***
Короткие гудки разносятся в тёплом воздухе, когда часы показывают полночь. Фриск зевает, закрывая книгу, что читал последние два часа, откладывает её в сторону и перекатывается на живот, чтобы дотянуться до столика у кровати: у края свисает выключатель лампы. Он щёлкает им — темнота заполняет комнату. Десять лет уже прошло. Мягкие простыни приятно обвиваются вокруг худого тела Фриск, из открытого окна доносится монотонный стрёкот сверчков, но он далёк от безмятежности. Фриск вдыхает и выдыхает, глаза остаются открытыми и он, уже в тысячный раз, вспоминает. Последние шесть лет Фриск старался избегать людей, насколько возможно. Он живёт в удалённом районе неподалёку от леса, в доме, где ютился до того, как упал в Подземелье. В нём два этажа и маленький сад, полный деревьев и цветущих кустов, и никто никогда его не беспокоит, поскольку у Фриск нет родителей или друзей — только мрачные воспоминания о ложной дружбе, что он когда-то так бережно лелеял. Месяц назад ему исполнилось семнадцать — нет, вообще-то, если он всё правильно посчитал, двадцать один. Он вернулся обратно в пятнадцать, через четыре года после того, как барьер был впервые разрушен. Фриск хотел изменить своё мнение по многим причинам, и он не особенно задумывался о монстрах, что столь легко отпустили его, так что это казалось приемлемым — ну, он верил в это, во всяком случае. Но всё, чего он действительно добился, так это вновь вывернутого наизнанку сердца. «это то, чего ты хочешь?» Невероятно, сколько мелких деталей Фриск начал замечать на протяжении второго своего приключения, и многие вещи приобрели совершенно другой смысл. Он действовал по-другому: осматривал каждый уголок в Руинах, пробирался в комнату Ториэль, пока она читала, нашёл её дневник... может, если бы он сделал это в первый раз, сейчас не было бы так больно. Он также был приветлив с Флауи, по большей части из-за того, что тот совершил ради своего друга-человека в прошлом. Что абсолютно точно — одиночество их объединяло. Жаль, у цветка не было ДУШИ, и они не могли помочь друг другу выбраться, поэтому судьба предрешила их существование отдельно от других, тех, кто проводил солнечные деньки на Поверхности. «давай. поговори со мной». Фриск ошибался насчёт Санса. Он понял, что скелет редко улыбается искренне; он улыбается постоянно, но только потому, что не может иначе. Большее, на что он способен, это едва-едва опустить уголки рта, и на то должна быть серьёзная причина — вроде пролитой бутылки кетчупа. Фриск втайне наслаждался тем, что позволил ей упасть на пол в «У Гриллби». Но это не самое главное. Главным было то необычное выражение на лице Санса, что вызвало это происшествие, и оно появлялось часто — нет, гораздо чаще, чем Фриск замечал, будучи одиннадцатилетним мальчиком. И, хотя ничего в их отношениях со скелетом не изменилось, изменился сам Фриск. Его раздражало собственное небезразличие, и он никогда не смог бы забыть взгляд Санса, устремлённый вниз, когда он отказался ужинать с ним. Или как солнце заглядывало в его усталые глазницы во время их встречи в том длинном коридоре. — Жалкий, — шепчет Фриск в пустоту и прячется под одеялом.***
— Аааргх... Что... оуу... Мальчик приходит в чувство, плашмя лёжа на полу, голова сильно пульсирует — но не от боли. Больше похоже, что он спал неделями — тем долгим сном, после которого приходит только усталость. Он поднимает голову и открывает глаза, чтобы оглядеться — однако свет ослепляет, и взгляд не простирается далеко. — Аргх... Фриск охает и опускает глаза, стараясь привыкнуть к свету понемногу. Пол такой чистый, что он видит собственное отражение: это он, только моложе — ему девять, если точно — и если так, то знакомая плитка и свет не могут быть ничем иным, кроме... ... значит, он застрял в коридоре, что предшествует королевскому залу. В коридоре, где Санс должен судить его. Но царит мёртвая тишина, и никто не зовёт его или даёт знать о своём присутствии в принципе. Постепенно Фриск поднимается и оглядывается; место будто вымершее — не то чтобы тут когда-либо кипела жизнь, но теперь оно кажется зловещим. Тихим. Непонятно отчего это вызывает у него дрожь — словно это он ответственен за страшное спокойствие. Теперь в голове стучит. Как он попал сюда? Последнее, что Фриск помнит: одиночество его маленькой спальни и непоколебимая уверенность в том, что это продлится вечно. Он не планировал новый сброс, так... может, это сон? Он щипает себя, и нет, определённо нет. Что происходит? Затем он замечает что-то — непривычный вес на ремне. Мальчик глядит вниз, глаза непроизвольно расширяются: на поясе болтается нож, острый и длинный, выглядит довольно опасно. С каких пор он носит с собой подобное? — Так ты не сломал нос. Хах, какая жалость, — слышится голос. Это застаёт Фриск врасплох, и мальчик резко поворачивается, как раз вовремя, чтобы увидеть появляющуюся из-за колонны фигуру. Он знает, кому она принадлежит, этот голос слишком дорог ему, чтобы обознаться. Фриск дрожит; годы прошли, он так скучал — Санс. Он забывает про нож и бездумно шагает вперёд. Что-то вонзается прямо в грудь, быстро и больно, сперва Фриск даже не понимает, почему так больно, почему из его тела торчит кость, или почему глаза скелета наполнены чистой, незамутнённой яростью. Он падает на колени и кашляет, зрение начинает размываться, когда он слышит: — Было бы забавнее, сломай ты его.***
Для приготовления ирисково-коричного пирога вновь требуется целая ночь. Или же Ториэль просто хочет, чтобы Фриск немного отдохнул, прежде чем есть — он прекрасно знает, что пирог всегда на столе, стоит только ему упасть на подушку; просто, по каким-то причинам, Ториэль никогда не даёт его раньше положенного. «это твоя вина, не так ли?» Когда мальчик просыпается, по дому витает изумительный запах. Он скатывается с кровати и тут же обнаруживает коробку, в которую можно положить пирог — он не голоден, к тому же, пирог будет свежим ещё пару дней. Нет ничего лучше ирисково-коричного угощения после тяжёлой битвы, а Фриск полагает, что впереди его ждёт много таковых. Но сперва... — Флауи, — зовёт он, — я знаю, ты здесь. И я знаю, что ты хочешь немного пирога, прежде чем мы отправимся. Он ждёт полминуты и, когда не получает ответа, добавляет: — Я уже делился им с тобой. Не стесняйся. Это работает. Цветок неохотно показывается в углу кровати, на лице его смесь раздражения и лёгкого смущения. — Я не твой друг, — ворчит он. — Да, да, — кивает Фриск, отламывая небольшой кусочек с краю. — Просто иди сюда и открывай рот, или я убираю коробку.***
