***
Фриск не любит обманывать Санса, и потому пытается убедить себя, что то, что он делает — вовсе не ложь. К сожалению, обман не может скрыть очевидное и, когда он находит свои попытки тщетными, то кусает ногти от отчаяния, пока вдруг не придумывает возможное оправдание и целую кучу причин, обеляющих его действия. Для начала, он делает это не только ради своего блага: мальчик почти уверен, что Сансу это тоже необходимо. Во-вторых, он просто не может оставить всё как есть: навязчивая мысль о том, что скелет втайне наблюдает за ним, заставляет отчаянно оглядываться по сторонам, что приводит к проблемам на работе и сбою режима. Ночи проходят в попытках прислушаться к неясным шорохам — это выливается в утреннюю усталость, сонливость днём — этот и ещё множество цветов в уже богатый букет. И Сансу — как сообщил Папирус, — тоже не становится лучше. Он делает вид, что всё нормально, но Папирус знает его слишком хорошо, чтобы обмануться. Итак. Он стирает всё это и строит новую жизнь, где ничего не будет говорить Сансу о сбросах — это частично снимет груз с плеч скелета. Фриск будет обычным человеческим ребёнком, через всё пройдёт, подарит монстрам их счастливый финал — конечно, это его раздавит, но Фриск не верит, что есть лучшее решение. Может, если он всё сделает правильно, что-то в его будущем изменится тоже... Нужно только постараться не думать об этой «милой парочке», когда они доберутся до барьера. — Приветик! Я Флауи. Флауи-цветок! Фриск снова перед Флауи, в Руинах, в своём одиннадцатилетнем теле. На нём полосатая футболка и уже умудрённое выражение лица. Он вовсе не счастлив, но решимость просто зашкаливает. Это последнее новое начало для всех, и немногие поблагодарят мальчика за это — особенно Санс и особенно, если он поймёт, что отчасти это из-за него. Фриск садится перед цветком на корточки и улыбается ему. — Я знаю, — говорит он. — И я хочу, чтобы ты тоже кое-что знал. «хааах... хах... верно. Вот оно». Мальчик вздрагивает и на секунду замирает — он мог бы поклясться, что только что слышал голос Санса. Но, когда он оглядывается, скелета нигде нет, да и не может быть: единственное, что разбивает тишину, это напыщенные разглагольствования Флауи об его провалах в памяти. — Флауи, — обрывает его Фриск, — ты это слышал? Цветок осекается и внимательно глядит на него. — Сколько ты ещё будешь меня прерывать? — Нет, я... клянусь, я слышал Санса, — говорит мальчик. — Да ещё и так близко... как думаешь, он может быть где-то здесь? — Здесь? Нет, — Флауи опускает лепестки. — Он не может попасть сюда, из всех людей ты должен знать это лучше всех. Фриск полагает, что так: Санс никогда не входил в Руины, сколько он помнит. Но что это было? Может, он сошёл с ума после стольких сбросов? — Мне пора, — цыкает Флауи, напоминая о прибытии Ториэль, — Поговорим позже. Фриск едва слышит это, и Ториэль тоже — пропускает мимо ушей её приветствия, идёт следом и на автопилоте делает всё, что она просит, хотя его мысли где-то далеко. Он переживал подобное в Водопаде: тогда он слышал, как Санс сказал что-то, но скелет убедил его, что этого не было. Мальчик напряжённо думает, как это вообще возможно — чем бы ни было то, что он пытается понять. Что-то подсказывает, что вещи не такие, какими кажутся, но он не может толком развить мысль. К тому же, неясно почему, голова вдруг становится такой тяжёлой. — Дитя моё? — обращается Ториэль, и он испуганно выдыхает. Фриск моргает несколько раз и оглядывается, наталкиваясь взглядом на тренировочного манекена, с которым ему нужно поговорить... но тот почему-то весь в пятнах. Фриск поднимает руку, касаясь одного пятна — оно свежее и липнет к пальцам, словно живое. — С тобой всё в порядке, дитя моё? — спрашивает Ториэль, и он глядит на неё. — Я... Может, стоит прилечь ненадолго. Он не помнит, чтобы такое случалось раньше; это выбивает из колеи, ему нужно немного подумать... — Мне нужно полежать, — говорит он. — Можно, мы пойдём дальше? Беспокойство мелькает на лице Ториэль, она тут же подходит к мальчику. — Конечно, — кивает она, — конечно. Прости, дитя моё, я и не знала, чтобы так ослаб... Позволь мне привести тебя в твой новый дом... Она наклоняется к нему, и Фриск поднимает руку, чтобы опереться, однако это происходит против его воли. Он наблюдает, как рука быстро движется и обрушивается на женщину, что пыталась ему помочь. Дальнейшие события происходят