Март, 1941
Вот уже на протяжении недели Тэхён был заперт в комнате генерала, после того случая он ни разу не зашёл к нему. Ким был один, разве что частым гостем стал врач, которого прислал военный. И майор, что просовывал еду, чуть приоткрывая дверь. Во время первого визита медика Тэхён, помимо всего слёгший с жаром, упирался, не желал, чтобы его осматривали. Но пожилой доктор ничего не произносил, лишь молча наблюдал за тем, как Ким бился в истерике. После двух часов криков и метаний подушек, Тэхён всё же успокоился, силы совершенно его покинули. Тогда врач и осмотрел его, обрабатывая и дезинфицируя рваные раны на губах и гематомы на щиколотках и запястьях. Как бы Ким не ненавидел сейчас генерала и не желал принимать его мнимую заботу, всё же он был благодарен этому доктору. Пожилой мужчина не произнёс ни единого слова за всё время, он молча выполнял свою работу, даже не глядя на Тэхёна. Заметь парень в глазах врача сожаление или отвращение, Ким не выдержал бы. Всё что угодно, но только не жалость и презрение. По наступлении второй недели все медленно заживающие раны на теле затянулись, а температура спала окончательно. С отступлением физической боли Тэхёну стало чуть легче дышать, но вот моральное осознание всё так же сдавливало своими железными тисками. Даже сидя в комнате абсолютно чистым, в новой форменной одежде, он чувствовал себя грязным. Больше всего в жизни Тэхён не любил одиночества, для него в этом слове заключался яд. Но сейчас ему казалось правильным быть наедине с самим с собой. Хотя так же отчаянно хотелось покинуть этот дом. Снова занять себя чем-то, уставать до такой степени, чтобы не было сил ни на какие мысли. Оказаться в компании людей, кому он мог доверять. Но его не выпускали и не давали никому навещать. Хотя он несколько раз слышал доносящиеся с улицы ругательства Юнги, с угрозой дать ему проведать Тэхёна. Однажды ранним утром в дверь тихонько постучались. Ким, вздрогнув, прижал коленки к телу, с опаской глядя на раздвигающуюся перегородку. — Тебе стоит побольше есть, – смотря на всё такой же нетронутый завтрак тихо произнёс полковник Абэ. Из всего обильного и богатого рациона Тэхён ел лишь рис. — Что Вам нужно? Уходите, – парень старался, чтобы его голос звучал как можно грубее, но почему-то с этим полковником, что однажды спас ему жизнь, не выходило выливать в голос всё отвращение. — Пришёл тебя навестить и спросить, может тебе что-то нужно? – всё так же мягко, на чистейшем корейском, произнёс Иоши. — Что мне нужно? – горько усмехнулся Ким. — Вы спрашиваете у меня такое? – Тэхён истерически рассмеялся, так, что полковнику стало не по себе от этих звуков. Успокоившись и протерев с глаз выступившие слёзы, парень тихо добавил: — Мне нужно, чтобы Вы тогда дали мне утонуть. — Не стоит так говорить, – присев на пол произнёс Иоши. — Знаю, что не имею права на такие слова, но жизнь на самом деле коротка, лишь в бедах долгой кажется. Истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, а в том, чтобы бороться против невзгод. — Но я совсем не мужественный, и у меня больше нет сил бороться. Я устал. К тому же... почему я? – опустив голову на руки, прошептал Ким. Иоши не знал, что на это ответить. Он давно уже заметил интерес генерала в сторону этого парнишки. Это и неудивительно, этот Тэхён приковывал взгляды так, как сирены притягивают к себе очарованных моряков. Но и самого Абэ мутило от поступка Тацуи, слыша крики Кима даже на улице, стоя около дома, ему захотелось остановить генерала. Но он не посмел. Почему? Горько усмехнувшись, Иоши подумал, что всегда был трусом. Он струсил пойти против отца, струсил убивать людей, за что и был перенаправлен с передовой сюда. И струсил пойти против Дракона. — Я тоже далеко не мужественный. Я большой трус, — всё же признался он. Тэхён резко поднял голову и внимательно посмотрел на полковника, спустя минуты решившись возразить: — Я не считаю Вас трусом. Вы спасли мне жизнь, рискуя собственной. Разве это не есть мужество? Иоши Абэ на этих словах ярко улыбнулся. — Вот видишь. Порой мы считаем себя слабыми, но иногда, сами того не понимая, в глазах других мы – герои. Разве у тебя нет людей, которые ждут тебя? Верят? И если ты умрёшь, представь, каково будет им потерять тебя. Тэхён задумался об оставленном друге, который в первый же день их знакомства пообещал ему, что они ещё будут вспоминать эти дни. И почему-то парню совсем не хотелось предавать его. Оставлять одного. Если Чимин до сих пор жив и здоров, то каково ему будет в будущем, узнай он, что Тэхён не сдержал своё обещание? Он вспомнил Намджуна, который умер, защищая его, и всю жизнь о нём заботился. Если Тэхён умрёт, не будет ли это плевком по отношению к жертве, что принёс хён? Ещё он снова невольно вернулся к тому парню. Хосоку. Кажется, теперь он его понял. У этого Хосока тоже был такой человек, перед которым он был чем-то обязан. Но, к сожалению, ему не дали сдержать свою клятву. Обдумывая всё это и просидев с полковником в полной тишине до самого заката, Тэхён твёрдо решил, что теперь он не будет просить о смерти. Сейчас это непозволительная роскошь. У него ещё есть обязанности перед людьми, и жить – это то, что он обязан делать.* * *
Полковник часто его навещал, они сидели в разных углах комнаты и просто разговаривали. Абэ рассказывал о своей прежней жизни. О том, что никогда не хотел быть военным, что он музыкант и его первой любовью стал рояль. Однажды вечером он даже уговорил Тэхёна выйти из комнаты. На немой вопрос парня ответив, что Дракон сразу же после того дня уехал. — До войны я учился в Венской Консерватории, – присаживаясь за инструмент, который находился в гостиной комнате, произнёс Иоши. — Жил на Кэртнер-штрассе прямо напротив Оперы. Это были лучшие дни в моей жизни, – но, тяжело вздохнув, он тихо добавил: — А потом в Германии к власти пришли фашисты, и вскоре Австрия присоединилась к Третьему Рейху. Началась война и меня призвали обратно, так как мой отец был одним из офицеров Квантунской армии, семья ожидала от меня военных подвигов. Но я никогда не хотел воевать. Заглянув в глаза внимательно слушающему Киму, и грустно улыбнувшись, он спросил: — Думаешь, среди нас нет тех, кто не хотел начинать это всё? Кто не хотел захватывать не принадлежащие нам территории? Кто хотел просто жить в мире и согласии? Мы такие же простые люди как и вы, со своими переживаниями, с похожими желаниями. Просто нас никто не спрашивал. Мы плотно связаны по рукам и ногам по долгу службы, или как и я, по долгу семьи. В случае неповиновения — смерть. Тэхён очень чётко уловил печаль в глазах полковника, когда его руки опустились на чёрно-белые клавиши. — Это Бах. Прелюдия и фуга номер один до мажор – моя любимая. После этих слов комнату заполнили совершенно волшебные звуки. Ким никогда раньше особо не интересовался музыкой, но эта мелодия околдовывала. Он чувствовал себя так, будто ноты ожили и, словно маленькие феи, просочились сквозь его кожу, бережно осматривая его душу и зашивая её невидимыми нитями. С каждым новым прикосновением к клавишам, Тэхён чувствовал, как поднимался к чему-то волшебному, будто эта музыка пропиталась насквозь всеми его печалями и болью и покидала его, уносясь ветрами в открытые окна комнаты. Казалось, будто все кровоточащие раны затянулись, а вместо почерневшей крови по венам побежала новая, ничем не запачканная. Абсолютно чистая. Стоя и слушая эти звуки, Ким был безмерно благодарен полковнику и его музыке, что, казалось, отмыли его от грязи, не дав ей пустить корни и навсегда очернить сознание.Апрель, 1941
