Июль, 1941
— Съешь рыбу, – пододвинув её к Тэхёну, приказал Чон. Но в очередной раз, получив полное игнорирование, лишь тяжело вздохнул. После того случая, опасаясь за его жизнь, Чонгук решил не отпускать Тэхёна, а оставил жить в своём особняке. Парень убирался, вытирал пыль, поливал цветы, выполняя обычные хлопоты домашней челяди. Чон всегда заставлял его есть вместе с собой, усаживая за противоположный край стола. Каждый раз, во время еды, Чонгук что-то рассказывал Тэхёну. Он прекрасно говорил по-корейски, зная этот язык с самого детства. В основном это были монологи о книгах, музыке или искусстве, что очень любил Чон, так же он никогда не затрагивал тем, так или иначе связанных с войной. Но всякий раз он говорил в пустоту. Ким никак на него не реагировал. Хотя Чонгуку было достаточно видеть его напротив себя, живого и невредимого. Конечно, по началу было очень тяжело. Сначала от Тэхёна исходило полное равнодушие. Первый месяц парень ходил словно живой мертвец, абсолютно отключив все чувства. Казалось, что по дому шатался призрак. Потом он начал пытаться сбежать из дома. Однажды, Тэхён хотел выпрыгнуть со второго этажа гостиной комнаты, где не было охранников. Благо, что проходивший мимо, полковник Иоши вовремя успел поймать Кима и затащить обратно внутрь. После этого случая, все окна в доме стали запираться на ключ. Так же, парень отказывался есть в присутствии генерала, но по прошествии голодной недели всё же сдался, посадив себя самого на рис и воду. Ещё Тэхён при каждом удобном случае пытался сломать что-то в доме. Так, в особняке практически не осталось цветов, которые сгнивали от обилия воды, которой их поливали. Ну и ещё Чонгук лишился дорогих ваз периода Нара, императорских вееров и европейских фарфоровых статуэток. После очередных потерь, Чон решил, что безопаснее всего постоянно запирать свой кабинет, где хранились катаны и оружие. Но Чонгук готов был это терпеть. Взамен на хоть какие-то признаки жизни со стороны парня, в отличие от того, что было в начале. Генерал не выходил из себя, не кричал, не ругался — лишь обречённо вздыхал. Хорошо, раз ему хочется ломать его вещи, то пусть ломает, соглашался Гук. Это всё равно никак не сравнится с тем, что сделал Чон. До сих пор перед глазами генерала всплывали картинки: глаз, полных ненависти, бездыханного тела, лежащего на земле и душащих тихих слёз. И жуткий страх окутывал его своими холодными объятьями, и каждый раз Чонгук искал тепло в глазах напротив. Но он видел лишь льдины айсбергов, что совершенно не подходили карамельным радужкам, которые, по своей природе должны были отражать свечение солнца. Холодный чай и холодный рис терпимы, но холодный взгляд и холодное слово — невыносимы. — Тэхён, – произнёс Чонгук и увидел, как парень невольно вздрогнул, всё еще не привыкнув слышать своё имя из его уст. — Тебе правда стоит поесть плотнее. Завтра я отплываю на Окинаву. Видя, что парень никак не отреагировал на эту новость, продолжая созерцать чашу с рисом, он добавил: — И ты плывёшь со мной. В скинутом в шоке взгляде, в расширившихся в удивлении, а затем в испуге глазах, Чонгук на несколько секунд уловил огонёк, и готов был улыбнуться своей маленькой победе. Но, наверняка, парень бы неправильно истолковал его улыбку. Поэтому он попытался сохранить спокойствие на лице. Генерал хотел продолжить, как услышал в ответ жёсткое: — Нет. Теперь настала очередь Чона удивляться, потому, что это был первый раз за несколько месяцев, когда Тэхён сказал что-то. Более того, он обращался к нему. Но как бы парень не упирался, Чонгук в этой ситуации никак не уступит. — Это не обсуждается. Мне нужно быть на том собрании, и ты едешь со мной. — Нет, – снова повторил Тэхён, а потом добавил: — Я не вещь и не трофей, которые берут с собой, чтобы показать другим. Эти слова имели слишком глубокий смысл, они таили в себе большую обиду и злость, поэтому Чон поёжился, снова глубоко вздыхая. «Получить прощение этого парня будет сложно». — Ты прав, ты не вещь и не трофей. И я не собираюсь никому тебя показывать, поверь мне, – Чонгук пытался заглянуть в глаза, вновь опустившего голову парня. — Но и оставить тебя здесь я не могу. В такие моменты генералу просто хотелось взвыть от бессилия, он хотел чтобы парень понял, что Чон говорил искренне. Но разве он сам поверил бы самому себе после содеянного? Дал бы шанс всё исправить и простил бы? Тэхён пытался сосредоточить взгляд на белых рисинках, хотя отчаянно хотелось недоумённо уставиться на генерала. В голове парня никак не укладывалось поведение военного. После того, как он очнулся в его доме, Дракона будто подменили на домашнего питомца. Он не бросал никаких взглядов на него, которые могли бы вызвать опаску. Никак не намекал на близость, он вообще не прикасался к нему и не подходил. Ещё... Он заботился о нём? Кима тогда хорошенько отмыли слуги, что работали в доме, а после ему выдали новую одежду. Не форму. Парень тогда с недоверием глядел на чёрные брюки и белую рубашку, думая, что может она чем-то отравлена? Но ничего подобного не было. Генерал только заставлял есть с ним, каждый раз рассказывая что-то. Тэхён честно старался пропускать всё мимо ушей, думая о чём-то другом. Но иногда, когда он начинал свои монологи, Ким невольно забывал, где и с кем сидел, полностью вникая в суть повествования. Генерал так увлечённо рассказывал о картинах, с такой искренней теплотой делился историями прочтённых книг, что Тэхён в эти минуты видел перед собой совершенно другого человека. Но он всегда одёргивал себя, напоминая, каким мог быть этот Дракон. И осматриваясь вокруг, Ким осознавал, что находился в золотой клетке. Ведь военный никуда не выпускал его, заставляя полностью раствориться в атмосфере его дома. Хотя каждый полдень парень подбегал к окнам пытаясь разглядеть Юнги, что в ответ высматривал силуэт Кима. Он по нему очень скучал. Всех его