All the Rest is Rust and Stardust/А всё прочее - ржа и рой звёздный

Эрик - Блять, Леншерр, у тебя прямо-таки пылесос, а не рот, - говорит Лукас, застёгивая ширинку и принимаясь за ремень. - Мог бы требовать за это деньги. “Если бы я требовал плату, то уже был бы богат”, - думает Эрик. Вставая, он чувствует лёгкое головокружение, но всё равно выдавливает Лукасу улыбку - иногда, если он не улыбается, здешние Домы принимают это на свой счёт. - Всегда пожалуйста, - говорит он вместо этого, касаясь золотой подвески на сумке Лукаса и потирая большим пальцем висящие на ней четыре бусины, а затем бросает на парня взгляд из-под ресниц - не помешает польстить его эго. - Тебе помочь? - Лукас кладёт руку на бедро Эрика, проводя пальцами по изгибу сквозь ткань брюк; спрашивает он это вполне себе искренне, но Эрик всё равно качает головой и отстраняется. - Нет, спасибо, всё в порядке, - дело в том, что Эрик предлагает совсем не это, и чем раньше люди поймут, тем быстрее упростят себе жизнь. - Увидимся на уроках. Эрик выходит в коридор, позволяя двери закрыться самой, и сталкивается со ждущей его у стены Мадлен. Её взгляд, опустившись на его припухшие губы, наигранно поднимается к потолку, а сама она резко выдыхает. - Серьёзно? Ну ты даёшь. Я ждала здесь минут десять, Эрик. Ты вообще хочешь обедать после того, как уже поел? - Десяти минут там точно не было, - отвечает он, направляясь к буфету, заставляя её поспешить в попытке поспеть за ним и взять под руку. - В крайнем случае пять, не больше. - Ты же знаешь, какое о тебе сложилось мнение, да? - спрашивает девушка, но, кажется, это не слишком её заботит, она ведь не перестала с ним общаться. То, что они вообще сдружились, уже немало удивляет Эрика - ведь, тогда как он знает о ней почти всё, Мадлен не знает о нём почти ничего; кроме того, она человек, а Эрик вспоминает об этом лишь время от времени, словно это не имеет никакого значения - а должно бы. Мадлен резко тыкает пальцем ему в бок. - Я не хочу, чтобы все думали, что я постоянно стою для тебя на стрёме или ещё чего. Я не твой сутенёр. - Я и не просил тебя стоять на стрёме, - парирует Эрик. - Могла бы пойти обедать и без меня. - Я не просто стояла на стрёме - я ждала тебя, потому что мы друзья, придурок, - отвечает она, в этот раз щипая его за предплечье. - Это то, что должны делать друзья: они ждут и идут обедать вместе, а ещё не выставляют своих друзей сутенёрами. Или мадам. Я что, кажусь всем твоей мадам? Разве существуют женщины-сутенёры? - Наверное, - говорит Эрик, пусть на самом деле не имеет ни малейшего представления. - Если хочешь, я могу делать так же для тебя. Будет вполне честно. Мадлен вспыхивает. - Не по моей части. Но… эм… спасибо за предложение? В буфете она сразу идёт к готовым сэндвичам, и Эрик следует за ней, доставая один с курицей и банку диетической колы. Мадлен как-то подметила, что он всегда берёт то же, что и она; но если рядом не будет Дома, делающего выбор за него, Эрик просто потеряется в выборе между тайской и индийской едой, салатами, суши, пиццей и сэндвичами, в итоге и вовсе не пообедав. Не то чтобы он не мог сам сделать выбор - он уже выбирал для себя, когда его отстраняли, а Чарльза не было дома. Выбор, как и его сила, приходит легче, когда он зол, но в остальное время Эрик предпочитает отдавать это право другим. Почему-то это кажется неуважением, пусть и Домы, по отношению к которым это было бы неуважительно, уже не рядом. - Давай присядем там, - говорит Мадлен, показывая на стол в стороне, где уже сидят Соня, Эван и Петра. Соня оживлённо жестикулирует, пока Эван живо поглощает свои тефтельки. Мадлен уверенно идёт к ним и опускается на стул рядом с Петрой, оставляя свободным место напротив себя для Эрика. - Привет всем. - Привет, - отвечает Петра, а Соня продолжает говорить о своём. - Вам не кажется странным, что так мало обвинений? Их должно быть больше! Эрик присаживается и разворачивает свой сэндвич, складывая бумагу в аккуратный прямоугольник, что использует как тарелку. Иногда ему становится интересно, что же говорит о нём его дружба с Мадлен. Петра ничего так. Эван Дом. Соня тоже Домина, но она настолько несносна, что Эрик иногда удивляется тому, что другие Домы все ещё её терпят. Даже пусть Мадлен и саб, это все равно странно. - Здрасьте! Они же взорвали кучу всего, ещё и с людьми внутри, - продолжает она, жестами изображая тот самый взрыв. - Какого чёрта? То, что они мутанты не значит, что их не стоит судить по всей строгости закона. Почему этим вообще занимается ООН? Они же подорвали половину Лондона, почему бы нам не отправить и туда? - Далеко не половину, - будничным тоном поправляет её Эван. - И они натворили дел во многих странах, потому так и решили. Вполне логично, как по мне. - Ладно, большую часть Лондона, ну и что? Всё начинает складываться в единую картину болезненно просто. - Вы говорите о Клубе Адского Пламени, - Эрик не осознаёт, что сказал это вслух, пока они все не переводят взгляды на него. Он ещё никогда не заговаривал за обедом сам - лишь просил передать салфетки или соль, и от этого внимания его начинает мутить ещё пуще, чем прежде. Соня кивает. - Да, сегодня утром опубликовали список обвинений. Папа говорит, что то, что так много не попало в него, просто отвратительно, и что некоторые пункты его даже ужаснули. Это так тупо, все и так знают, что они это сделали. Почему нельзя просто отправить их в тюрьму или казнить - да что угодно, и пропустить всю эту бессмысленную суету? Обвинения. Их обвиняют. Эрик внезапно очень чётко чувствует медные трубы в стенах, стальные приборы вокруг, двигающиеся от тарелок ко ртам, магнитные колебания Земли в воздухе. Это действительно происходит - и он узнаёт об этом вот так, сидя за столом с людьми? Через мгновение Эрик вскакивает на ноги, притягивая к себе сумку за железные лямки на ручках. - Эм, - начинает Мадлен, - и куда ты собрался? - Я вернусь позже, - бросает он в ответ, пусть и не уверен, что так и случится, и игнорирует раздражённый выдох Сони. Эрик просто идёт, ускоряясь с каждым шагом, пока почти не переходит на бег: лёгкие горят от вдохов, и он пробегает мимо учеников и учителей, что пытаются, но не могут его остановить, к двери и по лестнице, пока не добегает до тротуара. Газеты, где же газеты? Он идёт на юг, а затем снова ускоряется, обегая туристов, собачников и курящих, пока не натыкается на автоматы с газетами перед витриной магазина. Стальные автоматы: они открываются Эрику и тот хватает себе экземпляр Таймс. Фото - это первое, что он видит. Оно растянуто, чтобы занимать полстраницы: цветное, все шесть поднимаются по ступенькам Международного уголовного суда в Гааге. Если бы Эрик не знал всего, то посчитал бы, что ничего не изменилось - господин Шоу даже в новом костюме. Он переворачивает газету чтобы прочитать заголовок под фото: “КЛУБ АДСКОГО ПЛАМЕНИ ПРИВЛЕКАЕТСЯ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ В МЕЖДУНАРОДНОМ СУДЕ”. Он пропускает саму статью; Эрик и так знает, что она полна предвзятости, но позже всё-таки прочитает. Сейчас ему интересно лишь одно - список обвинений за следующей странице, шесть длинных колонок под полицейскими снимками. Согласно Римскому статуту, там значится геноцид и преступления против человечества для всех шести. Господина Шоу ещё обвиняют в военных преступлениях, о которых Эрик даже никогда не слышал; наверное, что-то из того, что он делал в восточной Украине во время российской оккупации. За этим следуют стандартные обвинения в убийствах, вооружённых нападениях и - Эрик чувствует, как всё холодеет - десятки обвинений в изнасилованиях первой степени, эксплуататорских сексуальных посягательствах на ребёнка, поставлении в опасность благополучия ребёнка, похищении первой степени, принуждении первой степени... Эрик больше не читает. Внутри такая пустота, словно кто-то выскреб все его органы, оставив внутри лишь воздух. Это все происходит не на самом деле. Должно бы, но нет. Никого не должны были поймать. Дрожащими руками Эрик складывает газету. Кажется, словно сама земля под ним шатается, а город - ничто иное, как фон для кошмара. Он не помнит, как добирается домой - сорок пять минут жизни выпадают из жизни, словно их и не было, и он просыпается лишь когда опускает сумку на пол и падает на кровать лицом вниз, сильно вжимаясь им в матрас, делая глубокий вдох и тратя весь воздух сразу, кричит, пока горло не начинает скрести, а лицо не заливается слезами, и Эрик глотает слишком тёплый воздух и собственные сопли. Нечестно, нечестно. Они делают всё для мутантов, жертвуют всем ради цели, и никто не благодарен? Нет. Конечно же нет. Они растянут это как