***
– Это действительно необходимо? – спросил Рид, когда врач завел его в кабинет УЗИ, – меня ведь обследовали совсем недавно. Рид помнил, какое впечатление на него произвела прошлая процедура, когда он не в силах был отвести взгляда от картинки на мониторе. Он до сих пор слабо верил, что все это происходит в реальности, что именно в его организме развивается что-то новое и живое. Живое… За последние пару дней, как только Спенсер не думал о происходящем, единственная мысль, которая не покидала его ни на секунду была о том, что то, что он собирается удалить – живой человек. Еще немного и у создания, у которого уже оформились ручки и ножки, изменятся пропорции: рост головы совсем немного замедлится, тельце же, напротив, станет расти быстрее, с каждым днем приближаясь к более привычным пропорциям, пальчики на ручках и ножках станут все более выраженными и подвижными, а сам он начнет двигаться так, что можно будет ощутить, так же, как в животе Джей-Джей. Рид мотнул головой, отгоняя непрошенные, пугающие мысли. Еще тогда, ощущая движения малыша коллеги, он признался, что это его пугает. Сейчас же, представляя, что нечто может двигаться в его собственном теле, развиваясь, увеличиваясь, живя, он испытывал настоящий ужас. Но еще больший страх он испытывал, думая о том, что уже завтра он, по сути, уничтожит человеческую жизнь. Для гения всегда было тяжело убивать. Даже преступников. Он до последнего старался избежать крайности, когда нужно выпустить пулю даже в самого отпетого подонка. Спенсер всегда считал, что любая человеческая жизнь ценна. Каждый человек имеет право на жизнь. Но что есть человек? Тот, кто находился внутри Спенсера, был ли он уже человеком? Этический вопрос абортов всегда был спорным, а сам доктор Рид особенно не задумывался над ним, пока это не коснулось его самого. Одно дело рассуждать о том, что кто-то решился на подобное, а другое, решится самому. Решиться убить живое, развивающееся создание. Маленького человечка. Даже если его жизнь угрожает твоей собственной. – Да. Это обязательно. Мы должны точнее оценить расположение плода перед операцией и некоторые другие параметры, чтобы правильно подобрать тактику, – пояснил врач, сопровождающий пациента в кабинет диагностики. – Хорошо, – рассеянно ответил Спенсер. Он шумно сглотнул и сделал несколько последовательных глубоких вдоха и выдоха, чтобы успокоиться. До кабинета гений шел погруженный в раздумья. Он, не дожидаясь приглашения, задрал рубашку и забрался на кушетку, устроившись так, как было удобнее врачу. Доктор одобрительно хмыкнул и сразу же принялся за обследование. На коже Рида оказался холодный гель, который тут же был размазан по всему животу. Аппарат издал протяжный писк и исследование началось. – Ох, – потрясенно выдохнул врач. – Что случилось? – встревожился Спенсер, приподнявшись на кушетке. – Все в порядке. Просто… я до сих пор в восторге. У него идеальное сердечко, судя по сердцебиению и по тому, что я вижу на мониторе, – ответил доктор, успокаивающе коснувшись ладонью запястья пациента. – Сердцебиение? – спросил Рид, почувствовав, как похолодело где-то в районе груди. – Да, слышите мягкий дующий звук, который издает аппарат? – сказал врач, сосредоточенно глядя на монитор и то и дело кликая мышкой, чтобы зафиксировать показатели прибора. Мужчина кивнул, не уверенный даже в том, что доктор обратил на это его действие внимание. – Это оно и есть. Сердечко бьется ровно и четко. Невероятно. Обычно при внематочной беременности существует проблема недостатка питания зародыша и он с самого начала развивается неправильно. Первыми в таком случае выявляются пороки развития, в частности, пороки сердца. Но здесь, это просто идеально… на данном этапе плод полностью здоров. Я не уверен, что можно было бы ожидать в дальнейшем, но сейчас, в обычной ситуации я бы поздравил будущих родителей, – заявил врач и только потом, посмотрев на побледневшего пациента, поспешно добавил: – простите, не стоило мне этого говорить. – Все нормально, – пробормотал Рид. Он чувствовал, как его снова начинает мутить. А он уже было решил, что этот этап его «болезни» давно позади. Хотя, на сей раз ему было в сотни раз хуже. Он только что слышал сердцебиение маленького человечка, которого через несколько