столь быстро, что Фриск едва успевает отвести удар. Он уже не стоит — он на коленях — а тот, на кого он напал, не Ториэль, а Санс. Санс. Фриск взвизгивает; кончик ножа вонзается в пол в нескольких дюймах от груди скелета. Гул отдаётся от стен золотого коридора и мечется меж колоннами, пока полностью не стихает. Санс лежит на полу с закрытыми глазами, но его грудь движется в такт тяжёлому дыханию — он жив. Перед глазами всё меркнет, когда Фриск осознаёт, что чуть было не натворил. — Санс! — он подбирается к скелету и хватает его за плечи, трясёт, стараясь привести в чувство. На секунду это ему удаётся: Санс приоткрывает глазницы, едва-едва, огоньки зарождаются в них — лишь на секунду. Санс успевает увидеть мальчика, прежде чем снова потерять сознание, но и только. Фриск снова трясёт его — не помогает. Он знает, что времени мало — стук в голове вскоре перерастёт в боль, и он вновь потеряет себя — нужно привести Санса в чувство до того, как это случится, или скелет будет убит во сне. Как он вообще может спать в таких обстоятельствах — вне понимания Фриск, но он недолго размышляет над этим. Не может себе позволить. — Санс, — он смелеет и толкает скелета, однако и это не действует. — Санс, тебе нужно очнуться! Санс! Нет ответа. Фриск сжимает его твёрдую кисть и зовёт единственного, кто может помочь. — Флауи! Флауи, ты здесь? Ты мне нужен! Мальчик надеется, что тот услышит, ведь, если нет, ему придётся встать перед выбором: рискуя столкнуться с Королём, бежать так далеко, так быстро, как только может, в надежде не вернуться до того, как Санс проснётся. Или же убить себя, что однозначно отбросит его к началу. К счастью, до этого не доходит. Когда паника становится невыносимой, позади слышится голос Флауи. — Он не очнётся сейчас. — Фриск оборачивается, ловя цветок взглядом. Флауи отпрыгивает и почти полностью прячется за колонной — напуганный, что его убьют, как полагает мальчик. — Фриск? — осторожно спрашивает цветок. — Да. Не волнуйся, я ещё не настроен против тебя, — уверяет он. — Нужно поговорить, пока этого не произошло. Боюсь, ты единственный, кто может помочь, — он кивает на Санса. — Я могу как-то разбудить его? Несмотря на все уверения, Флауи остаётся за колонной. — Нет, он сражался где-то полсотни сбросов. Слишком вымотан. А я даже не могу порадоваться этому, потому что больше не чувствую себя в безопасности. — Чёрт, — Фриск сжимает руку скелета, ища в ней успокоения. — И что мы можем? Что говорит Король? Флауи фыркает. — А ты как думаешь? Ждёт нас с распростёртыми объятьями. У него есть ДУШИ, но он не будет их использовать. — Так...? — мальчик поднимает бровь, — почему бы тебе не забрать их? С их помощью ты сможешь сбросить эту временную ветвь. Цветок изумлённо глядит в ответ. — И как именно я должен это сделать? — Не знаю, украсть? — Фриск пожимает плечами. — Ты достаточно умён, чтобы пробраться мимо него, Флауи. Это всяко лучше, чем сидеть здесь и ждать, пока второй я вернётся. — Чара. — Что? — переспрашивает мальчик озадаченно. — Не другой «ты», — угрюмо объясняет Флауи. — Есть ты, и есть Чара. Они ответственны за всё это. — ... хах. Ничего удивительного, что мозг Фриск потихоньку превращается в желе. Кто-то живёт внутри, контролируя его тело — подобное любого собьёт с толку. Он не может даже представить, где мог бы подцепить такую заразу. И Флауи, похоже, знает, что такое «Чара». В любой другой ситуации мальчик бы заинтересовался деталями, но, увы, времени нет, и ему приходится придержать любопытство. — Обсудим позже, — говорит он. — Отправляйся за ДУШАМИ. Я останусь и попытаюсь привести Санса в чувство. Если ты не сумеешь сбросить до того, как Чара вернутся, мне придётся убить себя: слишком опасно оставлять их в живых, пока он без сознания. Цветок выглядит неуверенно; он больше не смотрит на Фриск. Должно быть, Чара что-то значат для него, создания, которое, по идее, чувств не имеет. Это что-то новое, смущающее, но мальчик не может позволить этому помешать им. — Флауи, — говорит он, — кто, как ты думаешь, ждёт нас после Санса и Азгора? Смысл вопроса очевиден; он выводит цветок из ступора. Тот дёргается, вытягивает стебель. — Фриск... я... — бормочет он с сомнением. — Ты всегда выживаешь, Флауи, — улыбается Фриск, — всегда. Так сделай одолжение и выживи ещё раз, договорились? Боль начинает пульсировать в затылке, как только он выговаривает эти слова, и требуется