Амальгама

Жизнь продолжалась. Но теперь подчинялась она новым законам. Прикосновение к чужой трагедии потрясло Коннора. Сначала было только желание разыскать этого мага, прижать его к груди, найти для него самые тёплые слова и самые нежные поцелуи. Ночами Коннор выдумывал целые монологи, днём занимался поисками. Коннор поверил жуткому рассказу, а поверив, удивился: отчего он никогда не знал о таком тёмном полководце? Ведь тот изменил ход войны. Коннор изучал историю и в школе, и в университете. Последняя война закончилась двести лет назад. Живы ещё маги, принимавшие в ней участие. Он разыскал материалы университетского курса истории, в частности анализ последней войны. Оказалось, что для войны сложились исторические предпосылки: пока доблестные светлые воины воевали с внешними врагами и стерегли границы империи, хитрые тёмные прибирали к рукам экономику страны и потихоньку захватывали земли рыцарей Света. Война началась с романтической трагедии: светлый рыцарь, раненный в приграничной схватке, вернулся домой и обнаружил свой замок захваченным тёмным магом, невесту — тем же магом обесчещенной. Он вернулся к боевым товарищам с просьбой о помощи. В тот же день отряд светлых рыцарей покинул границу. Замок был отбит, чёрный маг умер на колу, справедливость восторжествовала. Ещё через неделю шериф графства, тоже тёмный, собрал ополчение. А через месяц война охватила всю империю. Горели замки, тёмные и светлые, переходили из рук в руки города, гибли маги и люди. Дом Грома и Дом Авесты пытались придерживаться нейтралитета, но всё чаще первые сотрудничали со Светом, а вторые — с Тьмой. Три перемирия было заключено во время войны. Каждое из них нарушили тёмные. Коннор недоумевал: учебник пестрел именами светлых героев, но ни один из тёмных не был назван по имени. Описание осады столицы оказалось особенно странным: подробно рассказывалось об ужасах осаждённого города, о героизме его защитников, превозносилось мужество магистра Света лорда Горана, погибшего в бою. И ни слова — о полководце тёмных. Ни слова о том, что вынудило его, уже державшего в руках победу, уничтожить бессмертную армию, сложить оружие. Согласиться на сотрудничество, которое оказалось не таким уж равным. Несомненно, историю прошедшей войны писали светлые. Значит, они победили. Коннор неожиданно болезненно воспринял такую историческую несправедливость. Поиск по неофициальным источникам неожиданно принёс плоды. Да, такой тёмный маг необычайной силы действительно существовал. Да, ему удалось переломить ход войны исключительно могуществом магии смерти. Ни до, ни после мир не знал некромансера такой силы. Порадовали и рисунки: чудовище жуткого вида ведёт в бой армию скелетов, демон с головой быка верхом на медведе поднимает кровавый стяг, великан с безумными глазами пожирает ребёнка… У некромансера было имя. Его звали Меченый. На следующее утро Коннор шокировал сотрудников «Адониса», объявив внеочередную планерку. Он и сам немного волновался, собираясь взяться за то, чего ему делать никогда не приходилось. За журнализм, как ни странно. — Значит, так, дамы и господа… В следующем году, как вы знаете, двухсотлетие окончания последней войны. «Адонис» начинает публикацию серии статей, посвящённых этой дате. Предупреждаю сразу: никаких соплей про светлых магов, спасающих детей из руин, никакого блеяния про колыбельные для умирающих. Никакой пошлости, никаких стереотипов. Примитивным взглядам: светлые хорошие, тёмные плохие, а Гром с Авестой курят на лестнице — не будет места в наших публикациях. Название рубрики: «Война без героев». Главный смысл: война — это зло. Зло вершили светлые и тёмные, маги и люди. Наша цель — покаяться перед жертвами войны. Чтобы эта война действительно была последней. Тишина. Удивление на обращённых к нему лицах. Скептическая ухмылка Дрона, немолодого журналиста, доставшегося ему в наследство от старого штата журнала, который тогда ещё назывался «Астурианец»… Первый вопрос поступил от главного редактора, как всегда по делу: — Где будем публиковать рубрику, господин Бард? — На развороте. Тихо ахнула Мадлен, жена знаменитого режиссера, возмутилась её подруга Селинда, жена нефтяного магната: — Но там же наша рубрика «Мода без границ»! — Моду подвинем, — распорядился Коннор, обратился к главному редактору: Тимоти, найдите хорошее место для моды. В пределах первых десяти страниц, желательно. — Нет, на