часов не станет из-за него. Он знал, что на таком сроке сердце уже бьется, но слышать это собственными ушами, пусть и с помощью прибора, это было нечто иное, пугающее и захватывающее. Врач закончил обследование, больше не вдаваясь в подробности. Он видел, какое впечатление ситуация производит на пациента и тревожился за его психическое здоровье, хотя до сих пор мужчина, который должен был бы рвать и метать, не дал ни единого повода для беспокойства. Он на удивление спокойно принял новость, если не считать единственной вспышки паники во время первого УЗИ. Что ж, видимо, не зря он работает в ФБР. Если бы работники этого ведомства не могли похвастаться идеальной выдержкой, то кому тогда вообще можно было бы доверить свои жизни?***
Уже лежа в палате и прокручивая последний визит в кабинет УЗИ, Спенсер поймал себя на совершенно дикой мысли, что в момент, когда врач удивился сердцебиению, он испугался не того, что что-то не так с ним самим, а того, что непорядок с ребенком. Спенсер отметил, что впервые сумел мысленно назвать того, кто жил в нем, ребенком. Это было тем более странно, что меньше чем через сутки этого кого-то, то есть ребенка, не станет. Мужчина взял с прикроватной тумбочки телефон, набрал знакомый номер и замер, не решаясь нажать кнопку вызова. Он знал, стоит ему только попросить, и друг окажется рядом. Если не в физическом смысле, то уж в разговоре по телефону точно не откажет. Поговорить, вот что нужно было бы Риду. Только что сказать? Я боюсь? Это и без того ясно. Гений тяжело вздохнул и откинул голову на подушку, устраиваясь поудобнее. Он не сводил взгляда со знакомой последовательности цифр и принимал решение.***
Металл операционного стола неприятно холодил кожу. Воздух вокруг был пропитан запахом медикаментов и шумом множества голосов, спорящих, дающих указания, отзывающихся на окрики, отвечающих на вопросы и вопреки ситуации, смеющихся. Писк приборов разбавлял этот нестройный шум, задавая постоянный ритм, за который упрямо цеплялось сознание доктора Рида. Становилось все холоднее. Рид открыл глаза. Странно, операция продолжалась, но стоящий у изголовья анестезиолог не обратил внимания на то, что пациент пришел в себя. Его взгляд был устремлен на что-то, что скрывалось от Спенсера за белоснежной ширмой. Мужчина приподнял голову, и смахнув отчего-то не зафиксированной к операционному столу рукой хлипкую преграду, увидел то, что видели остальные. Его живот был укрыт голубыми простынями так, что видно было только операционное поле и окровавленные края синтетического материала. Врач, облаченный в хирургический халат, запустил обе затянутые белыми латексными перчатками руки в несоразмерно узкий разрез на животе Спенсера и, спустя пару секунд, вытащил оттуда довольно крупного младенца. Детское тельце безвольно висело на руках врача, который будто и не собирался ничего предпринимать. Рид чувствовал, как бешено колотится сердце в груди, как вдруг тяжело стал даваться каждый вздох. Младенец повернул голову к гению. На розовом сморщенном личике отразилась невероятная мука. Густые черные ресницы затрепетали, и ребенок распахнул пронзительные темные глаза, так странно не вязавшиеся с розовыми щечками с трогательными ямочками на них. Спенсер как завороженный смотрел в эти темные глаза, в которых словно сосредоточилась вся скорбь мира, когда почувствовал, как его правая рука поднимается. Он перевел взгляд на то, что было зажато в ладони и ужаснулся. Пистолет, направленный прямо в голову ребенку, казался настолько большим, что Рид подумал, что никогда еще такого не видел. – Как Вы пропустили меня в операционную с пистолетом? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ты же сам хотел его убить, – проговорил анестезиолог, – так давай, – добавил он, недобро усмехнувшись. – Нет… я не хотел… не так… – затараторил мужчина, переводя взгляд на свою руку, указательный палец которой как в замедленной съемке начинал давить на курок. Вдруг все изменилось и Спенсер теперь видел себя со стороны. Точнее, не просто со стороны, а глазами того, на кого было нацелено дуло пистолета. Взгляд как-то слишком четко сфокусировался на пистолете, оставляя все другое, в том числе и лицо самого Рида расплывчатым фоном позади самой главной угрозы. Спенсер ощутил животный страх, понимая, что еще секунда и все… конец. – Рид, – проговорил анестезиолог то ли сочувствующе, то ли с издевкой, и гению показалось, что его голос странным образом изменился, став похожим на голос кого-то очень знакомого.***