В Сноудине всегда холодно, но Фриск определённо предпочитает снег и мороз бурлящим Лавовым землям, потому что здесь он способен хоть как-то функционировать. Он привык к городу и его жителям, знает, куда идти, если захочется неплохо провести время. Было бы здорово, если бы монстры не проявляли дружелюбие так наигранно, но мальчик не жалуется — по крайне мере, у него есть возможность провести ночь в уютной постели. Есть лишь одна тревожащая вещь. Фриск пережил достаточно сбросов, чтобы с уверенностью предсказывать события, и Сноудин всегда позиционировался как нейтральная территория, но этого недостаточно, чтобы он мог провалиться в глубокий сон. Мальчик слишком привык к нападениям, и потому просыпается от мельчайшего шороха. Оставаясь в отеле, он беспомощно крутится в постели и ему с трудом удаётся поспать около четырёх часов. Единственное место, где он чувствует себя в безопасности — дом скелетов. Может, из-за обещания, что Санс дал Ториэль. Фриск всё ещё больно и он не может простить их, но он знает, что Санс не позволит ничему плохому случиться, а потому чувствует себя защищённым и отключается, как только его тело касается дивана. Это странно, он предпочитает не думать об этом. Есть и ещё причина, почему он остаётся. Фриск сбрасывал три раза. Предыдущие два были, чтобы изучить Подземелье, но в этот раз он попытается что-нибудь изменить. И это первое, что он делает с утра. Папирус — единственный жаворонок в семье — выходит из кухни, принося с собой ароматы несъедобного завтрака. Фриск приветливо машет ему рукой. — Эй, Папирус, — зовёт он, — есть минутка? — КОНЕЧНО, — отвечает высокий скелет, и это звучит... неважно, как. Просто очень громко. — ХОЧЕШЬ ПОЗАВТРАКАТЬ? Я ПРИГОТОВИЛ НАИВКУСНЕЙШУЮ ПАСТУ, ЧЕЛОВЕК. Фриск съёживается — не от упоминания спагетти, но от всего того радушия, что Папирус излучает безо всякой сдержанности. Невероятно, насколько он энергичен. — Может, позже, — мальчик вежливо улыбается. — Спасибо. Папирус драматично вздыхает и упирается руками в бёдра. — ТОГДА, В ЧЁМ ДЕЛО? Пути назад нет. Фриск сглатывает. — Вообще-то я думал о письмах, что скопились у Санса в ящике, — он глядит на грязный носок, свисающий с телевизора. — Уборка его совсем не волнует, да? Я имею в виду, что... Что, если там есть что-то важное, а он это упускает? Единственный шанс в своей жизни, например. Скелет медленно кивает. Видно, что он уцепился за мысль, но ещё некрепко. Фриск подливает масла в огонь: — В вашей жизни. Это работает. Чистый энтузиазм взрывается в нём, и Папирус несётся вверх по лестнице, размахивая руками как злобный маятник. — САНС! Фриск восторженно стискивает подлокотник: если и есть кто-то, о ком Санс вправду заботится, то это его младший брат. Когда дело касается Папируса, он всегда внимателен и стремится угодить всем его нуждам, так почему бы не использовать это в своих целях? Скелет добирается до двери и стучит кулаком. — САНС! — повторяет он. — ОТКРЫВАЙ! Какое-то время никто не отвечает, но Папирус упорно топает ногами, пока этот звук не подхватывают приглушённые шаги изнутри. Дверь, наконец, открывается, и Санс высовывается наружу. Выглядит он так, словно провёл ночь или две за просмотром скучных исторических фильмов. Без перерыва. — Что не так, Папирус? — спрашивает скелет, потирая глазницу. — ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО, САНС! — грохочет младший. Санс тоже съёживается, очевидно, не очень-то радуясь таким громким звукам в столь ранний час. — ТЕБЕ НУЖНО РАЗОБРАТЬ СВОЮ ПОЧТУ! — Мою... почту, хах, — повторяет скелет, и на мгновение его белые светящиеся зрачки задерживаются на Фриск. Мальчик едва не пожимает плечами в ответ. Я так же невинен, как этот грязный носок — ДА, РАЗБЕРИСЬ С ЭТИМ СЕЙЧАС ЖЕ! — продолжает Папирус, — ЧТО, ЕСЛИ ТЫ УПУСКАЕШЬ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ! ЧТО МОЖЕТ НАВСЕГДА ИЗМЕНИТЬ ТВОЮ ЖИЗНЬ! ИЛИ НАШИ ЖИЗНИ! ЛУЧШЕ БЫ ТЕБЕ ПРОВЕРИТЬ! Санс сдаётся с тяжёлым вздохом. — Хорошо, успокойся. Я понял. Он исчезает в комнате, и Папирус спускается, бормоча «ленивые кости», возвращается в кухню. Тем временем, Фриск поднимается с дивана, чтобы размяться: он намеревается выйти проверить почту с Сансом, ведь велик шанс на то, что он просто похоронит письма в снегу, вместо того чтобы прочитать. Это не то, чего мальчику бы хотелось. Когда скелет появляется, он уже готов действовать. — Я помогу, — предлагает Фриск. Санс замирает у лестницы на секунду, затем накидывает капюшон и кивает: — Спасибо, малой. Это занимает много времени. Фриск неожиданно обнаруживает, что веселится, когда пытается вытянуть письма из переполненного ящика: их так много, что невозможно вытянуть одно, не уронив остальные в снег. Это немного похоже на головоломку, вообще-то, и он решает её, пока Санс просто стоит рядом, абсолютно не помогая. Но он выдаёт несколько шуток, и мальчик беззаботно смеётся, пока не вспоминает, что он не должен. Не так. «ты вообще умеешь говорить?» Когда они возвращаются, Папирус уже в своей комнате, по идее — кухня пуста, как и гостиная. Санс сваливает письма на диван и падает рядом с весьма невоодушевлённым видом. — Да ладно, это будет весело, — говорит Фриск, усаживаясь с другой стороны. — Ага, начинай открывать их, — разрешает он без промедления. Санс тонет в подушках, выбирает первое попавшееся письмо, смотрит, от кого оно, и выбрасывает, не открыв. Фриск провожает письмо глазами и фыркает: это реклама майонеза; у кого-то определённо есть чувство юмора. Он выбирает конверт из середины и аккуратно отрывает край, любопытствуя, что внутри. Это о... манекенах? В Подземелье Фриск видел только тренировочных. И зачем бы Сансу понадобился манекен? Мальчик пожимает плечами и передаёт письмо скелету, ожидая ответа. Санс ничего не говорит. Что ж, может со следующим повезёт больше. ... к несчастью, тут в основном разная реклама. Фриск проверяет около сотни писем, и ни в одном нет сколько-нибудь стоящей информации. Ни он, ни Санс не прерывают грустное шуршание бумаги ни на минуту — сказать им нечего, а реклама вся одна и та же (кроме нескольких забавных или раздражающих буклетов). Куча постепенно становится меньше, и Фриск начинает думать, что это была плохая идея. — Видишь? Ничего, — вдобавок говорит Санс. — Мы ещё не знаем. Мальчик берёт очередной конверт, ожидая, что внутри вновь будет глупая реклама, однако там неожиданно оказывается бережно свёрнутый лист бумаги. Он разворачивает его и — Дорогой Санс, Писать это письмо невероятно волнительно. Я пыталась неделями, и каждая новая попытка казалась хуже предыдущей и я... я буду откровенна. Вот уже давно я лю- — В-воу! — выдыхает Фриск и быстро вытягивает руку, отдавая письмо его владельцу. Он прочищает горло, глядя куда угодно, но не на Санса. — Эм. Думаю, лучше тебе это прочесть... — Мне? Хорошо, — соглашается скелет и принимает бумагу. Мгновение он пробегает её глазами, затем бросает на мальчика взгляд и начинает: — «Дорогой Санс, писать это письмо невероятно» — — НЕ ВСЛУХ! — взвизгивает Фриск. Его лицо горит огнём. Он понятия не имеет, почему, и это удручает. Санс опускает письмо. — Почему? — это звучит довольно изумлённо. — Потому что это признание, вот почему, — бормочет Фриск, прижимая