Некромант и Инквизитор

Юстина застыла на месте и опустила взгляд. Ей всё равно не верилось в то, что самый дорогой ей человек оказался чудовищем. Она бесспорно готова была пожертвовать жизнью ради него. Но она не верила в то, что он способен на такие злодеяния. Неужели все проповеди были ложью? Девушка упала без чувств на каменный пол. Столько потрясений сразу она вынести не могла. Хроме осторожно подняла её и усадила на ветхий и грубо сколоченный стул. Всё в этом аббатстве выглядело невыносимо старым. Аббат не получал никакого финансирования для поддержания монастыря в надлежащем состоянии. Более того, они поперёк горла стояли архиепископу. Тот прекрасно знал, что хранится в аббатстве. Но в открытую уничтожить их никак не мог. Они ему не подчинялись. Потому никакой помощи не получали. Но ради одной лишь Юстины они были готовы мириться с существованием друг друга. Девушка искренне любила белоснежного святого отца. Она не могла себе даже представить его за каким-то грешным занятием. И аббату полностью доверяла. Она была обязана ему жизнью. Потому и верила. Для неё было невозможным выбирать из этих людей. Дороже них для неё никого не было. Хроме тихо вздохнула. Она поправила накидку на ней и отошла. — Падре, что Вы знаете о Юстине? — Пока я могу тебе сказать только то, что она — именно то, что ищешь ты и твой брат. Я знаю, что случилось в Терни. И приютить этих людей здесь негде. К тому же, они все проданы. Вслед за ними явится и демон. Альбино не совсем лишился своей человечности. Он прекрасно знает, что я откажу в помощи городу. Но её оставлю здесь. В этом и состоит его просьба в письме. Как хорошо, что она его не читала. — Неужели он пытается защитить её? Такой бесчестный человек тоже где-то имеет сердце? — Хроме сжала копьё в руках. — Она для него и смерть, и спасение, — аббат улыбнулся. — Потому вы пока побудете здесь. Но не выходите за пределы комнаты ни в коем случае, что бы ни случилось, пока я не вернусь. Разбойница кивнула. Даже дверь заперла после его ухода. Сестра всё так же спала на стуле. В келье было ужасно холодно. Через небольшое окошко постоянно дул ветер. А сырой, местами покрытый мхом кирпич уже остыл после жаркого лета и тёплого начала осени. Скоро выпадет первый снег. Хроме поставила копьё у стола. Она слишком давно не бывала в замках. А в монастырях ей и вовсе бывать не доводилось. Но это место ей совершенно не нравилось. Несмотря на происхождение, она привыкла к свободе. К жизни в лесном поселении. А не в подобных каменных склепах. И если её брата тянуло на путешествия, то она свой дом уже обрела. Среди лесных разбойников она обрела семью, ту, которой ей так не хватало. Пусть грубые и неотёсанные, но честные. Им нечего было скрывать. Они и так вне закона. И маленькая колдунья вполне вписалась в эту не слишком уютную картину. Её любили, принимали за свою. Хроматия не умела лечить других. Этого ей не было дано. Она умела наводить марева. Чтобы разбойникам было удобнее прятаться. И эти люди были рады ей и её способностям. Им не нужна была вера во Всевышнего. Они давно не верили во спасение. Ни одного священника из тех, что они грабили, не спас крест. Так почему же он должен спасти их? Они же и спрятали её в лесу, когда ей грозила смертная казнь. Хрупкая девушка с необычной внешностью пугала горожан. Где бы она ни останавливалась, куда бы ни шла, люди винили её в своих бедах. В море скота, своих болезнях или неурожае. Юная синьорина делла Эспада ради выгоды любимого дядюшки должна была стать женой знатного дворянина. Для девочки это было скорее кошмаром, чем радостной новостью. Хроматия мечтала уйти вместе с братом, но тот оставил её в родовом замке, на попечение дяди. Потому её судьбой полностью распоряжался старший родственник. Она не любила шумные балы. Люди, которые являлись туда, вызывали у неё неприязнь. Но она обязана была присутствовать, ведь этот бал был в её честь. В честь её свадьбы с тем, кого выбрал ей дядюшка. Она плохо знала этого человека. А как только увидела, испытала больше отвращения, чем радости. Несмотря на свой титул, он