История одного некрофила

«Знаете то постыдное чувство, когда ты собираешься переспать с красивой женщиной, а ее из-под твоего носа уводит какая-нибудь крашеная кокетка? До того, как это случилось, я даже не представлял себе такого». На секунду Джи опешил. Описывать ли постельные сцены? Если да, то кого они будут волновать? Парнишка брезгливо фыркнул. Он не видел ничего, что могло бы заинтересовать взрослую публику, а придумывать то, чего не было, не в его стиле. Но стоило ему представить, как две особи женского пола занимаются сексом, да еще и имея под рукой игрушки, он бросил ручку на стол и принялся массировать виски. Для него было большим вопросом, как можно встречаться с людьми своего же пола. Как рождаться детям, как жить им в таком обществе? Мир сходил с ума на его глазах, да и он сам становился частью этого сумасшествия, но не по причине гомосексуализма. Взгляд был прикован к незаконченным мыслям, недавно излившимся на лист бумаги. Синяя паста ручки казалась почти черной, ведь не на них Джи был столь сосредоточен. Он вспоминал, что делал после того, как сбежал. Рука вновь потянулась за ручкой, и парень снова продолжил свой рассказ в письменной форме. «Подробностей избегу, ведь речь не о них. Поникший, я шел по переулкам, пинал камни и бутылки, спотыкался о них. Мир мне казался несправедливым. Понурив голову и отныне смотря только под ноги, я заметил бегущую струйку крови. Остановился и замер. Виски пульсировали, сердце бешено колотилось. На этом месте была драка, и кровь свежая, а значит виновники этого были либо недалеко, либо совсем рядом, и я мог стать следующей жертвой насилия. Или, того хуже, убийства. Я поднял голову в ту сторону, откуда текла кровь. То, что я увидел, до сих пор стоит у меня перед глазами. Это была девушка. Вся ее одежда искромсана, изрезанна, порвана, живот проткнут острым предметом. Создавалось ощущение, будто ее ударили ножом и ковырялись им в ране, чтобы жертва умерла быстрее. Я дрожащими руками достал из кармана телефон и собрался было звонить в полицию и скорую, но что я сказал бы им? Я испугался, ведь меня могли заподозрить в убийстве. Свидетелей нет, а я пришел уже тогда, когда девушка была мертва. Телефон отправился обратно в карман, и я присел рядом с бедняжкой. Она была безумно красива, ее волнистые черные волосы спускались с плеч, а пышные реснички красиво обрамляли карие остекленевшие глаза. Я закрыл их и погладил девушку по щеке. Кожа еще теплая и такая нежная, мне безумно хотелось, чтобы убитая ожила. Она была слишком красива для смерти, слишком рано ушла. Не знаю, что произошло со мной (может алкоголь сыграл со мной злую шутку), но я поцеловал ее. Губы тоже были еще теплыми, а мертвое безразличие возбудило меня. Стыдно с этом признаться, но я изнасиловал труп. Не могу поверить своим желаниям, но я хочу еще. Когда тебя никто не отвергает, когда ты можешь гладить нежную кожу. Знаю, что обычно трупы не столь красивые, даже если женского пола, но эта девушка была, мягко говоря, сказочная. Меня не смущала кровь, не смущала дырка в животе, ведь закрыть на все это глаза помогло ее красивое хрупкое тело и тишина. Не то, что я против стонов и прочего, но я, сам по себе, тихий парень, и потому был безумно счастлив не слышать всяких „Жестче! Схвати за волосы!“ и не чувствовать, как женские ногти с силой царапают мою спину или еще что-то. Проще говоря, для меня этот момент стал переломным, и я поменял свое представление о жизни.» 25.07.2015 Поставив точку, Джи облегченно вздохнул и встал с дивана. За окном уже темнело, и зажглись фонарные столбы. Парень мельком посмотрел в окно и пошел на кухню. Его радовало, что он в квартире один, некому читать его пока что потайные мысли, воспоминания и признания. Подойдя к холодильнику и открыв его, Джи достал оттуда бутылку молока и начал жадно пить из горла. Но, подавившись, он закашлялся и выронил предмет, отчего тот с громким шумом разбился. — Вот я криворукий! — откашлявшись, хрипло прокричал тот. Присев на корточки, он аккуратно начал собирать осколки, проклиная всех святых за неудачу. Стук в дверь. От неожиданности Джи подскочил и поскользнулся на пролитом молоке, ударившись затылком. Осколки вновь оказались на полу, кое-где оцарапав парня. Стук раздался снова, на этот раз уже настойчивей, что безумно не понравилось парню. Он с трудом поднялся, решив убрать осколки чуть позже. Белые капельки молока на волосах, мокрая оранжевая футболка, на которой остались едва видимые красные от крови точечки. В таком виде стыдно было открывать дверь, но кто-то был явно серьезно настроен на разговор. Джи прошел в коридор и открыл дверь. — Привет, давно не виделись! Как ты? Как жизнь? Я пройду, не против? Это был Стив, приятель Джи по работе. Главный весельчак всего отдела, а также лентяй, каких белый свет не видел. Он шагнул за порог и вдохнул запах квартиры, отчего ноздри смешно раздулись. Джи ненароком улыбнулся и пролепетал: — Давно, со вчерашнего дня. Что тебя заставило заглянуть ко мне? Стив почесал затылок, посмотрев на потолок, словно там был написан ответ на этот тяжелый вопрос. После отмахнуться и радостно защебетал: — Да я тут хотел в бар отправиться и подумал, а не зайти ли мне к моему другу и пригласить его со мной? Джи судорожно сглотнул и нервно покосился на стену. После последнего раза ему никак не хотелось пить в хлам, но и приятелю отказать от столь заманчивого предложения не хотелось. Парень обреченно вздохнул и выдал: — Хорошо. Но за твой счет, — он прикусил язык после этих слов и зажмурился. Надо было такое ляпнуть? — Да не вопрос! Только переоденься, что ли. А то выглядишь, как бездомный, ей богу. Парнишка кивнул и ушел в свою комнату. Тем временем Стив остался ждать в коридоре, насвистывая себе под нос Турецкий марш. Прошло семь минут, и Джи вышел в легкой толстовке и рваных джинсах, волосы все еще были мокрыми от молока. — А девок подцеплять не будешь? — удивленно выдавил из себе незваный гость, выпучив глаза. — Нет, — коротко отрезал Джи и выпроводил Стива из квартиры, после чего вышел сам и закрыл дверь. Блокнот остался лежать на столе, открытый, манящий прочитать его или записать в него что-то. Ручка же растеклась и оставила небольшое чернильное пятно на пустом месте.