вся его выдержка, чтобы не выпустить руку Санса и не показать Флауи, как он ослаб. Он должен вытерпеть. Цветок кивает. — Хорошо. Я постараюсь. Он исчезает под полом, оставляя Фриск наедине со спящим скелетом и болью. Мальчик играет с огнём, но что ещё ему остаётся? Он скрещивает пальцы — фигурально. Фриск вешает нож на бедро и кладёт ладонь на плечо Санса — тот всё ещё глубоко спит. Обычно достаточно грубо потрясти кого-то, чтобы разбудить, но он же беспробудный соня и... И... Погодите-ка. Это так подходяще, чтобы... Фриск хватает ртом воздух. Он знает, что не должен думать о том, о чём думает, не когда жизни всех висят на волоске, но... любовь толкает людей на безумные поступки. Особенно тех, у кого разбито сердце. Он не может винить себя в желании провести маленький безобидный эксперимент, прежде чем вернуться к толчкам и тряске... Санс лежит на боку, тихий и абсолютно беззащитный, не способный поймать его с поличным. К тому же, так или иначе, это всё скоро кончится, а другого шанса у Фриск не будет. Если он упустит этот, то будет жалеть всю оставшуюся жизнь. — Прости, — шепчет он, опираясь на локоть. Это так глупо и романтично: он держит скелета за руку, вокруг играет золотой свет, полная тишина... Фриск хотел бы только, чтобы первый шаг делал Санс. Губы прикасаются ко рту скелета; мальчик полностью застывает. Всё совсем не так, как в его фантазиях — в них всё зависело исключительно от воображения. Сейчас же он чувствует твёрдость и теплоту зубов Санса, его дыхание щекочет щёку. Фриск даже представить боится, на что это было бы похоже, если бы Санс целовал в ответ. Мальчик думал, что этого будет достаточно, но теперь ему хочется попробовать кое-что ещё. Он ложится рядом, скользя пальцами по ключицам Санса — как печально, что именно в этот момент боль напоминает о себе. Фриск отстраняется, прижимая ладонь ко лбу... и замечает, что огоньки в глазницах скелета вновь вспыхнули. Мир вокруг рушится; забавно, что боль утихает, когда на смену ей приходит шок. Фриск тупо глядит на огоньки, онемевший и униженный, а Санс лежит на полу без движения и улыбается. Боже, он улыбается. — Я... Я... Я только... — заикается мальчик, не находя адекватной причины. И Санс молчит, ничуть не облегчая ему задачу. Ну, он хотя бы очнулся... — О боже, — Фриск прижимает ладони к лицу и переворачивается на спину: он так смущён, что готов покончить с собой, лишь бы сбежать от этой ситуации. — О боже... — повторяет он и смотрит на скелета сквозь просветы меж пальцами. — Может, ты хотя бы скажешь что-то, чтобы мне полегчало? Вечность проходит, прежде чем Санс, наконец, отвечает: — Привет. — О бооооже, — стонет Фриск, не в силах выдать ничего другого. Мальчик сглатывает — в горле ком, по размерам больше напоминающий гору, — почти решает подняться, но остаётся лежать — бежать всё равно некуда. — Клянусь, Санс, я пытался разбудить тебя, тряс, кричал, толкал, чуть ли не пинал, я всё перепробовал... а понадобился всего-то один проклятый поцелуй?! — Вероятно, — соглашается скелет. Фриск совсем не понимает, что за этим стоит. — Ну... прости, ладно? Я не думал, что ты из-за этого очнёшься, клянусь! Пожалуйста, просто забудь. Этого никогда не было. Ты сам проснулся, ладно? Как насчёт этого? Санс вообще не двигается. — Фетишист, — резюмирует он изумлённо, и Фриск хочется покончить с собой не один раз. — Чёрт побери, Санс, — бормочет он. — Ты можешь перестать? Для меня это... важно, ты же знаешь. И никак не реагируешь. — Хех. — скелет следует примеру Фриск и поворачивается на спину. — Тебе нужна реакция? Ладно, как насчёт «мне стало легче»? Однажды он точно умрёт от сердечного приступа. Мальчик пронзает Санса ещё одним взглядом, пытаясь прочитать что-то на его лице. Безрезультатно. — П-потому что я п-поцеловал... — Не, это было странно, — отмахивается скелет. — Ты хотел поцеловать меня? Это вне моего понимания, малой. Я говорю о том, что ещё жив. — ...