был непомерно жесток. И юная графиня старалась избегать его. Её маленькую ладонь сжимали грубые пальцы. Хроматия едва доставала ему до плеча. Мужчина кружил её в танце на глазах восхищённой публики, а в её фиалковых глазах плескался животный ужас. Она с трудом за ним поспевала. Его физическая сила позволяла почти без усилий приподнимать её над полом и кружить. Она понимала, что последующая брачная ночь наступит неизбежно. И тот запросто может убить её одним неловким движением. Супруг вообще не мог вызвать у неё доверия. Она прожила в его доме всего неделю и видела, как он обращается с прислугой. Почти никто не выживал после мелких оплошностей. Он забивал их до полусмерти. Юные служанки сменялись почти так же часто, как солнце появлялось и исчезало с неба. Хроматия предпочла бы смерть этим объятиям, но её сердце тосковало по брату. Девочка хотела снова его увидеть. Только вместо этого были грубые прикосновения к её плечам и рукам. Мужчина пытался её раздеть. Он видел, что молодая жена от этого не в восторге. И стал настойчивее. Когда супруг разорвал её платье на спине, она заплакала. Бежать ей было некуда. Он всё равно догонит. — Хроматия, дорогая, почему ты плачешь? Ты не счастлива? — он приподнял её лицо за подбородок, крепко сжав его пальцами. Она с горечью и отвращением глядела ему в глаза. Слёзы лились по щекам, тонкие губы дрожали. — Нет! — девочка закричала, пытаясь отстраниться. — Я не счастлива. Вы страшный человек! — Милая моя, я не хочу тебя обижать. Нежная моя пташка, — он отпустил её, бережно приобнимая за плечи. — Прояви немного инициативы. И не плачь. Она вздрогнула. Его шершавые руки касались её кожи. После объятий поползли и дальше, под корсет, намереваясь его открыть. — Уберите от меня свои руки! Вы просто омерзительны, — она вырвалась, отбегая в сторону. — Глупая ты девчонка! — мужчина схватил её за запястье, притягивая к себе. — Не хочешь по-хорошему? Он ударил её по лицу. На бледном личике выступила кровь. Слишком больно. Слишком больно, чтобы сопротивляться дальше. Её никогда так не били. Девочка приложила ладонь к щеке и немного притихла. — Я всё сделаю, — она всхлипнула, с трудом найдя в себе силы на это согласие. Хроматия сама сняла платье. Оно всё равно мешалось ей. Она стала раздевать супруга. Её руки дрожали, в глазах плескались ужас и отвращение. Девушка старалась сделать всё как можно аккуратнее, чтобы не разозлить его. Она понятия не имела, что ей делать дальше. Заставить себя касаться его кожи она просто не могла. Мужчина был противен ей до дрожи во всём теле. — Моя милая пташка, — он взял её за запястья и притянул к себе. Хроме попыталась вырваться, но в физической силе ей с супругом не сравниться. Её строптивость только вывела мужчину из себя. Он заломил ей руки за спину и перевязал лентой, оторванной от платья. Хрупкая девочка не смогла бы сама освободиться. И как колдунья она пока была слишком слаба. Супруг не считал, что ей может быть больно. Слёзы на бледных, ещё детских щеках только раздували пламя его жестокости и похоти. Юное, не до конца оформившееся тело было очень легко сломать. Оно было беззащитно. И он рвал её в своё удовольствие. Девушка не смогла принять его полностью. Она была невинна. Потому и получила намного больше боли, чем заслуживала. Мужчина издевался над девочкой до самого утра. Пока её бледное тело не прекратило вздрагивать. И лёг спать рядом с оглушённой болью молодой женой. Простыни были залиты кровью, как предписывали традиции. Но этой крови было слишком много. Лекаря для неё позвала служанка, которая до заката так и не дожила. Разгневанный хозяин удушил её, а юную супругу вновь подверг этим мукам. Девочка едва слышно всхлипывала, зажмурив большие фиалковые глаза. Она не хотела этого видеть. Но он держал её за волосы и заставлял смотреть в огромное зеркало. Это зеркало было для него такой же дорогой игрушкой, как и Хроматия. Она видела в слегка расплывчатом отражении, как по крови внутрь неё скользит член. От боли онемело всё тело. И она больше не чувствовала его грубых толчков. Боль сама себя