ладонь ко лбу. — И оно адресовано тебе... — он глядит на оборот письма, где написана дата. — О Боже. Его написали два месяца назад. — Серьёзно? — Санс переворачивает его и моргает. — О. Да, ты прав. Хех. — Хех?? Санс, это любовное письмо! — мальчик хмурит брови, не уверенный, как надо реагировать. — Да, я в курсе. Здесь ещё несколько, — скелет указывает на стопку выброшенных писем, и Фриск смотрит на них в изумлении. — Тебя это вообще не волнует? — спрашивает он. — Неа. А почему должно? — Ну... потому что это чьи-то чувства? Есть кто-то, кто хочет сделать тебя счастливым. Ты не заинтересован? — Нет. Санс бросает последний взгляд на письмо и отправляет его в стопку. Не похоже, что оно как-то повлияло на него, но шестерёнки в голове Фриск крутятся так, словно сейчас взорвутся. Никто и никогда не любил его, не посылал любовных писем, даже дружеских — такова его жизнь. Но у Санса всё по-другому, и мальчик не понимает, как это может ничего не значить. — Они меня не знают, — продолжает Санс, — а даже если я позволю, это не продлится долго. — Что? — Фриск поднимает глаза, чтобы взглянуть на скелета: в его глазницах нет огоньков, и он не смотрит на мальчика, но почему-то кажется, что именно это он и делает. — Что ты имеешь в виду? Санс не может помнить. Сбросы стирают память всем, кроме того, кто их осуществляет. Но что если он помнит — — Это значит, — скелет поворачивается к Фриск и подмигивает, — что я невыносим, да? Хе хе. Огоньки вновь появляются. Ничего странного больше не происходит. Санс собирает оставшиеся письма в стопку, не читая их. Фриск не обращает внимания; его мозг всё ещё перегружен вопросами, на которые нет ответа. — Выбросишь их за меня, хорошо? — просит скелет. — Мне нужно отойти. — Куда? — спрашивает Фриск. — Тебе на работу только завтра. Санс ухмыляется ему. — Верно. Уже скучаешь по мне? Я польщён. Мальчик открывает и закрывает рот. Он помнит эти фразы. Два сброса тому назад, в ресторане МТТ, он теми же словами пытался скрыть свою неуверенность. Он произносил их вслух, Сансу. Но он ведь не может помнить...? Что это, совпадение? Фриск не верит в совпадения. — Санс! — окликает он, и скелет останавливается у двери. — Да? Ты помнишь? — Тебя совсем никто не интересует? — Фриск даёт себе мысленную пощёчину. — Неа, — подтверждает Санс. И добавляет: — А тебя? Вопрос так внезапен, он огорошивает мальчика упавшим на голову камнем. Его глаза расширяются, и он поднимает руки, скрывая эмоции. — ... я не знаю.***
Воздух мерцает золотом. Фриск обнаруживает себя откинувшимся на высокую колонну, с уже знакомым ножом в руке. Он тяжёлый, оттягивает пальцы, но Фриск не отбрасывает его, повинуясь голосу в голове, что кричит «держи его, держи его, держи его». Он не помнит, как оказался здесь. Перед глазами — чёткая картина себя самого, разбирающего письма; себя, размышляющего о возможности эмоционально привязаться к кому-то... но не только это. Он помнит себя и здесь тоже. Помнит боль, кости, неукротимую ненависть в глазах Санса. И, погружаясь в эти воспоминания, он тщится найти верное. Он в ресторане МТТ — или он дома, на Поверхности. Он умирает от смертельной раны в груди — он живой, в Руинах. Он в Сноудине с Сансом и Папирусом... Он снова здесь? Мальчик оглядывается, понимая, что засиделся у входа. Колонна, что он «выбрал», скрывает его от остального коридора и, заодно... от Санса? Он не уверен. Голова непроизвольно дёргается, словно кто-то методично бьёт по ней маленьким молотком; он ничерта не понимает. Что хуже, он даже не способен толком испугаться, потому что вымотан до смерти. Фриск так устал, что чуть ли не валится с ног— — Ты закончил? Коридор подпрыгивает — или же это сам мальчик. Он мог бы поклясться, что голос его «друга-скелета» никогда не звучал так пугающе, даже в ресторане, когда Санс в открытую выложил всю правду. Согласно воспоминаниям Фриск — весьма нечётким, — скелет всегда убивал его в этом коридоре... ... так вот, что происходит? Он и вправду прячется от Санса? Это какая-то ошибка— — Мне серьёзно нужно вытаскивать тебя оттуда? Нет, не ошибка. Голос звучит так вкрадчиво, будто он охотится на кого-то. Будто его обещание Ториэль ничего не значит. — Ты всё равно не выживешь, — продолжает скелет, голос звучит в опасной близости от Фриск. — К тому же, разве ты не должен драться со мной? Фриск прижимает нож ближе к груди. Паника внутри нарастает, головная боль стирает все его способности размышлять. Обычно Санс спокойнее безжизненного камня; его трудно задеть, если только не проливать кетчуп. И не важно, как отчаянно мальчик пытается найти причину, достаточную для превращения Санса в убийцу, он просто не может — это совершенно не в его духе. Фриск хочет перестать прятаться, выйти и спросить всё напрямую, спросить, почему они враждуют вместо того, чтобы быть друзьями, и что же он сделал, чтобы заслужить подобное. Но выйти открыто однозначно значит попасть под удар, и... может, вместо болтовни ему следует— — Нашёл, приятель. У него есть только секунда, чтобы осознать — он больше не прячется. Он вздрагивает и переводит взгляд влево, встречаясь с глазницами Санса — они так близко, что дыхание перехватывает. Фриск напуган до смерти. — Давай покончим с этим. Скелет поднимает руку. Белые огоньки угрожающе мерцают, а улыбка наполнена откровенным презрением — Фриск узнаёт движение слишком поздно. Если он хочет избежать этого, нужно— Сбросить. Мальчик поднимает руку... и ничего не происходит. ...! Последующая боль беспредельна. Огромная острая кость проходит сквозь тело, практически прибивая его к колонне, что он использовал в качестве укрытия. Фриск хрипит, дрожит, его руки всё ещё пытаются схватить воздух в отчаянной попытке найти спасение, которого больше нет. — ...х нет... — он кидает взгляд на Санса, — ...х нет... здесь... Скелет мгновенно застывает, белые огоньки в его глазах превращаются в чёрную смолу. Мальчик медленно оседает на пол под собственным весом. — ... что? — шепчет Санс. Фриск с трудом остаётся в сознании. Он ползёт к скелету, и Санс подхватывает его на полпути, падая на колени и обнимая за плечи. Нож падает на пол, позабытый: вместо этого Фриск вцепляется в худи скелета, открывая и закрывая рот в тщетных попытках выговорить хоть слово — они скатываются с языка свинцом. — Санс, — кашляет он, подтягивая его к себе. Скелет послушно наклоняется к человеку. — Фриск? Это и вправду ты? — Санс переводит взгляд с лица мальчика на его грудь, откуда торчит кость. И, если скелет и мог побледнеть ещё больше, то у него определённо получилось. — Послушай... послушай, малой, тебе нужно вернуться. Сейчас, это необходимо сделать сейчас. — их... нет, — хрипло повторяет Фриск, — ...х здесь нет... Он моргает, пытаясь сфокусировать зрение. — Давай же, дружище, это же всего лишь одна ерундовая рана, ты не можешь из-за этого умереть, — тихо бормочет Санс, сминая его футболку рукой в перчатке. — Ты выдерживал и худшее... К сожалению, Фриск довольно точно уверен, что умрёт. Он кашляет и тратит последние силы, чтобы сказать: — Я ничего... ничего не понимаю... Санс... — Нет, погоди, ты должен— Фриск роняет голову, и пространство вертится, цвета и линии смешиваются в одно. Он не выдерживает.***