– Я не хотел… я не хочу… не надо… заберите его, – бормотал Рид, плохо соображая, что или кого просит забрать: то ли ребенка, то ли оружие. – Спенсер… Спенс… проснись. Это я, Морган… проснись! Рид открыл глаза и дернулся влево, инстинктивно пытаясь отстраниться от несуществующего выстрела. – Эй, эй, парень полегче. Без резких движений. Что с тобой? – спросил Дерек. Его лицо было сосредоточенным, а в голосе сквозила тревога. – Это неправильно. Это же убийство, Морган! – воскликнул Рид. Вид у него был встревоженный и возбужденный. Парень попытался вскочить с постели, но был остановлен мягким, но настойчивым захватом друга, который надежно удерживал доктора в пределах больничной кровати. – Погоди. Тебе снился кошмар, и пока ты не придешь в себя, с кровати не встанешь, – твердо заявил Морган. Гений опустился на подушку, все еще тяжело дыша. Его бледное лицо было покрыто испариной, а сердце гулко билось в груди. Живот скрутило мучительным спазмом, и Рид уже успел испугаться, что все же повредил что-то внутри, но быстро сориентировался, осознав, что это всего лишь реакция на увиденное во сне. – Почему ты тут? – спросил Спенсер, немного придя в себя. – Ты позвонил, а когда я ответил, молчал. Я решил, что что-то случилось и примчался, – ответил Дерек, не сводя тревожного взгляда с коллеги. – Телефон был в кровати, я, наверное, случайно тебя набрал, – смущенно отозвался гений. Он чувствовал себя полным идиотом, и это было самое безобидное ощущение за последние несколько суток, прошедших с момента злополучного обследования. – Ага, миновав блокировку, – кивнув, сказал Морган. – Дерек я… – Что случилось, Спенс? Что тебе приснилось? – спросил Дерек, усаживаясь на стул рядом с кроватью. Рид не спешил начинать исповедь, но и не надеялся отвертеться. К тому же, ему сейчас как никогда хотелось, чтобы хоть кто-то знал, что он чувствует, чтобы хотя бы попытался понять и дать совет. Сам доктор не знал, что делать. – Ребенок… – заговорил Спенсер, – мне приснилось, как я убиваю его. Своими руками, из пистолета. А он смотрит на меня, и в его глазах столько боли и ужаса. Он боится и просто хочет жить, а я, Морган... я… – Рид рвано вздохнул и замолчал. – Спенсер, тебе приснилось то, что тебя тревожит, – мягко заговорил Морган, – ты собираешься… готовишься к операции. Ты знаешь, что это будет за операция, и что произойдет в итоге, но вероятно, ты не полностью представляешь процесс и твой мозг, в соответствии с твоим собственным опытом и знаниями рисует ситуацию так, как ты привык видеть это на работе. Это нормально. – Дерек, я полностью представляю процесс, – резко прервал его гений, усаживаясь на постели – я знаю, что будет происходить. Весь ход операции, от входа в операционную и до выхода из-под наркоза. Я знаю каждый этап, точно представляю, как все будет, но это не то… так не должно быть. Я не могу, я не имею права убить его. – Что? Рид, ты в своем уме?! – воскликнул Морган, вскочив со стула. Слова Спенсера, так спокойно воспринявшего новость и готовившегося к операции до этого момента, были настолько неожиданными, что агент в первый момент растерялся. – Этот… эта ситуация подвергает опасности твою жизнь! Ты об этом подумал? Это не обычная беременность, а ты мужик, в конце концов! – вспылил он. Мужчина, уже не обращая внимания на стоящего у кровати Спенсера, расхаживал по палате, пытаясь «переварить» слова друга. – Я знаю, что все не так, как бывает обычно, но я не знаю, что делать. Я запутался и мне страшно, – признался гений, внезапно слишком тихо и как-то обреченно, что совершенно не вязалось со вспышкой активности, которую он только что продемонстрировал. Мужчина сидел на больничной кровати в длинной медицинской рубашке, отбросив в сторону одеяло. Его босые ступни касались пола. Морган остановился напротив и насторожился, ожидая продолжения. Он знал, что Рида нельзя торопить. Он сам расскажет все, что накопилось в душе, когда придет время. И сейчас, кажется, оно пришло. – Я боюсь того, что происходит с моим