***
Спенсер Рид уже больше часа игнорировал бело-розовую коробочку, к которой то и дело возвращался его встревоженный взгляд. Мужчина прочел все десять газет из более чем тридцати, на которые он был подписан и которые успели прийти за время работы над последним делом. Он дважды вскипятил чайник и, наконец, со второго раза налил себе чашку зеленого чая, добавив сразу четыре ложки сахара. Гений постоял у книжной полки, размышляя над тем, чтобы перечитать какую-нибудь из любимых книг, но так ничего и не выбрав, вернулся на диван, где снова зацепился взглядом за лежащее на столике приобретение из аптеки. Доктор чертыхнулся и, потянулся к коробочке. Он вынул инструкцию и, вздохнув, принялся ее изучать. Он прошелся по длинному листу, исписанному мелкими буквами дважды, хотя в этом не было никакой необходимости, учитывая его феноменальную память, отложил бумагу на стол и повертев в руках все еще упакованную в полиэтилен тест-полоску, встал и направился в ванную. Оказавшись в шаге от того, чтобы развеять или подтвердить свои опасения, доктор Рид испугался. Он смотрел на тест в своей руке и нерешительно топтался на месте, сдерживая себя от того, чтобы отправить ненавистную полоску в мусорное ведро и забыть о своих подозрениях. Спенсера бросило в жар. По лицу потекли капли пота, и Рид отложил тест на бортик ванны, чтобы иметь возможность умыться, а заодно, оттянуть момент истины. Проточная вода дарила живительную прохладу и, даже как будто, немного отрезвляла мозги. Спенсер опустил голову, держась за край раковины руками, и наткнулся на еще одну покупку, которая не давала ему покоя вот уже неделю. Коробка с напольными весами поселилась в ванной гения еще до того, как они закрыли последнее дело. Рид купил их в порыве отчаянного желания контролировать свой вес, но так и не решился даже просто открыть, не то что использовать. Проклиная свою слабость и мнительность, доктор нахмурился и решительно потянулся за весами. Пора было узнать масштабы бедствия в цифрах.***
Спенсер смотрел на цифровое табло новеньких напольных весов с удивительным равнодушием. И это после того как утром на вполне безобидную шутку Моргана выдал едва ли не самую неадекватную реакцию в своей жизни. Нет, иногда в голове гения проскальзывала мысль, что неплохо было бы прибавить пару килограмм, чтобы не «греметь» костями, но доктор Рид никогда особенно не задумывался о такой мелочи, как собственная внешность, поэтому долго подобными идеями не страдал. Картонная упаковка лежала чуть в стороне, и глядя на нее Рид никак не мог понять, что на него нашло утром, когда он чуть не расплакался на глазах у коллег, отчего-то слишком близко приняв к сердцу явно шуточный укор Дерека.***
– Эй, красавчик, ты хоть что-то кроме сладкого ешь? – спросил Морган, встретив веселым взглядом входящего в кабинет коллегу. Рид, удерживая в одной руке стакан с чересчур сладким чаем, а в другой надкушенный шоколадный батончик, посмотрел на коллегу так, словно тот только что нанес непростительное оскорбление не только самому Спенсеру, но и вообще, всему человечеству в лице одного гения. – Не всем же быть альфа-самцами со стальными мускулами, – как-то слишком зло отозвался доктор и, поставив чай на стол, сел на свое место. – Я не это имел в виду, Рид, – усмехнувшись, ответил агент. Он понял, что друг намекает на то, что в последнее время заметно поправился, но как бы не было непривычно видеть округлившегося в определенных местах гения, Моргану это не было неприятно. Скорее, умиляло. Да и не настолько все было плохо. – Да ладно тебе, парень, не кипятись. Я пошутил, – проговорил Дерек, попытавшись сгладить неловкость. – Я этого не заметил. Видимо наши ай кью не совпадают настолько, что твои шутки мне неподвластны, – отозвался мужчина, чувствуя, как к горлу подступает комок. Непонятная обида заставляла гения язвить, несмотря на то, что обычно он спокойно воспринимал шутки друзей, даже если не всегда понимал, что это шутка. Он просто знал, что в словах коллег нет ни намека на попытку обидеть его. – Спенсер, у тебя все в порядке? – без тени улыбки спросил Морган. Его обеспокоило поведение друга, сильно изменившегося за последнее время. И если раньше Дерек и остальные списывали эти изменения на то, что Риду довелось пережить очередное похищение, и ждали, когда доктор, наконец, придет в норму, то теперь, спустя почти три месяца, видя, что состояние гения не улучшается, начинали волноваться. Особенно переживал Морган, потому что чувствовал и свою долю ответственности за то, что произошло с коллегой, потому что всегда старался ото всего защитить странноватого доктора, искренне переживая за него, а сейчас ничем не мог помочь. – У меня все отлично, Дерек, – четко проговорил Рид, взглянув на коллегу таким взглядом, что тому стало совсем не по себе, – возможно проблемы у тебя? – спросил он, с вызовом посмотрев на него. – Рид! – чуть повысив голос, проговорил Морган. Мужчине разговор со Спенсером напоминал ссору с капризной девицей, желающей «выйти победителем» и это его разозлило. – Да пошел ты, – отозвался Спенсер, вскочив со своего места. Он бросился прочь, не заботясь о том, что работа была в самом разгаре. Молча слушавшие коллеги, напряглись. Джей-Джей и Прентис непонимающе переглянулись. Хотч бросил вопросительный взгляд на Росси, который в ответ лишь пожал плечами. Морган проводил взглядом покидающего кабинет мужчину. Последнее, что услышал доктор Рид, перед тем, как за ним закрылась дверь, был голос Дерека: – Я же просто спросил, – проговорил он, словно оправдываясь.***