собеседников держали подальше от него. Мина не пускали в дом, а полковник Абэ часто ездил в Токио по поручениям генерала. А сейчас он просил, нет, приказывал Тэхёну поплыть вместе с ним, говоря, что не может его оставить. «Что он задумал?» Видимо прочитав немой вопрос в глазах Кима, военный поднял руки в воздух и мягко произнёс: — Я ничего не задумал, – выдохнул он. — Ты можешь просить меня о чём угодно, в пределах разумного, конечно, но завтра на рассвете мы всё равно отплываем. Тэхён снова засомневался. Можно ли… Можно ли доверять? Помедлив немного и взвесив все за и против, он задумчиво протянул: — Тогда разрешите мне встретиться с Юнги. Это было лучшим решением, думал Ким. Если по дороге до острова Дракон решит сбросить его в океан, то хотя бы Мин будет знать какой смертью пал его друг. — Хорошо, – легко согласился Чонгук, чем вызвал ещё большую порцию подозрений со стороны Тэхёна. — После того, как его отряд вернётся с работы, я прикажу вам накрыть ужин и вы сможете поговорить. А ты – нормально поесть, – резко встав из-за стола, Чон вышел из столовой, оставив удивлённого Кима в одиночестве. — Ни хрена себе, – с порога комнаты начал удивляться вошедший Юнги. — Я, конечно, знал, что он из Императорского дома и всё такое, но этот особняк чертовски хорош. Тэхён подорвался с места, налетая на друга и сжимая его в объятиях. Два месяца вести диалоги у себя в голове – можно было и с ума сойти. — Хён, я так соскучился. Мин смущённо улыбнулся, и, разрывая объятия, потрепал Кима по волосам. — Твой хён тоже соскучился. Юнги осторожно сжал плечи Тэхёна, и, заглянув в глаза, с опаской спросил. — Этот хреносамурай тебя не обижает? Как он к тебе относится? Ким мягко улыбнулся, и, высвободившись из несильной хватки, пошёл в сторону стола, приглашая и Юнги. — Хён, давай поговорим за едой. Боюсь, что нам не хватит времени. А ты ведь ещё не ел. — О, да. Я ужасно голоден. Пока Мин за обе щеки уплетал все блюда на столе, с тактикой «что не съем, то надкушу» Тэхён рассказывал ему обо всех странностях со стороны генерала. О том, что его словно подменили, да и в целом, не только поведение, но и взгляд Дракона полностью изменились. — Честно сказать, на этот раз, я не сильно переживал за тебя, – и, увидев сведённые хмурые брови на лице парня, Юнги поспешил добавить: — Просто, когда те мрази напали, этот Дракоша с такой безжалостностью убил их. А потом я подумал, что меня нехило так ёбнули по голове, раз мне показалась какая-то боль в его глазах, когда он смотрел на тебя. Не знаю... Просто сейчас генерал мне показался совершенно другим человеком. Ким не совсем понял, о чём именно говорил Мин, поэтому поспешил уточнить: — В каком смысле... убил тех мразей? — Э, – растерялся на секунду Юнги, — в прямом? Ну, знаешь ли, освободил их грешные души от пребывания на этой не менее грешной земле, – и снова увидев недоумение, вздохнул. — Говорю же, меня тоже хорошенько отпиздили те ублюдки. Но прилетел Дракоша и спас нас с тобой. Тебя забрали сюда, а меня в госпиталь. Ким до этого момента был уверен, что на помощь Мину пришли солдаты и убили нападавших, пока Тэхён пребывал без сознания. Но он понятия не имел, что это генерал спас их. Видя, как сильно задумался парень, Юнги решил не рассказывать ему о фонтанах крови, что пустил Тацуя, заботясь об уже и так расшатанной психике Кима. Наевшись так, как, кажется, не наедался уже целую вечность, и наговорившись с Тэхёном, Мин встал из-за стола, зная, что ему вот-вот прикажут отправиться обратно. — А ещё без тебя хреново, – вздохнул Юнги. — Потому что я ни с кем не общаюсь, полностью забив на всех тех уродов, что тогда просто стояли и смотрели. Ким неприятно поёжился, и решился наконец сказать: — Хён, я завтра на рассвете отплываю вместе с генералом на Окинаву. Он не сказал, как долго мы там пробудем и когда вернёмся обратно. Только приказал ехать вместе с ним. — Ясно, – задумчиво протянул Мин, а потом улыбнулся: — В случае чего, создаёшь себе свидетелей? Тэхён улыбнулся в ответ. Возвращаясь к бараку в сопровождении двух охранников, Юнги поднял взгляд на яркие летние звёзды, что затапливали светом всё вокруг, и снова не смог сдержать улыбки от возникших мыслей: «Сегодня, после той ночи, Тэхён впервые улыбался».* * *
Весь путь до Окинавы Тэхён всё так же не разговаривал с военным, лишь выслушивал его за едой, что накрывали на столе в свободной каюте. Ким никогда раньше не путешествовал. Остров Цусима, где он находился в заключении, и был его первым зарубежным местом. Поэтому он втайне восхищался открывавшимися пейзажами, когда они подплывали к целому архипелагу островов. Войдя в порт небольшого рыбацкого городка, они сразу же пересели на ждавшую их машину и отправились к другому краю острова, где, оказывается, находилось бунгало генерала. Тэхён просто не мог сдержать своих эмоций. Вода здесь была настолько прозрачной, что Ким видел, как маленькие семейства рыб устраивали настоящие гонки, гоняясь друг за другом под водой туда-сюда. А песок был очень светлым и мягким, будто кто-то рассыпал муку у самой кромки кристальных вод. — Тэхён, – позвал его генерал, когда они вошли в большое, просторное строение, расположившееся на первой береговой линии, — майор покажет тебе твою комнату. И так же он останется с тобой. А мне нужно отправляться на совещание. Я вернусь завтра. Ким никак не проявил заинтересованность в словах военного, наоборот, начиная понимать, что Дракона рядом не будет, а значит, он сможет насладиться местными красотами не сдерживая своих чувств. — Я привёз тебе кое-какие вещи, которыми ты можешь воспользоваться, – кивнул он на чемодан в руках вошедшего лейтенанта. Всё так же получая в ответ лишь равнодушие, Чонгук вздохнул и развернулся, направляясь к выходу. Но потом застыл на пороге, смотря на спину Тэхёна, что буквально вываливался из окна жилища, высматривая красивый вид. «Я буду ждать твоего