(НЕ)удачный эксперимент

Довольный Клуни мирно спал около дивана, пока его хозяин со своим загостившимся другом доделывали отчет по последнему делу. Точнее, отчет почти полностью писал Рид, старавшийся взять на себя хотя бы эту часть работы, раз уж Хотч, заметив нездоровье коллеги, неявно, но все же, довольно заметно отстранял его почти от всех дел, исключая те, над которыми можно было работать не выезжая из Квантико. Несмотря на недовольство Дерека, считавшего, что гений никому ничего не должен, Спенсер будто старался отплатить руководству, да и самому Моргану за участие в его судьбе и помощь. Доктор Рид закрыл картонную папку и с чувством выполненного долга отложил ее в сторону. Он посмотрел на задумчивого Моргана, развалившегося на диване и выдохнув, решился начать разговор. – Знаешь, когда Джей-Джей перечисляла все то, что ты делал для меня за последние недели, я, – заговорил Рид, моментально привлекая внимание коллеги, – я почувствовал себя неблагодарной свиньей. Черт, я был в такой прострации, что многого из этого не замечал, а когда замечал, тут же упускал из виду. Просто принимал твою заботу как должное и даже не поблагодарил тебя. Прости. Мне правда, ужасно стыдно, – повинился мужчина. – Брось, парень. Я делаю это не для того, чтобы ты рассыпался в благодарностях и уж тем более, не затем, чтобы чувствовал неловкость, – возразил агент. Виноватое выражение на посвежевшем, открытом лице Рида, казалось таким неуместным и неправильным, что у Дерека защемило в груди от рвущегося наружу желания сделать что-то особенное, что-то, что может показаться гению странным. Мужчина похлопал по дивану рядом с собой, приглашая собеседника изменить место дислокации. Рид с удовольствием принял приглашение. Не то чтобы он в нем нуждался, чтобы пересесть на диван, учитывая тот факт, что дом коллеги странным образом не казался временным жильем, скорее самым настоящим домом. От всего в этой, по сути, такой же холостяцкой берлоге, как и квартира гения, в том числе и от самого хозяина, веяло непривычным теплом. В нем, в этом тепле, хотелось оставаться как можно дольше. Спенсер, давно привыкший к одиночеству, на удивление быстро проникся домашним уютом, которым был пропитан теперь каждый момент его пребывания в доме друга. Рид неторопливо поднялся на ноги и задвинул стул под стол. Дерек внимательно наблюдал, как заметно раздавшийся в области талии доктор потянулся, разминая затекшие мышцы. Гений зажмурился и замычал от удовольствия, чувствуя приятную ломоту во всем теле, а его друг не сводил зачарованного взгляда с бледного лица коллеги, с его розовых губ, растянувшихся в блаженной улыбке. Моргану в принципе был понятен тот факт, что ему был симпатичен хоть и худощавый и нескладный, но привлекательный мужчина, коим всегда был Рид, несмотря на его зашкаливающую самокритику. Не говоря уже о том, что ум Спенсера всегда поражал Дерека и заставлял внутренне боготворить гения, знающего, кажется, обо всем на свете. Но мужчина до конца не осознавал, насколько серьезно влип, пока не понял, что чувствует все то же неизменное притяжение, заметно разбавленное накатывающей порой нежностью по отношению к новому Риду: пополневшему, вечно сонному, иногда беспричинно раздражительному, порой слишком ранимому, уминающему горы сладостей и как-то совершенно незаметно превратившему его дом в подобие библиотеки с огромным отделом «Все о ребенке для будущих родителей». Каждый день давался Дереку все тяжелее, ведь кроме тревоги за жизнь гения, агенту приходилось прятать в себе еще и невысказанные чувства. И с каждым днем Моргану все больше казалось, что он не имеет права скрываться от Рида. Слишком часто гения обманывали и скрывали что-то очень важное. Слишком сильную боль это всегда приносило ему. И слишком долго он потом приходил в себя и учился заново доверять друзьям. Спенсер всегда прощал, но в душе гения оставались шрамы. В этом Дерек почти не сомневался. И очень не хотел когда-нибудь оставить там и свою метку. – Спенс… – позвал Дерек, когда Рид все же уселся на диван, с блаженным вздохом вытягивая ноги. – Что? – спросил доктор, насторожившись. Друг выглядел странно, говорил тихо и с какой-то совершенно несвойственной ему робостью. Клуни посмотрел на