только смогут, убьют их как можно медленнее. Пока не останется только Эрик. И зачем? Он не заслуживает свободы. Он предатель, должен быть с ними, должен пожертвовать собой вместе с ними всеми. Тишина, повисшая после того, как Эрик прекратил кричать, настолько тяжёлая, что он слышит собственный пульс. Через мгновение раздаётся звук вибрации. Тишина. Затем снова вибрация. Эрик приподнимает голову и подтягивает сумку на кровать, копаясь в ней, пока не находит подаренный Чарльзом айфон. Экран горит, белым на чёрном фоне показывая имя Чарльза. Эрик пялится на него с секунду, вытирая нос тыльной стороной ладони. Он снова вибрирует, и мальчик медленно выдыхает, на мгновение сильно сжимая глаза перед тем, как заставить себя ответить на звонок. - Привет? - Привет, - говорит Чарльз. По телефону его голос совсем другой. - Ты хочешь, чтобы я пришёл домой? Эрик вытирает влагу со щёк и смотрит на часы на прикроватной тумбе. Все ещё без пятнадцати два. Усилием воли он заставляет себя звучать спокойно. - Нет, всё в порядке, - это очевидная ложь, но он всё же говорит её, перекатываясь на спину, чтобы можно было смотреть в потолок, и все ещё прижимая телефон к уху. - Угу, тогда ладно, - шум, словно Чарльз двигается. - Хорошо, у меня ещё один сеанс через пятнадцать минут и два после него. Сегодня заканчиваю в пять. С тобой всё будет в порядке те три часа, что я буду в офисе? - Да, - Эрик знает, что его голос все ещё звучит хрипло и придушено и что это опровергает его слова, но ничего не поделаешь. Он снова шмыгает носом, что совершенно не помогает, и потирает левый глаз ладонью. - Хорошо, - отвечает Чарльз, и после Эрик чувствует его разум там, где он должен был быть всё это время; то, как его присутствие можно ощутить физически - это словно мягкое одеяло или знакомый запах. А ещё он чувствует беспокойство Чарльза, то, как он понимает состояние Эрика и решает не трогать его до тех пор, пока сам Эрик не захочет поговорить. - Я буду присматривать за тобой, хорошо? Ты не останешься один. Вполне могу позволить себе разделить внимание между тобой и пациентами ради этого. Так хорошо? Эрик привык к присутствию телепатов в своем разуме - с госпожой Фрост и господином Эссексом он никогда по-настоящему не оставался наедине. - Да, - мальчик снова приоткрывает глаза. На потолке, рядом с ближней к нему стеной видна длинная тонкая трещина. Интересно, там есть пауки? - Увидимся позже. - Хорошо, увидимся, - гудок, и линия затихает. Чарльз, однако, все ещё здесь, устраивается поудобнее. Это странно, вот так осознанно чувствовать его присутствие, пусть даже от одного звонка ясно, что тот всегда связан с разумом Эрика, замечает тот это или нет. Эрик опускает телефон на кровать и тянется к наушникам, подключая их и пролистывая альбомы до тех пор, пока не находит сюиты для виолончели Баха Йо-Йо Ма. Ноты просты и знакомы, что, во всяком случае, помогает ему немного успокоиться. Эрик достаёт полученную от Лукаса пачку сигарет с самого дна рюкзака и идёт к окну, открывая его и садясь на край стоящего рядом стола, выглядывая на улицу и закуривая. Чувствуется лёгкое неодобрение от Чарльза, но через мгновение оно отстраняется и утихает. Сигарета помогает больше, чем что-либо другое. Слишком сильны воспоминания, связанные с этим запахом. Много разных эмоций связано с господином Шоу - и гордость, и злость, и страх, но это хотя бы то, к чему он привык. И так намного проще ненавидеть людей, что украли у него всё, к чему он привык. Дым все ещё кружит голову и вызывает лёгкую тошноту, пусть Лукас и говорил, что это пройдёт со временем и опытом. Сейчас же Эрику это даже нравится. Тоже по-своему привычные чувства. Пусть и не положительные, но они всё равно служат якорем и успокаивают. Когда от сигареты не остаётся ничего кроме фильтра с пеплом, Эрик выбрасывает её из окна, наблюдая за её падением на тротуар, где она точно будет раздавлена чьим-то ботинком через пару секунд. Он даже жалеет, что не пошёл на крышу ради этого. Вид был бы получше. Он слезает со стола и снова находит газету, открывая основную статью о деле. В этот раз Эрик читает её полностью. В второй раз он достаёт ножницы и прикрепляет статью к стене над столом. Список обвинений и полицейские снимки висят на уровне глаз. Правда, не то чтобы он смог забыть их в ближайшее время. Когда Чарльз приходит домой, Эрик сидит внизу с новым ноутбуком, почти полностью поняв основные функции интернета, и ищет всё, связанное с делом, открыв десятки вкладок в браузере и смотря интервью с крылатой девушкой, стоящей перед зданием МУСа и говорящей о влиянии дела на отношения между людьми и мутантами. Чарльз садится рядом на диване и смотрит на экран. - Вижу, ты нашёл, чем себя занять, - он выглядит усталым, а кожа под глазами кажется тонкой и прозрачной. - Нашёл что-то интересное? - Ничего, чего бы я уж не знал, - много необоснованных слухов, но Эрик и так знает, чего ожидать от человеческих новостей. Спекуляции насчёт того, что медиа прозвали “сопутствующими обвинениями”, но Эрик пока нигде не видел своего имени. Пока. - Ты кажешься спокойнее, - говорит Чарльз. - Несмотря на это, пусть я и хорошо понимаю, почему ты расстроился, ты не можешь уходить из школы, когда тебе вздумается, Эрик. Тебе нужно ходить на уроки. Если ты расстроен или зол, или у тебя есть весомый повод, то можешь спросить у меня, можно ли пойти домой раньше. Никак иначе. Договорились? Эрик просто кивает и нажимает на ссылку, открывая новую страницу. Эта статья должна являться чем-то вроде сборника всех преступлений, совершённых Клубом Адского Пламени с самого основания и сравнивает их с опубликованными обвинениями. Ему любопытно, что они пропустили - если пропустили. - Сколько ещё до суда? - Ох, скорее всего, годы. Такие вещи очень долго разбираются, - Чарльз откидывается на спинку дивана, запрокидывая голову назад, но не закрывая глаза, продолжая наблюдать за тем, как Эрик переключается между вкладками. - Нужно учесть много факторов, и многие люди и страны заинтересованы в деле. Мне не хотелось бы оказаться на месте госпожи Хеллер или кого-либо из обвинения. - Если их признают виновными, - начинает Эрик, полностью поворачиваясь к Чарльзу и прикрывая ноутбук, - их казнят? - Эх, нет. Международный суд может выдать только пожизненное заключение. От этого Эрик чувствует удовлетворение. Он сомневается, что люди смогут изобрести тюрьму, что долго сможет сдерживать сильных мутантов, особенно когда Эрик достигнет класса омега и сможет освободить их снаружи. И он вполне сможет узнать, где их удерживают. Люди выдадут что угодно, если к их голове приставить пистолет. И как только он всё разузнает... - Эх, - выдыхает Чарльз, закрывая глаза. - Сначала подтяни оценки, а затем задумывайся над тем, как будешь вытаскивать кого-то из тюрьмы. Ради меня. Мне снова позвонили из школы и теперь замдиректора считает меня не пойми кем. Раздражённый, Эрик тянется к трубам в стенах и трясёт их достаточно, чтобы с потолка посыпалась пыль, чашки на столе задрожали, а с полок на пол упала пара книг, открывшись. Но сразу после этого он чувствует себя виноватым, и, когда Эрик видит маленькие кусочки штукатурки в волосах Чарльза, что-то внутри сжимается. Он отводит взгляд и бормочет: - Я не виноват в том, что отстаю. - Знаю, - отвечает Чарльз все ещё с закрытыми глазами и на ощупь тянется к руке Эрика, похлопывая её перед тем, как нежно сжать. - Потому я помогаю тебе с предметами, которые знаю. И поэтому также важно, чтобы ты ходил на уроки. Я же знаю, что тебе нравится учиться. И Эрику действительно нравится учиться, по-настоящему. И это ему хорошо даётся. Он буквально впитывает языки, а математика выходит интуитивно, так же, как и элегантная простота физики. Сложнее, когда приходится снова проходить часть того, что он уже знает, чтобы догнать то, как школа подаёт историю и биологию, но Эрик всё же чувствует удовлетворение, когда получает хорошую оценку за тест и когда наконец-то выходит уловить нить, соединяющую факты и делающую даже английский и историю такой же понятной, как задачу по алгебре. - Твои волосы, - говорит Эрик спустя несколько секунд. Из-за пыли Чарльз кажется куда более поседевшим, чем он есть на самом деле, и серебристые отблески делают его ещё более уставшим. Эрик колеблется пару секунд, а потом протягивает вперёд свободную руку и смахивает пыль и штукатурку с тёмных прядей, закусив щеку. Чарльз открывает глаза, когда Эрик его касается, но улыбается, чуть изогнув уголок рта. - Спасибо, - говорит он, смотря на свои плечи. - Кажется, будто у меня перхоть. Эрик чувствует, как краснеют щёки, но отряхивает пыль и с плеч, быстро и тщательно, перед