Чонгук очень любил город Кобе. Именно здесь, гуляя по замку Химэдзи, в его огромных садах, он всегда чувствовал уединение и покой. Оставшись в городе на период ханами*, он пытался отвлечься от мыслей, что терзали его с той ночи. Эти кошмары не давали ему спокойно спать по ночам, во сне он видел карамельные глаза и пальцы, что нежно перебирали его волосы, напевая приятным голосом знакомую мелодию. Но потом резко сжимали их в кулаке, оттягивая голову назад, и голосом полным отвращения произносили: «Ах, Гуки, почему ты не вырос достойным человеком? Как и ожидалось, ты – ничтожество». Снова проходя вдоль лабиринтов садов, что построили древние великие императоры, пытавшиеся запутать врага, он вдыхал грудью воздух, который полностью пропитался сладким вкусом вишни и едва уловимой ноткой уже увядшей сливы. Время умэ* уже подходило к концу, слива всегда начинала цвести раньше сакуры* и тем самым становилась первым воплощением возрождающейся жизни. В это время Чонгук любил читать «Кокинсю»*, из года в год перечитывая древнюю японскую поэзию. Удивительно, но каждый раз в старых песнях Чон находил новый смысл. Сейчас же его особо привлекли стихи о прекрасных цветках вишни. В рассказах своих предков он снова и снова перечитывал слова, которых не замечал раньше: «…размышляя о быстротечности жизни, почитатели цветения отождествляли опадающие лепестки цветов с быстротечностью и красотой жизни, с храбростью и чистотой помыслов». Чистота помыслов? На этих строках Чонгук закрыл старую книгу, устало прикрывая глаза и подставляя лицо солнцу. Белоснежные лепестки, что уже опали с увядших деревьев, застилали землю, словно белоснежный ковёр. Но ни лёгкая дымка цветущих деревьев, ни тихое жужжание пчёл, ни успокаивающий звук текущей воды в водоёме никак не очищали мысли генерала. Каждый раз, закрывая глаза, перед его взором появлялся Тэхён. Не привычный, такой надоедливый и всегда улыбающийся, а разбитый, повреждённый, тот, которого Чонгук почти сломал собственными руками. Эта мысль почему-то убивала его, как если бы ценитель, любовавшийся сакурой, увидел, как она горит в огне, навсегда увядая и забирая с собой всю красоту. После того, как понял, что чуть не натоврил, он просто сбежал. Зная, что не сможет взглянуть на погаснувшее солнце. Он убежал, чтобы не видеть плоды своих поступков. Он часто задавал себе вопрос: «Что это?» А разум холодно твердил — «Совесть». Для Чонгука это чувство было новым и совершенно незнакомым. Никогда раньше он не испытывал сожаления. Ни за один свой поступок. Никогда он ещё не хотел что-то исправить. Никогда ему ещё не было так стыдно перед кем-то. Так страшно. Шелест нежных розовых листьев привлёк Чонгука, и увидев как ветер безжалостно сорвал самый большой цветок вишни, он решил, что пора возвращаться.Май, 1941
Они ели в полной тишине. После того случая, произошедшего пару месяцев назад, они вообще мало говорили, не зная куда себя деть от напряжения. И Тэхёну почему-то уже стало не так комфортно находиться в компании одногруппников. Старик Бэ и Юнчан старались на него не смотреть, лишь переговаривались, когда они находились в общей компании. Единственный, кто, казалось, просто закрыл на всё глаза, был Юнги. После того, как Тэхён уговорил полковника Абэ вернуть его к прежнему распорядку, аргументируя тем, что ему безумно одиноко сидеть в четырёх стенах; только Мин продолжил общаться с ним так же как и раньше. Лишь первой ночью обняв и спросив простое: «Ты в порядке?». Ким тогда утвердительно закивал, и Юнги понял, что ему ещё тяжело говорить об этом. Поэтому он потом и словом не обмолвился на болезненную тему. Тэхён был безумно ему благодарен. Но сейчас всё ухудшило то, что тот молодой парень, которого тогда выбрал старый губернатор – Тэхён так и не узнал его имени – на днях, во время работы, добровольно выбросился навстречу сильному течению. Желая, чтобы оно унесло его в вечность. Мин неохотно рассказал Киму, что юношу тогда не просто изнасиловали, а жестоко избили. И вернув его обратно в барак, побитого и порванного, некоторые заключённые начали использовать подростка для удовлетворения собственных