переполнила. Малышка Хроме закрыла свои глаза. Та ночь, как и последующие, оставили ужасные воспоминания в её памяти. Она до сих пор боялась мужчин. Старалась обходить стороной. И полностью доверяла лишь себе. Её хватило на месяц таких истязаний. Одной безлунной ночью маленькая графиня перерезала горло своему супругу. Боль разбудила в ней силу. Она разрезала его вдоль, ровно посередине. Ей нравилось видеть, как почти тупое лезвие рвёт его плоть. Как кровь брызжет из раны вокруг. Как тот хрипит от боли, пытаясь схватить её за руку. А она пропихивает нож глубже в горло. И смотрит, как тот перестаёт дёргаться. Как тухнет его жизнь. Так же, как гасла надежда на спасение в её глазах. Обессиленная девушка уснула на кровати рядом с мёртвым телом. И как бы слуги ни пытались помочь юной госпоже, она оказалась в тюрьме. В ожидании смертной казни за своё преступление. А разбойники спасли её, приняли за своего. Как мужчину. И требовали столько же. Никто её и пальцем не тронул. Не обидел. И теперь она хотела вернуться в лес. Сердце рвало на части от тоски и страха. Колдунья боялась, что они не успели выбраться из полыхающего кошмара. Но нельзя. Сейчас она нужнее здесь. Рядом с малышкой-проводницей меж явным и скрытым.

***

Ветер уносил в небо столбы дыма, вздымающиеся вверх от пылающего леса. Зрелище было ужасающим. Но не было слышно ни крика птиц или животных, ни треска горящих деревьев. Не ощущалось также и запаха дыма. Только путники скрылись из вида, ветер развеял марево. Над лесом было по-прежнему тихо, мирно покачивались деревья. Жизнь в поселении разбойников текла своим чередом. Ничего не изменилось с уходом гостей. Марево создал хвостатый колдун для своей сестры. Шокированная девушка даже не успела понять, что пламя перед ней неживое. Её слишком быстро увели. Ради того, чтобы у неё больше не было нужды возвращаться обратно. Хроме была нужна ему. Послушная милая сестрёнка должна была помочь в достижении его цели. И теперь ему оставалось надеяться только на то, что девушка найдёт нужную книгу. Из города их по-прежнему не выпускали. Оставшиеся в живых люди закапывали в землю за стенами каменные осколки. Молотами разбивали окаменевшую нежить и пытались очистить от неё город. Они остались в Орвието втроём. Несмотря на всю трагичность произошедшего, Занзас был вполне удовлетворён таким поворотом событий. Ослабший колдун не мог больше морочить ему голову, а его бывший учитель очень быстро потерял к нему интерес. Его абсолютно устраивала эта свобода. Пусть она и не будет вечной. Тень прошлого настигла неожиданно. Того самого прошлого, которое он почти забыл. И её тоже почти забыл. Хрупкую голубоглазую девчушку, которая спустя восемь лет почти не изменилась. Всё такая же невысокая и нескладная. В синем платье с множеством нелепых оборок. Она всегда любила, чтобы одежда была украшена как можно больше. С тех пор, как девчонку вообще научили её носить. — Адзурра? — в почти пустом помещении капеллы его голос показался раскатом грома. Девочка была здесь одна. Хотя он мог и не обманывать себя. Она уже давно не была девочкой. И уж тем более, девушкой. Пусть это обманчиво хрупкое создание и было младше него на тринадцать лет. — Ню-ю, кого я вижу! — от её звонкого голоска хотелось зажать уши, настолько он был усилен эхом. — А ты ещё живой? В свои почти двадцать пять совершенно невоспитанная особа. Она посмела явиться в дом божий с открытыми плечами. Не могла побороть старые привычки. — Как видишь. Не ожидал встретить тебя здесь, — он усмехнулся, но из-за этой усмешки сквозило разочарование и небольшая доля грусти. — Ты не очень-то рад мне, — Адзурра обиженно надула губки. — Я надеялся забыть всё, что с тобой связано, синьорина Кампана, — он совершенно честно ответил ей, начиная жалеть, что вообще окликнул её. — Эй! Ты не смеешь говорить так, — она толкнула его в плечо своей маленькой ладошкой. — Держи руки при себе, — он отошёл от неё, чтобы не сорваться и не ударить. — Не хочу калечить такую, как ты. Если бы она не знала его, то посчитала бы это за очень натянутый комплимент. Но, к сожалению, Адзурра