о. Понял. Санс поворачивается к мальчику. — Я должен уже быть мёртв, — продолжает он, — но ты определённо не тот, с кем я сражался. — Ага, рад, что ты заметил, — вздыхает Фриск. — Ты в любом случае не помнишь, но мы уже встречались. Я говорил тебе, что не могу больше сбрасывать — поэтому мы здесь. Изумление, наконец-то, расцветает на его лице. — Но я послал Флауи за ДУШАМИ, — продолжает мальчик, — он сможет перезапустить эту временную ветвь. Все вновь будут живы. — Ты уверен? — Да. Не сделать этого — слишком рискованно, — говорит Фриск. — Всё получится. — Ладно. Подождём. Они молчат минуту или около того. Фриск благодарит небеса, что ему удалось отболтаться с минимальными потерями, а Санс смотрит сквозь него с задумчивым выражением. Мальчик не ожидал, что тот будет так спокоен: в конце концов, все мертвы, а их судьбы сейчас в листьях Флауи... но, опять же, скелет вообще не думал, что очнётся, что так всё вполне логично. Лежать рядом так хорошо. Годы прошли с тех пор, как Фриск проводил с ним время так, безо всяких споров и недомолвок. И, если бы тогда он знал, что скелет не будет возражать, то давно бы уже перестал сдерживаться и зацеловал бы его до смерти. — Зачем ты это сделал? — спрашивает Санс. Фриск всерьёз задаётся вопросом о том, не умеет ли тот читать мысли. — Поцеловал тебя? — уточняет он. — Ага. — Ну... Если честно, Фриск обдумывал это бессчётное количество раз, но теперь, когда вопрос озвучен, он вообще ничего не может сказать. Вариант «я люблю тебя» кажется нелепым. Но есть ли смысл волноваться об этом сейчас? Он либо умрёт, либо сбросит. ... боль медленно возвращается. — Есть такая шутка, — начинает мальчик, игнорируя её. — Однажды, в золотом коридоре, человек и скелет лежали рядом, ожидая спасения... Это всё же сложнее, чем ему представлялось. Санс с любопытством поглядывает на него. — И что случилось потом? — А потом... — Фриск дышит носом; боль нарастает. У него не осталось времени, в такой момент. — А потом скелет спросил, почему человек его поцеловал. Я всегда смеюсь в этом месте, — добавляет он. Санс дожидается окончания шутки, не прерывая. Жаль, что зрение постепенно слабеет, и Фриск уже не способен хорошенько разглядеть его лицо. — И человек сказал... «Я люблю тебя». Боль растекается по всему телу, и приходится прикладывать усилия, чтобы не закрыть глаза. Нужно предупредить Санса, пока не поздно. — Фриск, — начинает скелет, но он не даёт ему договорить. — Вставай, — выдыхает мальчик. — Оно возвращается... Он чувствует, как пальцы Санса сжимаются на его предплечье. Ощущение приятно, слегка ободряет. — Выиграй Флауи немного времени, — просит он, из последних сил отбрасывая нож как можно дальше.***
В начале Ториэль ему очень нравилась. Это она не позволила ему попасть в западню «зёрен дружбы» Флауи. Она подарила ему еду, одежду, милый дом, в котором он мог остаться — это она зашла так далеко, что предложила жить вместе, как семья. Мальчик вовсе не искал новый дом, но был тронут её гостеприимством, а семьи не хватало им обоим, так что он остался. Сперва было здорово: Ториэль взяла на себя роль любящей матери, и Фриск был рад подыграть, учитывая, что его собственная мать вела себя... ну, не совсем как мать, мягко говоря. Ториэль была совсем на неё не похожа: она готовила вкусные пироги, держала дом в чистоте, рассказывала интересные истории... другими словами, пеклась о нём, и Фриск не подозревал ничего дурного. Боже, как же он ошибался. Фриск довольно быстро заскучал в Руинах, но не сразу понял, что ему буквально запретили их покидать. Когда он попросил Ториэль отпустить его поглядеть Подземелье, она запретила и отправила его в свою комнату, сказав, что придёт поиграть с ним утром. Она пришла, но лицо её было омрачено зловещей тенью беспокойства. Со временем Фриск понял, что это: собственничество. Ториэль защищала его не потому, что он в этом нуждался, а потому, что ей было необходимо защищать кого-то. Мальчик был всего лишь её домашним животным, загнанным в клетку, но она не могла — или не хотела — признать это. Тогда он и начал размышлять о побеге. В конце концов, он воплотил свой план, но Ториэль оказалась так упряма, что заставила его пообещать, что Фриск не вернётся. Дни, что мальчик провёл в её доме, были, без сомнения, лучшими в его жизни, но она легко положила им конец только потому, что он желал выйти наружу. Даже когда его убили неподалёку от Сноудина, это не ранило так сильно. Он, в свою очередь, сделал вывод, что нигде не сумеет найти того, кто будет заботиться о нём. Санс, который мог бы стать исключением, в итоге вовсе им не стал. Спустя годы боли и непринятия Фриск всё же научился прощать его. Его, но не Ториэль. Ториэль даже не была честна: она не говорила мальчику о Сансе и обещании, или о своём происхождении, или о... о многом, в общем-то. И у неё ещё и хватило духу забрать то, что