тем, как сложить руки на коленях. - Вот так. - Спасибо, - снова говорит Чарльз, снова позволяя глазам закрыться. - День был долгим. Ты не против, если мы закажем ужин? Можешь выбрать сам. - Я могу что-то приготовить, - предлагает Эрик. Пальцы Чарльза все ещё сжимают его ладонь, тёплые и тяжёлые. - Я всегда готовил для других. Оно… Ну, это съедобно. И куда лучше для здоровья, чем постоянно заказывать. - Вот как? Если ты хочешь, то пожалуйста. Сказано это без особого энтузиазма, но Эрик твёрдо убеждён в том, чтобы изменить мнение Чарльза. Он готовит все свои любимые блюда, то, что так нравилось, когда он был болен или ранен, домашнюю еду - хлебные кнедлики, хрустящую поджаренную курочку и салат со свёклой и лаймом. Немного проще, чем он готовит обычно, но Эрику не кажется, что Чарльз готов долго ждать. В любом случае, всё лучше, чем ещё один вечер китайской еды, а ещё он не хочет дать пропасть специям, что он так хорошо организовал в шкафчике, когда убирал в квартире во время своего отстранения, и купленным продуктам. Чарльз входит примерно в тот момент, когда запах курицы начинает заполнять кухню, и останавливается в дверях, приподнимая брови при виде двигающихся кастрюль и сковородок. - Вау, - говорит он, подходя ближе и присаживаясь за стол, просто наблюдая за тем, как стальная ложка перемешивает подливку. - Всё выглядит прекрасно, Эрик. Я и не думал, что ты настолько в этом хорош. - Всё довольно просто, если готовить часто, - конечно же, у Чарльза никогда не было Дома, который от него этого требовал, насколько Эрик знает, что, пожалуй, объясняет его привычку заказывать еду. - Тебе стоит практиковаться. Иначе придёт день, когда ты опозоришь своего Дома сожжёнными гренками и недожаренной яичницей. Чарльз просто фыркает, опираясь подбородком на ладонь. - Если я когда-то женюсь, то моему Дому придётся просто с этим смириться. И что ты там говоришь о моей готовке? Всё не настолько плохо! - В тот раз, - начинает Эрик, раскладывая курицу по тарелкам и ставя одну на столе перед Чарльзом, - ты пытался сварить яйцо, забыл о нём, вся вода испарилась и яйцо взорвалось. Я отдирал его остатки от потолка и пола целый час. - Тогда не делал бы этого, - отвечает Чарльз, с интересом осматривая свою тарелку. - Я считаю, что такое всё равно исчезнет со временем. Эрик, выглядит потрясающе. Присядь и поешь. Эрик подчиняется, накладывая себе порцию и садясь напротив Чарльза, ожидая, пока тот сделает первый укус и скажет, что всё хорошо, а только потом начинает есть сам. Эрику кажется, что есть небольшой шанс, что он сможет хорошо повлиять на Чарльза. Может, тот перестанет есть всякий мусор и перестанет позволят остаткам яиц гнить на кухне. Губы Чарльза вздрагивают так сильно, что он почти давится курицей, но он спешит заверить Эрика, что с едой всё в порядке и он просто неосторожно её проглотил. * В эти выходные Мадлен заявляет, что они идут на вечеринку. Это не сколько приглашение, сколько требование, и Чарльз говорит, что ему было бы неплохо “выйти и пообщаться”, так что Эрик идёт. Мадлен проводит с ним в спальне час, копаясь в шкафу, просматривая все купленные ему Чарльзом вещи и заявляя, что они слишком андрогинны, недостаточно сабмиссивны, а затем наконец-то бросает ему чёрные джинсы, чёрную же футболку и бордовую толстовку, говоря, что в таком случае ему стоит одеться, как обычно. - Почему меня заботит, - говорит она, - что ты будешь выглядеть, как гей? Было бы неплохо, если бы мы могли подчеркнуть твою талию. Ты когда-нибудь затягивался в корсет? Вечеринка проходит в пентхаусе в Верхнем Вест-Сайде, и, несмотря на звуконепроницаемость стен, Эрик все равно чувствует басы, как только они выходят из лифта и ступают на пол. Когда они входят внутрь, музыка оказывается прямо-таки оглушительной, настолько, что Эрик чувствует, как вибрируют зубы. Он узнаёт только половину присутствующих, но вся квартира полна людей, что танцуют, пьют, едят кубики сыра и вдыхают полоски белого порошка с зеркального кофейного столика. - Фу, кокаин, - говорит Мадлен, закатывая глаза; ей приходится повышать голос, чтобы Эрик услышал её сквозь музыку. - Он наверняка наполовину смешан с тальком, так что какая разница. Хочешь выпить? - Я не уверен, - говорит он, но Мадлен, должно быть, его не услышала, потому что она ухмыляется и говорит: “Отлично!”, а затем тянет его через толпу к кухне, где кто-то поставил два-три десятка бутылок и кучу маленьких пластиковых стаканчиков. Она смеривает Эрика оценивающим взглядом, сузив чёрные от теней глаза. - Ты пил до этого? - кричит она. - Да, - отвечает он, пусть даже это случалось всего раз. Он тянется за бутылкой водки и наливает себе, чтобы доказать это. Она жжётся, когда Эрик пьёт её залпом, но у него выходит сделать это не поперхнувшись, и Эрик ставит стаканчик на стол, приподнимая бровь. - А ты? - Прошу, я дочь сенатора и светской львицы, - Мадлен берёт три разных бутылки и смешивает что-то странного оттенка зелёного, накалывает оливку на зубочистку и закидывает в стаканчик. - Миниатюрное яблочное мартини? На вкус оно сладкое, и через три шота Эрик чувствует приятное головокружение. К этому времени на кухне так же людно, как и в остальных частях квартиры, и им приходится распихивать людей, когда Мадлен ведёт его в другую комнату, прижимаясь к телам незнакомцев и игнорируя жар тел. Мадлен просто тащит его дальше, и когда они наконец-то достигли точки назначения, она говорит: “Давай танцевать”, хватает его за обе руки и пытается заставить двигаться в этой толпе из тусовщиков. - Я на самом деле не танцую, - говорит Эрик, пытаясь вырвать свои руки. Одна мысль о том, что придётся стоять в толпе окружённым людьми со всех сторон вызывает тошноту - или это просто алкоголь на голодный желудок, уже вызывающий жар. - Прости. - Не порть вечеринку, - отвечает Мадлен, тыкая ему пальцем в лицо. - Давай же, будет весело! - Тогда веселись, - Эрику наконец-то удаётся освободить руки, и он отступает, пока не натыкается на стену. Он улыбается девушке, надеясь, что выходит обнадеживающе. - Со мной всё будет в порядке. Я просто посмотрю. - Лааадно. Думаю, ты просто не знаешь, как вести себя здесь, - и Мадлен смеется, отступая назад в толпу и начиная танцевать - сначала сама, но вскоре к ней присоединяется парочка Домов, что более чем довольны держать её за руки и двигаться в ритм, пока её юбка кружится вокруг бедёр. Бит довольно сильный, и Эрик держит своё слово и просто наблюдает, но постепенно внимание начинает переключаться, сосредотачиваясь на сабмиссиве, что танцует с Домом так, словно они трахаются, потираясь бёдрами и запрокидывая назад голову, открывая длинную линию шеи. Выглядит так, словно он хочет, чтобы кто-то его укусил - коснулся ртом прямо там, над самой веной, и оставил след надолго. Дом медленно проводит пальцами по шее саба и Эрик невольно дрожит. На его плечо ложится рука, и Эрик вскакивает, резко поворачивая голову и замечая стоящего рядом крепкого парня, смотрящего твёрдо и внимательно. - Эй, - парень перекрикивает музыку, подступая ближе. - Ты же Эрик, да? - Да, - отвечает он. Парень все ещё не убирает руку с его плеча. Эрик смотрит на неё, а потом снова на лицо. Доминант? Эрик раньше его не видел, а ещё он настолько пьян, что различить сложно. Он решает быть осторожнее и просто молчит. - Я Льюис, - и рука сжимается, совсем легко. - Кажется, тебе здесь не весело. Хочешь отойти? Я слышал, что ты не прочь немного повеселиться. Он выглядит, вдруг понимает Эрик через странную дымку в сознании, как Чарльз. Молодой Чарльз. Намного моложе. Очевидно. И Чарльз не Дом, конечно же. Но у обоих такие же чистые голубые глаза. И похожие немного растрёпанные каштановые волосы. - Хорошо, - отвечает он, пытаясь откинуть дежавю в сторону. Легко поддаться привычкам, поворачиваясь к Льюису всем телом и чуть опуская голову, легко улыбаясь. - И куда ты меня поведёшь? - Наверх? Это дом родителей моего друга. Я знаю, куда идти, - говорит Льюис, передвигая руку с плеча на поясницу, прижимая. - Иди за мной. Квартира не такая же роскошная, как у Чарльза (и не такая же чистая как теперь, когда Эрик всё вычистил), но всё ещё несёт богатством, с богатыми коврами на лестнице и перилами, вырезанными из гладкого тёмного дерева, которое Эрик узнал бы, не кружись голова. Наверху куда более пусто, чем снизу: лишь несколько людей сидят в коридоре и передают друг другу сигареты, а ещё парочка активно целуется в открытом дверном проёме. Рука Льюиса подталкивает Эрика вперёд, мимо их всех, неторопливо и спокойно. Когда они достигают конца коридора, Эрику становится любопытно, куда же они идут, но затем Льюис тянет за кабель