слишком хорошо знала, что это не так. Она хотела было возмутиться, но не смогла найти подходящих слов. Они познакомились в тюрьме. Он сидел там уже почти восемь лет. Она же оказалась впервые. Он угодил туда за убийство. Её поймали на краже, но привели абсолютно голой. О грехах друг друга они не знали. Эта мелкая девчонка невероятно его раздражала. Она постоянно что-то бормотала и кружилась по своей камере вместе с крысами. Откровением для него стало то, что эта мелочь без особого усердия поймала одну такую крысу, свернула ей шею и теперь спокойно ела всё ещё тёплую плоть. Девчонка явно не хотела ждать единственного за день приёма пищи — кружки грязной воды и куска запрелой горбушки. Она закончила свою трапезу и подошла к решётке. В полумраке была видна её тощая и абсолютно плоская фигурка. Более тёмными пятнами виднелась на ней грязь. Девчонка подняла камень и бросила в него. — Идиотка малолетняя, — камень попал ему в голову, немного ранив кожу. — Я тебе руки оторву. — А ты достань меня, — она показала ему язык через решётку. Он поднял этот камень и запустил обратно в неё. Попал ей в живот. Девчонка упала на пол, задушено вскрикнув — не ожидала такой силы удара. — Ты кто такая? — он недовольно посмотрел на неё, когда та распласталась на полу. — Меня зовут Адзурра, — малявка нахмурила тонкие бровки. — Ты меня не знаешь? — А я должен запоминать всякий мусор? На это она отреагировала надутыми губками и обиженным ворчанием. Больше она ничего не сказала. Только поглядывала на него изредка. Он не слушал, о чём она говорит, но её раздражающее щебетание позволило ему почувствовать себя живым после семи лет одиночества. Почувствовать, что он всё-таки не сошёл с ума, а всё это происходит по-настоящему. Его должны были казнить, но палач не брался за это дело. Он был уже стар, и последней его волей было то, чтобы юноша, так похожий на его погибшего на войне сына, стал его преемником и унаследовал это дело. Ведь живых наследников не осталось. Старик поручился за него, пообещав обучить своему делу. Ведь ему уже терять было нечего, а парень был крепок и относительно здоров. А другие люди старались его сторониться. Мало ли, на что способен сын городской умалишённой? Тем более тот, на чьих руках уже была кровь. Старый палач ещё не растерял былую силу в руках, но зрение уже подводило. Ему нужна была достойная замена, обладающая всеми нужными качествами. И вспыльчивый парень с лихвой оправдывал все ожидания, которые были на него возложены. Его физическая сила позволяла перерубить любую шею с первого раза. И не важно, насколько хорошо было заточено лезвие. Мрачный и грубый юноша своей яростью подпитывал свою силу. Люди боялись его. Потому оплату никогда не задерживали. Этими деньгами он делился и со стариком. Не сторонилась его только Адзурра. Он встретил её снова, через три года после того, как она была отпущена из тюрьмы епископом. Её определили в приют, чтобы она стала монахиней. Но девочка сбежала. Её не интересовало смирение. Девчонка ничуть не изменилась. Даже не округлилась ни капли. Молодые девушки, ещё не знающие его подноготной, были бы не против построить с ним семью. Он был довольно привлекателен внешне, пусть и груб, и абсолютно не воспитан. Но их заботливые матери берегли своих дочерей. И к нему не подпускали. Его боялись даже падшие женщины. Не боялась лишь Адзурра. Он понравился ей. И эта девчонка давала ему вполне недвусмысленные намёки. А его это только смешило. Девчушке было всего четырнадцать на тот момент. И она не любила одеваться. Ходила по улицам полностью голая, а на шее звенел колокольчик. Кампана. Он не смог выгнать её из города, как того предписывал закон. Купил у чиновника для неё разрешение. Он на неё этот колокольчик и повесил. Чтоб бродячую девку не тронули другие. В Терни её прозвали сестрой палача. Она почти всё время за ним таскалась, позвякивая своим колокольчиком. Иногда только пропадала на день-два, когда возвращались сменившиеся отряды пограничных войск. Она не хотела менять такой уклад. Он и не запрещал ей. Пока никто не угрожал её