Фриск желал больше всего, но так и не смог заполучить. Она забрала у него скелета. Это было действительно больно. Ранее этим днём, когда мальчик слушал одну из её историй перед сном, он задумался, не было бы всё проще, если бы такого лжеца никогда не существовало. И затем память стала расплываться... Теперь он знает, почему. Последнее, что он помнит: Ториэль, преграждающая выход из Руин; у него в руке игрушечный нож, тонна гнева гнёт к земле. Фриск не понимает, почему он движется в её направлении, когда это происходит, почему так стремится ударить... а затем пространство плывёт и превращается в темноту. Вот оно. Смотреть больше не на что. — Приветствую, — говорит незнакомый голос. Каким-то образом Фриск знает, кому он принадлежит. Он оборачивается. — Чара. — Мм, — соглашается голос. — Так ты знаешь. Но это уже не важно. Маленькие белые снежинки мерцают в полной темноте; Фриск поднимает голову, но не видит ничего, кроме них, сияющих как маленькие фейерверки. Что-то утыкается в ногу, пока он смотрит; когда Фриск пытается поднять предмет, пальцы нащупывают знакомую форму, и он осознаёт, что это. Череп Папируса. Драгоценный брат Санса. Мёртвый. Фриск прижимает череп к груди. — Это всё нереально, — бормочет он. Темнота расступается, открывая взору Чару: это ребёнок в полосатой футболке, напоминающей его собственную, и их причёски тоже похожи. Вообще они выглядят очень схоже, но Фриск не уверен, мальчик это или девочка. Это ненадолго занимает его внимание, потому что он замечает в руках Чары другой череп. Череп, принадлежащий... Фриск бледнеет. — Это нереально... — повторяет он слабо. Тьма продолжает расступаться, образуя круг, и они не одни здесь, вокруг множество трупов, что лежат на снегу позади Чары; Фриск замечает Андайн, Альфис, Меттатона... всех. И все они мертвы. Нет, минуточку. Все, кроме Флауи и Короля. И трупы не обращаются в пыль, так что это, должно быть, иллюзия. Но зачем? Это Чара создали её, или его собственный разум? Такое возможно. — Аргх... — вздрагивают Чара, хватаясь рукой за макушку. Это не ускользает от внимания Фриск: хоть он и напуган, но если Чаре больно, то это хороший знак, так ведь? Нужно забыть об иллюзии и сосредоточиться на этом. Мальчик отбрасывает череп — тот исчезает, не достигнув земли. — Санс победил тебя, верно? — спрашивает он. Чара трясут головой. — Нет. Но Фриск не верит. — Тогда что ты делаешь здесь? — Я собираюсь заключить с тобой сделку, прежде чем продолжить, — отвечают они. Фриск вовсе не глуп, он понимает, о чём идёт речь. Он пойман, заперт внутри собственного тела, но порой ему удаётся вырваться, и тогда Чара занимают его место. Они, должно быть, хотят полного контроля, чтобы мальчик больше не вмешивался в их план. — Твоя сила воскресила меня, — говорят Чара. Их голос дрожит от боли. — Ты. С твоей помощью поняли, в чём смысл нашей реинкарнации. Сила. Мы истребили всех врагов и стали сильными — вместе. Фриск думает, что Чара имеют в виду Ториэль, потому что помнит только это — хоть и самое начало. Это они убили её. — Этот бесполезный мир почти уничтожен, — продолжают Чара. — Позволь нам закончить, и тогда мы сможем двигаться дальше. Мы можем быть партнёрами. Фриск улыбается: нет таких сценариев, где бы он согласился стать партнёром тому, кто пытался захватить его тело. Кто вырезал всё Подземелье. Кто нападал на Санса снова и снова... Чара сами загнали себя в ловушку, а теперь хотят выбраться — о, должно быть их невероятно бесит зависеть от хозяина. — Предлагаешь партнёрство? Чара, всё, чего я хотел — свободы... — Но ты её не получил, — возражают Чара, — а теперь не можешь вернуться, потому что эта сила больше не твоя. Идём с нами, это единственный путь. Мы можем быть сильны вместе. Пока они говорят, маленький побег прорастает сквозь снег, прямо под их ногами. Фриск улавливает движение, улыбка его смягчается. — Это правда, я не могу вернуться, — соглашается он, шагая вперёд, к ребёнку. Чара не двигаются и не обороняются, когда он вынимает череп Санса из их рук. Мальчик запечатлевает целомудренный поцелуй на его лбу, а затем позволяет черепу исчезнуть. Он обнимает Чару, и боль захватывает их обоих. — Но я знаю кое-кого, кто может, — шепчет он им на ухо и закрывает глаза. Стебли Флауи пронзают их обоих.***