ответа столько, сколько понадобится». Отсчитав минут пятнадцать и радуясь, что генерал наконец уехал, оставив его одного, хоть и в сопровождении охраны, Ким решил воспользоваться моментом. Раз уже он всё равно являлся пленником и его дальнейшая судьба была такой же ясной, как небо в пасмурную погоду, то он будет наслаждаться тем, что оказался здесь. В конце концов, от того, что он заточит себя в доме, молча протестуя, генералу от этого не будет ни холодно ни жарко. Но вот зато сам Тэхён мог многое упустить. Выбегая на всех парах из дома, что, не ожидавший такого порыва, майор отстал от парня, Ким направился к воде. Останавливаясь у самой кромки, он подвернул брюки и начал прыгать по мелководью. Но до конца не удовлетворившись, он просто с разбегу забежал в тёплый, точно парное молоко, океан. Волны мягко накатывали и покрывали его с головой, каждый раз радостно загребая в свои солёные объятия. Тэхён никогда не испытывал такой лёгкости и… Счастья? Не понимая точно своих чувств и не стараясь более сдерживать их, необитаемый пляж залил звонкий искристый смех парня, который, казалось, уже целую вечность не смеялся так искренне. Абсолютно удивлённый майор безуспешно пытался задвинуть свою нижнюю челюсть, что не закрывалась от шока. Что ему сказать Генералу Тацуе, когда тот, вернувшись, прикажет ему доложить обо всём, что делал Тэхён. Сказать, что очевидно Ким получил тепловой удар? Или бедный мальчишка тронулся головой? Офицер переглянулся со стоявшими позади другими солдатами, которые тоже были озадачены поведением юноши. Военные всё так же продолжали стоять в недоумении, пока Ким резвился в воде, и, смеясь, выкрикивал в безграничное пространство: — «Юнги-хён, Чимин-а! Это потрясающе! Вы обязательно должны побывать здесь!» Затем, помолчав с несколько секунд, прокричал: — «Намджун-хён, Хосок-а! Вы ведь тоже сейчас находитесь в таком месте?» Кричащего парня с головой накрыла большая волна, и, вынырнув из-под неё, Тэхён заливисто рассмеялся. Ким строил песочный замок на берегу, когда солнце начало садиться за горизонт и постепенно окрашивать воду яркими оранжевыми красками, а небо заливать красно-жёлтой палитрой. Тэхён ни разу в жизни не видел такой красоты. Вернувшись в бунгало и достав из чемодана новую сухую одежду, Тэхён переоделся, и как только его голова коснулась подушки, парень сразу же уснул. Никогда ещё его сон не был настолько крепким и безмятежным. Никогда, за всю его трудную жизнь.* * *
Возвращаясь с двенадцатичасового совещания, где все высокопоставленные военные разрабатывали последние детали Гавайской Операции, или как называли её некоторые адмиралы – Атакой на Пёрл-Харбор, которую они планировали провести уже в декабре этого года, Чонгук чувствовал себя совершенно разбитым. Такие решения, как: какое количество самолётов будет состоять в их авиационных налётах; сколько для этого потребуется авианосцев; как именно доставить к месту атаки сверхмалые подводные лодки – всё это изводило морально. Ведь малейший просчёт будет стоить им господством в воздухе в тихоокеанском регионе, и от этого будут зависеть их дальнейшие военные действия против Таиланда. Прибыв на территорию, где находилось его бунгало, ближе к пяти часам дня, Чонгук сразу же отправился искать Тэхёна, но не найдя его в доме он вышел на пляж. Заметив вдали стройную фигуру парня, от которой чуть поодаль стояли солдаты, Чон стремительно направился в их сторону. Подав знак военным вести себя тише и отпустив их, он старался как можно незаметнее подойти к Киму. Тэхён стоял у самого берега и восхищённо шептал: — Черепахи показываются из воды… Чонгук, наконец обратив внимание, на что так смотрел парень, не смог сдержать улыбки, поэтому, подойдя к Киму почти вплотную, тихо произнёс: — Не хочу тебя расстраивать, – на этих словах Тэхён вздрогнул, и резко обернулся на того, кто напугал его, — но это не черепашки. На самом деле это каменные плиты, необычной формой обязанные медленному остыванию вулканической лавы, а из-за воды тебе кажется, что они движутся. Такое можно увидеть во время отлива. И только на Окинаве. Ким не знал, что ответить, потому что почувствовал себя невероятно глупо. Ну как можно было не отличить камни от настоящих черепах. Впрочем, даже если бы он и нашёл достойную фразу, то вряд ли бы вступил в диалог с генералом. Поэтому парень молча развернулся и пошёл в сторону бунгало. Чонгуку ничего не оставалось делать, как снова идти следом за тем, кто абсолютно его игнорировал. Поужинав лучшими блюдами местной кухни, Чон про себя с удовольствием отметил, что Тэхён на этот раз съел всю порцию и даже десерт. А не свой привычный рацион – рис и воду. Да и весь вид парня радовал Чонгука. Щёки Кима горели розовым румянцем, от того, что пока Чона не было, он всё время провёл на пляже, а волосы забавно вились от солёной воды. — Не хочешь прогуляться по берегу? – предложил Чонгук, вставая из-за стола. Но как всегда, в ответ получил лишь безмолвно удаляющуюся спину парня. На острове они провели еще неделю, купаясь и отдыхая. Правда делали они это порознь. После завтрака Тэхён забегал в океан и долго плавал, ближе к трём часам выползал на пляж и начинал строить песочные замки, а по вечерам собирал ракушки или игрался с вылезающими на берег настоящими черепахами. За это время волосы Кима стали полностью кудрявыми, а нос обгорел и стал облазить. Хоть Тэхён по-прежнему с ним и не разговаривал, предпочитая делать вид, что Чона вовсе не существует, на лице Гука от вида играющего или барахтающегося в воде парня, расцветала огромная улыбка, которую он никак не мог скрыть. В такие моменты он видел, что в парне снова начинал теплиться огонёк возрождающейся жизни, а в карамельных глазах отражалось солнце. А бедные солдаты, видя теперь уже абсолютно нетипичное поведение своего генерала, начали сомневаться, не получили ли тепловой удар они сами? Однажды, выехав в