Двойное противостояние

Темно. Несмотря на то, что я накрыт тяжёлым колючим одеялом, по телу ползают мурашки холода. Пахнет сыростью, затхлостью. Где-то рядом монотонным стуком падают тяжёлые капли. Это раздражает. Больше всего хочу закрыть глаза и вновь погрузиться в небытие, где нет непрерывно ноющей головной боли. Но один глаз закрыть невозможно. Начинаю злиться. Открываю второй глаз, чувствуя, как головная боль протестующе становится сильнее. Пытаюсь сесть и слышу металлический лязг. Опустив взгляд, обнаруживаю, что нога прикована к широкой водопроводной трубе толстой, местами ржавой цепью. Это раздражает, злит, приводит в ослепляющую ярость! Я рычу, срываю горло в диком крике, неистово дёргая оковы. Поймали, пленили, заточили, и кто?! Женщина, которой я доверял! — Убью, разорву, кишки выпотрошу и скормлю гиенам Квинзель! Перед глазами слегка темнеет, начинается тахикардия. Хочется лишь одного: взять Рене Монтойю за горло и сжимать до тех пор, пока обманщица не сдохнет от боли. «Да как она вообще посмела встать на моём пути?!» — этот вопрос надо будет задать дряни лично, когда освобожусь. Пока что я похож на жалкую жертву маньяка из дешёвого триллера, да ещё и рубашка такого же цвета, ярко-голубая. «Тупица Харви не мог надеть чёрно-белый костюм, идеально отображающий нашу двойственность. Впрочем, в том, что моё второе «я» — идиот, сомнений не было никогда. Но время идёт, и ярость постепенно сходит на нет. Устроившись на старой кровати среди кучи хлама обыкновенного подвала американского частного дома и разглядывая грязное окошко под потолком, являющееся единственным источником тусклого серого света, поигрываю монетой. Желание убить Рене постепенно ослабевает, и это к лучшему. Без ярости проще думать. Почему-то мне кажется, что Харви прекрасно об этом знает. Интересно, существует ли способ вытравить его из моей головы? Периодическая потеря памяти — явление несколько напрягающее, особенно, когда есть желание, а скоро появится возможность править криминальным миром Готэма... и не только. Если всё действительно так, как я предполагаю, то Бэтмен будет уничтожен... но хватит мечтать. Судя по темноте и интенсивному монотонному стуку по стеклу, на улице вовсю бушует ливень. Не самая лучшая погода для побега, однако, холод меня уже не остановит. Заканчиваю переводить взгляд со старой стиральной машинки на коробку с детскими игрушками и обратно. Вновь устремляю всё своё внимание на оковы. Интересно, где Рене взяла их? Стащила у очередного психопата при задержании? А если так — то зачем? Не думаю, что ради игры со мной в полицейского и пойманного плохого мальчика. Жаль, конечно, но раз так, то здесь меня ничего более не держит. Кроме цепи, конечно. Впрочем, разве это помеха для Двуликого? Усмехнувшись, достаю из нагрудного кармана рубашки пару обыкновенных скрепок и размышляю над тем, что мне дважды повезло. Во-первых, Харви не показалось подозрительным, что в кармане каждой рубашки у него лежат невинные канцелярские принадлежности. Во-вторых, Рене не стала тщательно обыскивать меня. Уж она бы догадалась... Кажется, дождь на улице стал стихать. Капли больше не барабанят по стеклу, и подвал вновь погружается в привычную тишину старого оставленного помещения. «Интересно, как скоро Рене вспомнит обо мне?» — чувство противоречия не даёт покоя с тех пор, как в голову пришла эта мысль. С одной стороны мой чересчур дотошный детектив станет помехой, которую придётся устранять. С другой... не хочется думать, что она забыла про меня. Не интересуется мною, равнодушно оставив мучиться голодом и жаждой«. — Нет, нет, нет! Она не такая! Рене скоро вспомнит обо мне и придёт! «А это значит, нужно действовать быстрее», — неоспоримая, правильная мысль. Думая о вероятности встречи с Рене в наиболее неподходящий момент, изгибаю скрепку. Пассатижи, увы, мне не предоставлены, поэтому приходится руками. Надеюсь, Харви не проснётся в самый неподходящий момент, а то я сильно сомневаюсь в том, что эта размазня умеет снимать оковы. Сжав в кулаке согнутую должным образом скрепку-натяжитель, ложусь на матрас и закрываю глаз. Я пытаюсь почувствовать Харви, задавить его. Но в ответ лишь пустота. Если он и видит меня, то молчит, испуганно забившись поглубже в подсознание. Однако это никогда не перестанет удивлять: знание о том, что в голове живёт кто-то ещё. Кто-то, кого