто: двуспальная кровать и прикроватная тумба в тон, комод, шкаф, всё в оттенках синего - неплохо, но не так уютно, как в остальных комнатах. Эрику это чем-то напоминает убежища. Конечно, были вещи, которые члены Адского Пламени хранили в личных спальнях, но основную часть вещей они возили с собой. - Выходит, твоя комната в той стороне? - спрашивает Эрик, указывая пальцем в сторону двух дверей в противоположном конце коридора. - Та, что с этой же стороны коридора, что и твоя, - говорит Чарльз. - Если что-то понадобится, то давай мне знать в любое время дня и ночи, стучи или громко подумай - но в других случаях, если я в комнате, вход в мою спальню под запретом. Можешь заходить в любую другую комнату, но постарайся не потеряться, - он улыбается, пытается пошутить, но, учитывая размеры квартиры, это более чем серьёзное предупреждение. Они возвращаются на первый этаж, и Чарльз заставляет Эрика сесть на диван и выбрать ещё несколько вещей для его комнаты. Чарльз решает купить ему ещё и ноутбук, объясняя это тем, что: "В интернете ты сможешь найти всё, что угодно, просто воспринимай информацию со скептицизмом и ищи подтверждения ещё на паре-тройке сайтов", - а затем идёт на кухню, принося оттуда парочку меню доставки, и заказывая еду в каком-то китайском ресторане: Чарльз говорит, что готовят там вкусно, а Эрик просто молчит, пока тот выбирает блюда. Когда доставляют еду и они садятся есть, расставив на столе тарелки, Чарльз наконец-то успокаивается, словно закончив отмечать пункты в списке - его осанка становится расслабленнее, а между ними наступает уютная тишина, которую нарушает лишь звон столовых приборов и тиканье часов. - У тебя есть вопросы ко мне? – вскоре спрашивает Чарльз, проворно орудуя палочками, чтобы подцепить очередную порцию лапши. – Что угодно, Эрик. Эрик качает головой. Обычно, когда у него вот так вот спрашивают, он забывает все заготовленные вопросы – особенно те, что приходят посреди ночи или когда он в душе. Эрик даже думает начать их записывать; тогда, во всяком случае, его не смогут застать врасплох. - Хм. Ну, знаешь, я думал, у тебя будет парочка о том, каково быть 7Д, например, - говорит Чарльз. – Нам, пожалуй, стоило бы об этом поговорить – такое не слишком уж и часто встречается. - Я уже говорил, что не хочу быть 7Д, - говорит Эрик, выискивая палочками упущенный кусочек морковки. – Я - не Дом. Чарльз уже закончил есть; от отодвигает свою тарелку в сторону и переплетает пальцы, становясь серьёзнее. - Я знаю, что ты не хочешь этого, и уважаю твоё решение, - спокойно говорит он, - но в то же время, думаю, тебе будет легче, если ты будешь полностью понимать, от чего отказываешься, а не гадать, что это за собой повлечёт. Тебе так не кажется? Как по мне, осведомлённость всегда лучше незнания. И так ясно, что Чарльз в любом случае хочет ему рассказать, так что Эрик пожимает плечами и соглашается, беря ещё один кусочек курицы с лимоном. Чарльз кивает. - Ну, в первую очередь, ты должен знать, что если встрянешь в драку с кем-то и применишь свою Доминантность, то это будет приравнено к нападению с использованием смертельного оружия, так как твоя Воля куда сильнее Воли среднестатистических Домов; примерно как если в уличную драку попадет мастер боевых искусств. Это же работает на случаи, когда ты используешь свою Доминантность, чтобы заставить других делать что-то против их воли. Эрик решает, что всё это довольно бесполезно: ничего из вышеперечисленного не станет для него проблемой, ведь он совершенно не собирается использовать свою Доминантность. Может, генетически она есть, но Эрик этого не чувствует; он не представляет как сможет обуздать эту силу даже если захочет. Если она существует и похожа на мышцы, то к этому времени должна была бы уже атрофироваться. Но в этом всём есть довольно интересное утверждение. - Смертельного оружия? – спрашивает он, опуская палочки. - Возьми их и продолжай есть, ты сейчас настолько костлявый, что можешь за ними прятаться, - говорит Чарльз, бросая взгляд на палочки. – И да. Известны случаи, когда 7Д были достаточно сильны, чтобы заставить кого-то смертельно себя ранить или же навредить другим против воли, поэтому это и приравнивается к умышленному убийству – если только ты не докажешь, что это была самозащита. Ну, думает Эрик, это всё меняет. Знал ли об этом господин Шоу? И если знал, то тогда возможность того, что Эрик поднимет восстание, перевесила потенциальную пользу от 7Д в битве? Это если не учитывать врагов с сопротивляемостью к телепатии – Эрик просто мог приказать им спрыгнуть с ближайшей крыши. - Это работает со всеми, - спрашивает Эрик, - или только с сабмиссивами? – он запоздало вспоминает о приказе Чарльза продолжать есть и поднимает палочки, наугад хватая ещё кусочек курицы. - Зависит от Дома. Редко работает с сильными Домами, но вполне возможно с Домами послабее. Со стороны закона довольно неясно, сочтут ли тебя ответственным, так что я не советовал бы пытаться, - отвечает Чарльз, приподнимая бровь. Без сомнения, это возможность, которую господин Шоу упустил. Эрик медленно разжёвывает курицу, хмуро смотря на картонную коробку от неё. Через мгновение он говорит: - Это же работает и с телепатией, да? Так ещё проще кого-то убить, к тому же вне зависимости от их уровня ДС. Чарльзу от этого, кажется, неловко: его лежащие на столе руки сжимаются и разжимаются слишком медленно, чтобы жест был случайным. - Да, - говорит он, бросая взгляд на Эрика и снова опуская глаза. – Но, конечно же, это сложнее доказать. И, конечно же, если телепат сабмиссив и делал это по приказу Дома… всё становится очень запутанно. Технически, с точки зрения закона Домом было совершено нападение с использованием смертельного оружия. Особенно если этот самый Дом – 7Д, кажется Эрику: одно из смертельных оружий это телепат, а второе – Воля самого Дома. Он продолжает есть курицу, пусть уже и наелся – эта привычка появилась у него очень давно. Эрик мог есть только когда господин Шоу давал ему разрешение, и должен был прекратить, когда ему приказывали. В его же лучших интересах тогда было съесть как можно больше – он никогда не знал, когда его снова покормят, или же он потеряет эту возможность, ослушавшись кого-то. - Какого ты класса? – спрашивает он, съев последний кусочек курицы и положив палочки в коробку, собираясь выбросить её позже. – Насколько ты сильный телепат? Чарльз поднимается со своего места и поднимает обе их коробки, собирая мусор, оставшийся после их ужина. - Класс Омега, - отвлечённо говорит он, смахивая оставшуюся на столе рисинку в одну из коробок. – Но лично мне кажется, что система классов не очень точно определяет силу мутаций, их же такое огромное разнообразие. А вот это разжигает в Эрике интерес, и он выпрямляется, наблюдая за выбрасывающим мусор Чарльзом. – У меня уровень Пси, - говорит он. – Или он был в прошлом мае – сейчас может быть даже выше. Сложно даже вообразить всё, на что Чарльз должен быть способен, если у него действительно класс омега; что бы Чарльз не говорил о системе классов, факт остаётся фактом – нет ничего сильнее, чем класс омега. Возможности Чарльза в прямом смысле превосходят все придуманные для их измерения критерии. Если уж Эрик не может жить с Клубом Адского Пламени, то он, по крайней мере, здесь; не считая его, самый сильный член Адского Пламени был лишь уровня Тау. - Я должен был догадаться, что так стану выглядеть круче, - Чарльз улыбается Эрику через плечо. - Наверное, стоило упомянуть это сразу же. Просто мне кажется странным измерять силу телепатии словно размер обуви. После определенного уровня особой разницы нет, разве что ты хочешь промыть мозги большей толпе людей, что меня, по правде говоря, не слишком привлекает. Но уровень Пси, Эрик... Это же чудесно, очень впечатляет! Каким был самый большой объект, на который ты смог повлиять? - Самым большим было магнитное поле Земли, - говорит Эрик, чувствуя странную лёгкость и улыбаясь Чарльзу в спину. – Но сейчас я пытаюсь работать над воздействием на уровне атомов. Я уже немного могу влиять на молекулы, - конечно, после этого у Эрика настолько болит голова, что он часами лежит в кровати, но сам факт остаётся – из кусков алюминийтриникеля и титана он может сделать алюминий и нитинол. Чарльз оборачивается, опираясь на кухонную стойку, удивлённо приподняв брови. - Это действительно очень впечатляет, - говорит он, и в его глазах действительно виднеется тепло и одобрение, и всё в нем такое… уютное, что Эрик даже не знает, как к этому относиться. – Многим своим пациентам я помогаю с контролем мутаций – возможно, мы могли бы поработать над усовершенствованием твоих способностей. Эрик кивает, и, пусть он и пытается не выказывать эмоций, Чарльз, будучи телепатом класса омега, скорее всего всё равно чувствует его смешанное с настороженностью воодушевление и тайную мечту достигнуть класса омега до шестнадцати. Но всё же он зашёл так далеко – и так быстро - только благодаря методам господина Шоу, и он знает, что Чарльз их не придерживается. Пожалуй, придётся поумерить амбиции. И Эрика словно окатывает ледяной водой – он уже думает о годах, о том, что будет делать через два года, предполагает, что все ещё будет здесь, а не вернётся к господину Шоу и прочим из Клуба Адского Пламени. Это сразу же убивает всю радость, и она гаснет, словно залитый водой костёр, оставляя по себе лишь грызущее чувство вины. - Посмотрим, - отвечает он после паузы, понимая, насколько же безжизненно звучит его голос. Улыбка Чарльза слабеет, но глаза его все ещё излучают тепло. - Хорошо, - говорит он, поворачиваясь к раковине, чтобы помыть руки. – Ну, знаешь, пока ты здесь, тренировки не повредят, так ведь? Вне зависимости от того, что случится в будущем, - во всяком случает он не ставит под вопрос возвращение Эрика в Адское Пламя, пусть и думает об этом. Через несколько долгих минут молчание Чарльз отходит – он снова радостно говорит: - И кстати… я записал тебя в школу. Начнешь с понедельника, так что нам нужно будет купить школьные принадлежности. А, ещё и форму. - Школа? - удивлённо повторяет Эрик. До этого он никогда не ходил в школу; господин Шоу считал, что он достаточно образован и шесть раз в неделю "занимался" с ним, а если господина Шоу не было рядом, это делал господин Эссекс. Но мнения господина Шоу и господина Эссекса в этом сходились - Эрик знал