на потолке и открывается люк, а оттуда раскладывается лестница, что ведёт наверх. - Комната на чердаке, - говорит Льюис, ухмыляясь Эрику и подталкивая его вперёд, чтобы тот прошёл первым. Эрик осторожно кладёт руки на перекладины, опасаясь заноз, и забирается как по стремянке. Он чувствует, что лампочки есть в люстре-вентиляторе и парочке ламп по всей комнате, и включает их, быстро послав электричество по лампочкам, что зажглись мягким жёлтым светом. Сама комната уютная и тёплая, полная всего, что дорого сердцу подростка, огромным диваном-мешком, окружённым подушками, стоящим перед гигантским телевизором, который, кажется, подключён ко всем существующим приставкам; здесь даже есть мини-холодильник, который, насколько Эрик видит, забит баночками с содовой. Льюис поднимается за ним и закрывает потайной люк, а затем сразу же идёт к дивану-мешку и падает на него, широко расставив ноги и смотря на Эрика. - Подойди и присядь, - говорит он, и в тусклом свете действительно кажется, что он видит Чарльза в кривом зеркале. Только Эрик не подошёл бы к Чарльзу вот так, медленно, позволяя внимательно рассмотреть его тело перед тем, как опустить колено на диван по одну сторону от его бедра и оседлать, наклоняясь, чтобы поцеловать в губы. Льюис старше, ему семнадцать, а возможно даже восемнадцать или девятнадцать; он достаточно старше, чтобы его щёки огрубели и кололись щетиной, когда Эрик проводит по ним пальцами, касаясь волос Льюиса самыми кончиками пальцев. Он прекрасно знает, что дальше нельзя. Эрик хороший саб. Достаточно хороший, чтобы, когда руки Льюиса сразу же сжимают его зад, он не всполошился, а просто прижался бёдрами к паху Льюиса, призывая. - Что ты делаешь? - спрашивает Льюис, когда они разрывают поцелуй, поднимая тёмные глаза на Эрика. - С Домами, я имею ввиду. - Что угодно, - сразу же отвечает Эрик, потираясь медленно и сильно. Дыхание Льюиса у его губ такое горячее, и у Эрика немного кружится голова. Это всё алкоголь. Он и так был бы согласен на всё, но сегодня особенно, когда конечности так теплы и расслаблены, а разум достаточно затуманен, ему кажется, что он не только сделает что угодно, а ещё и сделает это легко и даже не закричит. Льюис опускает руки ниже, проводя пальцами по щели и вжимаясь в ткань джинсов. - Дуешь? - спрашивает он, расставляя ноги чуть шире. - Ощущения лучше, если сначала дунуть. - Конечно же, - отвечает Эрик, подумав было, что Льюис захочет чего пожёстче после такого вопроса, но затем тот двигается под ним и тянет руку к карману, не к ширинке, и вытягивает маленький прозрачный пакетик, полный перламутрово-белого порошка. - Дай разложу, подожди, - говорит Льюис, высыпая порошок на кофейный столик, а затем, используя найденную игральную карту, раздавливает пару комочков и начинает отделять дорожки порошка. Ох. Вот как дунуть. Язык так и чешется, хочется открыть рот и сказать, что он не так понял, но он ведь уже сказал, что согласен на всё, да и он не имеет права ставить под сомнение желания Дома. Кроме того, если станет приятнее… Ну, почему нет? Эрику всегда было интересно, есть ли что-то вроде таблетки, что заставит его просто проспать весь процесс, но каким бы уставшим он не был, Эрик всегда просыпался. Он никогда не употреблял кокаин и понятия не имеет, каковы ощущения. Господин Шоу всегда выгонял господина Вингарда в те вечера, когда тот это делал. Льюис сворачивает карту в трубочку, которую прикладывает к носу перед тем, как наклониться вперёд и зажать вторую ноздрю, чтобы вдохнуть глубоко и медленно, проводя картой вдоль первой дорожки, пока она вся не исчезает. - Черт, - говорит он, откидываясь и передавая карту Эрику. - Вот это блядь сильно. Эрик в точности повторяет за Льюисом, пусть ему и приходится наполовину свеситься с колен парня, чтобы достаточно наклониться. Первым делом он замечает запах: сильный и химический, настолько, что он быстро моргает, смахивая выступившие слёзы. - Вау, - говорит он, выпуская карту и касаясь ноздри, немного ожидая найти на кончике пальца белый порошок, но, когда он его отводит, там ничего нет. Нос немеет, а что-то холодное стекает по задней стенке глотки. Кроме этого он, правда, больше ничего не чувствует. - И это всё? - Это всё, - заверяет его Льюис, притягивая Эрика назад к себе на колени и подаваясь бёдрами вверх. - Подожди минутку, пока сработает. И сними свои штаны. Учитывая то, чего Эрик ожидал от Льюиса чего-то жёсткого, возможно даже с кровью и кучей боли, то, что парень просто хочет трахнуть его в задницу, это облегчение. Кокаин срабатывает меньше, чем через пять минут, примерно в то время, когда Льюис надевает презерватив и суёт свой член в его смазанный зад. Сначала он замечает, как меняются ощущения - Эрик чувствует себя свободным, возбуждённым и живым, как никогда раньше. Он ощущает биение своего сердца в каждой клеточке тела, и просто… его разум чист, словно с него смели всю пыль. Словно он согласен на всё. Способен на всё. Он не совсем верит в происходящее, когда сильно пихает Льюиса в плечи, заставляя упасть на диван, и насаживается на него, с силой опускаясь на член. - Да, - выдыхает Льюис, смотря на Эрика и сжимая пальцы на его бёдрах. - Давай же, сучка, вперёд. - Заткнись, - выплёвывает Эрик, снова вжимая его плечи в диван и удерживая на месте, наращивая ритм, сжимаясь вокруг его члена. Он чувствует эйфорию, чувство контроля над всем и жар, пусть даже головокружение от алкоголя уже ушло. - Не смущайся, детка, ничего, что тебе это нравится, - говорит Льюис, ухмыляясь и поднимая бёдра, сильнее вбиваясь в задницу Эрика. - нравится сидеть на моём члене... Эрик закатывает глаза, в этот раз отпуская одно плечо Льюиса чтобы прижать ладонь к его рту, затыкая. От этого приходит какое-то удовлетворение, внутри оседает что-то горячее и приятное, пульсируя вместе с ощущением чистой силы, что словно витает прямо вокруг них. Только затем Льюис сжимает предплечья вокруг плеч Эрика, обездвиживая его руки и скидывая их обоих с дивана на ковёр, перекатывая Эрика на спину и вбиваясь резче, уже грубо, заставляя всё принять. - Я покажу тебе, кто здесь хозяин, - говорит он, ухмыляясь так, словно это игра, а его яйца со шлепком ударяются о зад Эрика. - Сука, какой же ты горячий. Сожмись. Эрик этого не делает и по какой-то необъяснимой причине это кажется правильным, простительным. Он едко ухмыляется и пытается спихнуть Льюиса, снова перекатиться, но Льюис раза в три его сильнее и тяжелее. Он прижал Эрика с концами, и они оба это понимают. И Эрик знает цену проигрыша, подчиняясь и наконец-то сжимаясь, пусть даже впивается ногтями в плечи Льюиса. - Вот так вот, молодец, - он касается губами шеи Эрика, целуя, поднимаясь к мочке уха и посасывая её, словно в награду, и внезапно и неожиданно Эрик кончает Льюису на грудь и живот, давясь собственным удивлённым вздохом. Льюис отстраняется достаточно для того, чтобы посмотреть на него своими широко распахнутыми голубыми глазами перед тем, как тоже кончить со стоном, который Эрик чувствует всеми местами, где они прижимаются друг у другу. - Бляяядь, - снова стонет Льюис и слезает с него, вытягивая член из задницы и падая рядом на ковёр, пялясь в потолок. - Это было горячо. Эрик поднимается и тянется к карте на столе. Он чувствует себя потрясающе, но уверен, что, чёрт возьми, может чувствовать себя еще потрясающее. - Не против? - спрашивает Эрик, показывая на оставшиеся дорожки. - Пожалуйста, заслужил, - и рукой указывает в сторону стола. - Просто должен будешь мне ещё один раз, ладно? Эрик согласно кивает и наклоняется вперёд, чтобы вдохнуть полоску и, спустя секунду решает вдохнуть и вторую. Джинсы лежат смятыми под столом; он подтягивает их к себе и надевает, но пальцы трясутся слишком сильно, чтобы застегнуть ширинку без помощи силы. И то, она все ещё где-то далеко и не спешит возвращаться. Эрик оставляет пуговицу расстёгнутой и поднимается на дрожащих ногах, желая рассмеяться от абсурдности ощущения - он словно пробежал марафон. Блядь, сейчас он смог бы пробежать два-три туда и назад! - Увидимся, - бросает он Льюису, все ещё лежащему на полу с членом наружу. Тот просто снова машет рукой, безразличный ко всему. Вечеринка внизу только набрала обороты. Каким-то образом они впихнули в комнату ещё больше людей, и когда Эрик ищет Мадлен, то не может её найти. Сердце бьётся куда быстрее, чем раньше, и это начинает его волновать. Он протискивается сквозь толпу, уговаривая себя ровно дышать - всё наладится, только… время идёт и всё становится лишь хуже. Голова пульсирует, и он чувствует, как эйфория уплывает, словно песок в океан, как теряется ощущение силы и власти, которые были там ещё минуту