Длинный коридор встретил гения шумом голосов и суетой непрекращающегося движения. Мужчина торопливо зашагал в сторону туалета. За последние несколько недель это место стало для Рида почти родным. Только если обычно его мучала банальная тошнота из-за вконец расстроившегося желудка, то теперь плохо было психологически. Ощущение обиды и несправедливости мира навалилось тяжким грузом, в буквальном смысле мешая дышать и, когда Спенсер, наконец, заперся в одной из кабинок, он понял почему так тяжело было вдохнуть по пути сюда. Едва спасительная тонкая дверца закрылась, отгораживая мужчину от остального мира, как из глаз хлынули слезы. Совершенно неожиданные, иррациональные, непрошенные и горячие, они ручьями катились по лицу, пропадая где-то за тугим воротом рубашки. Рид не видел объективной причины для такого своего состояния, как, впрочем, довольно часто за последние пару месяцев, однако достаточно четко осознавал, что с ним все же что-то не так. И это пугало. Он не мог контролировать себя, чувствуя, как несмотря на волнение и страх, на него накатывает какое-то совершенно неуместное облегчение, граничащее с полным безразличием. Доктор простоял так за закрытой дверью кабинки довольно долго и решился выйти только после того, как поток слез иссяк, а сердцебиение выровнялось. В туалете никого не было и Спенсер быстро привел себя в порядок, понадеявшись, что его покрасневшие глаза не будут привлекать слишком пристального внимания. На всякий случай, выйдя из своего убежища, доктор Рид некоторое время старался избегать прямого зрительного контакта с коллегами, предпочитая утыкаться в документы. До самого вечера Спенсер был рассеянным и хмурым и даже пропустил момент, когда разошлись почти все члены команды. Только оставшись в одиночестве, он решил, что пора отправиться домой.***
И вот теперь, гений стоял в своей ванной комнате, бездумно таращась на давно потухшее табло электронных весов, а в голове в хронологическом порядке воспроизводились все симптомы, которые появились десять недель и два дня назад, и с тех пор неуклонно прогрессировали. Все медицинские статьи, которые когда-либо были прочитаны доктором Ридом, мысленно фильтровались им на совпадение наибольшего числа симптомов из тех, что были у него. Утомляемость и расстройство пищеварения, списанные поначалу на некачественный ужин, первыми перешли в разряд того, что нужно было как-то объяснить, ибо сложно поверить, что можно настолько регулярно зарабатывать пищевое отравление, чтобы не вылезать из состояния интоксикации неделями. Довольно размытые симптомы укладывались в несколько десятков патологий, но Спенсер напомнил себе, несмотря на то, что тошнота – это было единственное, что беспокоило его в течение первых четырех недель и пяти дней, сейчас его волновало совершенно противоположное явление. Последние пять недель и четыре дня Спенсер только и делал, что безостановочно ел, особенно любимые сладости, исключив при этом кофе, внезапно вызвавшее ужасное отвращение. Мужчина мысленно пометил еще один пункт: изменение пищевых пристрастий. В последние недели организм гения словно наверстывал упущенное, добирая даже то, чего никогда не имел, а именно: весьма заметные жировые отложения на боках, в области обычно плоского живота и, что уж совсем переходило все рамки, груди. Дошло до того, что Риду пришлось в срочном порядке расширять свой гардероб вещами на размер больше тех, которые висели ровными рядами в его шкафу, а также отказаться от ношения рубашек без жилеток или свитеров, чтобы хоть как-то скрывать непропорциональное изменение тела. В какой-то момент, заметив на себе пристальные взгляды некоторых коллег, доктор Рид даже решил, что стоит ограничить себя в углеводах и убрать из рациона всевозможные пирожные, шоколадки и печеньки, на которые он плотно подсел в последнее время, однако, это оказалось плохой идеей. Отказ от сладости приводил к состоянию, похожему на ломку, и Рид решил не экспериментировать, справедливо решив, что итак немного неадекватен. Ни к чему изводить себя до откровенного безумия. Он едва ли задумался бы о своей внешности снова, если бы не утренний комментарий Моргана. Несмотря на то, что сейчас, воскресив в памяти слова коллеги, мужчина не нашел там ни единого слова о его внешности или лишнем весе, утром все казалось более чем очевидным. «Мысли скачут», – подумал доктор, подметив невнимательность и рассеянность, как два проявления его пока еще неопознанного заболевания. Мужчина спустился с платформы весов на пол и, отойдя чуть в сторону, нахмурился, заметив на рубашке в области груди небольшое мокрое пятнышко. В принципе, ничего кардинально нового это пятнышко не привносило. Рид итак уже заметил, что его грудь изменилась. Можно было бы списать несвойственное мужчине увеличение грудных желез на появление лишних килограммов, но не настолько сильно он поправился, да и Спенсер слишком хорошо знал, что дело вовсе не в отложениях жира. Причина гинекомастии* крылась гораздо глубже. И это, отнюдь, не радовало. Он дотронулся до отчетливо выделяющегося следа пальцем, слегка надавил, убедившись в том, что преследующий его довольно долгое время дискомфорт никуда не делся, и начал расстегивать рубашку, чтобы сменить ее, когда послышалась трель дверного звонка. Спенсер торопливо застегнул пуговицы и пошел открывать припозднившемуся визитеру, отметив, что при резком движении голова вроде уже больше не кружится, как бывало раньше.