всё, что должен был. Он и не слишком-то уверен, что в человеческой школе будет что-то интересное ему. Чарльз как можно более непринуждённо пожимает плечами. - А ещё господин Шоу считал, что тебе не стоит знать о своём статусе как 7Д. Может, стоит хотя бы попробовать? Так это или нет, но Эрик чувствует, что Чарльз вряд ли изменит своё мнение, так что просто отступает, начиная ковырять ногтем деревянный край стола. - Ладно, - возможно, там будут мутанты, как и в школе Лары, вроде того мальчика, что может делить себя на семь. - Кажется, Уоррен Уортингтон сейчас ходит в твою школу, он мутант, - говорит Чарльз, разгибаясь. – Хорошо, давай посмотрим фильм. Можешь выбрать что угодно. Чарльз ведёт его в гостиную, снова открывая дверь в уютную комнату, падая на диван и со вздохом закидывая ноги на кофейный столик. - Не вздумай сидеть на полу, - предупреждает он до того, как Эрик опускается на колени, и хлопает по месту рядом с собой. На диване достаточно места, чтобы сидеть не касаясь, и поэтому Эрик устраивается рядом, подтягивая ноги под себя. - Что ты хочешь посмотреть? - спрашивает он у Чарльза, беря подушку и кладя её себе на колени. - Если я дам тебе список, то сможешь выбрать из него? Так я смогу рассказать, о чём каждый. - Мы можем просто посмотреть твой любимый, - предлагает Эрик, пытаясь скрыть внезапно возникшее странное волнение, вызывающие стаи мурашек по всему телу. Чарльз чуть сдвигается, удобнее устраиваясь на диване. - Хорошо. Тогда давай посмотрим Гарри Поттера. Не самый мой любимый фильм, но так как мой любимый довольно мрачный, стоит начать с него. Он про мальчика, выросшего с тётей и дядей, которые были обычными людьми, но, повзрослев, мальчик узнаёт, что он волшебник, и едет учиться в школу волшебства. Думаю, тебе понравится. Чарльз возится с пультом и пролистывает список, включая сам фильм. Все опасения Эрика развеиваются, как только сюжет захватывает его внимание; он даже забывает, что это он, а не главный герой, пытается передоминировать профессора Снейпа в Зельях, или же пытается пройти всё усложняющиеся загадки в попытках найти философский камень Когда фильм заканчивается, Чарльз позволяет ему посмотреть сиквел – кажется, там целых восемь фильмов, и просмотр всех займёт у него ещё и завтрашний день; Эрик пытается не заснуть, хотя глаза закрываются сами, и не успевает ничего с этим сделать, как Чарльз уже легко трясёт его за плечо, пытаясь разбудить. Он заснул, странно выгнув шею и прижавшись головой к плечу Чарльза, пуская слюни на его свитер. Рука Чарльза легко и уверенно сжимает плечо Эрика, и он слишком чётко ощущает касание, чувствуя каждый палец через футболку. - Давай же, - говорит Чарльз, не спихивая Эрика с себя и служа надёжной опорой. – Сможешь и завтра досмотреть, - его разум кажется таким близким, обволакивая мысли Эрика туманом, словно ватой. Эрик заставляет себя встать, пусть и его голова, и тело словно ватные, и позволяет Чарльзу протащить себя по квартире, что кажется ещё большей и запутанной в темноте. Когда они поднимаются, ковёр на лестнице кажется очень плотным и пышным его голым пальцам: Чарльз идёт за ним, а Эрик бездумно скользит силой по держащим перила заклёпкам на стене. - Спокойной ночи, - говорит Чарльз, когда они достигают верхнего пролёта; он останавливается в коридоре, поворачиваясь корпусом налево, к своей комнате. - Если что-то понадобится, просто приди ко мне, хорошо? - Хорошо… Ночи. Эрик идёт по длинному коридору к своей комнате, и даже не задумывается о том, насколько же всё большое и чужое; когда он залезает под одеяло и кладёт голову на мягкую подушку, то сразу же засыпает. * Чарльз Чарльз не идёт спать вслед за Эриком – и всё же, довольно странно чувствовать ещё один разум в своей квартире, столь близкий и сонный. Вместо этого он устраивается в кровати, переодевшись в пижаму и сняв часы – Чарльз решает ограничить количество металла на случай, если его движения могут побеспокоить Эрика. Его спальня самая большая из всех в квартире: здесь есть собственный камин, два шкафа и прилегающая ванная, соединяющая его комнату с соседней спальней; когда Чарльз сюда переехал, она была совершенно безликой, но за два года он сумел приспособить её под себя, перевезя удобную старую мебель, спасённую из Вестчестера; её тёплые, насыщенные цвета смогли превратить спальню в уютную берлогу, в которой можно скрыться от внешнего мира. Когда Чарльз ложится на кровать и устраивает голову на подушке, ему приходит в голову, как же странно было строить весь день вокруг другого человека и держать маску спокойного, уравновешенного человека до тех пор, как он смог остаться наедине. Он поворачивается на бок и подтягивает ноги к груди, испуская длинный вздох перед тем как наконец-то расслабиться. Вскоре он протягивает руку к прикроватной тумбе, поднимает беспроводной телефон и нажимает кнопку быстрого набора, зажимая трубку между ухом и подушкой, освобождая себя от необходимости её держать. - Привет? - Привет, Рейвен, - говорит Чарльз, позволяя себе прикрыть глаза и вслушаться в знакомые звуки её дыхания и присущие ей тихие хрипы после каждого вдоха. – Прости, что звоню так поздно. Он даже слышит, как скользят