желаний. — Эти ублюдки хуже хреносамураев, – тогда гневно произнёс Юнги. Закончив с едой, они построились по отрядам, и во главе с лейтенантами отправились на свои участки. Солнце уже медленно уплывало за горизонт, многие солдаты, по приказу прибежавшего полковника, вернулись обратно в лагерь. Тэхён вырывал мешавшие водоросли, что обвивались вокруг лопаты и затрудняли работу, когда к нему подошли трое мужчин из восьмой группы. — Так это ты Тэхён? Та самая сучка, что пришлась по вкусу япошкам, раз они выхаживали тебя целых два месяца? – неприятной наружности мужчина мерзко рассмеялся, и стоявшие рядом товарищи подхватили его веселье. — Видимо, профессиональная шлюха, раз так хорошо ублажил. — Может, и нам оценить твои способности? – произнёс один из них. — А то это как-то не патриотично, подставлять зад япошкам, но не давать своим же. Все трое начали медленно окружать настолько перепуганного Тэхёна, что он даже не подумал оправдаться, что в ту ночь его просто напугали до чёртиков, он огляделся по сторонам в поисках помощи, но остальные заключённые просто стали наблюдать за разворачивающимися событиями. — Слышите, вы, патриотичные хуеманы, валите-ка отсюда, – встав рядом с Кимом, лениво протянул Мин. — А ты кто такой? – агрессивно смотря в сторону одинокого защитника, недоумевали мужчины. — Я – голос задолбавшегося правосудия, – усмехнулся Юнги. — Так мы и тебя нагнём, клоун, – процедил один из заключённых и бросился на Мина с кулаками, в то время как второй мужчина сильно ударил Тэхёна по лицу, сбив парня с ног. Сплёвывая сгусток крови, что появился от сильного удара по челюсти, Ким попытался встать на ноги, но был снова повален на землю пленником, что был раза в три больше него. Юнги же всегда неплохо дрался, он был довольно шустрым и явно превосходил в скорости двух недотёп. Но эти самые мерзавцы были очень крупными, видимо, работали на стройках, понял Мин. Получив сильный удар в солнечное сплетение, что выбил кислород из лёгких, Юнги, глотая ртом воздух, словно рыба, опустился на колени. В панике осматриваясь по сторонам, он увидел стоящих поодаль старика Бэ и Юнчана, что просто отвернулись, не желая впутывать себя в неприятности. «Подонки», – подумал Мин. И заметил лежащего без движения Тэхёна, которого лишили сознания очередным ударом в висок. Поднявшись и встав на нетвёрдых ногах, Мин ударил ближнего мужчину в нос, разбивая его и слыша неприятный хруст хряща. Но тут же снова получил удар, что на этот раз пришёлся по почкам. Повалившись на землю, Юнги снизу вверх смотрел, как к нему медленно стал подходить третий мужчина, занося ногу для очередного удара. Но всё, что увидел Мин мгновение спустя, была хлынувшая кровь от перерезанной артерии на шее удивлённого заключённого. Поднося руку к порезу на рефлекторном уровне, невольник тут же упал, забившись в предсмертных конвульсиях, и скатился вниз, навстречу бурлящим потокам воды. Юнги поднялся на ноги, на скользкой от наличия красной жидкости, траве, и встретился взглядом с ледяными глазами генерала, в руках которого была обнажена катана, по которой стекала свежая кровь. Оставшиеся агрессоры в немом шоке начали пятиться назад, но не успев сделать и нескольких шагов, присоединились к своему товарищу, заливая всё вокруг алыми фонтанами. Абсолютно равнодушное лицо генерала отдало приказ полковнику Абэ забрать Тэхёна. Парня, всё так же пребывающего без сознания, подхватили на руки и унесли прочь. — Я не потерплю у себя беспорядки, – стальным голосом произнёс Тацуя. — Если хотите к ним присоединиться, – ударяя мысом сапога по бездыханному телу, военный раскинул руки, — говорите сейчас. Люди были просто в ужасе. Некоторых от вида этой картины забила крупная дрожь. И поэтому заключённые неосознанно начали отступать назад, стараясь совсем не смотреть на Дракона. Удовлетворённый генерал повернулся к еле стоявшему на ногах Юнги. — Тебя проведут в госпиталь. После этих слов он развернулся, и приказав куче солдат, что появилась вместе с ним, навести тут порядок, ушёл обратно в лагерь.* * *