Оказалось, не так-то просто что-то изменить, даже с десятилетним опытом за спиной. Даже точно зная, как и когда будут происходить события. Даже удостоверяясь, что в этот раз они идут иначе. Даже вкладывая невероятные усилия, чтобы всё заиграло в новом ключе, никогда больше не возвращаясь к истоку, Фриск всё равно оказывается там, где и раньше: слушает одни и те же слова Санса, что резали его душу заживо, когда он был маленьким мальчиком. — ... Т ы б ы у м е р н а м е с т е. Скелет немного откидывает голову назад, его глазницы пусты и серьёзны. Фриск не понимает, почему это происходит. Он чувствует себя чудовищно слабым. Годы прошли, а эти слова всё ещё обжигают калёным железом. Но даже это не идёт ни в какое сравнение с болью, что испытывает Фриск, когда Санс снова встречает Ториэль у барьера. Картина того, как они улыбаются друг другу, заслужила отдельную отдушину в его воспоминаниях: она прорывает путь наружу своими острыми когтями, разрывая плоть и заставляя его истекать кровью. Две его жизни крутились вокруг Санса, он потратил годы, пытаясь подружиться с ним, и ни разу скелет не одарил его таким взглядом, даже на секунду. Он буквально не видит никого, кроме Ториэль, хотя вокруг много народу, и мальчик не выносит, как они отпускают шуточки и смеются — вместе, две стороны одной медали. Они не одиноки, по крайней мере, пока ведут себя так, как ведут. Как, как Ториэль это удаётся? Дело в их общем пристрастии к плохим шуткам? Или в том, что она монстр? Почему? Её внимание должен был привлечь Азгор... и всё же, уже третий раз, когда мальчик наблюдает за королём, тот отворачивается от своей жены, пряча слёзы в уголках глаз. Должно быть, он думает о том же. И вот они все купаются в солнечных лучах, и Фриск пытается отвлечься, считая, сколько примерно шагов понадобится, чтобы дойти до его жалкого жилища. Ториэль, как всегда, спрашивает, хочет ли он остаться с ней. Он знает, что это вызвано её так называемой «добротой», и так же знает, что это предложение означает — он будет видеть братьев-скелетов очень часто: Санс не отошёл от неё и на дюйм. Фриск не уверен, что сможет терпеть эту «вечную дружбу». Мальчик представляет это слишком ясно и содрогается (как это не может быть ясно, если они стоят прямо перед ним), и внезапно ощущает сильный прилив ярости, которую, как он думал, уже никогда не почувствует. Он так сильно старался, но в итоге получил лишь шрамы на сердце, а Ториэль — всё, что он только хотел. И безо всяких усилий. Он так зол. Ему так завидно. Он в отчаянии. — Нет, спасибо, — говорит он с прежней улыбкой, — мне есть, куда пойти. И он уходит. Шагает, снова и снова, пока свет не перестаёт ослеплять так сильно. Вскоре показывается поляна золотых цветов: похоже, они счастливы быть здесь вместе, в этой мирной темноте. Когда Фриск подходит ближе, один из них распрямляет стебель и поднимает венчик, знакомое лицо глядит на мальчика с наигранным любопытством и заботой. Он улыбается так, как и всегда. — Привет! Я Флауи. Флауи-цветок! — А я жалкий, — всхлипывает Фриск в ответ. Флауи моргает. Затем осознание приходит, он опускает листья и отводит глаза, удручённо вздыхая. — Прекрасно.***
— Тебе не холодно? Фриск растирает руки, когда высокая фигура «друга-скелета» тает в тумане: Папирус так взволнован их предстоящей тусовкой, что размахивает руками во всех направлениях. ... или он просто пытается помахать на прощание, но не уверен, где именно стоит мальчик. Было время, когда Папирус оказывался действительно сильным противником: хоть во время беседы он оставался наивным и открытым до такой степени, что некоторые ставили под сомнение его ум, во время битвы он хитрил так, что Фриск несколько раз попадался в его костяные ловушки. Но больше нет. На теле мальчика осталось несколько царапин после неудачных попыток увернуться, там и сям, но несмотря ни на что, он чувствует себя хорошо и не истекает кровью. Когда снегопад становится сильнее, Фриск мнёт тонкую футболку, создавая что-то вроде небольшого углубления. Флауи глядит на него снизу, недовольно надувая губы. — Ты мне совершенно не нравишься, — констатирует он, игнорируя вопрос. — Да, я и все вокруг, — пожимает плечами мальчик. — Зачем тогда ты сбрасываешь? Фриск хмыкает и снова пожимает плечами, кивая в направлении Водопада. — Ну, я пошёл. — Ага, как будто меня волнует, — фыркает цветок, прежде чем полностью исчезнуть под снегом. Всё же Фриск знает, что это не так: как и у Санса, у Флауи есть привычка следовать за ним по пятам. Мальчик больше не пытается скрывать что-то от цветка, выкладывая всё без утайки: что он знает об их битве, о происхождении Флауи, о предыдущих сбросах. Цветок не интересует, как много известно Фриск, и ведёт он себя по большей части агрессивно, что можно понять: он всё же поджидал лёгкую возможность захватить души. Теперь у него в рукаве не припрятано тузов, а Фриск выглядит слишком уж уверенно, чтобы на что-то надеяться. Несмотря на это, Флауи, кажется, наслаждается оказанным ему вниманием. Молча наблюдающий за предыдущими тремя прохождениями, теперь он изредка начинает разговор первым — в основном, чтобы позлить Фриск, но всё же. Мальчик знает, что, несмотря на отсутствие ДУШИ, цветок заинтересован в общении. Для Флауи эти отношения — что-то другое, что-то новое, что он ещё не переживал, когда перезапускал сам. ... они оба могут извлечь выгоду из этого.***
Фриск нравится Водопад. Ему нравится вода в принципе, особенно плескаться в ней, поэтому он никогда не упускает возможность поискать милое уединённое место, где он может поплавать, не беспокоясь ни о чём, окружённый светящимися эхо-цветами и нависающими стенами пещеры. Для него, мальчика, привыкшего к постоянной опасности, это место — святилище, убежище, куда не проникнет никто. Уединение сейчас нужно Фриск больше всего, так что он решает завернуть сюда, прежде чем вступать в бой с Андайн. — Куда ты идёшь? Нам не сюда. О, точно. В свете последних событий он совершенно забыл о Флауи. Улыбка, что Фриск натягивает, бросая взгляд на него — та, которую он отточил за время своих болезненных путешествий к Поверхности. — Я собираюсь поплавать, — говорит он, — Так что подожди меня здесь, если только ты не хочешь лицезреть голое человеческое тело. — Аргх... Это всё, что получает в ответ Фриск, прежде чем цветок оставляет его наедине с собой. Добраться до места, ни во что не влипнув, довольно просто: среди прочего, у мальчика в подкорку вбита точная карта Водопада. Была такая же и на бумаге, со множеством полезных приписок — жаль, после сброса она