последней! — заспорила Селинда. — На последней реклама спонсоров, — заявил главный. — Там она и останется. — Решено: мода — на первых десяти, — подытожил Коннор. — Рубрика «Война без героев» — на развороте. Вводная статья должна выйти в следующем номере. Дрон, вы ответственный. Хочу фото — памятник героям возле парламента. Возьмите Борга, он сделает. Хочу мрачно, кроваво, на фоне заката. — Если на фоне заката, то в спину, — фыркнул циничный Дрон. — Памятник — лицом на запад. — Возьмите Борга, он разберётся, — отмахнулся Коннор. — Ещё раз предупреждаю: никакой пошлости. Хочу журналистское расследование. Как тёмным удалось переломить ход войны? Почему они согласились на мир? Кто вёл армию тёмных? — Меченый, — снова отозвался Дрон. — Некромансер. — Мне нужны факты, а не сплетни из сети! — разозлился Коннор. Совсем не понравилось ему, как Дрон произнёс «некромансер». — Кто таков этот Меченый, где он был в начале войны, откуда у него такая сила? Каковы его мотивы? Где он сейчас? Посидели, помолчали. Тишину нарушила хорошенькая Мадлен: — Господин Бард, нашим подписчикам такое не понравится… — Наши подписчики — мужчины. Давайте не забывать: «Адонис» — журнал для мужчин. Мужчин не может не заинтересовать материал о войне. Мадлен обиженно поджала губы, всем своим видом выражая: поверьте мне, я хорошо знаю, что может заинтересовать мужчин. Селинда принялась рассматривать свой экстравагантный маникюр. Остальные не отреагировали никак. Коннор не нуждался ни в чьём одобрении. Он владелец журнала. Его слово — закон. После планерки Дрон задержался: копался в бумажках, долго двигал тяжёлое кресло, явно ждал, когда прочие покинут кабинет. — Вы что-то хотели сказать? — обратился к нему Коннор, когда закрылась дверь за любопытной Селиндой. — Да, господин Бард, — ответил Дрон со своей обычной ухмылкой. — Для такого расследования у вас в штате нет подходящих сотрудников. — А вы на что? — холодно спросил Коннор. — Я, конечно, лучше многих, но тоже потерял квалификацию за последние пять лет, — снова усмехнулся Дрон. Пять лет назад сенатор Бард купил журнал «Астурианец» и подарил его сыну. — Значит, придётся привлечь внештатных сотрудников, — попался на удочку Коннор. — Нет ли у вас подходящих знакомых? — Кстати, есть один. Очевидец событий. Не маг, человек, но у него есть друзья среди высших, боевые товарищи. Они его поддерживают в хорошей форме. — Спасибо, Дрон. Устройте нам встречу. Я буду рад предложить вашему знакомому контракт, если нас обоих устроят условия. Коннор снова ждал. Тревер не звонил. Клиент, открывший ему душу, не хотел его видеть. Коннор поверил: изуродованный юноша, покорно выполнявший любой его приказ, и есть легендарный тёмный маг, некромансер невиданной силы. Всеми забытый, никому не нужный, он прячется от людей, находя спасение в страсти, купленной за деньги. Как грустно. Как несправедливо. Вот если бы найти его. Теперь он уже знал для чего. Чтобы попробовать начать сначала. Построить отношения не на обмане, а на доверии, отказаться от масок, постараться преодолеть страх. Начать путь к исцелению, пройти его вместе. Меченый сказал, что любит его. Коннор не знал, как назвать то болезненное беспокойство сердца, сладкое и острое томление в груди, которое он испытывал, вспоминая свидания с таинственным любовником, мечтая о новых встречах. Он знал лишь одно: никогда прежде он не переживал ничего подобного. В день приёма в Доме Света Коннор немного нервничал. Всё же до сих пор он видел высших лишь на расстоянии. А теперь ему предстояло находиться в одной комнате с лордами, говорить с ними, разглядывать их вблизи. Может быть, среди них есть те, которые знали Меченого, могли бы узнать его в лицо. Конечно, он не решится спросить. Он волновался. Шофёр заехал за ним за полчаса до приёма. Сенатор Бард уже сидел в салоне, воплощая дух старинной респектабельности, власти и достатка. Коннор поздоровался с отцом, вгляделся в крупные, львиные черты лица и вдруг вспомнил мать, девятнадцатилетнюю светскую красавицу, что оставила благородного мужа и трехмесячного сына, сбежав с гастролирующей рок-группой… Нашла ли она своё счастье? Пришлось ли ей пожалеть о потерянном рае?.. Какие глупости. Любовь сделала его сентиментальным. Дом Света, блестящий дворец, выстроенный из белого мрамора, возвышался на холме над городом. Лучи низкого солнца разбивались в струях фонтана, в просторном