назад. На их место приходит странное чувство дезориентации. Теперь толпа кажется пугающей, ещё более чужой, чем раньше, как бесконечное море тел. Он может выделить отдельных людей в толпе, но не может на них сосредоточиться. Они все словно разъяренное чудовище, море людей с лицами, которые он не узнаёт. Слишком много людей. Во рту сухо и Эрик, помогая себе локтями, протискивается через двух Домин, впервые не заботясь о том, что на него кричат. Он должен выбраться наружу. Он почувствует себя лучше, когда… уйдёт подальше от всего этого. Эрик тянется к своей силе, и она наконец-то достаточно близка, чтобы можно было за неё ухватиться. Он цепляется за стальную конструкцию здания, пытаясь успокоиться, но преуспевает только в том, что пробуждает тревогу, сразу же впадая в ужас от того, что может потерять контроль и обрушить всё здание над ними. Эрик кое-как проходит по коридору к двери, наталкиваясь на кого-то и бормоча извинения, когда их напиток проливается на обувь. Он чувствует себя так, словно вот-вот покинет это тело, а тревога подходит и отступает волнами. - Эрик? - чья-то рука хватает его за рукав, притягивая. Это Мадлен, уже чуть потрёпанная, но смотрящая на него с беспокойством. - Куда… ты в порядке? - Ich muss hier weg*, - говорит он. Собственный голос кажется слишком громким. Эрик вырывает руку и бежит к двери, отчасти притягивая себя вперёд к стальной ручке, пока не касается её потными ладонями, открывая дверь. Он все ещё слышит, как Мадлен что-то говорит, кричит на него, но не может разобрать слов, а она не идёт следом. Он опускается на лифте вниз; сила опускает его на первый этаж слишком быстро, и он чувствует искры от кабелей и дрожь металла вокруг. Но Эрик настолько отчаянно хочет выбраться, что выбегает на улицу, где ужасно холодно, а снег колет поднятое вверх лицо. Домой. Он должен добраться домой. Город кажется странным чудовищем, сталь и медь, живые, везде вокруг, а края размыты. Кажется, сердце сейчас разорвётся. Больно. Больно… Он прижимает руку к груди и заставляет себя вдохнуть, пусть и кажется, что лёгкие слишком малы для вздоха. Магнитный север ускользает, словно мир крутится слишком быстро, пусть земля под ногами стабильна. Но Эрику удаётся определить восток, а затем остаётся лишь идти, переходить дорогу, не замечая машин, разве что силой, что останавливает такси до того, как оно может его сбить, и перенаправляет удар в светофор. Всё, о чём может думать Эрик, единственное отчаянное требование, бьющееся в голове, это добраться домой. * Чарльз - Не смеши меня, - говорит Рейвен на другом конце трубки, подчёркивая свои слова хрустом попкорна. - Тайра абсолютно права насчёт Дженис, она не может показать больше двух поз, в которых не выглядит манекеном, и характер у неё ужасный. Луиза намного лучше. Это их еженедельный ритуал, и Чарльз немного рад, что Эрика нет дома. Рейвен звонит ему в пятницу, и они вместе смотрят Топ-модель по-американски, Рейвен у себя дома, а Чарльз у себя, свернувшись под старым пледом и пытаясь сделать вид, что он не двадцатишестилетний мужчина, что судит моделей-любителей в телевизоре с младшей сестрой вместо того, чтобы пойти на свидание. Учитывая то, что Эрик всего лишь ушёл на школьную вечеринку, Чарльз за ним сильно не следит; ему не хочется знать, с кем Эрик занимается сексом, так что пока это что-то относительно безопасное, он уверен, что с Эриком всё будет в порядке. Мальчик должен научиться общаться с людьми своего возраста без страха быть подслушанным. - У Дженис есть потенциал, - говорит Чарльз, наблюдая за тем, как критикуют его вторую любимицу, и поудобнее устраиваясь на диване, закидывая ноги на столик. - Мне кажется, что она ведёт себя грубо из-за страха провалиться; и она прекрасно улыбается глазами. - Она просто стерва, Чарльз. Мы оба знаем, что ты совершенно не умеешь читать по лицам. - Неправда… - начинает Чарльз, но как только он собирается аргументировать, то слышит, как открывается и закрывается входная дверь, намного раньше, чем он ожидал. - Подожди, мне кажется, Эрик вернулся. - В десять? - фыркает Рейвен. - Он ещё более скучен чем ты, Чарльз, если приходит домой в десять. Но Чарльз… он уже не слушает. Разум Эрика - сплошной бурный поток недовольства, беспокойства и страха, и Чарльз сглатывает, вставая с дивана и давая пледу упасть на пол. - Я перезвоню тебе позже. Он вешает трубку и идёт в прихожую, но ещё до того, как он заходит в комнату, слышит, как Эрик спотыкается на ступеньках и падает, невнятно матерясь на немецком. - Эрик? - зовёт Чарльз, ускоряясь, и достигает прихожей как раз в тот момент, когда Эрик с трудом встаёт на ноги, и видит, как тот пошатывается. Сердце Чарльза останавливается. - Эрик! Что случилось? - спрашивает он, снова начиная идти вперёд; не дай боже Эрика избили или ещё чего хуже. Разум мальчика одурманен чем-то, шаток, и, подойдя ближе, Чарльз понимает, что тот вдрызг пьян. - Nichts, - говорит Эрик, но звучит неубедительно - он трясётся, а на лице проступил тонкий слой пота. А ещё через мгновение он говорит: - Я не… не чувствую себя хорошо. Зрачки Эрика, когда Чарльз поворачивает его на свет чтобы лучше рассмотреть, сильно расширены. - Я уже вижу, - отвечает он, чувствуя ужасное давление, закусывая внутреннюю сторону губы так, что во рту чувствуется привкус железа, и берёт Эрика за руку, закидывая её себе на плечо. Они примерно одного роста, поэтому ему хотя бы не приходится нагибаться. Сердце бьётся так быстро, что Чарльз и сам чувствует панику, пусть и сложно разобрать, чья она по большей части - Эрика или его самого. - Давай поднимем тебя наверх. Что ты принимал? Но Эрик не отвечает. Он просто дрожит и поворачивает голову, прижимаясь лицом к плечу Чарльза, а его разум захлёстывают волны волнения и всепоглощающей тревоги. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, решает Чарльз, и роется в голове Эрика, пролистывая воспоминания как плёнку, в то же время ведя мальчика на второй этаж, просматривая сцены с танцами, алкоголем, комнатой на чердаке и откидывая их, пока не находит картинку с белым порошком на столике, пиковым тузом и жжением от вдоха. Кокаин. Чёрт. - Глупый мальчишка, - бормочет он, протаскивая Эрика дальше, несмотря на то, как тот спотыкается на каждом шагу. - Давай же. Всё уже в порядке. Ещё немного осталось. - Мне кажется, я перебрал, - говорит Эрик и дрожит так сильно, что его сложно удержать в руках. Его дыхание ускоряется и переходит на мелкие вздохи, а сам он излучает тревогу. - Я не могу... - Шшшш, - шепчет Чарльз, и они заканчивают подниматься, наконец-то стоя достаточно ровно, чтобы он мог одной рукой нервно и дёргано гладить Эрика по волосам, направляя того по коридору в комнату, и кажется, что они идут, как странное трёхногое существо. - Ты в порядке. Я с тобой, Эрик. Со мной ты в безопасности. Открыв ногой дверь, Чарльз помогает Эрику зайти в комнату и сесть на край кровати, облегчённо вздыхая, когда избавляется от веса - будучи худощавым парнишкой, Эрик весит куда больше, чем кажется. - Ты в порядке, - повторяет Чарльз, кладя ладони по обе стороны от лица мальчика и заставляя того смотреть ему в глаза. - Видишь? Ты дома со мной, в безопасности. Эрик двумя руками хватается за запястья Чарльза, отчаянно за него цепляясь, и его слова раздаются эхом в голове мальчика, включая уже построенные Эриком ассоциации: Чарльз и безопасность, Чарльз и дом. - Жарко, - говорит он тоном, поднимающимся в панике, сжимая руки Чарльза и умоляюще на него смотря. - Так жарко, как тысяча градусов… Gott… - Эрик отпускает запястья Чарльза только затем, чтобы схватиться за ткань футболки на своей спине, стягивая её через голову и с силой бросая через всю комнату. Чарльз делает прерывистый вздох, потом ещё один, и только затем говорит: - Давай тогда пойдём в холодный душ, согласен? - он даже не уверен, стоит ли это делать - может, ему нужно звонить в скорую, или, может, Рейвен, или кому-то знающему, что делать, когда твой подопечный принял наркотики и плохо на них реагирует. - Можем остудить тебя в ванной. - Ja, - говорит Эрик. - Je veux dire, oui… нет, да, да, хорошо, - он сжимает лежащие на коленях ладони и разжимает их, и так снова и снова, дышит тяжело, словно пытается успокоится, но лишь делает всё хуже. Чарльз снова кладёт руку на плечо Эрика и чувствует обжигающий жар, исходящий от его кожи, ужасно похожий на лихорадку, и снова помогает Эрику подняться на ноги. С такого расстояния от Эрика несёт сексом и немного алкоголем. Чарльз делает дрожащий вдох перед тем, как отступить, помогая мальчику дойти до его маленькой ванны, ведя его, как маленького ребёнка. Если бы не вещи Эрика на