исчезла с другим инвентарём. Туннель, по которому он идёт, узкий, со множеством поворотов, которые ему приходится преодолевать вслепую, однако награда того стоит. Маленькая пещера, открывающаяся взору, словно взята из сказки: посреди неё бассейн кристально прозрачной воды, вокруг растут эхо-цветы, освещая помещение, будто маленькие голубые лампы. Стены здесь ниже чем в любой точке Водопада, но для ребёнка этого вполне достаточно. Фриск стягивает одежду, бросая её на плоский камень меж цветов, и погружает ноги в воду. Она прохладная, приятная, так что вскоре он уже скользит в бассейн целиком, садясь на большой камень. Мальчик подтягивает ноги, обхватывая себя и расслабляясь; но мысли всё равно трудно привести в порядок. Он отказался идти в «У Гриллби» с Сансом. Он не планировал, но слова сами вырвались, не дожидаясь его решения. Это из-за того, что он растерян, не зная, как изменить всё, как заставить Санса смотреть на него, когда они стоят у барьера... нет, не только тогда. Всегда. Ничего, если Ториэль и скелет будут друзьями, Фриск только хочет, чтобы они не забыли о нём, хочет занять особенный уголок в сердце Санса. Не так уж и много он просит, верно? Если подумать, он избегал скелета и в Сноудине, да? Смеялся над шутками, но сбегал, как только подворачивалась возможность. Это совершенно не приближает его к желаемому, но Фриск ничего не может с собой поделать. И Санс, должно быть, заметил это... — Чёрт бы это побрал, — бормочет Фриск, запуская мокрые пальцы в волосы. Цветок рядом с ним оживляется, качая стеблем в тихом шёпоте: ~ Чёрт бы это побрал ~ Если бы это звучало громче, мальчик бы точно выпрыгнул из кожи от страха, но это лишь шёпот, от которого бегут мурашки. — А. Я и забыл о вас, — выдыхает он. ~ А. Я и забыл о вас, ~ повторяет цветок, будто передразнивая — хорошо, что другие цветы растут дальше и не тянутся к нему. Мальчик хмурится и поворачивается к цветку, рука его сползает, обнимая колени. — Теперь ты не заткнёшься, да? — вздыхает он. — Неа, — звучит в ответ, но не от цветка — сзади Фриск. Он еле сдерживает вскрик, вздрагивая и поворачиваясь, когда вспоминает, что на нём ничего нет. На нём совершенно ничего нет, и Санс стоит прямо позади. Если ранее и был какой-то шанс привести мысли в порядок, то сейчас они в абсолютном хаосе. Он замирает, не двигаясь и на дюйм, не представляя, что сказать. Мальчик знает, что скелет всегда приглядывает за ним, но он не ожидал, что тот последует даже сюда. Он никогда так не поступал. Чем это вызвано? — Эээмм... — начинает он и тут же заканчивает, ошарашенный. Санс тихо смеётся над его замешательством. — Милое местечко, малой, — говорит он, — не возражаешь, если я приземлюсь? Мурашки устраивают танцы на его коже; Фриск погружается в воду глубже, чтобы спрятать их. В предыдущие разы он навязывал Сансу своё общество, а тот держал дистанцию в ответ — видимо то, что мальчик избегал его, вызвало какой-то сбой. Что... ничего не объясняет. Санс не заинтересован в дружбе и, пока Фриск в порядке, он выполняет своё обещание, так почему же он здесь? В чём смысл быть рядом с тем, кто тебя не волнует? — Я слегка голый, Санс, — голос дрожит, и он ненавидит себя за это. — Зачем ты здесь? Ещё один смешок. — Не в этом дело. Я только хотел руки помыть. Был немного неаккуратен кое с чем. Помыть руки? Всё страннее и страннее. Санс взял негласное правило никогда не снимать перчатки — Фриск не знает, почему, может, скелету просто не нравится вид собственных костей? Но это маловероятно, да? ... почему сейчас? — Кое с чем? — переспрашивает мальчик, глядя через плечо. Он тут же жалеет об этом, потому что видит скелета у входа: со всех сторон его освещают эхо-цветы. Санс поднимает руки, на которых красуются красные пятна — очевидно, остались после того прикола с телескопом, что он заготовил заранее. Фриск хмурится: это что-то новое. Санс никогда не слыл неуклюжим или неловким, и он прекрасно справлялся с этой шуткой три предыдущих раза, так что это... подстроено? Должно быть так. ...и, если Фриск продолжит думать об этом, то мозги просто взорвутся. ~ Кое с чем? ~ Он не заботит Санса, верно? Верно? К тому же... это Водопад, тут кругом полно воды. Санс мог бы запросто получить желаемое, просто пройдя несколько метров к югу от станции, а он пришёл сюда. — Располагайся. Только не подглядывай, договорились? — Договорились. Фриск прижимает колени к груди — Санс не смотрит на него, как и обещал, но мальчик всё равно ощущает себя уязвимым. Он наблюдает, как скелет садится у длинного ручья, лицом к туннелю — к сожалению, в такой позиции его руки вне поля зрения, и всё, что мальчик может, это слушать ленивые всплески. Он огорчён таким развитием событий и слегка волнуется, когда скелет кладёт перчатки на камень рядом с собой. Столь сильно хотеть увидеть его руки — это вообще нормально? Или, может, он себя накручивает? Фриск прочищает горло. — Санс— «Ты из тех людей, что никогда не смогут быть счастливы». — ... а? Скелет слегка шевелится, глядя на стену, показывая, что он слышал, как к нему обращаются, но соблюдая уговор. — Что не так, приятель? — спрашивает он, и мгновение Фриск буравит его глазами. — Ты что-то сказал? — вопросом на вопрос. — Что-то о... не знаю, я не расслышал. Санс качает головой. — Нет, я ничего не говорил. Может, это твой цветок. ~ я не расслышал, ~ повторяет цветок, радостно взмахивая лепестками. — Ладно... — бормочет Фриск, откидываясь на камни. Странно, ему показалось, он и вправду слышал, как Санс что-то сказал. Это точно был его голос... Странно. — Кстати, — скелет вытягивает его из мыслей, — ты, эм, пялишься на мою спину. Что-то на худи? Как он вообще заметил? Тревога усугубляется, заставляя неловко шевельнуться и всколыхнуть воду. Санс перестаёт делать то, чем занимался ранее, что бы это ни было. — Что-то есть? — А? Нет, спина чистая, — Фриск заставляет себя замереть. — Просто... я раньше не видел твои руки. — Хах. — ...