её чешуйки по шёлку, когда она ворочается в кровати. - Не дури, ты же знаешь, что я сова, но вот ты-то обычно в такое время спишь. Что-то случилось? Чарльз выдыхает. - Я кое-что сделал. Вот подумал, что ты должна знать. - Кое-что? Чарльз, что ты сделал? Поранил себя? Я могу заехать… - Нет-нет, ничего такого, - говорит Чарльз, настораживаясь от того, как же легко ей в голову пришло… такое. – Я вроде бы как… взял к себе… пациента? Мальчика. Его зовут Эрик. Он сейчас спит в синей спальне. Повисает тишина. - Как это ты «взял его к себе»? Ты что, усыновил его? Чарльз устраивает телефон поудобнее и снова позволяет руке безвольно упасть на кровать. - Я некоторое время буду за ним присматривать. Мальчика долго держали очень плохие люди, и это связано с делом моих очень важных клиентов, и он нигде особо не приживался – к тому же, он не был в безопасности. Поэтому я и предложил, чтобы он пожил у меня. В конце концов, у меня достаточно места. Молчание растягивается, и Чарльз слышит, как Рейвен бормочет себе что-то, хоть и слишком тихо, чтобы можно было разобрать: если бы очень уж хотелось, то он мог бы найти её разум в Сохо – это вполне легко – но Рейвен ненавидит такое, так что придётся обойтись телефоном. Поэтому он просто ждёт, когда же она заговорит. - Тебе это действительно кажется хорошим решением, Чарльз? Мы оба знаем, что ты сейчас не в лучшей форме. Действительно сможешь присматривать за ребёнком? В смысле, могу показаться грубой, но я не слишком-то уверена в том, что ты и о себе можешь позаботиться. Это… не то чтобы несправедливо, но всё равно цепляет, и Чарльз перекатывается на спину, лишь после вспоминая, что так не услышит ничего из того, что она скажет дальше – приходиться тянуться за трубкой. - Эрику четырнадцать, - говорит он, - и я не сделал бы этого, если бы не мог ничем помочь. Сегодня я отлично справился с тем, чтобы накормить его и уложить спать, и это уже делает меня вполовину лучше, чем наша мать. - У Шерон была целая армия слуг для твоего воспитания, - сухо парирует Рейвен, но не спорит дальше. – Просто… я волнуюсь за тебя, ладно? Я же люблю тебя, идиот. И я не понаслышке знаю, как ты сейчас загружен работой. Если ты ещё и будешь лечить мальчика дома, то не сможешь отдыхать от всего этого, и именно мне придётся склеивать разбитого тебя после. Я говорю всё из чистого эгоизма – ты же знаешь, что у меня ужасно получается. Чарльз вздыхает. - Я буду в порядке, - устало говорит он, чувствуя, как разговор вытягивает из него остатки сил, делая тело ватным. – Я на самом деле звонил попросить тебя не появляться без предупреждения. Эрик не слишком хорошо реагирует на Домов, и, скорее всего, неожиданное появление одного из них пройдёт ужасно. Некоторое время, пока он не обустроится, нам придётся встречаться вне дома. Можно было бы пообщаться за чашечкой кофе или чем-то таким. - Ох, и ты уже бросаешь меня ради новенькой игрушки. Это нравится мне всё меньше и меньше. - Всё совсем не так, - говорит Чарльз, пусть картинная капризность Рейвен и вызывает у него улыбку. – Просто сейчас это будет лучше всего для Эрика. Ты же понимаешь? - Да, конечно. Просто… - Рейвен останавливается и снова слышится шуршания, словно садится, а за этим звучит стук её ногтей от пластик телефона. – Будь полегче с собой, хорошо? Если не сможешь со всем справиться, то придётся выбирать между тем, чтобы оставить паренька и навредить себе и тем, чтобы дать себе отдохнуть. Чарльз, ты не сможешь помочь всему миру. Улыбка Чарльза угасает, становясь натянутой. - Пожалуй, нет. - Мы встретимся за кофе на этой неделе, хорошо? Я напишу тебе. - Хорошо, - говорит Чарльз, и, когда Рейвен кладёт трубку, позволяет телефону упасть на кровать и долго смотрит в потолок перед тем, как в конце концов повернуться набок и заснуть. * Эрик Чарльз отправляет его в школу в Верхнем Вест-Сайде, и потому Эрику приходится идти через парк ранним утром: в это время он все ещё тих и почти пуст, земля покрыта тонким слоем снега, хрустящего под ногами снега, свисающего сосульками с голых ветвей. Снаружи настолько холодно, что к тому времени, как они останавливаются перед зданием, у Эрика горят уши, а ещё он пытается всячески избежать любопытных взглядов проходящих мимо учеников. Все они одеты в такую же форму синего и песочного цвета, что и он – кроме, конечно же, девочек в юбках, и Домов – вороты на их пиджаках ниже. Эрик оттягивает края собственного воротника – давление вокруг шеи напоминает ему старый ошейник. - Я заберу тебя после школы, - говорит Чарльз, кладя руку на плечо Эрика в коротком жесте. – Хорошо проведи день, ладно? - Ладно, - говорит Эрик, сильнее сжимая ручку сумки, но затем берясь за лямку и закидывая сумку на плечо. Почему-то у него крутит живот. – Тогда увидимся позже. Эрик отворачивается и вливается в поток идущих по тротуару студентов, заходя внутрь. Ему уже кажется, что он выделяется хотя бы потому, что он новенький – Эрик чувствует их любопытные взгляды, пусть даже они и достаточно воспитаны, чтобы не шептаться. Все здесь кажутся недостижимо, слишком идеальными: без единого выбившегося волоска, с идеальной кожей и новенькой блестящей обувью. Растянув силу по