тумбе, Чарльз бы и не подумал, что кто-то пользуется ванной, настолько она аккуратная и чистая. В ней столько места, что там едва ли удобно стоять вдвоём, и Чарльзу приходится на минуту отступить назад, чтобы дотянуться до крана и включить воду, проверяя рукой температуру, проверяя, чтобы она была холодной, но не ледяной. Стоящий за ним Эрик хнычет в беспокойстве, и Чарльз говорит: - Всё в порядке. Сейчас мы остудим тебя, Эрик. Ты будешь в порядке. Вот увидишь, всё будет в порядке. Когда он оборачивается, Эрик нервно ходит между ванной и комнатой, яростно пропуская обе ладони через волосы, отчего они путаются и торчат вверх, а глаза его широко распахнуты и нездорово блестят. - Хочу, чтобы это прекратилось, - говорит он. - Дай мне что-то, чтобы прекратить это. Что угодно. - Сейчас я всё сделаю, - говорит Чарльз и тянется к Эрику, хватая того за руку и заставляя остановиться. - А сейчас стой спокойно, пока я снимаю это, мы ж не хотим, чтобы твои джинсы намокли. Он начинает с ремня Эрика, пытаясь не представлять, как это воспримет суд, если Эрик когда-то расскажет, что Чарльз снимал с него штаны, когда он был накачан наркотой. Довольно долго Эрик стоит спокойно, и Чарльз чувствует повисшую между ними зловещую тишину, словно всё остановилось. И только когда он начинает расстёгивать ширинку, Эрик внезапно опускает голову, издавая тихий, высокий звук, похожий на плач, и тянется к нему - только в этот раз руки Эрика на его бёдрах, а сила расстёгивает чарльзову ширинку так быстро, что он не может сделать ничего, чтобы остановить это до того, как мальчик опускает руку в его штаны и начинает лапать через ткань белья. - Господи! - Чарльз отпрыгивает от Эрика и почти падает на унитаз, ударяясь бёдрами о сиденье; сердце в груди бьётся так быстро, и он просто в ужасе и неверии смотрит на мальчика. - Что за… нет, Эрик! Я раздеваю тебя для душа, это не было заигрыванием! - он даже и близко не возбуждён, будучи слишком шокированным происходящим. Только через минуту, когда Эрик совсем не реагирует - даже не краснеет, не плачет и не отворачивается - только тогда он понимает, что Чарльз не чувствует ничего, а его разум полностью отключился. Чарльз видит собственное отражение в зеркале - он выглядит безумным и испуганным, но Эрик… он словно совсем пуст. - Эрик? - зовёт он умоляющим голосом, пытаясь унять своё ошалевшее сердцебиение. - Эрик, зайди в душ ради меня, прошу. Мальчик не отвечает, лишь медленно опускается на пол и вжимается в стену, подтянув колени к груди и обхватив их руками, спрятав в них лицо. - Geh weg**, - шепчет он, - покачиваясь взад-вперёд, сжав обе ладони в кулаки. - Geh weg, geh weg… - в разуме Эрика он совсем маленький ребёнок, лет четырёх-пяти, прячущийся в шкафу в своей спальне - такое чувство, что вот-вот случится что-то ужасное, и Эрик не имеет ни малейшего представления, что именно, но он должен спрятаться, должен казаться как можно меньше… и он слышит шаги... О Господи. Чарльзу хочется ударить самого себя, хочется спрятаться, потому что это слишком похоже на отражения столь знакомых ему чувств. Его дыхание сбивается на резкие вдохи и выдохи, когда он садится перед Эриком, не касаясь его даже тогда, когда заходит в его разум и говорит: "Всё хорошо, это всё ненастоящее, уже нет, ты в безопасности" и проецирует эти ощущения на Эрика, пытаясь его успокоить - и себя заодно. Он заворачивает Эрика в тёплые мысли как в одеяло, отрезая от того, что должно быть флешбеком из прошлой жизни. Неясно, воспоминание ли это или просто кошмар, собравший в себя десятки инцидентов, но он всё равно нужен Эрику, и как только мальчик начинает успокаиваться, Чарльз двигается, садясь рядом с ним, обнимая и притягивая к груди, словно плюшевого мишку, а не ребёнка. Плитка за его спиной холодная. Мальчик в руках слишком тёплый. Чарльз опустошает свой разум, пытается позволить всему просто проходить через него и каким-то образом ему удаётся не впасть в панику. Через какое-то время задница начинает болеть от сидения на полу, но он игнорирует это, как и всё остальное, просто держа Эрика и не позволяя себе потерять самообладание. Тревога Эрика начинает отступать ещё не скоро, и его разум проходит отметку нормального состояния и опускается ниже, погружаясь во тьму столь же чёрную, какой была яркость наркотического возбуждения, которое он все ещё помнит. Но, во всяком случае, Эрик в сознании, пусть его мысли и мечутся между желанием отстраниться и ещё ненадолго остаться в руках Чарльза, находя какое-то странное утешение в близости. - Ты в порядке, - говорит Чарльз, поглаживая волосы Эрика и пытаясь остановить собственную дрожь, закрывая глаза, пока мальчик не видит; он откидывает голову на стену и просто дышит, вдыхая и выдыхая, чувствуя дрожь в мышцах от адреналина. - Ты в порядке. Они тебя больше не достанут. Их здесь нет. Ты убежал. И сейчас все в порядке. Говоря, он не совсем уверен, предназначались ли эти слова Эрику или же ему самому. Душ все ещё включён и Эрик все ещё воняет, все ещё горит и пахнет потом в руках Чарльза, но он не рискует двигаться, только не когда Эрик наконец-то успокоился. Он протягивает одну руку в кабинку и мочит руку под струёй воды, а затем вытирает ею лоб мальчика и его шею в надежде, что это немного собьёт жар. - Ты в порядке, - снова говорит он, сбиваясь на шёпот. Через пару минут Эрик садится, все ещё дыша неглубоко, и скидывает руки Чарльза, но не отодвигается настолько, чтобы совсем его не касаться; вместо этого он садится рядом, опираясь на стену, поворачивая голову в сторону, словно это поможет ему спрятать все те стыд и ненависть к самому себе, что он чувствует. - Всё хорошо, - говорит Чарльз, подтягивая колени к груди и кладя на них руки, позволяя запястьям свисать. Он все ещё чувствует потрясение, но, во всяком случае, голос этого не выдаёт. - Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - бормочет мальчик. Он выглядит и чувствует себя неловко, но это можно списать и на отходняк от наркотиков. Чарльз согласно хмыкает, а потом осторожно протягивает руку вперёд, большим пальцем убирая влажные волосы со лба Эрика, и мальчик закрывает глаза, позволяя ему это. Ему бы польстило то, как его присутствие успокаивает Эрика, если бы Чарльз сам не находился бы на грани. - Всё на самом деле в порядке, - говорит Чарльз, кладя руку назад на колено. - У тебя был флешбек, Эрик. Это часто случается с людьми, что прошли через ужасные вещи. Иногда твой мозг вспоминает их так, словно они происходят сейчас, и это может пугать и сбивать с толку. Когда Эрик подаёт голос, то он слабый и напряжённый. - Я не проходил ни через что похожее, - но и так ясно, что он сам себе не верит; мысли мальчика полны тревоги, сомнений и ужасного желания просто забыть о произошедшем. И всё это, конечно же, понятно. Произошедшее с ним не то, что Эрик хочет принимать. Чарльз медленно и выверено кивает, не давая ничему проявиться на лице. - Конечно. Ну, душ все ещё включён, если тебе хочется помыться и остыть - мне кажется, у тебя все ещё жар. Я подожду снаружи. - Нет, - поспешно говорит Эрик, снова смотря на Чарльза, одной рукой хватая того за лодыжку - но лишь на мгновение, после Эрик ловит себя на этом и отпускает. - Я хочу, чтобы ты остался. Останешься? О Господи. Это ужасно неправильно, и Чарльзу приходится сглотнуть перед тем, как отвечать. - Конечно, Эрик. Без проблем, - сердце снова быстро стучит, а память о прикосновении Эрика вызывает к горлу тошноту. Чарльз пытается не думать о том, что через мгновение тот разденется, и что если кто-то узнает, то к Чарльзу нагрянут с расследованием. Он не чувствует возбуждения - только страх, чистый и простой, пусть Чарльз и сам не может сказать, чего боится. - Я просто буду стоять здесь и отвернусь, чтобы не мешать. - Хорошо, - говорит Эрик, и Чарльз чувствует, как часть беспокойства мальчика проходит после его согласия. Он хватается за край умывальника и подтягивается вверх, вставая, а затем тянется к полотенцу, свисающему с крючка на двери. Чарльз, как и обещал, поворачивается спиной, слыша щелчок бляхи на ремне, когда Эрик снимает джинсы, и шуршание шторки душа, когда тот забирается внутрь. - Помой за ушами, - говорит Чарльз. Вода звучит по-другому, когда падает на тело, а не на пол. Шутка не очень-то удаётся - он использовал её с Рейвен, когда помогал той принимать душ в детстве, но Чарльз всё равно продолжает. - Я уверен, что видел, как там что-то росло. Во всяком случае, слышится короткий смешок. Всё остальное время в душе Эрик молчит, и эту тишину подчёркивают звуки открывания-закрывания шампуня и редкие движения. Закрыв воду, Эрик тянется мимо него к полотенцу, а