Фриск резко приходит в себя и кашляет; глаза непроизвольно расширяются в отчаянной попытке понять, что происходит вокруг. К несчастью, цвета и линии отказываются складываться в форму, и всё, что он видит: смесь золотого, красного и зелёного. Тело горит так, словно он только что побывал в раскаленной печи — больнее всего в груди, поэтому он дотрагивается и обнаруживает огромную дыру в футболке. Ткань мокрая, очевидно, из-за крови; не нужно быть гением, чтобы понять, что произошло, пока он отвлекал Чару. Пол под ногами уплывает. — Фриск? — слышит он голос Флауи. Не тот, к какому привык: этот принадлежит другой, монструозной его форме, омеге. Фриск выдыхает и трёт глаза, пытаясь сделать картинку хоть немного чётче. Это помогает: вскоре он уже различает стебли и гигантские зелёные побеги — Флауи держит его. На экране нет никаких признаков ярости или желания ранить: цветок просто сбит с толку в ожидании его ответа. — Это я, — хрипит Фриск, — и я, кажется, умираю. — Должно быть, — соглашается Флауи с облегчением. — Вот что забавно, Фриск: я тоже не мог сбросить, пока ты достаточно не ослабел. И, эм... не советую оглядывать себя пока... Мальчик делает это, не назло цветку, просто инстинктивно. Кровь — не первое, что он замечает. Прах. Много, очень много. Прах Санса. — Я же предупреждал... — вздыхает Флауи, замечая, как меняется выражение Фриск. Мальчик прерывисто всхлипывает, сжимая его листья. — Просто... сбрось... — умоляет он. — Пожалуйста. Клянусь, я что угодно для тебя сделаю, просто... сбрось... Флауи вновь вздыхает. — Как скажешь.***
Когда Фриск снова приходит в чувство, то обнаруживает себя на поляне из золотых цветов. Он вновь в Руинах, живой и здоровый, и он так счастлив быть здесь, вдыхать свежий запах травы вместо густого мёртвого воздуха золотого коридора. Всё становится ещё лучше, когда он смотрит вверх и понимает, что сила снова с ним: она вернулась, как и все монстры. Санс жив. Благодаря Флауи. Фриск не может сдержать хихиканье, когда поворачивается на бок — вот он, его спаситель, возвышается над другими цветами даже в обычной своей форме. Флауи молча смотрит на него; Фриск решает начать с похвалы. — Ты спас меня, — говорит он с тёплой улыбкой. — Спасибо, Флауи. Странная глубокая эмоция проскальзывает на его лице, и цветок прикрывает глаза, вдруг чувствуя себя неуютно. Фриск хмурится, надеясь, что не сказал что-то не то. — Я должен был. Я был бы следующим, Фриск, — бормочет он. — Для тебя это пустой звук, но я действительно переживал за Чару. Очень. Мальчик ставит под сомнение всё, что он знал о цветке, особенно то, что касается ДУШИ. Непонятно, откуда взялась эта мысль, но Флауи ведёт себя как любое другое существо, способное чувствовать. Из-за Чары, должно быть... — Я когда-нибудь упоминал имя моего друга-человека? — спрашивает он, и всё становится на свои места. Фриск садится, раздвигая цветы. — Это Чара? Твой друг? — Ага, — кивает цветок. — Полагаю, ты не добрался до видеозаписей? — Записей? — повторяет мальчик, почти уверенный, что не натыкался ни на что такое. — Нет... — Понятно. Ну, теперь ты знаешь. Надеюсь, ты не заставишь меня жалеть об этом... хотя, я в любом случае вернусь сюда, рано или поздно. До Фриск, наконец, доходит, что он знает совсем не всё, что есть многое, что он упустил из виду. Он знал, что, когда Флауи был монстром, то дружил с человеком, но не додумался спросить, как его звали. Он был таким недалёким идиотом, а что же Флауи? Флауи заслуживает большего, чем вшивый кусок ирисково-коричного пирога; он заслуживает друга. Фриск был так занят своим отчаянием, что даже не заметил. — Мне жаль, — бормочет он. Извинение не впечатляет Флауи, он только кивает снова, затем открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но тут вдали слышатся шаги: Ториэль скоро придёт сюда. Цветок хмурится, трясёт головой и, впервые, мальчик совсем не хочет расставаться с ним. — Прежде чем я уйду — не хочешь узнать, как умер скелет? — спрашивает Флауи. — Нет, — говорит Фриск, — но ты всё равно скажи. Он умер во сне? — Нет. Чара обманули его, убедив, что ты возвращаешься, а потом инсценировали «самоубийство, дабы не допустить этого». Он был слишком вымотан, чтобы сражаться, но всё же попытался помешать им и остался открыт. Фриск переваривает его слова, затем прячет лицо в ладони — ему кажется, что он сейчас потеряет сознание. Санс умер, пытаясь защитить его. — Прекрасно, — бормочет мальчик. Этот сброс — последний. Фриск клянётся себе, что никогда не вернётся обратно. Он не