коридору, Эрик насчитывает не меньше восемнадцати ролексов. У всех – кроме, конечно же, Эрика – почти одинаковые золотые или серебряные подвески на сумках, и в его разуме они блестят маленькими звёздочками. Скорее всего, они понимают так же, как и сам Эрик, что он не в своей тарелке. Мальчик уклоняется от тройки идущих по коридору Домов и прижимается к стене, доставая из сумки сложенную в несколько раз картонку с расписанием. - Эй, ты новенький? – спрашивают его сбоку, и Эрик поднимает взгляд на курносую рыжеволосую девочку в школьной форме, стоящую к нему слишком близко и склонившую голову набок. – Ты потерялся? Если что, то уборные дальше по коридору, если хочешь избавиться от завтрака до начала уроков. Эрик пытается отступить, и это лишь напоминает о том, что он уже и так упёрся в каменную стену. - Ох, - выдавливает он. Девочка все ещё смотрит на него, словно ожидает ответа, и Эрик опускает взгляд на её чёрные кожаные ботинки. Сложно сказать, человек она или мутант. Его пальцы наконец-то натыкаются на лежащую в сумке картонку, и он неуверенно замирает, чувствуя, как от напряжения начинает крутить живот. - Меня зовут Мадлен, - говорит она чуть менее резко, разрывая тишину. – Мадлен Прайор. Давай, пойдём со мной. Я покажу тебе кабинет директора, чтобы ты отметился или что там ещё тебе нужно сделать, а затем подожду тебя и пропущу начало алгебры, делая доброе дело. Это абсолютно нормально и я ненавижу математику, так что ты сделаешь мне одолжение. - Хорошо, - говорит он, чувствуя облегчение от новых указаний; Эрик отрывает взгляд от её обуви и вместо этого сосредотачивается на блестящих бриллиантовых серёжках. Через мгновение он понимает, что же не так. – Я Эрик. Леншерр. Она кивает, отбрасывает волосы за спину и поворачивается, идя по коридору вглубь здания. - Ты здесь по стипендии? - Нет? Если подумать, то он даже не знает, кто оплачивает его обучение, но Эрик точно уверен, что этот вопрос Чарльз назовёт «грубым». Он просто следует за Мадлен, достав расписание из сумки и рассматривая список занятий. Он записан на биологию, английский, начальные алгебру и французский, физкультуру, рисование и что-то под названием «Кризис и Изменения» - наверное, курс истории. Только последний предмет кажется хоть немного нужным для их цели. Ещё, пожалуй, биология, есть там будут проходить мутации и эволюцию. - Ох, ну, может я просто не узнала фамилию, - беззаботно говорит она, пожимая плечами. Звенит звонок, и стоявшие в коридоре ученики, шумя, отправляются к дверям по обе его стороны, но Мадлен просто идёт вперёд, игнорируя всех. – В любом случае, тебе нужна подвеска с твоим уровнем. Она есть у всех и будет странно, если у тебя её не будет. Если хочешь, достану одну для тебя, только скажи свой уровень. У меня вот -2С. Уровень. Эрик даже не думал над тем, что будет говорить людям. Сейчас, когда он знает правду, говорить, что он -1С, кажется неправильным, но, в то же время, ему и не хочется говорить всё, как есть – в этом случае к нему станут относиться как к Доминанту. Эрик оттягивает ворот пиджака, чувствуя подступающий жар. - Что за подвеска с уровнем? – спрашивает он, медля. - Она есть у всех, - подчеркивает Мадлен, поднимая брови. – Вот она, видишь? – Она касается маленькой серебряной подвески с бусиной на сумке; металл отблёскивает в свете ламп. – Серебряные для сабов и золотые для Домов. Бусины указывают на твой уровень. У меня две серебряные бусины, а значит, я -2С. Раньше носили браслеты, но школу они бесили, мы выбрали подвески, и, честно говоря, они куда лучше, чем старые куски пластика, тебе не кажется? Эрик уклончиво хмыкает. Он никогда о таких не слышал – ни о металлических, ни о пластиковых, но, похоже, этого от него ожидают. Мальчик представляет, какого это будет – постоянно чувствовать единственную серебряную бусину как напоминание того, что он лишь хочет считать правдой. И сейчас он не может прекратить замечать это подвески, свисающие с сумок всех учеников, идущих на уроки: золотые и серебряные, в основном с одной или двумя бусинами, реже с тремя и четырьмя. - В любом случае, вот мы и пришли, - говорит Мадлен, поворачивая на углу и открывая дверь в небольшой кабинет, в основном занятый большим дубовым столом, за которым сидит средних лет сабмиссив в застывших на кончике носа проволочных очках. - Чем я могу Вам помочь, госпожа Прайор? – отзывается он, отрываясь от своего компьютера, когда они входят – его взгляд прыгает с Мадлен на Эрика. – Господин..? Эрику кажется, что у него в горле пустыня. - Леншерр, - едва слышно выдавливает он. - Ах, да, господин Ксавье предупреждал, что сегодня Вы присоединитесь к нам. Восьмой класс, да? – мужчина в кресле поворачивается к ним лицом. – Вы уже получили расписание? Эрик кивает. - Тогда я сейчас же Вас отмечу, - говорит он. – Госпожа Прайор, не могли бы Вы провести господина Леншерра на первый урок? - Конечно же, - отвечает она с яркою улыбкой и хватает Эрика за локоть, разворачивая и вытягивая его в коридор с громким стуком двери. – Что у тебя первым уроком? – она спрашивает это так, словно всё абсолютно нормально. – Только не говори, что математика. - Французский, - её ладонь словно обжигает