Ничего личного

После обеда журнал регистрации посетителей мифическим образом нашелся, а вместе с ним и паспортные данные ретивого зоозащитника. Григорий не погнушался попросить нужного знакомого пробить парня по базе и уже через пару часов знал о Леониде Аркадьевиче даже больше, чем хотел. Как ни удивительно, ни единого привода в полицию у него не было, даже административные нарушения за ним не числились. Заинтересовавшись, Гриша решил поискать парня в Интернете — наверняка ведь он активный пользователь соцсетей, — но никакой информации не нашлось. То ли нигде зарегистрирован не был, то ли Гриша не так искал. В официальной группе Гринписа, кстати, никаких сведений ни про Грина, ни про Леонида Аркадьевича тоже не было. Наверное, он занимал невысокое положение в иерархии. Так или иначе, Григорий выяснил главное — номер телефона этого поганца. Позвонил и высказал все, что думает о нем, его художественных способностях, «Гринписе», кротах и злосчастных табличках, напоследок пообещав засунуть их Грину в задницу. «Я так и знал, что Вы извращенец», — отреагировал наглец и бросил трубку. Пару дней после звонка было тихо. Никаких надписей, никаких табличек, никаких звонков и угроз. А на третий день явившийся на работу на полчаса позже Григорий узрел перед зданием фирмы импровизированный митинг-протест. Человек тридцать, выстроившись в несколько рядов, держали в руках самодельные плакаты, призывающие не начинать стройку и сохранить жизнь кротам. В первом ряду с рупором стоял, естественно, Грин. Несмотря на промозглую погоду, парень щеголял голым торсом, на котором был нарисован крот, на этот раз действительно похожий на оного. — Спасем кротов от вымирания! — скандировал Грин. — Стройке — нет, кротам — да! — Да! — поддерживали его со всех сторон. — Не позволим бизнесу уничтожить природу! — Да! — Торговый центр все растет, а между тем уж умер крот! Кто не ведает стыда — уничтожит и крота! Самойлов смачно выругался. Эта акция протеста вполне себе могла вылезти ему боком, журналистам только дай повод раздуть из чего-то сенсацию. Григорий схватился за телефон, набрал зама: — Алекс, ты где? — На своем рабочем месте, где мне ещё быть. Ты, кстати, к самому интересному не успел, они тут песню про кротов пели на мотив Раммштайна, круто до опупения! — бодро отрапортовал зам. — Ты хоть понимаешь, чем это грозит? — Понимаю, но прямых указаний не было, а ты на прошлой неделе сказал, чтоб я свою инициативность засунул в задницу. — Вот ты говно злопамятное, — огрызнулся Гриша, завершил звонок, и, тяжело вздохнув, стал пробираться сквозь толпу к Грину. Тот продолжая орать, приближения гендира не почувствовал и подпрыгнул от неожиданности, когда подобравшийся к нему Григорий начал вырывать рупор из его рук. — Маньяк! — пыхтел парень, не отдавая рупор. — Вы ненавидите не только кротов, но и людей! — Особенно некоторых, с лапшой на голове, — охотно согласился Гриша. — А ну, дай сюда эту хрень, я сказал! — А Вы стройку отмените на месте размножения кротов! — Ты как себе это представляешь, чудило? Я должен уничтожить проект ради трахающихся кротов? За развернувшимся представлением с любопытством наблюдали остальные Гринписовцы, на время даже прекратившие скандировать дурацкие речевки, и сотрудники офиса, выглядывающие из окон. Когда Самойлов увидел высунувшегося из окна больше чем на половину Алекса с камерой в руках, он, наконец, вспомнил, ради чего это все затеял и громко пообещал, что если через пять минут не станет тихо и пусто, он вызовет полицию, и те всех упрячут на пятнадцать суток за хулиганство. Вообще-то, Григорий знать не знал, что полиция делает в таких ситуациях, но зоозащитники, кажется, поверили, засобирались, скрутили