позволит злобе уничтожить всё хорошее, что в нём есть, и он больше никому не причинит вреда. Он пройдёт головоломки, разрушит барьер с помощью Флауи, а затем уйдёт туда, где никто не найдёт его. И Санс сможет быть свободен. Есть две вещи, что нужно сделать: попросить Ториэль взять обещание Санса обратно, когда барьер будет разрушен, и... Шаги приближаются. Фриск подбирается ближе к Флауи и понижает голос. — Слушай, — говорит он. — Я знаю, я не Чара, но я хочу попробовать стать твоим другом. Когда это всё закончится... может, ты захочешь жить со мной? На Поверхности. Возле моего дома есть сад, и целый лес по соседству. Цветок дёргается, безмолвно смотря на него. — Я никому не скажу о тебе, ты сможешь исследовать любые места, — продолжает Фриск, — это лучше, чем коротать дни здесь, Флауи. И мы всегда сможем прийти, чтобы полить цветы. Всё будет в порядке. Просто подумай об этом, ладно? Цветок издаёт стон. — Подумаю, — и исчезает под землёй.***
Когда Фриск, наконец, выбирается из Руин, вдыхая холодный, морозный воздух леса, он облокачивается на дверь и позволяет себе отдохнуть немного. Похоже, он неплохо справился: злость пряталась на задворках сознания ядовитой змеёй, но он был достаточно осторожен, чтобы не прислушиваться к её шёпоту: однажды он уже прошёл через всё это с Чарой, так что пусть она лучше будет мертва, чем снова вырежет всё Подземелье. Это то, чем он руководствуется в своей новой жизни. Ещё есть то, что он зовёт «Флауи помог мне понять, каким я был засранцем, так что теперь я постараюсь быть хорошим». Он слишком долго прятался в своей раковине, чтобы теперь не дать Сансу второй шанс. К тому же, он прошёл через ад, чистилище, и сейчас видит многое под новым углом — он готов измениться к лучшему. Неожиданно: у него получается, хоть и с раздражением. Он ознаменовал начало новой эры, отказавшись от убеждённости в собственничестве Ториэль, заменив его на «сопереживание». Это было непросто, но мальчик может быть упёртым, когда нужно, и он собирается продолжать в том же духе. — Ну ладно. Фриск бросает на дверь последний взгляд и идёт по слишком знакомой дороге. Он знает, что невозможно добраться до города, не столкнувшись с братьями-скелетами, так что он готов ко встрече с обоими. Он беспокоится лишь о Сансе: воспоминания о его смерти всё ещё свежи, и мальчик не уверен, что сможет сдержаться в его присутствии. С его-то наблюдательностью, Санс наверняка заметит странности в поведении Фриск и начнёт расспрашивать. Опять же — как будто у него есть выбор. Он может только идти вперёд. Вскоре слышатся шаги. Ломается ветка, но Фриск не оглядывается — всё равно позади никого не будет. Санс не появится раньше, чем нужно, таков закон этого мира. Мальчик не спешит, проходя в ворота, как и всегда, ожидая появления скелета. На мгновение он возвращается в воспоминания о коридоре, и лучше бы ему перестать думать об этом, иначе он точно растеряет всё самообладание. Шаги обрываются прямо позади — он знает, что пришло время. Тишина разрывается и перетекает в слова: слова, которыми Санс всегда приветствует его. — Ч е л о в е к. Т ы р а з в е н е з н а е ш ь, к а к п р и в е т с т в у ю т н о в о г о д р у г а? Фриск застывает, пытаясь успокоить свои измученные нервы. Всего несколько дней назад Санс умер, обратился в прах, покрывающий его слабое искорёженное тело — и всё благодаря его же глупости. Эта картина хранится в его душе, не позволяя простить себя. — О б е р н и с ь и п о ж м и м о ю р у к у. Фриск спешит сделать это, прежде чем он сорвётся и всё испортит. Но это слишком, чтобы перенести: как только он видит скелета живым и здоровым, дружелюбно протягивающим руку, эмоции переливаются через край. Мальчик стискивает зубы, еле сдерживая слёзы, и сжимает руку слишком сильно: пальцы Санса неуклюже прижимаются друг к другу. Скелет награждает его странным взглядом. — Эй, полегче, малой, — одинокая капелька пота скатывается по его лицу. — Они довольно хрупкие, знаешь ли. — А... п-прости, — Фриск быстро выпускает его и прячет руки за спиной. Хотя, почему бы ему не сломать Сансу пальцы? Он же убил его однажды — какая прекрасная идея! Он почти что стонет. — Не парься, — подмигивает Санс. — Ну, в любом случае, ты человек, верно? Верно. Дальше всё идёт по плану, и скелет проговаривает свою речь по пути к подходящей-по-форме-лампе. Он не говорит и не делает ничего нового, если не считать полностью пропавшей части с подушкой-пердушкой, и это каким-то образом успокаивает Фриск. Несмотря на всё, мальчик остаётся начеку, на случай, если скелет вдруг решит сделать пару-другую намёков.***