центр соседнего городка, и гуляя по местным торговым улицам, Чонгук купил Тэхёну подарок, пока Ким смотрел театр кукол, что развернулся прямо на дороге. — Это тебе, – подталкивая красную бархатную коробочку, за ужином произнёс Чон. Парень поднял на него свои удивлённые глаза, но снова ничего не сказал и не шелохнулся. Чонгук сам открыл коробочку и достал оттуда серебряный браслет, на котором висела небольшая нефритовая фигурка. — Это Шиса – местный талисман, – произнёс Чон, и повертев в руках небольшую фигурку, пояснил: — Как видишь, это помесь льва и собаки, с древних времён окинавцы считали, что такой талисман будет удерживать рядом с хозяином всё самое хорошее, а также защищать владельца от злых духов и неудач. Ну, а нефрит, как священный камень, будет оберегать тебя от болезней, – Чонгук мягко улыбнулся и потянулся к Тэхёну, чтобы подарить браслет. Но парень резко встал, и даже не посмотрев на него, снова оставил одного. Горько вздохнув, и сжав в кулаке подарок, Чонгук прикрыл лицо руками, думая, сколько же ещё ему понадобится времени, чтобы Тэхён стал хотя бы разговаривать с ним.* * *
Возвращаясь обратно на остров Цусима, Тэхён не знал, как вести себя с генералом дальше. Он просто запутался в своих собственных чувствах. Конечно, Ким помнил то, что он с ним сделал. Но теперь... Он, кажется, раскаивался? Тэхён не был до конца уверен, но догадывался, что генерал пробыл на острове так долго только из-за него, давая возможность подольше насладиться этим моментом. И Ким даже был ему за это благодарен… Но мог ли он поверить, что намерения Дракона искренние? Во всяком случае, он не дал ни малейшего повода для опаски, хотя Тэхён следил за ним в оба. А ещё этот браслет… Зарывшись руками в волосы и опустив голову на колени, парень не знал, что ему и думать. Он даже не знал, что чувствовать. Эмоции сплелись в один сложный клубок, хотя где-то на глубине души сильнее всего он испытывал зарождающую непонятную привязанность к военному. От этого все мысли пребывали в хаосе. Разум кричал — «Нет, он всё тот же», – но что-то внутри глухо билось, отдавая таким неуверенным — «Он раскаивается». Прибыв в порт затемно, и добравшись до лагеря к полуночи, войдя в особняк, они сразу разошлись по своим комнатам. К слову, Тэхён теперь жил в спальне, что раньше принадлежала Дракону, где всё и случилось. Но благодаря поддержке Иоши, Ким не боялся этого помещения. Ему тут даже стало проще, привычнее. Сам же генерал переехал в дальнюю комнату в конце коридора. Зайдя в спальню, Тэхён бросил взгляд на календарь. Первое сентября. Наступила осень. Прошёл год с того момента, как его жизнь изменилась на сто восемьдесят градусов, сделав крутой поворот в сторону неизвестности и полностью меняя его судьбу. Выйдя в коридор по направлению к кабинету, где ещё работал военный, перебирая какие-то письма, Тэхён, немного помявшись на пороге, тихо и неуверенно произнёс: — С Днём рождения, – и сразу поспешил скрыться в своей спальне. Чон, что сидел уткнувшись в бумаги, услышав эти слова, резко поднял голову, но успел ухватить взглядом лишь быстро удаляющуюся макушку. Но этого было достаточно. Трёх робко брошенных слов было достаточно, чтобы сердце Чонгука забилось быстрее, а в душе взорвались праздничные фейерверки. Поэтому, сорвавшись следом за парнем и увидев его фигуру в другом конце коридора, Чон тихо выдохнул такие важные: — Прости меня. Но его услышали.Декабрь, 1941
С того дня, как они вернулись с Окинавы, их отношения стали улучшаться. Тэхён и дома начал есть нормально, не моря себя голодом на рисе и воде. Больше не пытался ничего разбить, что ещё уцелело и стояло на верхних полках. Не добивал еле выжившие растения. И больше не молчал двадцать четыре на семь. Уезжая часто по делам в Токио, занимаясь последними проверками и приготовлениями к операции, а позже и вовсе празднуя разгром линейных сил американского тихоокеанского флота, Чонгук всегда хотел скорее вернуться на остров. Он хотел оказаться дома, потому что знал, что там Тэхён. Тэхён, который будет задавать интересующие вопросы, расскажи ему Чонгук о картинах Моне. Тэхён, который сидел в кресле около открытого окна в гостиной и читал одну из корейских книг библиотеки Чонгука. Тэхён, который за последние месяцы набрал вес, и теперь не смотрелся, словно наглядное пособие по строению скелета человека. Но тот Тэхён, который всё ещё не смотрел ему в глаза. Тэхён, который не принимал его приглашений выбраться в город. Тэхён, что не носил на руке серебряный браслет с нефритовой подвеской. Но пока Чонгуку этого было достаточно. И если Тэхён готов был раскрываться по мельчайшим крупицам, то генерал был согласен. Ждал весь этот год, вытерпит и следующий. Забегая в дом, Чон сразу поднялся и направился в гостиную, но Кима там не оказалось, как и не оказалось его ни в спальне, ни в столовой. Но услышав звуки, доносящиеся из своего кабинета, он поспешил туда. Тэхён хотел вернуть прочитанную книгу на место, но его внимание привлекла целая куча свёрнутых свитков, которые лежали за стеклянными дверцами большего стенного шкафа. Борясь с любопытством и совестью не трогать чужое, первое чувство всё же победило. Если Чонгук что-то скрывал, то Киму, для собственной же безопасности, было бы неплохо это знать. Развернув первый свёрток, он невольно ахнул. Это была картина. Тэхён не видел более красивой интерпретации цветущих садов. На свитке были изображены деревья с небольшим водоёмом в глубине сада, у которого пил воду юный оленёнок. Под размашистым деревом с белыми цветами сидел мужчина. Судя по прорисованным закрытым глазам, он дремал, облокотившись об могучий ствол. На втором свёртке Ким увидел ещё один рисунок. Бескрайнюю зелёную степь и скачущий табун лошадей, что казалось, вот-вот оживёт и выпрыгнет с бумаги. И снова одинокий мужчина, что вдали, возвышался всадником на чёрном скакуне. Третий свёрток, что вытащил Тэхён, был совсем некрасивым. Точнее, работа была всё такой же прекрасной, с плавными чёткими линиями, хорошо переходящим и гармонирующим светом, правильными тенями. Но на самой картине была изображена война. Сотни людей стояли на кровавых улицах, заполненных трупами. Битва между враждующими кланами самураев. Воины были в устрашающих шлемах, но снова здесь был этот одинокий человек, который был на всех остальных рисунках. И снова он выделялся, не имея на голове никакого шлема, и доспехи его были чёрными, а не бордовыми, как у остальных. Но помимо повторяющегося мужчины, Тэхён заметил ещё одну общую черту. И развернув около семи других свитков, он понял, что везде была одна и та же надпись. Ким провёл кончиками пальцев по аккуратно выведенным иероглифам: 人は一代名は末代。 