плакаты в трубочки и начали расходиться. — Он просто хочет вас запугать! — экзальтированно завопил Грин. — Не поддавайтесь на провокации! — Ты бы оделся, — Григорий хмуро посмотрел на голоторсого упрямца с подозрительно синими губами. — Простудишься. — Простужусь, заболею и умру, — кивнул парень. — Как кроты, по вашей вине! — Так! — вспылил Гриша и схватил Грина за руку. — Ты идешь со мной, греешься, пьешь горячий чай, а потом мы садимся за стол переговоров, обсуждаем сложившуюся ситуацию и пути выхода из оной. Всё понятно? Парень рьяно закивал, резинка, удерживающая дреды, лопнула и они рассыпались по спине. Грише внезапно одновременно очень захотелось узнать, какие они на ощупь, и обкорнать их ножницами под самый корешок. Он сдержался. Алексей Дмитриевич, увидев в офисе Грина, тут же подскочил к нему: — Чувак, я твой фанат навеки, дашь мне автограф? Песня была — зачет! — Алексей! — зло прошипел гендир. — В смысле, ай-ай-ай, Леонид Аркадьевич, как нехорошо нашего генерального директора с какашками мешать! — Алекс! — А что я такого сказал? Гриша мысленно взвыл и поспешил скрыться в своем кабинете. Выкурив пару сигарет и с наслаждением отодрав с тела антиникотиновый пластырь — избавиться от вредной привычки в очередной раз не получилось, — Григорий более-менее успокоился, взял себя в руки. Выглянул в приемную — Грин, все ещё сверкая голым торсом, развалился на диване, держа в руках большую ядрено-оранжевого цвета кружку, принадлежащую Жанне, которая обычно из милой девочки превращалась в Халка, если кто-нибудь трогал ее личные вещи, а тут поди ж ты. Сам Грин о чем-то вдохновенно говорил (до Гриши доносились только отдельные слова вроде «крот», «убийца», «сволочь», «не допустим»), ему жадно внимала примерно треть сотрудников офиса во главе (ну кто бы сомневался!) с неугомонным Алексом, сверкающим улыбкой от уха до уха. Гендир вздохнул, прикрыл дверь кабинета и полез в шкаф — у него была привычка на всякий случай держать в кабинете пару комплектов сменной одежды, и он собирался осчастливить несносного зоозащитника каким-нибудь из предметов своего гардероба, чтоб тот прекратил демонстрировать всем окружающим свое тщедушное тельце. Выбор пал на шерстяной кардиган, достаточно теплый, чтобы не замерзнуть на улице. Когда Григорий Александрович вышел из кабинета, народ, окружающий ярого гринписовца, чудесным образом исчез, а сам зоозащитник принял вид несчастного великомученика. Гендир испытал ни с чем не сравнимое желание свернуть кардиган жгутом и удушить дредастого, но сдержался. — На, — он протянул одёжку Грину. — Оденься. — О, — обрадовался парень, натягивая кардиган. — Кофточка! М-м-м, и пахнет… фу, гадость какая, «Кензо», что ли? Уж Вы-то могли что-нибудь и постатуснее приобрести, а то как будто освежителем из туалета побрызгались. Нет, может, Вы, конечно, поклонник именно этой марки туалетной воды, но авторитетно заявляю, что… — Захлопнись, — рыкнул Гриша. — И пошли. — А куда? — живо заинтересовался Грин. — В красную комнату, да? Наказывать будете? — Чего? — обалдело глянул на него мужчина. — Красная комната, — охотно пояснил гринписовец. — Садо-мазо удовольствия: плетки там, кляпы, резиновые пись… — Ну, хватит, — рявкнул Самойлов. — Хватит нести бред, помолчи уже! Идем в ресторан, угощу тебя обедом, обсудим ситуацию — и я, наконец, отделаюсь от тебя раз и навсегда. — А почему это я бред несу? — оскорбился Грин. — Я несу счастье людям и спасение кротам! — И уничтожаю нервные клетки окружающим, — вполголоса буркнул Григорий и отправил смс-сообщение заму, чтобы присоединился к деловому обеду. Один он этого придурковатого защитника кротов точно прибьет к концу встречи.