затем говорит: - Принесёшь пижаму? Одна часть Чарльза хочет спросить, какое волшебное слово, но её достаточно сильно заглушают беспокойство и стресс, поэтому он просто говорит: “Да, подожди минуту”, и встаёт, не задумываясь, идёт в спальню и достаёт пижаму из-под подушки, где она лежала. Воздух в комнате более сухой и холодный, чем во влажной ванной, и Чарльз тоже чувствует себя спокойнее, чувствует в себе силы глубоко вдохнуть, а затем берёт пижаму и передаёт через дверь ванной, осторожно, чтобы ничего не увидеть. - Держи. - Спасибо, - проходит ещё пара минут, и Эрик возвращается в комнату, выглядя уставшим, но, во всяком случае, куда более трезвым, и проводит одной рукой по мокрым волосам. Он выглядит куда тоньше, чем обычно, пусть Чарльз из первых рук знает, что он набрал вес с тех пор, как стал жить с ним, но его ключицы выделяются острыми линиями под футболкой, а когда он складывает руки на животе, на предплечьях выделяются сухожилия. - Мне все ещё плохо. Стоит пойти спать. - Хорошо, - отвечает Чарльз, но не сдвигается с места, просто наблюдает за тем, как Эрик проходит мимо и медленно забирается в кровать, натягивая поверх одеяло. Так странно сравнивать это мгновение, когда Эрик выглядит как обычный ребёнок, ждущий, что ему подоткнут одеяло, с Эриком полчаса назад, когда он… облапал его, внезапно и отвратительно, проявляя себя с сексуальной стороны. Чарльз сглатывает и начинает говорить, смотря на этого ребёнка-Эрика, сосредотачиваясь на невинности самой ситуации. - О чём ты думал, когда принимал наркотики? Из всех глупостей, что ты мог наделать - кокаин, серьёзно, Эрик? Эрик поворачивается на его сторону кровати, лицом к Чарльзу, и его волосы кажутся тёмной кляксой на белой наволочке. - Мне хотелось узнать, каково это, - и вот и весь ответ. - Вот ты и узнал, - говорит Чарльз, и его сердце бьётся чаще, когда он позволяет злости занять место тошнотворного беспокойства. - Там могло быть что угодно, Эрик, кто знает, где они это взяли - ты мог бы надышаться антракса и даже не знать. И после нашего последнего разговора о незнакомцах мне казалось, что ты будешь более предусмотрительным. - Их принёс Дом, с которым я был, - отвечает Эрик, словно это всё объясняет. - Он сказал, что будет приятнее, если сначала дунуть. И так и было, только… - Эрик внезапно останавливается, краснея. - Если бы не ужасный отходняк и жуткий трип после, - заканчивает за него Чарльз, складывая руки на груди и крепко сжимая губы. Он надеется, что Эрик не заметит дрожи в его руках. - Ты знаешь, что я редко тебе что-то запрещаю, Эрик, но вот, в этот раз я это делаю - никаких наркотиков. Они запрещены не без причины, и мне плевать, хочет ли Дом, чтобы ты их принимал - ты будешь говорить нет. Ты понял? Чарльз видит, что Эрик хочет оспорить, что Воля Дома куда важнее, чем слова Чарльза, но вслух только соглашается. - Хорошо, - говорит Чарльз, пытаясь заставить голос звучать спокойно - Эрик ведь уже согласился, и делает шаг вперёд, беря край одеяла и подтягивая его выше на плечи мальчика. - Хорошо, ладно. А сейчас спи, утром тебя наверняка ждёт чудовищное похмелье - это так, предупреждаю. Если я к тому времени ещё не проснусь, то приди и разбуди, и я сделаю тебе моё фирменное лекарство. - И что же это? - спрашивает Эрик, приподнимая бровь. - Половина оливкового масла, сырой яичный желток, соль, перец, столовая ложка кетчупа, немного табаско и вустерского соуса, а ещё лимонный сок, - говорит Чарльз, делая шаг в сторону двери. - Это то, чего стоит ждать. А сейчас иди спать, Эрик. Когда Эрик не отвечает, Чарльз выключает свет и желает ему спокойной ночи перед тем, как закрыть за собой дверь, прерывисто вдохнуть и пройти по коридору в свою комнату, где можно в одиночестве впасть в панику, достаточно далеко, чтобы не дать Эрику этого заметить. В итоге Чарльз сворачивается в гнезде из одеял и подушек, сброшенных на пол у кровати, подальше от двери, поджимает колени к груди и прячет в них лицо, отрезая себя от всего мира. Здесь темно и тихо, если не считать звуки его собственного дыхания и сердцебиения, быстрого и неровного, и Чарльз пытается не впасть в панику. Медитация видхеятва должна помочь сабмиссивам успокоиться, войти в сабспейс без помощи Дома, но Чарльзу она никогда не помогает, сколько бы он не лежал, считая вдохи и выдохи, пытаясь представить, как запутывается в паутине, сдаётся. Да, она работает для других, и сейчас ему очень нужно, чтобы она сработала, и это ещё больше действует ему на нервы, Чарльз все ещё чувствует собственную панику. Эрик принял наркотики. Эрик принял наркотики и сам пытался добраться домой, и могло произойти что угодно, и Чарльз даже не знал бы. Даже хуже, то прикосновение, неправильное и отвратительное, заставляет его сердце запнуться и похолодеть, то, как Эрик схватил его мягкий член, вызывает тошноту, словно это что-то, чего Чарльз хотел, что Эрик должен делать, никакого выбора, просто автоматическое движение, слепое повиновение кому-то, кто даже не был там... Это напоминает Чарльзу о других нежеланных прикосновениях, и в итоге ему приходится перевернуться и уткнуться лицом в ковёр, сделав вид, что его тут нет, натягивая одеяло над головой и наконец-то теряя сознание в душном воздухе. * Эрик Эрик просыпается с ужасной головной болью, тошнотой и впечатлением, что ему в рот забралось что-то пушистое и там же умерло. Как только он открывает глаза, то становится ещё хуже. Он шипит от льющегося из окна света и матерится - и от собственного голоса становится куда хуже. Эрик выбирается из кровати только потому, что вкус во рту действительно настолько невыносим, запинается на пути в ванную, чтобы почистить зубы и склоняется над раковиной, почти блюя. “Значит, вот что такое похмелье”, - думает Эрик, пока умывается холодной водой. Единственным примером была хмурость и головная боль господина Азазеля, когда накануне он пил слишком много водки, и то, как господин Вингард запинался и блевал в мусорку на кухне. Если у остальных и было похмелье, то они этого не показывали. Эрик на всякий случай чистит зубы второй раз и встречается со своим отражением в зеркале, когда поднимает взгляд. Он совсем бледный, даже немного отдаёт зеленцой, а под глазами виднеются тёмные круги. Выглядит прямо как Чарльз особо ранним утром. Кстати, Чарльз. Он говорил что-то о средстве от похмелья прошлой ночью, если Эрик правильно помнит - всё после того, как он ушёл с вечеринки, кажется смутным, но хоть это воспоминание чёткое. Эрик пытается использовать свои силы, чтобы понять, проснулся Чарльз или нет, но даже от малейшего усилия в эту сторону его начинает тошнить. Щурясь от солнечного света, Эрик идёт назад в спальню, а затем выходит в коридор. Дверь в комнату Чарльза все ещё закрыта, а в квартире тихо. Возможно, ещё рано. Эрик колеблется у самой двери, отчасти ожидая того, что Чарльз телепатически уловит его присутствие и появится, мягко улыбаясь, и положит крепкую руку ему на плечо, но вот Эрик ждёт уже по крайней мере три минуты и ничего не происходит. Когда Эрик только переехал сюда, он говорил, что вход в спальню под запретом, но, кажется, прошлой ночью он разрешил. В итоге Эрику приходится принять решение, и он тихо стучит в дверь, а затем входит, когда не получает ответа. В отличии от строгой, как с обложки комнаты, что Чарльз отвёл Эрику, эта спальня точно обжита и напоминает Эрику кабинет на первом этаже. Мебель здесь удобная и старая на вид и сочетается только тем, что совсем не сочетается - выбирали её, скорее, ради удобства, а не внешнего вида. Такое чувство, что это маленькое гнездо, всё в теплых цветах и такое же, каким Эрик представляет разум Чарльза. Нигде не видно игрушек, но Эрику кажется, что Чарльз хранит их в кедровом ящике у кровати; до этих пор тому удавалось хранить свою сексуальную жизнь в тайне от Эрика, и то, что он прячет плети и дилдо, вполне логично. Кровать широкая и кажется мягкой, но почему-то на ней нет одеял и подушек. И нет Чарльза. Узкие полоски света, просачивающиеся между штор, падают на пустую кровать. - Чарльз? - спрашивает Эрик, осторожно подходя ближе. Он смотрит на закрытую дверь в комнату, что должна быть ванной, но всё равно придётся обойти кровать, чтобы добраться до неё. Свет там, кажется, выключен. Мог ли Чарльз выйти из квартиры? Возможно. Но это так на него не похоже... Тайна пропавших одеял решается, как только Эрик обходит кровать. Они все свалены на пол огромной горой: одеяла, подушки всех возможных оттенков коричневого, золотистого и красного, что торчат из-под них, и Эрику понадобилась минута, чтобы понять, что Чарльз под этим всем; видна лишь его рука, расслабленно