фойе огромная хрустальная люстра бросала на белые стены водопады разноцветных искр, дамы в белых платьях сверкали драгоценностями. Дом Света сиял. Коннор, выросший в достатке, привыкший к роскоши, терялся в этом блеске. Они прошли в белые с голубым узором двери, украшенные позолотой. Их объявили: «Сенатор Бард с сыном». В огромном бальном зале с зеркалами на стенах, отражающими свет сотен ламп, было ослепительно, и людно, и душно. Они подошли к возвышению в конце зала, на котором магистр Света, статный, с золотой гривой мужчина на вид лет тридцати, держал под локоть ослепительно красивую женщину, белую и золотую. — Лорд Элмирион, позвольте представить вам моего сына: Коннор Бард. Он журналист. Магистр одарил Коннора широкой улыбкой, протянул руку для рукопожатия, по-мужски крепкого, тёплого. — Рад знакомству, Коннор! Эллиана, Коннор — владелец «Адониса». Ослепительная женщина протянула ему белоснежную руку, пропела: — Представьте, я ваш верный читатель. Коннор коснулся губами гладкой кожи с запахом ландышей. Сказал, что честь. Что безмерно тронут. Что ослеплён красотой. Потом отец мягко потянул его прочь. Другие ждали своей очереди поприветствовать магистра Света. Они лишь успели отойти на шаг, когда люди расступились, оставив в центре зала широкий коридор. Раздался голос: «Магистр Шуит лорд Рохард со свитой». По коридору прошли три фигуры в серых мантиях, переливающихся всеми оттенками тени. Лицо идущего впереди скрывала белая маска с выражением мудрой улыбки. Вместо глаз поблескивали россыпи светлых аметистов. Аметисты крупнее, более насыщенного цвета украшали тонкие перчатки. Коннор успел их хорошо рассмотреть, когда лорд Света и лорд Тьмы обменялись крепкими рукопожатиями. — Ты оказал мне честь, Рох, спасибо, что пришёл. Смутно знакомый голос проговорил негромко, мягко. — Всегда рад видеть тебя, Элмир. Спасибо за приглашение. Леди Эллиана, я ослеплён. Позвольте мне представить: лорд Шейд, лорд Даскен. — Рады знакомству… — Большая честь… А потом маска лорда Тьмы вдруг замерла перед лицом Коннора. На мгновение. Очень долгое мгновение. Сияние аметистовых глаз остановилось, будто встретившись взглядом с Коннором, а он застыл, поражённый, оглушённый внезапным узнаванием, желая и отказываясь верить. И в следующий миг тёмные лорды уже шагали прочь, туда, где в украшенной позолотой нише ждали их удобные кресла и расторопные слуги. Сенатор повёл сына дальше. Ему ещё предстояло поздороваться с полезными знакомыми и познакомиться с другими, которые впоследствии могли бы оказаться полезными. Коннор автоматически говорил и отвечал на приветствия, придумывал комплименты, смеялся и шутил, пил шампанское и танцевал с дамами. Всё это, не выпуская из виду ниши, в которой к лордам Шуит сначала присоединились Авесты в голубых робах, а потом и Аллаты в зелёных. Вскоре лорды всех четырёх Домов мирно беседовали за бокалами вина. Магистр Авесты, черноволосый, синеглазый красавец, пригласил на танец леди Аллат, им освободили пол. — Мне казалось, лорд выглядел по-другому, — Коннор склонился к отцу. — Это же Авест, — снисходительно хмыкнул сенатор. — Я вижу его на каждой Ассамблее, и всякий раз он выглядит по-другому. Возможно, он и сам уже не знает, какое из его лиц — настоящее. Тёмные лорды исчезли незамеченными. И как только их не стало, свет показался Коннору слишком ярким, звуки — слишком громкими, вино — слишком сладким. Он распрощался с отцом и велел водителю отвезти его домой. Принял душ, переоделся, сел у окна, положив перед собой телефон. Принялся ждать. И незадолго до полуночи на экране телефона высветился знакомый номер. А через час, сжимая в объятиях гибкое тело, он понял, что заставило его узнать в лорде Тьмы своего таинственного любовника. Запах… Запах ночных цветов, звёздного неба и лёгких облаков, пробегающих по лику луны… Запах первой любви и несбывшейся мечты. Юноша стоит на коленях на кровати, держится за спинку, руки в наручниках на длинной цепи, ноги в кандалах. Он неподвижен, голова запрокинута. Широкий ошейник с цепочкой вдоль спины, прикреплённой к поясу, не даёт опустить голову. На сосках и на головке стальные зажимы, соединённые цепочкой. Он прогибается, зажимы оттягивают нежную кожу, пытается согнуть спину и задыхается. Замирает в неподвижности. На его глазах тёмная маска, Коннор принёс её с собой. В руках у него стек. Он знает, стек — это больно. Однажды, ещё в