жизни, он не вмешивался в её дела. Она родилась в Сан-Джемини. В очень бедной семье. В которой не было даже еды. Потому девочка отлично умела ловить крыс и есть их сырыми. Её восьмилетнюю родители продали влиятельному господину. Тот был благосклонен к семье и за красивую голубоглазую девочку достаточно заплатил, аж пятьдесят золотых. Она перешла в его собственность. Именно потому она и не умела носить одежду. Она не видела в ней нужды. Её с детства научили ходить голой. Но этот мужчина умер. И маленькая Адзурра оказалась на улице. Тогда ей было всего десять. Она скиталась по городам с торговцами и наёмниками. Малышка не боялась ничего. И в тюрьму она попала за кражу хлеба и яблок с рынка. Адзурра не умела читать. Она не умела вести хозяйство, делать что-либо по дому или заниматься производством ткани. Она не умела ничего. Только вертеться перед мужчинами. Позже он попал в один из карательных отрядов, чтоб не приходилось содержать его за зря, пока в казнях не было нужды. В тот момент ему было всё равно, во имя чего убивать. А со смертью старого палача, он был назначен на его место, покинув роль подмастерья. И теперь не имел права жить рядом с остальными горожанами. Потому его обитель была поодаль. Но Адзурра по-прежнему и совсем беззастенчиво к нему лезла. Казалось, этой девчонке было плевать, что она может погибнуть, если будет так нарываться. Он с трудом смог заставить её одеваться перед выходом из дома. Девушка полюбила цеплять на себя всё и сразу. Она говорила: «Если уж и одеваться, то только как королева». И вовсе не важно, что королеву она никогда не видела. У неё были свои представления на этот счёт. Адзурра не умела успокаивать его. Когда он возвращался после очередного задания, то не мог получить того спокойствия, что хотел. Она была буйной и взбалмошной. Но она не была похожа на беспокойное пламя, которое могло спалить всё дотла, стоило лишь упустить искорку. Адзурра была подобна извилистой реке. С обрывистыми берегами, быстрым течением и порогами. Из которой было слишком сложно выбраться. Девчонка потушила его. Своей бесцеремонностью и невоспитанностью не оставила ему и шанса взять над ней верх. Почему-то он не мог ударить её или причинить ей вред как-нибудь ещё. Он был благодарен ей за то, что она не дала ему свихнуться в заключении, но никогда ей об этом не говорил. Девчонка любила укладывать его головой на свои колени и перебирать ему волосы, о чём-то без умолку щебеча. Он никогда её не слушал. Иногда перехватывал её тонкие пальчики и сжимал её ручку в своей. Думал о том, что бы было, если бы они повстречались при других обстоятельствах. И эта мерзавка была бы чуть старше. Но всё равно приходил к ответу, в котором ничего ровным счётом не менялось. — Давно ты здесь? Нашла очередного покровителя? — Ню-ю! — она запрыгнула на него и повисла, обнимая руками за шею. — Я здесь проездом. Когда-то ты обещал мне показать эту страну. Но теперь я вынуждена делать это сама. — И не боишься? — он бережно придержал её, подавляя в себе желание позволить ей упасть. — А чего мне бояться? — она удивлённо похлопала пушистыми ресницами. — Что с таким поведением тебя убьют в каком-нибудь городе. Мужчина поставил её на землю, снял с себя длинный плащ и накинул ей на плечи. — Не свети своим телом в подобных местах, Адзурра. Кто-нибудь таки отправит тебя на костёр. — Но здесь никого нет, — она обиженно насупилась и забрала у него шляпу, надевая её на себя. — И я уже не маленькая. Сама решу. — Идём отсюда. Молиться ты явно не собираешься, — он проигнорировал её действия и повёл на улицу, взяв за запястье. Она побежала за ним, весело смеясь. Идти в ногу она не успевала. Не позволял малый рост делать шаги шире. Ещё и плащ за ней волочился. Громкий колокольчик с её шеи пропал. Вместо него появилось маленькое украшение на тонкой ленточке — кулон, отлитый из золота. Миниатюра того самого колокольчика. Адзурра совсем запыхалась от бега и смеха. Она всё ещё вела себя как ребёнок. Но была счастлива снова его встретить, несмотря на то, что вина за их последнее расставание лежала на ней.