его руку, и Эрик прикладывает всё усилия к тому, чтобы не одёрнуть её – но сердце всё равно бьётся где-то в горле. - Отлично, замечательно, - говорит Мадлен, жестом указывая в сторону коридора, ведущего ещё глубже в здание. – Вперёд. И, серьёзно, господин Ксавье? Мог бы и сказать, что ты внебрачный ребёнок Ксавье, имя-то на слуху, пусть никто из них и не ходит в школу. Все при деньгах знают о них. - Ты знаешь его? – невольно спрашивает он, вопросительно смотря на Мадлен и пользуясь возможностью незаметно освободить руку. – Чарльза Ксавье? - Видела только по телику, - отвечает она, пожимая плечами. Каждый вечер Эрик смотрел новости вместе с остальными из Адского Пламени, но никогда не слышал о Чарльзе Ксавье до того, как мужчина влетел в допросную ЦРУ и принялся рыться в его голове. Что он вообще забыл на телевидении? Они останавливаются перед закрытой дверью, и Мадлен поворачивается к нему, поправляя сумку на плече. - Вот и пришли, - говорит она, указывая на дверь. – Мне уже пора идти на свой урок, но, если хочешь, найди меня во время обеда. - Спасибо, - отвечает Эрик, наблюдая за тем, как девушка отдаляется, и думает, что случится, если он просто… уйдёт. Если бы он мог просто спуститься по лестнице, выйти на улицу, повернуть направо и найти станцию метро, то так и сделал бы. Возможно. Беда в том, что Эрик не знает, что делать дальше; он не выяснил, куда ЦРУ уводит своих заключённых, и он понятия не имеет, как связаться с Клубом Адского Пламени без госпожи Фрост или господина Эссекса. Эрик сжимает губы и отгоняет мысль в сторону. Ручка двери сделана из олова, так что он открывает её своей силой и заходит в комнату – все сразу же затихают. - Bonjour, - говорит стоящая перед классом Домина, приподнимая бровь; остальные в классе поворачиваются к Эрику, смотря на него с интересом. - Comment vous appellez-vous?* Эрик начинает по привычке становиться на колени, но затем замечает, что весь класс, включая сабмиссивов, сидит за партами лицом к классу; он нерешительно замирает, чувствуя слабость в коленях и отчаянно сжимая лямку сумки перед тем, как ответить настолько вежливо, насколько знает: - Erik Lehnsherr. Comment vous appelez-vous?* - Je m’appelle Madame Claude, - отвечает учительница – на её лице проскальзывает одобрение. - Asseyez-vous, s’il vous plaît.* Сзади слева у окна есть свободное место; Эрик, игнорируя сосредоточенные на нём взгляды, проходит через ряды парт и садится там, опуская сумку на пол и доставая оттуда купленные Чарльзом тетрадь и ручку. На доске за головой мадам Клод записана парадигма склонения для devoir. Он удивлённо моргает, но быстро вливается в работу, открывая тетрадь и записывая дату в верхнем правом углу. - Êtes-vous français? - мадам Клод все ещё смотрит на него. - Votre accent est très bon.* - Je suis allemand, - говорит Эрик, пусть он и не чувствует себя таковым; немец он, скорее, лишь по происхождению. Но Чарльз при встрече задал тот же вопрос, и честного ответа не было достаточно. - Mais j’ai grandi en parlant français.* – Если Вы не против, задержитесь после урока, господин Леншерр, - в этот раз она говорит на английском и чуть улыбается. Она поворачивается к классу – некоторым ученикам откровенно скучно. - Пожалуйста, откройте страницу сто семьдесят два. Остаток урока они учат простые склонения и базовую грамматику. Эрик всё равно делает пометки, старательно обводя je dois, tu dois, il/elle doit,*мысленно перебирая все возможные объяснения просьбы мадам Клод. Не мог же он так быстро влипнуть в неприятности? Когда звонок звенит снова, все сразу же начинают говорить, разбиваясь на группы по два-три человека и медленно выскальзывая в коридор. Эрик закидывает блокнот назад в сумку и тоже поднимается, ожидая, пока остатки учеников покинут комнату перед тем, как подойти к столу мадам Клод – та синей ручкой проверяет тесты. Он замирает лишь на мгновение, а затем опускается на колени у её стула склонив голову и ждёт. Она нервно вздыхает и машет рукой перед его лицом, прося подняться, цокая языком. - Ничего такого, господин Леншерр, Вы не в суде, - говорит она, опуская ручку на стол. – Я лишь хотела поговорить с Вами о том, чтобы вы выбрали более подходящий Вашему уровню предмет. Ясно как день, что здесь Вам будет скучно. Он всё равно с осторожностью поднимается одним плавным движением и соединяет руки за спиной, вжимая большой палец в тыльную сторону запястья. - Какой предмет, мадам Клод? – спрашивает он. Она пристально осматривает его осанку, но ничего больше не говорит. - Насколько хорошо Вы знаете французский? - Это мой второй язык, - говорит он. – Мы… я… жил в Париже. Она согласно кивает. - Тогда мы отбросим французский, нет никакого смысла держать Вас здесь. Можете выбрать испанский или китайский: с испанским Вам будет легче, но, как мне кажется, китайский будет куда труднее и интереснее. Тут уж Вам решать. То, что испанский он знает на том же уровне, что и французский, Эрик решает оставить при себе. - Тогда китайский, спасибо, - в конце концов говорит он. В Шанхае они провели столько же времени, как и в других странах, но Эрик не смог впитать язык до конца – особенно письменность, которой так