юности, занимаясь верховой ездой, он хлестнул себя по голени. Длинный кровавый синяк не сходил несколько недель. Поэтому Коннор осторожен. Шлёпает стеком по ягодице, розовая полоса мгновенно выступает на белой коже. Поглаживает яички плоской кожаной лопаткой на конце стека, слышит рваный стон. Мальчик пытается наклонить голову, задыхается. Его ноги дрожат. Следующий удар по перине рядом с коленом. Мальчик вскрикивает. Коннор проводит лопаткой вдоль позвоночника, шлёпает по бедру, сразу же — по другому. Спина уже перечёркнута розовыми полосками, но ни на одной из них нет крови. Снова ягодица, плечо, ступня. Мальчик дрожит уже всем телом, дышит, широко раскрывая рот, на губах — слюна. Коннор берёт мазь, она приятно холодит ладонь, смазывает спину, бёдра, ягодицы, сжимает ладонью, ласкает. Отстёгивает ошейник, мальчик тотчас же роняет голову на грудь, всхлипывает тихо и благодарно. Коннор надевает резинку, становится на колени между ногами юноши, вытаскивает из его ануса довольно большую пробку, гладит дырочку, промежность, нежную мошонку. Член мальчика болезненно напряжён, зажим впивается в нежную кожу, Коннор отстёгивает его. Мальчик вскрикивает, дёргается всем телом и внезапно бурно кончает. Это плохо, конечно. Сейчас он может прогнать его в любую секунду. Но заветного слова не слышно. Коннор резким движением входит в растянутое отверстие, двигается быстро и сильно, сразу на хорошей скорости, в рваном ритме. Находит на животе цепочку, всё ещё привязанную к соскам, дёргает несильно, но резко. Мальчик снова ахает, так жалобно, так покорно. Зачем это ему, он лорд Шуит, он может всё… Не думать об этом, не сметь! Одна только мысль о том, что один из сильнейших магов всех времён и народов всхлипывает сейчас под тобой, может сделать импотентом. Он снимает с груди зажимы, щиплет соски, прижимает, оттягивает, мальчик резко движется ему навстречу, пытается попасть в ритм, Коннор хватает его за узкие бёдра, насаживает на себя и с хрипом кончает… Снимает кандалы и наручники, пояс и маску, влажную от слёз. Мальчик сразу сворачивается в клубок, дрожит, обняв себя за плечи. Коннор наливает воды, приносит ему, тот жадно пьёт, зубы стучат о край стакана. Он осторожно убирает с лица растрёпанные пряди, ласково гладит нежную шею, любовник всхлипывает влажно и прижимается щекой к его руке. Нежность наполняет Коннора. Хочется обнять хрупкое тело, усадить себе на колени, сказать любовнику добрые и милые глупости… Хочется сказать: «Я знаю тебя, а ты — меня, давай не будем прятаться». Но он здесь не за этим. У него другая роль, и пока он с ней справляется, его будут звать. Как только он начнёт импровизировать, его заменят… Тонкая рука ложится на плечо, тянет на кровать. Тихий голос звучит робко: — Можно мне, господин?.. — Да, — отвечает Коннор, не задумываясь. Он разрешил бы ему всё. Его укладывают на спину, заботливо поправляют под головой подушку. Защёлкиваются на запястьях наручники. Страх забирается в сердце: вот сейчас он возьмёт стек и отпиздит тебя, дурака, за все мучения!.. Страх отступает. Пусть бьёт. Он заслужил. Это будет только справедливо. Может быть, боль — это именно то, что нужно ему сейчас. Но боли нет. Есть только прикосновения влажных губ к шее, ключицам, соскам, к животу. Ласковые губы умело обхватывают его просыпающийся член, ласковые пальцы поглаживают мошонку, легко пощипывают, сжимают. Член упирается в горло, хочется прижать к себе белокурый затылок, войти глубже… Он лишь звякает наручниками, вздыхает хрипло. Мальчик выпускает член, садится ему на бёдра лицом к лицу, прогибается, приподнимается и медленно, плавно садится, впускает его, принимает сразу до конца, тихо ахает, делает бёдрами круговое движение, слегка откидывается назад, стонет протяжно, нащупав правильную точку, шевелится мелко, чуть заметно, быстро, будто потираясь об него небольшим мягким бугорком. А потом вдруг склоняется над ним, почти ложась ему на живот, целует сладко и жарко. Его губы мягкие, нежные, Коннор, наверное, перестал замечать шрамы. Его мальчик прекрасен. Никого нет на свете желаннее. Поцелуи спускаются на шею, острые зубки прикусывают кожу, и Коннор снова содрогается в почти мучительной разрядке, хрипит, гремит наручниками, на мгновение теряя сознание от нестерпимого восторга. Вскоре он пришёл в себя. Руки его были свободны. В пустой комнате горела свеча с пламенем узким и неподвижным.