держащая край одеяла, а всё остальное тело спрятано под горой на ковре, и выдаёт его лишь тихое сопение. Пару секунд Эрик просто стоит там, чувствуя себя неловко, словно он вмешивается во что-то особенно личное, пусть даже Чарльз просто спит (на полу, задыхаясь под одеялами, совсем как маленький ребёнок). Он снова повторяет его имя, в этот раз громче, но свёрток так и не отвечает. Мальчик опускается на пол и замирает на мгновение, покусывая щёку, перед тем, как податься вперёд и тыкнуть в открытую руку Чарльза. - Ммммммм, - комок двигается, а рука уползает под одеяло. - Уххххх. Чарльз звучит так, как чувствует себя Эрик. Он немного улыбается, пока не ловит себя на этом, и, вдохнув, хватает край одеяла, оттягивая его, открывая взору торс Чарльза, свернувшегося в клубок на боку, почти полностью уткнувшись головой в колени, а его тёмные спутанные волосы кажутся тенью на подушке. Эрик замечает, что он все ещё в вещах со вчерашнего дня, и он хмурится, перестав улыбаться. - Чарльз, - говорит он так твёрдо, как только может, пусть даже от этого кажется, что его со всей силы бьют по голове топором. - Чарльз, с тобой всё в порядке? Такое чувство, словно что-то разворачивается, как оригами наоборот; Чарльз медленно, сонно приоткрывает глаза, и ещё раз издаёт что-то, похожее на стон, перед тем, как повернуть голову и посмотреть на Эрика, и тот чувствует замешательство, которое не является его собственным. Разум Чарльза ещё запускается. Эрик почти что может слышать, как мысли, что слышит Чарльз, становятся всё громче, как голосов становится всё больше, и ему становится интересно, сколько же людей тот может слышать одновременно. Мужчина шлёт ему вопрос, скорее ощущение, чем какие-то слова. “Устал/что/Эрик/где/пол/почему?” Эрику требуется мгновение, чтобы перевести всё, но это кажется скорее сборником мыслей Чарльза, посланных через их связь, чем вопросом. - Ты сказал прийти и разбудить тебя утром, - говорит он. - И почему ты спишь на полу? Чарльз моргает очень, очень медленно. “Не знаю”, - думает он, и лицо у него такое же растерянное, словно он не до конца проснулся. - “Эрик, в порядке? Волнуюсь”, - он ещё даже не пошевелился с тех пор, как Эрик сдёрнул одеяло, остаётся свёрнутым в клубок и реагирует со скоростью улитки, словно не до конца запустившись. - “Что-то случилось...” И тут Эрик понимает, что он не помнит прошлую ночь. Он в тишине смотрит на Чарльза, не будучи уверенным, стоит ли ему напоминать или же нужно подождать, пока Чарльз сам поймёт. Это… странно и настораживающе, то, как ему хочется заботиться о Чарльзе, завернуть его назад в одеяло и принести чашку чая. Обычно Чарльз такой… собранный. А сейчас он не такой. Он совсем не похож ни на одно из обличий Чарльза, что он встречал. Возможно, Чарльз просто не жаворонок, думает он. - У меня похмелье, - прямо говорит Эрик. - Ты хочешь, чтобы я принёс тебе кофе или ещё что-то? “Похмелье?” - говорит Чарльз, хмурясь, а затем, похоже, он вспоминает всё и морщится, в кои-то веки двигаясь, опираясь руками на подушки под собой и медленно поднимаясь, отводя взгляд от Эрика, отчего волосы падают ему на лицо. - Ох, я был… - он зевает, проводя ладонью по рту, - я же обещал сделать средство от него, да? - в конце-концов говорит Чарльз вслух, и голос его звучит так же потрёпанно, как он и выглядит. - Уф, я что, на полу спал? Неудивительно, что всё так затекло, - всё в теле Чарльза какое-то неловкое, угловатое и неуклюжее. - Ты все ещё в том же, в чём был прошлой ночью, - замечает Эрик. Это может смутить Чарльза, но вся ситуация очень странная, и мальчик не может избавиться от назойливого чувства в голове, говорящего ему надавить сильнее. А, может, это просто диссонанс: он видит Чарльза таким, какой он есть, а не того Чарльза, что мужчина построил для него. Это то самое обличье с пустыми чашками из-под кофе и грязной кухней, а не с выглаженными костюмами и дорогими часами. Вся эта ситуация, честно говоря, вызывает у Эрика ещё большую тошноту, и какое-то странное беспокойство оседает глубоко в душе. Чарльз хмурится. - Правда? - он опускает взгляд и кривится ещё сильнее, на мгновение закрывая лицо рукой. - Просто прекрасно. Я… - ещё один широкий зевок, - Господи. Прости, что нашёл меня в таком состоянии, Эрик. Это обычно не то, каким я хочу казаться. Давай я… ах… переоденусь, и мы спустимся вниз и найдём что-то от головной боли? Дело в том… дело в том, что если бы Эрик оценивал Чарльза лишь внешне, то его голос звучит вполне нормально, выверено настолько, что почти кажется капризным и даже немного смешным. Но вот только он чувствует его мысли, ещё не сдерживаемые хозяином так рано утром, и Чарльз чувствует стыд, беспокойство и почему-то усталость, хоть он и только что проснулся, словно он погряз в чём-то. Ещё Эрик чувствует лёгкую грусть, пусть и не понимает, заразился ли этим от Чарльза или же это его собственное. Возможно, это просто от того, что он знает, в каком не слишком-то приятном свете увидел его Чарльз, и после того, как всё это произошло, Чарльз почему-то чувствует, что больше не может доверять себя Эрику. Скорее всего, ему кажется, что Эрик разочаруется в нём, посчитает слабым или же менее взрослым, или что это подорвёт его авторитет. Конечно же, этого не случится. Вслух Эрик, естественно, этого не говорит. И не нужно - он чувствует присутствие Чарльза на периферии собственного сознания, может, оттого, что тот ему позволяет, или же потому, что он слишком устал, чтобы прятаться. Вместо этого он снова спрашивает: - Почему ты на полу? - Ох, - говорит Чарльз, медленно, на автомате поднимаясь на ноги, опуская взгляд, чтобы осмотреть себя, и не поднимая его на Эрика. - Ну, я медитировал перед сном прошлой ночью, потому, кажется, и заснул. В любом случае, не стоит об этом переживать, - он улыбается Эрику с тем же знакомым теплом, и, встрепенувшись, протягивает ему руку. - Пойдём, давай разберёмся с твоим похмельем, пока твой желудок ещё не проснулся и выдержит лекарство. Может, Чарльзу удалось бы солгать, будь это не Эрик, а кто-то другой. Он не худший лгун из всех им встреченных, но мальчику пришлось на горьком опыте научиться выявлять мелкие признаки лжи - да и самому так делать. Единственное, как ему удалось бы всё скрыть, так это покопаться у Эрика в голове и стереть все упоминания о них. Но проблема с ложью в том, что приходится выбирать между тем, чтобы настоять на своём или притвориться, что ничего не заметил. И пока единственное, что приносило Эрику первое, это море боли. - Ладно, - говорит он вместо этого, стряхивая своё разочарование и поднимаясь. Эрик выходит в коридор, позволяя Чарльзу переодеться, и с каждой секундой он всё больше и больше уверен в том, что настоящая причина того, что мужчина лежал на полу во вчерашней одежде и ведёт себя так… так странно - он. Ведь Эрик пришёл домой под наркотой, пьяный, и испортил Чарльзу вечер отдыха. Если бы он остался на вечеринке подольше, то снова нашел бы Льюиса и смог бы отогнать трип ещё одной дозой, но было так плохо, и он так боялся, что ещё кто-то захочет от него чего-то, что ушёл. Вина - бесполезное чувство, и Эрик пытается её не чувствовать. Но она всё равно оседает в его теле, делая его тяжёлым и уставшим. Та часть его, что хочет откинуть это, сказать, что никакой проблемы нет, он может о себе позаботиться, может и должен выйти за дверь и не останавливаясь идти, пока не найдёт кого-то из Адского Пламени, сейчас кажется особенно жалкой и неубедительной. Дверь за ним скрипит и на плечо опускается рука, прижимающая его к боку Чарльза. - В этом нет твоей вины, - говорит Чарльз, и он очень тёплый и уютный в своём старом свитере, что кажется таким мягким, где он прижимается. - И здесь не в чем себя винить. Я просто заснул в глупом месте. Давай же, почувствуешь себя лучше, когда перестанет болеть голова. Они вместе идут вниз, и Чарльз намешивает ему большой стакан чего-то отвратительно выглядящего, с яйцами, помидорами, табаско и ещё чёрт знает с чем. Эрик это пьёт и заявляет, что это ещё хуже добавок, и Чарльз выглядит удовлетворённым, скрыв всю ту бесконечную усталость, что чувствовал ранее, и Эрику остаётся лишь гадать, не проецировал ли он свои собственные чувства, может, ничего такого и не было. Когда головная боль немного уходит, Чарльз включает музыку и готовит им завтрак, пританцовывая и подпевая чему-то под названием Day Tripper и качая головой, и Эрику удаётся тайком записать на айфон пятнадцать секунд этого - пока Чарльз не замечает и не пытается заставить его это удалить. Эрик, конечно же, этого не делает. Ему нравится эта запись - напоминание того, что, в конце концов, Чарльз тоже человек.