хозяина и его друга, поднялся, потянулся, зевнув во всю свою клыкастую пасть и неспешно потопал, цокая отросшими когтями по полу, в строну кухни. Собачье чутье подсказывало, что сейчас ему людское внимание точно не светит, а значит, можно было прогуляться до миски с едой. – Мне нужно тебе кое-что сказать, – проговорил Морган, отведя взгляд в сторону. Он чувствовал, как к щекам прилил жар и мысленно радовался тому, что темная кожа защищает его от таких явных признаков смущения, как румянец. Краснеть – это больше для Рида. Ему-то это точно идет. Мужчина сидел полубоком, так, чтобы видеть лицо собеседника. Напряженная поза с выпрямленной спиной выдавала его волнение. – Я слушаю, – подобравшись, ответил Спенсер. Он сел прямо, опираясь спиной о спинку дивана и глядя на собеседника как-то сбоку и немного снизу. Тревога Дерека вмиг развеяла благодушное настроение гения. – Это может показаться тебе неуместным или неправильным. Я позвал тебя в свой дом..., – торопливо заверил друга хозяин дома, – я… черт… Морган провел ладонью по лицу и, вздохнув, сел ссутулившись. На него словно многотонный груз давил. – Да что с тобой, Дерек? – нахмурился Рид, – какие-то проблемы с тем, что я тут у тебя загостился? Ты только скажи. Я уже научился чувствовать свое тело, думаю справлюсь. Я не стану тебя стеснять, – затараторил в ответ он. Мысль о том, что весь этот, устроенный за короткий период времени мирок, где было так уютно и хорошо, может рухнуть, заставила Спенсера почувствовать себя несчастным, но и навязываться он не собирался, особенно если это доставляло неудобство Моргану. – Нет, нет. Ты что! – горячо заверил друга агент. Он заерзал на диване и усаживаясь так, чтобы лучше видеть собеседника, оказался на самом краю. Не очень удобно, зато теперь он мог видеть лицо растерянного, ничего не понимающего Спенсера, – я ведь сказал, мой дом – твой дом. И это не обсуждается. Я о другом. Ты... ты только не подумай, что обязан мне чем-то, – Дерек вздохнул, – Черт! Да что это со мной! – воскликнул он и, внезапно замолчав, подался вперед. Не давая времени ни себе, ни Риду, Дерек провел ладонью по щеке Спенсера, перехватил его испуганный непонимающий взгляд, наклонился, поймал мягкие губы гения своими и поцеловал его. Рид замер, наслаждаясь ощущением прикосновения властных горячих губ Моргана, запоминая вкус такого желанного и такого пугающего поцелуя. Хотелось, чтобы это длилось вечно и еще больше хотелось прекратить все в ту же секунду, чтобы избавиться от наваждения, вернуть все в привычное русло, пока не стало слишком поздно. Колебания не затянулись, Спенсер слишком желал этого, чтобы отказать себе в удовольствии ответить на мягкие, но требовательные ласки. Морган запоздало подумал, что поступает совершенно глупо, навязывая свои чувства другу, и еще позднее осознал, что гений, вопреки всем его опасениям отвечает на поцелуй. Дерек опирался одной рукой о диван, а свободную ладонь переместил на затылок Рида, запутываясь пальцами в его отросших светлых локонах. Не встретив сопротивления, он углубил поцелуй, стремясь запомнить каждый миг, каждое движение, каждое ответное касание, каждый вздох, наполненный ароматом Рида. – Только не говори, что не понравилось, красавчик, – прошептал Дерек, разорвав поцелуй, когда Спенсер, упершись ладонью в его грудь, все же попытался отстраниться. Несмотря на вялое сопротивление гения, Морган теперь был уверен в правильности своих действий. Оставалось разве что убедить в этом доктора Рида. Так за чем дело стало?! – Дерек, зачем ты это? – спросил Спенсер, тяжело дыша. Сердце в груди билось как бешеное. Пальцы дрожали, и мужчина безуспешно попытался скрыть это, положив руки на колени. Морган отпустил гения, не желая на него давить, но не спешил отсаживаться, как, впрочем, и Рид. – Зачем люди целуют друг друга? Чтобы показать свои чувства, вероятно? – отозвался Морган, с улыбкой глядя на растерянного доктора. – Но ведь ты не испытываешь ко мне таких чувств, – пробормотал Спенсер, отчаянно ища последнюю возможность вернуть все на круги своя. – Ты конечно гений, но кто из нас лучше знает, что я чувствую? – спокойно возразил Морган. Он видел метания Рида и ждал, пока тот примет происходящее. Мужчина понимал, как это