просто не научишься. И, чего уж там, ему нравятся трудности. На это учительница улыбается и одобрительно кивает. - Тогда хорошо, мы переведём Вас к господину Хуа. А сейчас поспешите на следующий урок: если опоздаете, то скажите, что я Вас задержала, и Вас оставят в покое. - Спасибо Вам, мадам Клод, - бормочет Эрик, уходя. Пульс его унимается, только когда он пересекает весь коридор и начинает искать следующее занятие в расписании. Остаток утра проходит совсем, совсем не так. Он опережает всех в математике, но вот терминологию, используемую на уроках английского, он даже никогда не слышал, и в дополнение ко всему чтению им нужно написать несколько эссе на темы, никак не связанные с языком. Эрик учил английский обрывочно, когда они жили в убежищах в Америке и Англии, достаточно для общения; от речей учителя о синтаксисе и причастиях у него кружится голова. С историей всё ненамного лучше только потому, что Эрик испытывает неподдельный интерес ко всему, связанному с политикой; но, как оказывается, понимание мировых событий у всех совсем не такое, как рассказывали Эрику: в этой истории мутанты были дополнением, а не лидерами эпох, и религия почему-то играет бо́льшую роль, чем мутации и Динамика. Что ещё хуже – им придётся писать эссе. К концу занятия Эрик представляет собой бурлящий клубок раздражения – но, по крайней мере, никто не думает на него, когда компьютер учителя внезапно ломается. Он не говорит с одноклассниками, одалживая ручку или передавая материалы к уроку молча и опустив взгляд. Большинство оставляет его в покое, и Мадлен, с которой у него общий урок истории – единственное исключение: во время обеда она приглашает его присоединиться к ней и её друзьям, освобождая место за столом под берёзой, где они сидят. Эрик подчиняется и проводит весь обеденный перерыв, краем глаза наблюдая за другими учениками и учителями. Он совсем не видит мутантов, по крайней мере, ни одного с видимой мутацией или же кого-то, с гордостью её демонстрирующего. Не мог же Чарльз отправить его в полную лишь людей школу?.. - Вот, - говорит Мадлен, прерывая его размышления, и протягивает ему руку; в ней, как оказалось, была зажата серебряная булавка. – Сколько бусин тебе нужно? – второй рукой она роется в сумке и достаёт маленькую коробочку, которую кладёт на колени, а затем открывает ногтем – внутри лежит множество перекатывающихся от её движений серебряных и золотых бусин. – Сейчас мы соберём подвеску, которую прикрепим к твоей сумке. Он почти что говорит, чтобы она отъебалась, но слова застревают в горле. Он чувствует, как на краю сознания пульсируют золотые бусины, и все они, лежащие на коленях Мадлен, сливаются с подвесками других Домов за их столом: 2Д, 2Д, 3Д. Эрик вытесняет звук золота из головы и силой поднимает единственную серебряную бусину из коробки, цепляя её на булавку. - Ох! – Мадлен краснеет, её губы удивлённо округляются, а глаза расширяются. – Ты - мутант? - Электромагнетизм, - отвечает он, поднимая голову и встречаясь с ней взглядами, яростный, гордый и готовый доказывать, что она не лучше прочего человеческого отродья, загрязняющего этот город, если Мадлен что-то скажет. - Эм… - выдавливает она, все ещё удивлённая, но затем пожимает плечами, убирая коробку назад в сумку. – Круто. Но -1С? Я была уверена, что ты точно -4 или -5 – я даже удивлена! Эрик никак не отвечает на это, просто опускает взгляд на купленное в столовой овощное карри с рисом и водит стальной вилкой по тарелке. Мадлен берёт его булавку, крепит её к подходящей цепочке и цепляет всё это на край его сумки. - Вот так-то, сейчас мы тебя и определили, - довольно говорит она, и тут же звонок оглашает конец обеда. * Чарльз Чарльз работает в обед так же, как делает это всё время, пытаясь сохранить инерцию: если он сделает слишком длинную паузу, то не найдёт в себе сил продолжить и не сможет отвлечься от собственных переживаний настолько, чтобы уделить достаточное внимание всем своим пациентам. Достаточно легко пролистывать почту одной рукой, держа панини с тунцом в другой – на коленях расстелена салфетка для крошек, а секретарша Джослин не станет беспокоить его между часом и двумя, если не случится что-то, требующее немедленного внимания. Два письма со спамом, три запроса на консультацию от других психологов и список фильмов на эту неделю: Чарльз откладывает запросы в сторону, собираясь разобраться позже, удаляет остальные письма, а затем переходит к следующему ящику, который держит полностью отдельно от работы. Конечно, приходится заходить через совершенно другой сервис, но так он точно может быть уверен в том, что с него будет отправлять письма только от имени Церебро. Сводка писем, что его блог-платформа предоставляет вместо кучи одиночных оповещений, гласит, что к его последнему посту написали тридцать два новых комментария. Чарльз нажимает на ссылку и переходит к концу страницы, чтобы их прочитать. Так же, как и в рабочей почте, некоторые бесполезны, включая две прямых попытки начать спор: Чарльз удаляет их так же, как сделал до этого со спамом, перед тем, как перейти к более интересным, касающимся темы поста. «Мне около тридцати, женщина, сабмиссив, и тоже