Хоть Тэхён и говорил по-японски, но читать на нём не умел. Поэтому абсолютно не понимал, что значила эта надпись. — Зачем ты это взял? – послышался ледяной голос со стороны двери. Ким невольно вздрогнул и посмотрел в сторону прохода, где стоял генерал с абсолютно равнодушным выражением лица, лишь глаза его отдавали холодом. Он знал это настроение. Но Тэхён не видел его по отношению к себе, даже тогда на лице военного была палитра эмоций, а не это скульптурное выражение, что застыло на лице вековой статуей. Парень быстро отложил свёртки и пробежал мимо всё такого же мраморного генерала, в спешке покидая кабинет. Убрав все рисунки обратно, и быстро остыв на зимнем ночном воздухе, выйдя на балкон, Чонгук устало потёр переносицу, упрекая себя за то, что не сдержался и наверняка напугал Тэхёна. Чон мысленно простонал, подумав, сколько месяцев у него ушло на то, чтобы Ким начал отвечать ему, и будет просто невыносимо узнать, если парень решит снова спрятаться от него в своей ракушке, но на этот раз ещё дальше, глубже. Поёжившись от порыва сильного ветра, Чонгук подумал, что эта ночь выдалась на удивление очень холодной. И, взяв одеяло, он направился в комнату спящего парня. Тэхён свернулся калачиком на своей постели и мелко подрагивал. Нет, не от страха. Сквозняк пробирался сквозь щели окон, и Ким никак не мог уснуть от холода, когда услышал как дверь открылась и в комнату тихо вошли. Тэхён резко зажмурил глаза, пытаясь сделать вид, что уже давно видел десятый сон, но почувствовал, что большое пуховое одеяло накрыло его, даря такое желанное тепло. Отчего-то в глазах Кима защипало. От этого, казалось бы, совершенно простого, но такого нежного жеста. Генерал вправду начал заботиться о нём? Тэхён слышал, как военный задержался в комнате и опустившись на коленки возле постели, тихо произнес: — Та фраза означает «человек умирает, но имя его остаётся», – прошептал Дракон. — Моя мама… – осёкся генерал, и продолжил: — настоящая мама... Перед тем как бросить меня сказала мне эти слова. Чтобы я смог увековечить своё имя, чтобы кто-нибудь его вспоминал, когда я умру. Она сказала мне, чтобы я вырос достойным человеком, – усмехнулся он. — Но разве можно вырасти таким, когда тебя всю жизнь уверяют, что ты ничтожество? Какое достоинство, когда родная мать бросает собственного ребенка? Тэхён слушал это и по его щекам катились слёзы. Он хоть и знал о слухах, что говорили о жизни и положении генерала Тацуи, но он никогда не задумывался, какая рана могла быть в душе этого человека. Ким помнил своих родителей, как очень любящих его, только вот жизнь сломила их. Когда же генерала с детства пытались сломить люди, которые должны были быть ему самыми близкими. Неудивительно, что маленький мальчик с раннего возраста стал воспитывать в себе самые жёсткие чувства и эмоции, чтобы не дать окончательно сломать себя. Чонгук тихо выдохнул, ему стало чуть легче, когда он рассказал это Тэхёну. Пусть даже проснувшись утром он ничего не будет знать. Чон всё равно не решился бы это сделать, если бы Ким внимательно его слушал. Просто не хватило бы сил. Поправив краешек одеяла и подогнув его так, чтобы холод не просачивался, Чон легонько поцеловал макушку парня, как делал это каждую ночь с конца лета, пока тот спал, и впервые представился, прошептав: — Моё имя Чон Чонгук. Не успев отстраниться, он почувствовал, как холодные руки обвили его шею, и сухие губы выдохнули куда-то в районе подбородка: — Приятно познакомиться, я – Ким Тэхён.* * *
Тэхён долго упирался, не позволяя Чонгуку организовывать праздничное застолье в честь его Дня рождения. Аргументируя тем, что это абсурдно, что особый заключённый в доме генерала празднует торжество, когда остальные невольники в это время работали. Тогда Чонгук, который хотел хоть что-то сделать для Тэхёна, поверг в шок всех обитателей лагеря, дав пленникам выходной и приказав также накормить ещё и ужином всех остальных людей. Тем вечером, Юнги, который теперь не состоял в третьем отряде, а работал с первым, во внутренней части двора, следя за его чистотой, в недоумении спросил у Кима: — Ты что, отрезал ему его стальные яйца? Совсем сделал из Дракона ручную ящерку. Тот ужин, в честь его Дня рождения, в компании Чона, Юнги и вернувшегося из Токио Абэ навсегда остался в памяти Тэхёна. Ким тогда весь вечер пытался сдержать смешки, когда видел не опускавшиеся брови полковника Иоши и Чонгука, когда те слышали выражения Юнги. Особенно на словах Мина про хреносамураев, Абэ решил тактично уточнить: — А Вы точно судья, а не подсудимый?* * *