непросто. – Это… это не то, – заговорил Рид, отводя взгляд от лица теперь уже не совсем друга. Он, наконец нашел в себе силы, подняться. Мужчина отошел и сел в кресло напротив дивана. – Морган, это… это все гормоны. В моей крови адский коктейль из женских гормонов. Вероятно, это влияет на состав феромонов, и как следствие на мою привлекательность для тебя как партнера и…Или, это возможно форма переноса. Я вынашиваю ребенка. Это роль женщины. То есть по сути, я сейчас выступаю в роли противоположного тебе пола. И возможно твое подсознание именно так меня и воспринимает. К тому же, ты считаешь, что это твой ребенок. Ты заботишься обо мне и ребенке. Поэтому тебе закономерно кажется, что у тебя возникли какие-то чувства ко мне. Но это не… – Спенс! Спенс! Спенсер, тише, – прервал гения Морган, пока в ход не пошли цифры и научные факты. Он устало вздохнул. – Никакой это не перенос. И гормоны твои тут не при чем. Я так давно хотел это сделать, ты даже не представляешь, сколько. Когда я впервые признался себе, что хочу хоть раз тебя поцеловать, профессорша еще и не знала о твоем существовании. Так что твоя беременность тут совершенно не при чем. Я просто люблю тебя. Именно тебя. Не важно, носишь ты ребенка или нет, мой это ребенок или нет. Мои чувства не изменятся ни при каких обстоятельствах. Для меня важно только знать: есть ли у меня шанс на что-то? Я в любом случае буду рядом до рождения ребенка и после, если пожелаешь, но, если ты сейчас скажешь, что мы только друзья, я никогда больше даже не вспомню о своих желаниях. Морган договорил и замер в ожидании ответа, каким бы он ни был. Хотя, после поцелуя, он боялся уже не того, что Рид не поймет его чувства, а скорее того, что Спенсер может не принять свои собственные. – Почему ты решил открыться сейчас? – спросил Рид. Отчего-то это показалось ему сейчас очень важным. А может, гений просто пытался уйти от необходимости принимать решение прямо сейчас. – Потому что не хотел тебя обманывать. Мне не хотелось, чтобы ты, когда-нибудь узнав о том, что я от тебя скрыл, решил, что я тебя предал. Я знаю, как больно тебе бывает, когда приходится сталкиваться с ложью близких людей и не хотел причинять эту боль. Я подумал, не важно, как ты воспримешь то, что я тебе скажу, главное, что я не обману тебя, – ответил Морган. Спенсер шумно сглотнул, стушевавшись под внимательным взглядом коллеги. – Дерек, я… не знаю. Ты высококлассный профессионал, внимательный коллега, добрый друг и… ты привлекательный мужчина, сильный человек, с этим не поспоришь. Ты мне всегда нравился. И, со временем это, наверное, переросло во что-то большее, но я пока не уверен во что. Я настолько запутался. Сначала похищение и «болезнь», оказавшаяся беременностью, теперь твое признание и этот поцелуй. У меня голова кругом идет. Я не знаю, что сказать, – честно признался гений. – Не нужно сейчас ничего говорить. Ты просто знай, что я всегда буду рядом. Только позови. И не нужно меня за это благодарить или давать что-то взамен. Мне просто нужно знать, что ты в порядке. Этого мне достаточно, – проговорил Морган, мягко улыбнувшись. – Спасибо, Дерек, – прошептал Спенсер, почувствовав, как к горлу подкатывает ком. Чертовы гормоны. Плаксивость не была отличительной чертой доктора даже детстве. Зато за последние месяцы он столько раз без повода лил слезы, сколько не плакал всю свою жизнь. – Ты не будешь против, если я пойду к себе, пока не разрыдался прямо тут? – спросил Рид, из последних сил выдавив кривую усмешку. – Если тебе так будет комфортнее, – отозвался Морган с сомнением поглядывая на друга. Недели, проведенные с Ридом под одной крышей, научили агента закрывать глаза на его перепады настроения и внезапную плаксивость. Спенсер стеснялся себя такого. Дерек не видел в этом ничего, чего можно было стыдиться, он старался лишний раз не смущать Рида, добившись этим того, что постепенно гений перестал молча сбегать и запираться в гостевой, а как сейчас, говорил о том, что с ним творится и только потом уединялся. Такой расклад устраивал Моргана гораздо больше, поэтому он, зная, что идет верным курсом, не спешил, постепенно приучая Рида к тому, что он больше не одинок и может полностью довериться, по крайней мере, одному человеку.