ииии я хотел узнать, может ты... ну, понимаешь. Мог бы показать мне. Сперва Санс молчит, и тишина наполняет пещеру, ложась на плечи мальчика тяжестью. Он кусает губы в надежде, что не сморозил глупость. — Так значит... — начинает скелет, — я не могу смотреть на тебя обнажённого, но ты хочешь взглянуть на меня? Довольно нечестно, малой. Ну, это хоть что-то. — ... я знаю, — мальчик вздыхает. — Прости. Не знаю, что в меня вселилось. Санс выпускает короткий смешок. — Ничего страшного. Думаю, я знаю, как это решить. — Правда? — Ага, но тебе придётся подойти. Давай, я не смотрю. Фриск и не подозревал, что его глаза могут быть такими большими. Несколько секунд требуется, чтобы осознать, а не услышал ли он снова что-то, чего вовсе не говорили. Ещё сотня уходит на попытки понять, что вообще происходит в этой пещере. Санс не может предлагать то, о чём он думает... Но скелет не опускает руки в воду и терпеливо смотрит на стену, ожидая. Воздух никогда ещё не был таким горячим. — Эм, — Фриск осекается и потирает шею, — Я не уверен... Он лжёт; его сердце заходится бешеным стуком, этот ритм подозрительно звучит как «давай, давай». Фриск много раз прокручивал в голове подобные ситуации, охотно или же нет, и ни одна из них не оставляла его равнодушным. — Ладно, — Санс пожимает плечами, принимая его бормотание за ответ. — Это твоё решение. Мальчик сжимает кулаки; нет, он не собирается упускать такой шанс. Второго может не быть. — Я не сказал «нет», — акцентирует он, начиная подбираться к скелету, осторожно, чтобы не поскользнуться на камнях. Он не может предсказать, что произойдёт, когда он доберётся до Санса, и, если честно, ему немного страшно. Фриск останавливается позади него, и Санс вытирает руки о худи. — Готов? — спрашивает он. Если бы существовало соревнование «ком в горле», Фриск бы почти точно его выиграл. — Думаю да... — Отлично, — Санс приковывает взгляд к неровному потолку. — Я тоже не буду смотреть. Протяни руку. Его уверенность достигает ста процентов. — Что ты... — Просто протяни. — ... хорошо. Фриск прерывисто выдыхает, фокусируясь на худи скелета: почему-то выполнить просьбу куда легче, не смотря. Он поднимает правую руку и вытягивает её вперёд, к Сансу, слегка касаясь синей ткани. Он предполагает, что— Скелет берёт его за руку, и сердцебиение становится сумасшедшим. — Вот так. — П-п-постой, что ты, — пытается сказать мальчик, но глотает слова, когда грубоватые кончики фаланг проходятся по его открытой ладони. От щекотки мурашки бегут по позвоночнику; ему почему-то думалось, что пальцы будут гораздо холоднее. То, что следует потом, полностью лишает его дара речи. Санс откидывается назад, лишь слегка, и почти упирается ему в грудь. Его рука прижата к ладони Фриск; мальчик двигается инстинктивно, повинуясь чувствам, что переполняют его приливной волной. Он раздвигает пальцы, переплетая их с фалангами Санса; если скелет и удивлён, то он не показывает. Санс даже не двигается. Фриск думает, что он, должно быть, умирает. Спина Санса так манит, он не может удержаться и оставить её без внимания... но не слишком ли это? Так что он сдаётся лишь частично, позволяя себе уткнуться лбом в плечо скелета — ткань мягкая, слабо, но приятно пахнет тем, что быстро впечатывается в память Фриск под именем «Санс». Ты бы умер на месте. Что происходит? Мальчик подозревает, что упустил что-то важное, ведь такие чудеса не случаются в один прекрасный день. За всей этой ситуацией должно крыться что-то ещё. Но... десять лет прошло с тех пор, как ему было так спокойно. Эти прикосновения слишком приятны, чтобы омрачать их ненужными сомнениями. Фриск боится, что он всё испортит, если будет думать слишком много. — Эй, не засни на мне, малой, — Санс слегка сжимает его руку. Он тоже его чувствует? Этот покой? — Я хотел бы спросить кое о чём, — говорит Фриск. — Да? — Ты что-нибудь ощущаешь? Тепло или... текстуру моей кожи или... что-то ещё? Скелет слегка поворачивается, раздумывая над ответом. — А ты сам не можешь сказать? Фриск зарывается лбом в ткань. — Нет. — Хмм. Мальчику вдруг хочется, чтобы Санс был лицом к лицу с ним. Ему хочется видеть выражение, что сейчас написано на нём. — Если вкратце — да, чувствую. Хотя, очевидно не так, как ты. — Можешь объяснить? — не прекращает Фриск — и, может, это не лучшее решение, потому что Санс разрывает тактильный контакт, убирая руку. Мальчик проклинает себя за несдержанность. — Не, не сейчас, — говорит он. — Мне нужно вернуться на пост, чтобы не было неприятностей. Обсудим позже, хорошо, приятель? Фриск последний раз втягивает этот успокаивающий запах, прежде чем поднять голову с полнейшей неохотой. — Ага, — соглашается он, отстраняясь, чтобы дать Сансу немного пространства. — Отлично. Найди меня, как закончишь свои дела. Поговорим, — скелет подхватывает перчатки и натягивает их, делая шаг к выходу. Фриск не знает, чем объяснить его невозмутимость — словно ничего из ряда вон выходящего и не произошло. Этот и ещё тонна оставшихся без ответов вопросов сводят с ума: он не представляет, как ещё не свихнулся и не сломал голову. Фриск тянется к одежде, пытаясь совладать со всеми ними сразу, когда до него снова доносится голос Санса: — Если не будешь ходить вокруг да около, конечно.***
Это происходит уже в третий раз и, хотя Фриск по-прежнему нужно время, чтобы собраться (терпеливо игнорируя шум в голове), он больше не тратит целую вечность на прятки за колонной, и не убегает от опасности, что приходит за ним — мальчик знает, это бесполезно. К тому же, ему нужно поговорить с ним. Тогда, сквозь быстро меркнущее сознание, он смог уловить отрывки того, что Санс говорил, наклоняясь: скелет просил его сбросить, и Фриск более чем готов сделать это, если пропавшая способность вновь вернётся к нему. — Как знакомо, — доносится голос Санса. — Ты уже пытался прятаться, разве нет? Странно. Он звучит... устало. Фриск улавливает сухое тяжёлое дыхание, сопровождающее слова скелета. Прежде чем обнаружить себя, всё же, он оглядывается, проверяя, не изменилось ли что-нибудь. Как и ожидалось, вокруг только пустота. Что же. Он знает, что делать. Он надеется, что знает. — Подожди. Я должен сказать кое-что. Звук шагов стихает — что ж, Санс хотя бы услышал его. За этим не следует ни одной атаки, и это довольно неплохой знак. — Не поздновато ли разговаривать? — спрашивает он. — Я так не думаю, — гнёт Фриск, — слушай, как насчёт... нет, позволь я сперва кое-что сделаю, — он отцепляет нож с ремня и отбрасывает в сторону. Тот падает на пол в нескольких шагах от него. — Видишь? Я не вооружён. Давай поговорим. Можешь убить меня после, если захочешь. Принимая во внимание их предыдущие «встречи», отказ от оружия приравнивается к лёгкой смерти. Фриск не собирается снова и снова переживать полные боли моменты, а вероятность бесконечно бегать по кругу вызывает у него тошноту, но он полон решимости, доверяя Сансу сделать правильный выбор. — Выходи. Мальчик вздыхает и подчиняется, выходя из-за колонны — ноги налиты свинцом. Он надеется, что не совершает ошибку. Фриск почти начинает рассказывать о проблеме со сбросом, но слова застревают в горле. Санс перед ним, и он еле держится на ногах, его плечи сгорблены, маленькие капельки пота стекают по черепу. Он совершенно вымотан. — Эм, — Фриск подходит ближе, и скелет резко поднимает руку, готовый атаковать. Плохая идея. — Ладно, ладно. Я не двигаюсь. Прости. Что случилось? Выглядишь устало... Санс не отвечает и не опускает руку, только смотрит на Фриск так, словно тот сказал что-то невероятно глупое. — Чего тебе надо? — спрашивает он. — Да, эм... это о сбросах, — начинает мальчик, и пальцы Санса дёргаются, словно слова ранят. — Ты хочешь, чтобы я «вернулся», так? Ты говорил мне. Скелет фыркает. — Да. Вероятно. Он выглядит как-то... зло. — Так... я хотел сказать, что не могу. Я потерял