свободна», - гласит первый комментарий, айпи которого привязан к Колорадо: «И, как Вы и говорите, все думают, что это оттого, что я плохой сабмиссив и никому не нужна. Но это совсем неверно! Я была в длительных отношениях с Доминой до того, как мы расстались, и уже несколько лет не могу найти никого, кто бы мне нравился. Понятия не имею, почему все полагают, что мои лучшие годы прошли просто потому, что я предпочитаю оставаться одна. Это просто смешно. Никто не сказал бы такого о Доме». И следующий: «Не нужно быть телепатом, чтобы это понять – такое случается со мной постоянно. Порой Домы спрашивают у меня, правда ли я саб? Словно я не могу сам решить, хочу ли быть свободным!» Следующий комментарий от Тессы348 гласит: «Мне кажется, что некоторые Домы считают, что каждый саб хочет постоянно стоять на коленях, но в то же время есть и много толковых и адекватных Домов. Мой Дом никогда не спрашивал, почему я была одна до встречи с ним – он просто принял меня такой, какая я есть, а я никогда не вспоминаю прошлое. Но, пожалуй, ты воспринимаешь всё совсем по-другому, Церебро, раз можешь слышать их мысли. Нам всем приходиться лишь догадываться!» На этот комментарий Чарльз решает ответить и нажимает на кнопку. «Вы правы, Тесса, хороших Домов довольно много, но телепатия предоставляет своему владельцу уникальную возможность слышать мысли всех проходящих мимо людей! Всё не так уж и плохо, но как же бесит, когда встречаешь кого-то симпатичного - а затем слышишь подобные предположения у них в голове, и всё надежды рушатся. Постепенно устаёшь слышать гадости о себе и начинаешь гадать, когда же снова наткнёшься на что-то хорошее. Мне кажется, у не-телепатов всё происходит похоже, но, пожалуй, не настолько резко, как со мной в последнее время. Все ещё предстоит много работы в разъяснении того, что сабы могут принимать самостоятельные решения в спальне и вне неё – все мы знаем о стоп-словах, но ни одно стоп-слово не спасёт от неудачного свидания! В любом случае, очень рад, что Вы смогли найти кого-то, кто принимает Вас такой, какая Вы есть, а не спрашивает – как, например, в случае, послужившем поводом для моей вчерашней тирады – что же с Вами не так. Нет ничего плохого в том, чтобы решать когда – и кому – подчиняться, даже есть порой Домам это не нравится». Он отвечает на ещё пару комментариев, подбадривая людей и оставляя своё мнение на те, где люди привели примеры из собственной жизни, а, закончив с комментариями, создаёт новый пост, в который копирует написанный прошлой ночью текст, и позволяет себе немного поиграться с форматированием. Конечно, рискованно публиковать собственное мнение об аресте Клуба Адского Пламени, учитывая его непосредственное участие, но Чарльз осторожно использовал лишь известные широкой общественности факты и старался строить текст, не опираясь на то, что он вроде бы и не должен знать; честно говоря, если бы в блоге ЦЕРЕБРО (с подзаголовком: «Все люди – мутанты, а все мутанты – люди. Некоторых просто проще заметить») не будет ничего на эту тему, люди станут подозревать ещё сильнее. Когда он доводит запись до ума и добавляет фото арестованных членов Адского Пламени, Чарльз протягивается мыслью к Эрику: достаточно слабо для того, чтобы знать, что мальчик все ещё в школе, но не читать мысли; это его успокаивает, и Чарльз добавляет к посту заголовок перед тем, как опубликовать его и закрыть вкладки блога и почты. Позже он посмотрит, какую же реакцию вызвала его полная презрения запись о Клубе Адского Пламени – группе, с которой он не хочет иметь ничего общего; но сейчас Чарльз должен приготовиться к следующему сеансу. И потому он закрывает глаза, глубоко вдыхает и выбрасывает остатки сэндвича в мусорную корзину, закидывая в рот мятный леденец, чтобы избавиться от рыбного запаха. Он нажимает кнопку интеркома. - Джослин? Это Чарльз. Пациентка, записанная на два, уже пришла? Раздаётся шипение. - Да, доктор. Я сейчас отправлю её к Вам. Чарльз осматривает комнату в последний раз: всё на свои местах, такое же комфортное и успокаивающее, как обычно, перед тем, как мысленно протянуться к девочке и её матери, которые пришли на сеанс совместной терапии. Когда наконец-то раздаётся стук, Чарльз поднимается на ноги и спешит открыть дверь, сначала улыбаясь Китти, а только затем обращая внимание на госпожу Прайд. - Здравствуйте, - он делает шаг в сторону, пропуская их вперёд. – Как ваш день? - Всё хорошо, спасибо, - говорит госпожа Прайд, опускаясь на диван с одной стороны, тогда как её дочь садится с противоположной, подбирая ноги по себя. – А Вы как? - Замечательно, спасибо, - ответ обычный, но именно его она и ждёт. Чарльз переводит взгляд на сжавшуюся Китти – та со стыдом думает, как же расскажет Чарльзу о произошедшем на неделе, и он не может не… Господи. Насколько же легче принимать пациентов, падающих сквозь пол или порой теряющих одежду - каким бы страшным это для них не казалось - чем сохранять лицо, видя, как история Эрика открывается перед ним, словно сборник кошмаров из собственного прошлого. - Пожалуй, неделя была не самой лёгкой, - говорит он Китти - та поднимает на него обрамлённые мокрыми ресницами глаза, и сеанс начинается.