Время бежит, и Фриск силится понять, не преследуют ли Санса видения его смерти и не испытывает ли он дежавю — к сожалению, скелет остаётся невозмутимым до самого их расставания, и Фриск идёт на дополнительные меры. Он первый и последний раз ночует в доме братьев, а рано утром уходит в сторону Водопада, намереваясь проверить, последует ли Санс за ним в ту пещеру — но этого не происходит. Всё возвращается на круги своя, кроме, может, нескольких брошенных на мальчика взглядов. Осталось только одно препятствие — ресторан МТТ. Фриск ощущает стойкое желание отказаться от приглашения, когда оказывается перед зданием, но он всё же осознаёт, что это необходимо. Он и так много задолжал Сансу и себе, и своему сердцу и... ну, оно заживёт, так или иначе. ... ... но в этот раз его не рвут в клочья. После части монолога о еде, воде и друзьях скелет вообще пропускает историю о двери и сразу переходит к прощанию. Фриск растерянно глядит на него, челюсть чуть ли не падает на пол от удивления. Весь его вид так и кричит «я уже был здесь, уже проходил это», но мальчик слишком шокирован, чтобы как-то скрываться. — П-подожди! — вырывается у него, когда Санс поворачивается к выходу. — Это всё, что ты хотел... В смысле... Как насчёт... эм... — Что, ты ещё чего-то ожидал? — спрашивает Санс, оглядываясь через плечо. — Нет, я... Я имею в виду... Мы же только пришли. Ты не голоден? — А. Нет, не особо, — cкелет пожимает плечами. — Но ужин с меня, так что наслаждайся. Увидимся. И, как и всегда, он уходит, оставляя Фриск с раскрытым ртом и абсолютно чистым сознанием. Мальчик так ошарашен, что не может двинуться с места; он слишком привык к «умер бы на месте», чтобы так просто принять ситуацию, в которой ему не нужно проходить через это.***
Когда они выходят на Поверхность, Санс удивляет его ещё раз. В этот раз мысли Фриск переполнены постоянными вспышками надежды — надежды, которую он уже не заслуживает после того, что сделал. Он так занят отрицанием этого возможного счастья, что оказывается застигнут врасплох у обрыва, когда скелет подходит к нему. — Всё на этом, а? — белые огоньки отрываются от солнца и фокусируются на Фриск; мальчик чувствует себя маленькой мышью в ловушке быстро тонущего корабля. Он не понимает, почему Санс разговаривает с ним, почему не липнет к Ториэль, как должен. — Полагаю, так... — улыбка получается кривой. — Мне нужно заглянуть кое-куда. Много времени прошло. — Значит, ты не останешься, — резюмирует Санс. — Нет. Фриск бы пожертвовал чем угодно, что бы заставило Санса пойти с ним, пригласил бы его в маленький дом в лесу, чтобы просто посмотреть вместе пилотный выпуск нового шоу Меттатона... да хотя бы попросил номер. Но он не может. Он больше не может взывать к его дружбе — смерть скелета забрала право на это. Санс хочет быть свободен, и Фриск должен уважать это желание. — Лучше бы тебе пойти за Папирусом, — говорит мальчик, ненавидя обязанность закончить этот только что начавшийся разговор. Каждое слово режет язык. — Без тебя он точно влипнет в неприятности. Пожалуйста, кричит он про себя. Пожалуйста, останься со мной. Санс хмыкает, протягивая ему руку. — Ну, тогда увидимся. — Да. Не уходи. Фриск берёт его за руку. Теперь никаких шуток с подушкой-пердушкой, теперь всё по-настоящему. Санс уйдёт, а мальчик найдёт способ заставить Ториэль взять обещание обратно, стирая любую возможность их последующей встречи. В этот раз они прощаются навсегда... — Малой, я же говорил, они могут сломаться, — смеётся Санс. Солнечный свет гладит его щёки, и Фриск так отчаянно хочет поцеловать его. — Прости, — бормочет он, дёргая руку. — Мне очень жаль... — Нет проблем, — отмахивается скелет. — И что за слёзы? Мы не навсегда расстаёмся, ведь так? И никто не умирает, так что нет причин грустить. Фриск заставляет себя кивнуть. — К тому же, твои слёзы меня убивают. Мальчик выдавливает сухой смешок. Он знает, что будет скучать по этим шуткам так же сильно, как монстры, заключённые под землёй, скучали по солнцу. — Вот и хорошо. Он отпускает пальцы Санса и смотрит, как тот уходит в новую жизнь, которую никто у него не отнимет. — Обещаю, — шепчет Фриск, вытирая слёзы. Осталось только поговорить с Ториэль.