способность. Не знаю, как и... есть ещё кое-что, — Фриск пытается не обращать внимания на устремлённый на него взгляд. Выходит плохо. — Я ещё не разобрался до конца, но, кажется, я застрял в какой-то петле? Я проживаю воспоминания, а затем оказываюсь здесь. Ты убиваешь меня, я проживаю прошлое снова, без единой зацепки... а потом возвращаюсь, и ты снова убиваешь меня. Это повторяется. Скелет стоит неподвижно какое-то время. Затем он, наконец, опускает руку и суёт её в карман. — Что же, это интересно. — Я не хочу драться с тобой и не могу сбросить. Но... должен же быть и другой путь. Должен быть — — Хех. Ладно. Я понял, — обрывает его Санс. Хоть они и просто разговаривают, он совсем не выглядит расслабленным, это тревожит ещё сильнее. — Ты об этом не сказал, так что, полагаю, ты не помнишь, как убил Папируса, верно? Тишина, следующая за его словами, оглушительна. Фриск забывает, как дышать, ловя кислород ртом, словно выброшенная на берег рыба. — Ч... что? — выдавливает он. Санс пристально глядит на него. Нож, лежащий в паре метров, внезапно приобретает смысл. Весь их бой внезапно обретает смысл. — О боже... — ноги подкашиваются, и он опускается на пол, ладони упираются в гладкую поверхность. — Этого не может быть... — Полагаю, ты также не помнишь, как убил всех остальных. Нож лежит в метрах от него, но Фриск всё равно чувствует себя так, словно он вонзается ему в спину. Верно, он не помнит, как убивал кого-либо, только прошлые, мирно оканчивающиеся битвы. Санс говорит правду, должно быть — а если так, то как до такого дошло? Фриск никогда не хотел никого ранить, в последнюю очередь — Папируса: этот парень куда больший ребёнок, чем он сам, убить его — самый тяжкий грех. — Не могу поверить... — бормочет мальчик, глядя вверх. — Я пытался убить и тебя тоже? — Да, — подтверждает Санс. Его голос немного смягчается. — Но не волнуйся, приятель. У меня неплохо получается рушить твои планы. Было примерно... шестнадцать попыток? Или семнадцать? Не скажу точно. — Семнадцать?! — задыхается Фриск. — Но... я... я здесь третий раз... Он трясётся; его руки сами собой взлетают, обнимая плечи. Что-то не так с его самоконтролем; Санс сказал, что они дрались, но он не помнит этого, что означает... ... это был не он. Кто-то другой заключил его в собственном теле и подчинил себе способность контролировать временные линии. — Санс, — хрипит он, — что происходит? Его дрожь, должно быть, весьма заметна, потому что Санс ощутимо расслабляется в этот раз. Он подходит ближе, затем опускается на колени, заглядывая Фриск в лицо. — Говоришь, ты потерял свои силы? — Да... — Ну, тогда тебе нужно вернуть их. И лучше поторопись, потому что я не смогу выиграть много времени. Трудновато придумывать что-то новое, а это твоё второе воплощение быстро учится. Вот почему он вымотан, понимает Фриск, и внезапно видит эту ситуацию под новым ужасающим углом. — Я... я думал, ты можешь помочь? — спрашивает он. Санс качает головой. — Или... Флауи. Он может знать, что делать. Санс смотрит на него очень внимательно. — Флауи-цветок, — говорит он медленно, — должен быть твоей последней надеждой. — Да, но если верить твоим словам, всё Подземелье вымерло, а ты единственный живой монстр поблизости. Никто из нас не знает, что делать, и я, кажется, скоро потеряю сознание, — утверждает Фриск. — Похоже, последняя надежда вполне подойдёт. Санс моргает, удивлённый жестокой иронией, что звучит в словах мальчика. Он шумно вздыхает и оседает на пол, не очень близко к Фриск, но и не далеко. Зрение на секунду становится нечётким, и мальчик задаётся вопросом о том, не собирается ли он действительно потерять сознание. Головная боль нарастает. — Даже если этот цветок может помочь, что заставляет тебя думать, что он станет? — спрашивает скелет. — Ну... он всё ещё жив, разве нет? Непонятно, почему — если я был беспощадным убийцей, — зачем бы я позволил ему выжить. — В этом есть смысл. Если только он не захватит ДУШИ и не прикончит нас обоих. Или нас троих, если на то пошло. — Стоит пойти на ри— Боль внезапно становится острее, и Фриск шипит, обхватывая голову обеими руками. Санс почти кидается к нему, но, почему-то, замирает на месте. — Фриск? — зовёт он с волнением. — Ааарргх... — стонет мальчик, падая на бок. Он переворачивается на спину, вцепляется в волосы — боль так сильна, она пульсирует и почти ослепляет. Фриск кажется, что он кричит — возможно, имя скелета, — но золотой свет исчезает слишком быстро, а вместе с ним и коридор. На долю секунды перед глазами мелькает изображение ребёнка в полосатой футболке, а затем всё чернеет.***
— Сюда. Я знаю короткий путь. Фриск страшится неизбежного, но всё равно следует за Сансом в тёмную аллею. Лавовые земли взяли своё: они договорились обсудить тему «ощущений» в следующую встречу, но непереносимость мальчиком жары заставила отложить беседу — и всё остальное. Он думает, что в ресторане они смогут поговорить, и это лишь одна причина, по которой он принимает приглашение. Другая: его любопытство касательно поведения Санса в последнее время. Фриск до сих пор не понимает, почему тот присоединился к нему в пещере, или почему настоял на физическом контакте. Это, и ещё замечание о «прекратишь ходить вокруг да около» застряли у него в голове на постоянном повторе. Они вновь в том же месте — фиолетово-голубая скатерть, никаких столовых приборов на месте Фриск. Мальчик прогоняет сонливость и фокусируется на Сансе, который сидит с другой стороны, улыбаясь ему. — Ну, вот мы и здесь. Или нет? Это странное выражение снова на его лице. Ты, должно быть, очень хочешь вернуться домой, отвечает он про себя. — Ты, должно быть, очень хочешь вернуться домой, — говорит Санс. Фриск не хочет. — Эй, знакомое чувство, приятель. Хотя... может, иногда лучше довольствоваться тем, что имеешь... Еда. Вода. Друзья. Мальчик знает эту речь наизусть, но всё равно внимательно слушает: вдруг что-то изменится? Может то, что произошло в Водопаде, что-то значило, даже если Санс этого не показывает. Он снова сжимает скатерть, кусая щёку изнутри: он начинает нервничать. Не похоже, что Санс замечает, и это хорошо. Фриск не хочет испортить их так и не начавшийся ужин своими переживаниями. — Позволь рассказать тебе историю. А вот и оно. Когда мальчик услышал эту историю впервые, она прошила его душу насквозь, оставив дыру. Когда бы это чувство ни возвращалось, оно приходило с ножом в руках, сдирая только-только зажившую кожу. Завтрак в «У Гриллби» — порез. Сортировка писем — порез. Тот эпизод в Водопаде... — Итак, я смотритель в лесах Сноудина, верно? Я сижу там в ожидании человека, и это довольно скучно. По счастью, глубоко в лесу... есть ОГРОМНАЯ запертая дверь, прекрасно подходящая для тренировки постучалочек. И вот, однажды я, как обычно, постучал в неё. Ничего, если он дойдёт до этого момента, думает Фриск. Он смирится с очередным «ты бы