Каждое мгновение Нового года в жизни человека было хрупким и неповторимым, как узор снежинки. Но оно так же быстро и незаметно таяло, оставляя восхитительные мгновения счастья в памяти и незаживающие рубцы на душе. Сидя в кресле гостиной, Ким отсчитывал новые звоны колоколов*, что доносились с улицы, и чувствовал, как глаза медленно закрывались. 105… 106… 107… 108. Киму хотелось верить, что с последним ударом в его книге жизни начнётся новая глава. Такая же светлая, как и солнце, что взойдёт утром. Услышав тихие шаги, Тэхён разлепил тяжёлые веки. Чонгук подошёл ближе к креслу, и заглянул в выразительные глаза с длинными ресницами. В этот момент всё внутри вспыхнуло от тех топивших его изнутри чувств, что Чон пытался заглушать всё это время. Он больше не захотел их скрывать. Ким словно со стороны смотрел на то, как Чон протянул к нему руки, и подхватывая за локти, притянул к себе. Тэхён быстро отвернулся за долю секунды до прикосновения его губ, задохнулся и прерывисто, как на бегу, задышал. Эти эмоции парень ощущал впервые, они были непонятны и немного пугали, но в них не было отвращения. Ничуть не смутившись промаху, Чонгук поцеловал Тэхёна в висок, скользнул горячими губами по щеке, прижал тесней, и начал щекотать губами чувствительную шею, спускаясь вниз к ключицам. Сам того не понимая, Ким, пальцы которого вцепились в ткань рубашки Гука, прильнул к нему всем телом, ища опору, почувствовав как тело пробивала дрожь, от языка, скользящего по ушной раковине. В ответ Чон гладил ладонями спину парня, прижимая его к крепким бёдрам, и это было равносильно признанию, что он не мог и не желал останавливаться. Живот Тэхёна скрутило тугим узлом, когда он почувствовал, как руки Чонгука пробрались за пояс брюк, оттягивая бельё, сомкнулись на ягодицах и прижали к возбуждённому члену. Оторвавшись от сладких губ, Чон прошептал: — Не здесь... Пойдём в мою спальню. И крепко взяв за руку, повёл в сторону комнаты. Как только раздвижная дверь за ними закрылась, Чонгук снова притянул Тэхёна к себе и впился в его приоткрытые губы жадным поцелуем. Его руки скользили уверенно, безостановочно по плечам, бёдрам, спине, сильнее прижимая к напрягшемуся прессу живота. От этого Ким стал медленно погружаться в головокружительную бездну чувств и пробуждающейся страсти, сдаваясь с беспомощным стоном. Ким часто задумывался о том, что будет, если кто-то начнёт целовать его так, после всего случившегося. Но, как бы это ни было странно, Тэхён не чувствовал никакого страха. Казалось, словно его подсознание запрятало далеко то неприятное воспоминание, стараясь стереть навсегда. И парень не мог точно объяснить, но почему-то то, что сейчас с ним был именно Чонгук, наоборот успокаивало его. Будто бы им подарили шанс исправить всё. Сделать так, как было бы правильно изначально. И, наверное, Ким стал каким-то зависимым психом, раз добровольно отдался генералу. Тэхён смутно чувствовал, как его одежда летела на пол, как его ладони гладили перекатывающиеся мышцы под гладкой кожей. Всё, что он чувствовал – это сильные руки Чона, которые стальным обручем стиснули его, подняли и заботливо уложили на прохладные простыни. Прильнув сбоку, Чонгук начал любоваться стройным, но всё ещё худым телом, задерживая взгляд на подтянутом животе, длинных ногах и члене, что был возбуждён. — Имеешь ли ты представление о том, как прекрасен, – хрипло шепнул он, зарываясь пальцами в мягкие волосы на макушке. Тэхён поднял дрожащие руки, дотронулся до лица Чона так же, как и он дотрагивался до него, проведя кончиками пальцев по впалым щекам, по носу, останавливаясь под нижней губой, в том месте, где была маленькая родинка. Словно ознобом пробило тело Тэхёна, когда губы Гука сомкнулись на его плоти, и, не выдержав долго, через несколько минут, он кончил. Когда смоченные пальцы Чона дотронулись до плотного колечка мышц, он отшатнулся как от удара, и инстинктивно постарался отползти подальше, но Чонгук притянул его обратно и начал успокаивающе осыпать поцелуями всё его лицо. Ким продолжал дрожать, пока генерал что-то нашёптывал в ухо. Когда же парень всё же успокоился, то Чон стал снова разрабатывать чувствительное место. На этот раз всё было иначе. Всё было медленно и аккуратно. Чонгук никогда не тратил столько времени и сил, чтобы растянуть партнёра. Никогда так не заботился об его комфорте. И, казалось, спустя вечность, услышав нежное «Расслабься» – Тэхён повиновался. Приподнявшись, Чонгук прижался к нему всем телом, и парень почувствовал горячий член у входа. Чон осторожно вжимался в податливое тело, что, казалось, плавилось под его руками. Совершая глубокие ритмичные движения, он, погружаясь всё глубже, наконец, ощутил, что начал попадать по простате. Волны пронзительного удовольствия окатывали Тэхёна и он начал двигаться навстречу, стремясь ощутить это странное чувство снова и снова. Очередной толчок отдался таким бешеным взрывом острейшего наслаждения, что всё тело Кима сотряслось от нахлынувших один за другим импульсов. Чонгук, крепко обняв Тэхёна, не стал более сдерживать себя, пока, наконец, полностью в него не излился. Проснувшись ранним утром от того, что обнимавшее тело Чона обдавало сильным жаром, Тэхён медленно перевернулся, на другой бок, когда заметил на запястье левой руки серебряный браслет с нефритовой подвеской. Улыбнувшись, Ким подумал, какой изменчивой могла быть жизнь. Никогда не знаешь, что могло ждать за поворотом. Но как бы иронично не звучало, он чувствовал себя абсолютно защищённым и умиротворённым в руках того, кто когда-то сломал его и вновь склеил заново.Январь, 1942
Слыша смех Кима, Чонгук всё никак не мог найти парня. Кажется, будто Тэхён всегда был лесным эльфом, что умело прятался в хвойной роще. — Дай подсказку! – закричал Чон в пространство. — Ты двигайся, а я буду направлять тебя, – послышалось из ниоткуда. Чонгук лишь вздохнул и пошёл в сторону поломанного дерева. — Холодно! – раздался голос Тэхёна. Улыбаясь, Чонгук завернул налево, в противоположную сторону. — Снова холодно! – смеялся Ким. Немного не понимая, Чон потоптался в центре небольшой полянки, решив пойти назад. — Тепло! Обрадованный Гук продолжил идти в том направлении. — Совсем тепло! Ещё шаг. — Горячо! Ещё два. — Уже огонь! Едва Чон успел сделать ещё пару шагов, то приземляясь прямо перед ним, с дерева спрыгнул Тэхён. — Здорово я спрятался, да? – и, увидев испуганное от неожиданности лицо Чонгука, рассмеявшись, добавил: — Я с самого детства хорошо лазаю по деревьям! Если бы не мои подсказки, ты бы вряд ли меня нашёл. Чон потянулся к улыбающемуся парню и вынул из его волос пару сосновых иголок. Увидев солнце в отражении карамельных глаз, Гук выдохнул. Вот. Это именно то, чего он ждал. Чего искал. Притянув Тэхёна к себе, Чонгук бережно его поцеловал, шёпотом выдыхая: — Ты такой красивый.Март, 1942