я никак не могу убить, как бы ни пытался. Но возможно, когда всё кончится, станет легче. Надеясь на это, бросаю тщетные попытки почувствовать Харви. Мне не остаётся ничего, кроме как положиться на удачу и надеяться, что он не проснётся... желательно, вообще. Размышляя об этом и слушая монотонный звук падения одиночных капель где-то в углу подвала, я выпрямляю вторую скрепку. Закончив, начинаю взламывать замок, чувствуя, как собственное, успокоившееся после вспышки ярости сердце, начинает колотиться немного сильнее. «Я должен сделать это. Должен выбраться!» — тихий щелчок ласкает слух приятной музыкой. Оковы спадают, и уже через несколько минут я стою на старой стиральной машинке и тщательно выбиваю стекло из небольшого окошка под самым потолком... Из-за обжигающих объятий холода хочется съёжиться, забиться обратно в подвал и не высовывать носа. Всего минута на улице, а руки уже ледяные. До города не доберусь, сдохну от переохлаждения раньше. Или нет? Выбив окно, пробираюсь внутрь небольшого, но чистого и уютного двухэтажного домика со стороны спальной комнаты. Судя по большому зеркалу и нежно-розовым обоям, женской. Разглядывая висящий на стене христианский крест, выношу предположение, что комната принадлежит матери Рене. Наслаждаясь теплом, иду в прихожую, но, передумав, меняю направление и двигаюсь в просторную кухню, где царит темнота из-за того, что прямо за окном растёт широкий старый тополь. В помещении тихо. Гудения холодильника не слышно, и это особенно угнетает, потому как я очень голоден. Вид валяющегося возле розетки штепселя лишь дразнит. Зато в буфете из тёмного недорогого дерева обнаруживается бутылка с остатками дешёвого коньяка. Самое то, чтобы согреться. Выпив содержимое парой больших глотков, продолжаю поиск чего-то, что защитит меня от холода. Поднимаясь наверх, нахожу спальню своей пленительницы. В шкафу Рене — только женские шмотки. Не удивляет, но раздражает. Хотя, чего я ожидал? Однако удача всё же на моей стороне: на верхней полке в чулане, что располагается в комнате по соседству, сразу же за коробкой со старыми электродеталями, обнаруживается потрепанная, местами драная мужская куртка, видимо, принадлежащая отцу Рене. Не лучшее, что могло бы быть, но сойдёт. Утеплившись, спускаюсь по старой, мерзко скрипящей лестнице с шатающимися перилами в небольшую, но уютную гостиную. Очевидно, Рене и её семье некогда заниматься этим домом. Всё покрыто пылью и паутиной. Постоянно хочется чихнуть, однако я сдерживаюсь, словно Рене где-то рядом. Ещё не слышит, но стоит переступить определённый звуковой барьер, чтобы она появилась и вновь вырубила. Странное наваждение, граничащее с паранойей, однако я ему не сопротивляюсь, что позволяет внимательнее вслушиваться в тишину заброшенного после переезда семьи в город дома... Хруст гравия под колёсами автомобиля раздаётся в тишине довольно отчётливо, и я рывком пригибаюсь, скрываясь за защитой высокого подоконника. Проклиная старый, местами поскрипывающий паркет, двигаюсь в сторону входной двери. Рене глушит двигатель, через несколько секунд раздаются спокойные шаги. Разбитое на противоположной стороне стекло она не видит и спокойно открывает дверь. Верхний замок — один оборот. Нижний — два. Тихий скрип не смазанных петель, шаг в тепло родного дома и крепкая хватка, из которой она не вырвется. Но Рене не сдаётся. Сопротивляется, рыча от ярости, в то время, как я пережимаю сонную артерию. И всё-таки, Рене сильная. Сосредоточившись, делает отчаянный рывок, и я едва не разжимаю руки. Едва. Удерживая, продолжаю давить, и, наконец, она теряет сознание. — Прости, дорогуша. Ты знала, на что шла, — подняв Рене, отношу на бордовый, местами вытертый, диван в гостиной. Выбитое окно и распахнутая дверь создают ледяной сквозняк, но, к счастью, в этом доме хватает одеял. Взяв одно из спальни миссис Монтойи, укрываю спящую, предварительно обыскав. Наличка, ключи от машины в карманах джинсов, пистолет под курткой — это всё забираю. А вот сотовый оставлю, чтобы она могла связаться с кем-нибудь и попросить забрать. Сам бы с радостью отвёз её в более приятное место, где можно выпить и узнать друг друга поближе, но сейчас — некогда. Прикрыв входную дверь, направляюсь к чёрному Шевроле Лачетти. Прости, Рене, но сегодня тебе придётся добираться до города другим способом. Дело не ждёт.