организмом. Одна мысль о том, что во мне развивается жизнь, заставляет меня холодеть от ужаса. Я боюсь неизвестности, боюсь того, что может ждать меня дальше, боюсь ответственности. Но еще больше я боюсь, что собираюсь сделать завтра нечто поистине чудовищное. Я боюсь, что принял неверное решение. Черт! Как я вообще мог решиться на такое?! Это же, все равно, что убийство! – в сердцах воскликнул Рид. Он вскочил с кровати и прошел к окну, сквозь которое в палату проникали лучи полуденного солнца. – Спенсер… – проговорил Дерек тихо. Он не догадывался, что сказать в подобной ситуации. Черт! Да никто бы на его месте не знал, что сказать беременному мужчине, который к тому же, не считает правильным шаг к спасению собственной жизни. – Когда мы были на УЗИ, ты слышал такой мерный звук, как будто где-то вдали работает… что-то вроде насоса? – спросил Спенсер, обернувшись к другу. – Да, – ответил Морган, припоминая, что что-то такое он действительно слышал. Мужчина смотрел на коллегу, ожидая пояснения. – Это билось его сердце. Я сегодня снова слышал его, – проговорил Рид, опустив голову. – Сердце? – переспросил Дерек, догадываясь, что так повлияло на гения. – Морган, я не могу вот так просто распоряжаться чужой жизнью. Он уже почти полноценный человек. Живой и невинный. Он не совершил ничего плохого, не заслужил погибнуть, даже не имея шанса на жизнь, – проговорил Спенсер с надеждой глядя на коллегу. Ему так хотелось, чтобы друг понял и поддержал его. Тогда он был бы еще больше уверен в том, что теперь точно поступает правильно. – А о своей жизни ты подумал? Те мужчины умерли, – немного спокойнее заговорил Морган. Он понимал чувства Рида, и в любой другой ситуации полностью поддержал бы решение сохранить маленькую жизнь, но сейчас, ситуация была такова, что решение могло стать судьбоносным и не обязательно в хорошем смысле. Исход подобной беременности не взялся бы предугадать ни один светила медицины. Дерек, обсуждая терзания Рида в палате больницы выглядел собранным. Казалось, что он совершенно не колебался. Правда же была в том, что он всю ночь провел без сна, думая, размышляя, как то, что происходит сейчас отразиться на его гении. Как Спенсер сможет смириться с происходящим. А в том, что доктора Рида будут терзать сомнения, когда он, наконец, придет в себя и осознает происходящее в полной мере, Морган не сомневался. – Нам доподлинно неизвестна причина смерти. То, что они умерли от осложнений беременности, только теория. Возможно, субъект убила их целенаправленно, – возразил Спенсер. – Никто не в состоянии предсказать, что будет с тобой через неделю, или завтра, или даже через час! Что если что-то случится прямо сейчас? Или через месяц? Что, если произойдет что-то непоправимое? Рид, это не шутки! – не уступал Морган, – мне тоже неприятно думать, что эта операция… к чему она приведет. Не думай, что мне так легко советовать тебе сделать это. – Я знаю. Но и человеческая жизнь тоже не игрушка. Он не виноват, в том, что происходит. – Но и твоей вины здесь нет. Это просто инстинкт самосохранения. Ты должен позаботиться в первую очередь о себе. Ведь ты здесь: живой и здоровый, способный мыслить и чувствовать. А он… – проговорил Дерек и замолчал, встретившись с заблестевшим взглядом коллеги. – По некоторым данным, эмбрионы уже на ранних стадиях способны реагировать на эмоциональный фон родительского организма, и, вполне вероятно, самостоятельно испытывать эмоции, ведь закладка нервной системы происходит… – заговорил гений, решив, что небольшая порция фактов разговору не помешает. – Рид, не спеши. Я верю, что ты сейчас приведешь кучу научных доводов, но я не это хочу слышать. Скажи, ты принял решение? – спросил Морган, пристально вглядываясь в сосредоточенное лицо друга. Он знал, что несмотря на внешнюю покладистость и мягкость доктора Рида, внутри этой обманчивой оболочки заключен сильный волевой человек. И если он что-то для себя решил, то не отступит. И ему самому остается разве что поддержать и помочь Спенсеру. А к этому он всегда был готов так же, как сейчас. Что бы ни решил гений, Дерек будет рядом. – Да, – твердо ответил Рид. – Хорошо, – проговорил Морган, вздохнув, – если только тебе что-то будет нужно, я помогу. – Спасибо, – отозвался Рид, кивнув.