Смотря на Тэхёна, что пребывал без сознания на его постели, Чонгук почувствовал холодок, который снова пробежал по телу. Возвращаясь обратно на остров, Чон не знал, как смотреть на Кима, как попытаться заговорить с ним. Но то, что он увидел, придя к каналу, над которым работали пленники, заставило его мозг отключиться. Заметив его друга, который явно защищал парня, и которого хотели добить, а так же самого Тэхёна, лежавшего без движения на земле, инстинкты сработали без команды. Тут же лишая жизни ублюдков и наслаждаясь видом их мерзкой крови. Но сейчас, когда он прикончил подонков, а Ким ещё не приходил в себя, его сознание начинало медленно биться в истерике. Чуть вздрогнув от неожиданного тихого стука, Чонгук поднялся и вышел из комнаты, не желая нарушать покой парня. — Генерал, позвольте доложить, – отдав честь и поклонившись, произнёс полковник Иоши. — Доктор уже прибыл. Из-за спины военного вышел седой старик, что в последнее время стал частым гостем на этом острове. Чон знал этого человека ещё с тех пор, как малышом попал во дворец. Из всех людей, живших там, врач был единственным, кто с теплотой относился к ребёнку. Поэтому, когда Чонгук покинул Императорский Дом для поступления в Военную Академию, а позже переехал сюда, доктор был единственным человеком, с кем он поддерживал связь. — Что с тобой, мальчик мой, – сказал старик, проходя мимо молодого генерала, по сути, не задавая вопрос, а лишь выдыхая свои мысли. Когда за пожилым мужчиной закрылась дверь, Чон, развернувшись, строго посмотрел на своего подчинённого. — Может, объясните мне, Абэ, – начал он угрожающе, — как Тэхён оказался сегодня у канала, если я чётко приказал Вам не выпускать его? Иоши знал, что отпуская Кима и возвращая его к работе, нарушал приказ генерала, но смотреть на поникшего парня, который сидел одиноко в абсолютной тишине было выше его сил. — Прошу прощения, генерал, – низко поклонился полковник, — но Тэхёну было невыносимо здесь находиться, он долго просил меня об этом. Поэтому я посчитал, что среди остальных людей ему будет лучше оправиться. И потом... Чонгук не стал дальше дослушивать военного, ударяя его и сбивая с ног. Его просто трясло от злости. Какого хрена жалкий полковник будет указывать ему на его ошибки и говорить, как Тэхёну было бы лучше. Откуда он мог знать. Это не его забота. Подняв Абэ за мундир, Чон хотел было высказать ему всё, что о нём думал, но мягкий голос врача произнёс: — Он очнулся. Срываясь обратно в комнату, Чонгук стал медленно подходить к постели, на которой лежал Тэхён. Присев у изголовья, он начал ждать, когда Ким повернётся к нему. Придя в себя и увидев перед собой лицо доктора, Тэхён пытался сообразить, что происходит. Но через время поняв, что он снова лежал в хозяйской комнате, которая, казалось, стала сильнее пахнуть генералом, Тэхёну стало не по себе. Когда же он услышал за дверью знакомый стальной голос, то запаниковал окончательно. «Он здесь». Мысли просто спутались в полнейшем хаосе. Он знал, что эта встреча в любом случае наступила бы, но он был к ней абсолютно не готов. Даже сейчас, спустя два месяца, когда физическая боль полностью ушла, а раны в душе начали потихоньку затягиваться, он снова появился. И снова Тэхён был в его доме. Не зная, где найти силы, чтобы взглянуть на него, Ким просто отвернулся, когда почувствовал, что генерал сел рядом около постели. Его присутствие надавило на Тэхёна, ему хотелось расплакаться, снова забиться в истерике, хотя последний раз он это делал только в ту ночь. После он не проронил ни капельки из глаз, будто всю влагу выжгли, иссушили. Но сейчас он не смог сдержать себя и, прикусив губу, выдохнул тихое — «Убирайтесь», — когда по щекам покатились слёзы. Он теперь ужасно боялся военного.