— Можно уже открывать глаза? – взволнованно спрашивал Тэхён, которого вели за руку по душистому саду. Ещё с февраля месяца Чонгук начал говорить о том, что Ким обязательно должен увидеть Кобе во время ханами. Особенно в любимых садах Чона у замка Химэдзи. — Всё, – поставив Тэхёна точно под самыми старыми деревьями цветущей вишни, он как маленький ребёнок, не мог дождаться реакции парня. — Можешь открывать. Стоя под этими нежно-розовыми занавесками из распустившихся цветов, что совсем низко склонялись к земле, Тэ не смог сдержать восторженного выдоха. В Корее, на его родине, тоже распускались цветущие деревья, красивыми лавинами заполняя всю страну под собой. Но в этом саду действительно было что-то волшебное, абсолютно неземное. Казалось, будто он перешагнул невидимый порог и оказался в стране поистине настоящих чудес. Лёжа на коленях у Тэхёна под деревом цветущей вишни и чувствуя, как длинные пальцы аккуратно перебирали его волосы, Чонгук вспомнил, что хотел всегда сказать. — Ты похож на сакуру. Ким немного удивился такому сравнению и решил спросить: — Чем же? — Не знаю. Я это ещё в прошлом году понял. Тэхён улыбнулся Чону, принимая это за комплимент, и наклонившись, легонько поцеловал его в нос. — Хочешь, я прочту тебе легенду о Сакуре? – доставая всё ту же любимую книжку «Кокинсю» спросил Чон, и, получив утвердительный ответ, начал читать: «Когда спустившемуся с высоких Небес на острова Японии богу Ниниги были предложены на выбор две дочери бога гор, он выбрал младшую сестру по имени “Цветущая”, а старшую, “Высокая скала” – отослал отцу, поскольку он счёл её безобразной. Тогда отец разгневался и поведал о своём первоначальном замысле: если бы Ниниги выбрал себе в супруги “Высокую скалу”, жизнь потомков Ниниги была бы вечной и прочной, подобно горам и камням. Но Ниниги совершил неправильный выбор, и потому жизнь его потомков, то есть всех японских людей, начиная от самих императоров и кончая простолюдинами, будет бурно-прекрасной, но недолговечной – как Весеннее Цветение»*. Внимательно слушающий Тэхён вздохнул: — Красивая история, но какая-то грустная.Июнь, 1942
Услышав тихий, но настойчивый стук в дверь, Чонгук резко проснулся. На часах было уже далеко за полночь, поэтому неожиданное нарушение покоя насторожило военного. Постучавшись во второй раз, полковник Абэ, чуть отодвинув сёдзи, произнёс: — Генерал Тацуя, разрешите доложить, – и, поклонившись, Иоши добавил: — Вам срочное сообщение из Токио. Это относительно атолла Мидуэй. Чонгук встал, накинув на себя льняной халат, и укрыв одеялом ворочающегося во сне Тэхёна, вышел из комнаты и прошёл в кабинет. Читая письмо, привезённое из штаба, Чон чувствовал, как кровь стыла в жилах: «…потеряв 4 тяжёлых авианосца и тяжелый крейсер, а также более двухсот боевых самолётов палубной авиации, Главнокомандующий Объединённым Императорским флотом адмирал Ямомото в 23:55 4-го июня был вынужден отдать приказ о прекращении наступательных действий и возвращению остатков ударной группировки к берегам нашей Империи». Тяжело сглотнув, и читая отдельные листы с перечислением потерь, у Чона затряслись руки: «… 248 самолётов морского базирования; 4 тяжёлых авианосца; тяжелый крейсер “Микума”; около 2 500 человек личного состава…» Дальше шли имена погибших лётчиков. Дочитав всего лишь до тридцать шестого имени, Чонгука прошиб ледяной пот. Это были их лучшие воздушные асы. В душе было плохое предчувствие, что эхом отзывалось в голове – «Нам не выиграть эту войну».Сентябрь, 1942
Нечаянно подслушав разговор Чонгука с другими прибывшими офицерами, и сейчас расхаживая по гостиной, Тэхён нервно кусал губы. Если он правильно понял, то этот неизвестный полковник занимался тем, что распределял всех арестованных людей по лагерям? Значит, у него есть список всех заключённых? Значит, там должна была быть информация о Чимине. Просидев в кресле до самой ночи, ожидая, когда военные покинут дом, Тэхён нечаянно уснул. — Тэхён-а, – позвал его мягкий голос, — ты почему ещё здесь? Я думал, ты уже спишь, – устало произнёс Чонгук, но увидев как Ким, сонно протерев глаза, уставился на него, обеспокоенно спросил: — Что-то случилось? Тэхён не знал с чего начать. Всё это время они всегда избегали разговоров о войне. Чонгук никогда не говорил о делах на фронте, а Тэхён никогда не рассказывал о том, что был одним из партизан и о том, где сидел до того, как попал сюда. Поэтому, немного смутившись, но твёрдо зная, что должен быть в курсе, где Чимин, он начал: — Чонгук, мне нужна твоя помощь. В недоумении нахмурив брови и бросив — «Конечно», – совершенно не задумываясь, Чон ждал продолжения. — Мне нужно знать, где находится один человек. Этого Гук не ожидал. Недовольно хмурясь, он спросил: — Один человек? — Да, – уверенно закивал Тэхён, — мой друг. Пак Чимин. До того, как меня распределили на этот остров, я сидел вместе с ним во временном изоляторе. За те полгода мы сильно сдружились, и он даже спас мне жизнь. Услышав небольшой рассказ, Чон упрекнул себя за вспыхнувшую глупую ревность. Он не спрашивал о прошлом Тэхёна, зная, что ему неприятно его вспоминать. Он не хотел теребить раны в его душе. А ещё он боялся услышать какие-нибудь подробности из жизни парня, что потом будут преследовать его в кошмарах. Увидев в родных карамельных глазах надежду, Чонгук притянул к себе Тэхёна и крепко обняв, пообещал. — Хорошо. Я найду его, – уверил Чон. Раз этот человек спас жизнь его Киму, то он постарается. Встав с края кресла, и подойдя к столу, Чонгук начал писать заметку. — Скажи всё, что о нём знаешь. — Пак Чимин, родился тринадцатого октября 1920 года. Из Пусана. Поймали и посадили за уличное хулиганство и нанесение ущерба имуществу губернатора, – вспоминая первую встречу с Паком и его рассказ о том, как он закидывал камнями дом японца, говорил Тэхён. Записав всю информацию, Чонгук усмехнулся: — Дерзкий малый. Чон почувствовал, как тонкие руки обвились вокруг его талии, а лицо Тэхёна уткнулось куда-то в районе затылка. Развернув Гука, Ким с благодарностью поцеловав его в губы, прошептал: — Спасибо. Чонгук крепко обхватив Тэхёна и прижав к себе, углубил поцелуй. Постепенно распаляя в друг друге возбуждение, Чон, подняв Кима на руки, понёс в спальню.Февраль, 1943