умер на месте», если это не последнее, что Санс скажет ему. Кто знает, может, им удастся вернуться к предыдущей теме...? — Однажды она смеялась меньше обычного. Вот оно. Мальчик собирается с духом. — Ты понимаешь, о чём я? Обещание, что я дал ей... знаешь, что бы произошло, не попроси она?... приятель. Пустые глазницы смотрят на него. — ... Т ы бы у м е р н а м е с т е. Фриск глубоко вздыхает; скелет мог бы с таким же успехом высыпать на его рану пуд соли. Ему даже не нужно атаковать, чтобы заставить его страдать. Он всё же ждёт, веря в ту близость, что они разделяли в пещере. Санс может отмахнуться от него в любую секунду или же сказать, что всё изменилось, что теперь они друзья. Что ему не нужно уходить. — Эй, взбодрись, дружище! Я прикалываюсь. Щека болит, но он не перестаёт кусать. — К тому же... разве я не проделал отличную работу, защищая тебя? В смысле, погляди, ты же ни разу не умер. Нет, это неверно, и это никогда не сотрёт все его смерти — а он пережил достаточное количество. Однажды ему не везло до такой степени, что Ториэль прикончила его настолько слабой атакой, что она даже не могла бы зваться таковой. Дело в том, как Санс говорит это. Он утверждает, что мальчик жив благодаря Ториэль, и этим ставит одну жирную точку... но этого не достаточно. Это не то, чего Фриск хотел. В его словах нет сожаления, нет сомнения, ничего. Его улыбка неискренняя. После всего, через что они прошли, Фриск всё равно его не волнует. — Эй, и что значит этот взгляд? Я неправ...? Мальчик рассеянно пожимает плечами, буравя взглядом стену: он не может заставить себя смотреть на Санса. Вскоре слышатся шаги — как и всегда, скелет покидает его. — На этом всё, — говорит он. — Береги себя, малой, ведь кто-то действительно заботится о тебе. Глаза Фриск расширяются. Ториэль. Он говорит о Ториэль. Ещё один удар прямо в лицо — он дошёл до предела. Огоньки мерцают. — Умер на месте, — эхом повторяет он. — Хех. Забавно, не правда ли? Эти слова заставляют Санса замереть. Он поворачивается, чтобы снова взглянуть на мальчика. — Забавно? Что именно? Он выглядит серьёзно и хмурится, когда ловит полное отсутствие эмоций на лице Фриск. — Всё это, — отвечает мальчик, кладя руки на стол и опираясь на них. — Знаешь что, Санс? С меня довольно. Скелет подходит к столу, хмурясь всё сильнее. — Умер на месте, — повторяет Фриск. — Сколько раз, ты думаешь, я это слышал? — ... Санс почти готов сказать что-то, но тут скрытый смысл доходит до него. Он мрачнеет. — Фриск. — Сколько, ты думаешь, мне лет? — продолжает мальчик. Это бомба, и он запускает её. Улыбка Санса подрагивает, будто его ударили. — Мне двадцать два, Санс. Уже не ребёнок, хах? Это произнесено, но Фриск больше ничто не заботит. Санс, должно быть, потрясён всем этим — он не помнит ничего из предыдущих сбросов. Скорее он спросит, не сошёл ли мальчик с ума - — Я понял, — вот что получает Фриск в ответ. Он поднимает глаза. Так Санс помнит — в какой-то мере. Он просто скрывал всё это время, как и другие, заставляя Фриск верить во что-то, чего никогда не было. Тот эпизод в Водопаде был ложью, большой, огромной ложью. Фриск злится так сильно; ему хочется перевернуть стол и покончить с этим. — Хорошая работа, — усмехается он. — У меня нет с собой печенья, так что извини, ты ничего не получишь в награду. Он не помнит такой ярости на лице Санса. Огоньки в его глазах, кажется, померкли навсегда, и он комкает худи неожиданно сдержанно — напряжённые кулаки вырисовываются сквозь карманы. Фриск не знает, почему он в таком гневе, но это и неважно. — Хоть что-то, — ядовито шипит он. — Ты столько раз причинял мне боль; я рад, что смог отплатить хотя бы раз. Санс делает шаг к нему. — М а л о й. — Не зови меня так! — бросает он. — Всё, что вы, монстры, делали — ранили меня, постоянно. Я подарил вам Поверхность! Годы счастливой жизни! И всё, только чтобы... чтобы... — он чувствует себя больным. — Чтобы услышать «умер бы на месте». Снова! Улыбка сползает с лица скелета, и за этим следует противный треск — должно быть, больно. Часть гнева улетучивается, на смену ему приходит нежеланная обеспокоенность, и это раздражает. — Поправь, если не так, — шипит Санс, — но ты выводил нас на Поверхность несколько раз, а затем возвращал обратно. — Да, — соглашается мальчик. — В этот раз я хотел поступить так же. Скелет опускает подбородок. — Хотел? — Да, Санс. Думаешь, вы, монстры, заслуживаете помощи? Я уже говорил: всё, что вы делаете — причиняете боль. Твоя драгоценная Ториэль — ты знаешь её имя, да? Эта «леди» из-за двери? Ну так она выкинула меня, потому что я не желал вечно находиться взаперти. А другие? Если я осмеливался выйти за пределы Сноудина или отеля МТТ, меня тут же атаковали безо всякой жалости. Все здесь либо пытались убить меня, либо хотели, чтобы я ушёл. Даже Папирус. Даже ты. — Теперь поздно останавливаться, так что он продолжает. — Хотя я только и делал, что щадил врагов и давал вам то, чего вы хотели. Вам — кому нет до меня никакого грёбаного дела— Где-то в середине его монолога Санс распрямляется, расслабляя кулаки. Он пытается отвечать, и в то же время огоньки в его глазницах вновь появляются и начинают быстро мерцать, привлекая внимание Фриск. Он спрашивает себя, почему. —... но ты неправ, — говорит Санс. — Никто из них не хотел ранить тебя. Голова вдруг начинает болеть. Дико. Он сжимает её и борется с криком, что клокочет в глотке. Скелет не реагирует на это. —... ни к чему не придём, малой, — продолжает он, — или... кем бы ты ни был. Это не важно. — С... Санс, — хрипит Фриск. — Почему ты возвращаешься? У тебя есть причина на то, верно? Огни гаснут; Фриск больше не видит скелета. К счастью, боль утихает, хотя мысли после неё становятся тяжелее скал. Мальчик пытается мыслить ясно — безрезультатно. Вопрос Санса впечатывается в мозг и отказывается уходить, сияя, словно огромный фонарь. — Это... это потому... — Слушай. Я помню, ты не ответил в прошлый раз, но... Боль снова прорезает сознание, и Фриск не может стоять на ногах. Он спотыкается; фиолетовый и голубой проплывают мимо — он шагает сквозь них. — Всё же, — доносится до него из чёрного тумана, — я знаю, как трудно бывает... сделать подобный выбор. — Санс, — стонет Фриск, приближаясь. — Иди сюда, приятель. Мальчик шагает снова и оказывается сжатым в объятьях скелета. Внутри него клокочет множество мыслей и чувств, и Фриск не может точно вспомнить, что вообще произошло — кроме вопроса, что задал Санс. Он опирается на него и обвивает скелета руками, с облегчением вздыхая, когда Санс поступает так же. Счастье длится недолго, поскольку боль возвращается, но не в голове — в спине. Мышцы вышли из строя — он всё равно держится за одежду Санса, прижимаясь губами к черепу. — Я люблю тебя, — шепчет он свой ответ. Золото прорезает тьму, и пение птиц врывается в уши, но всё, что он замечает — как сжимается захват рук на спине.