Тэхён как всегда сидел в кресле гостиной, когда услышал непонятный шум на улице. Ким сначала его проигнорировал, но он всё нарастал, мешая сосредоточиться, тогда, лениво поднявшись, он подошёл к окну. От увиденной картины книга выпала из рук парня. Японские часовые, что сидели на сторожевой вышке, обстреливали неизвестных по ту сторону ворот. По внутреннему двору бегали вооружавшиеся солдаты, а двери барака, где сидели заключённые, невольники пытались проломить. Тэхёна охватила паника, он не знал что делать. Самое страшное, что и Чонгука не было рядом. Два дня назад он уехал в Токио на очередное срочное совещание. Ким догадывался, что война сейчас шла не в пользу нацисткой Германии и Японии, иногда слыша обрывки фраз, что доносились из кабинета Чонгука. Он это видел по лицу Чона, на котором проступали тёмные круги под глазами. Он видел это, просыпаясь ночью один в постели, зная, что Гук снова сидел в своём кабинете. Он видел это по его движениям, что стали неловкими и рассеянными. Но ещё он видел, как Чонгук старался скрыть это всё от Тэхёна, всё так же ярко улыбаясь ему, или делая вид, что проснулся с ним одновременно. Ким никогда серьёзно не задумывался, а что будет с ними, когда война закончится? Когда чья-то из сторон победит? Он старался об этом не думать, попросту не связывая их отношения с внешним миром. Тэхёну хватало и этого мирка. Но теперь, когда чаша весов начала склоняться в сторону союзников, Ким не знал, что могло произойти дальше. То, что он был с Чонгуком, не означало, что Тэхён принял взгляды Японской Империи. Он всё так же остался патриотом, и хотел независимости для своей страны. Но всё равно, если Япония капитулирует, что будет с Чонгуком? Только это его интересовало. Лишь один человек. Ким хотел спрятаться в доме, когда услышал громкий стук открывающейся двери и голос, что позвал его. — Тэхён! – прокричал полковник Абэ, стараясь как можно быстрее найти парня. Ким выбежал к нему навстречу, врезаясь в него на пороге коридора. Обычно мягкое и добродушное лицо Иоши сейчас было очень взволнованным. — Тэхён, послушай меня. Американцы отвоевали у нас остров, теперь они пытаются освободить всех, кто находится в этом лагере. Они отвезут вас на родину, вернут домой. Ты должен бежать с ними, – сильно сжимая плечи парня, говорил Абэ. — А как же… – Ким хотел было возразить, как он расстанется с Чонгуком, но Иоши перебил его не дав договорить. — С ним-то ничего не будет. Уж поверь мне, тем более он сейчас в столице. Единственный, о ком ты сейчас должен думать – это ты сам. Понимаешь меня? – уже повысил голос полковник. — Если американцы найдут тебя в этом доме, такого чистого и хорошо одетого, они решат, что ты японец и убьют. Поэтому ты должен бежать отсюда вместе с остальными заключёнными. Они ведь пытаются освободить вас. Ким снова хотел бы сказать, что не может вот так навсегда уехать от Чонгука. Но вместо слов, из глаз полились слёзы. Услышав новые звуки обстрела и кричащих солдат, Иоши пытался снова достучаться до парня. — Если ты будешь здоров и невредим, где-нибудь у себя дома, то генерал Тацуя сможет тебя найти. Я уверен, что он обязательно это сделает, он сам не сможет отказаться от тебя. Но не лишай вас обоих возможности встретиться снова и беги с острова. Шум на улице стал слишком громким, ворота начали штурмовать, а невольники наконец сломав сдерживающие их двери, вырвались на свободу. Некоторые солдаты открыли огонь по заключённым, когда пленники напали на японских военных. Воцарился полный хаос. В особняк вбежал Юнги, держа в руках грязную и окровавленную форму, что он успел снять с одного из подстреленных. — Тэхён-а! Скорее переодевайся и сматываемся отсюда! – бросив одежду в руки друга, забеспокоился Мин. Ким лишь слабо кивнул и, подхватив вещи, начал менять одежду. Но вместе с одеждой он чувствовал, как снова менялась его судьба. Идя вслед за Юнги и Иоши к чёрному выходу из дома, они остановились около дверей. Мин немного помолчав, повернулся к полковнику и протянув руку, серьёзно произнёс: — Спасибо. Абэ в ответ сжал руку и улыбнулся. У Тэхёна снова беззвучно побежали слёзы от осознания того, что он, может быть, последний раз в жизни видел этого человека. А он ведь стольким ему обязан. Только благодаря полковнику Ким тогда не погряз в отвращении и ненависти. Этот японец рисковал своей жизнью ради него, снова и снова бескорыстно приходя на помощь, и ничего не требуя взамен. И сейчас, возможно, в последний раз, он снова спасал его. Ста лет не хватило бы, чтобы отплатить ему за всё добро. Ким крепко обнял полковника, промочив его мундир своими слезами, на что Иоши грустно улыбнулся и произнёс: — Пообещай мне одну вещь, Тэхён. Что бы ни случилось в этой жизни, ты будешь продолжать жить. Тэхён начал громко всхлипывать, сквозь слёзы выдыхая — «Обещаю». Иоши Абэ смотрел на две фигуры, что смешавшись с остальными заключёнными, усаживались в американскую машину. Они едут домой. С ними всё будет в порядке. Отдав приказ солдатам стоять до конца, перезаряжая оружие, полковник подумал, что всегда был трусом. «Даже не хватило смелости признаться в чувствах».