Двойное противостояние

Капли дождя барабанят по лобовому стеклу. Дворники с негромким скрипом смахивают их прочь, открывая обзор на тёмно-серую дорогу и неторопливо следующие своему маршруту разноцветные автомобили. Радио не включаю. Вместо этого вслушиваюсь в шелест дождя, такой убаюкивающий и почти вгоняющий в гипнотический транс. А откуда-то из глубин сознания разум невидимой иголкой колет предчувствие чего-то нехорошего. Или же это элементарный страх? Не убирая левую руку с рулевого колеса, правой подкидываю монету, машинальным движением ловлю и смотрю результат. Решка. Значит, в задницу предчувствия и тому подобную чепуху. Я продолжаю. Зачем-то бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вверх. Никаких силуэтов. А чего я, собственно, ожидал? По всей видимости, осторожность перерастает в грёбаную паранойю. Понятное дело, в небе никого не будет, потому что летучие мыши бодрствуют по ночам. — Да пошёл он. Пошли вы все!!! — кидаю монету, смотрю результат и разгоняюсь. Где-то за спиной небо разрезает яркая нить молнии. Шевроле идёт плавно, лишь прозрачные капли брызг разлетаются из-под колёс, орошая и без того мокрую траву на обочине. Оглушительно рокочет гром. Переключаюсь на следующую передачу. Деревья и кустарники сливаются в неясные пятна. Затылок слегка свербит. Сердце колотится несколько чаще, разгоняя по организму переполненную смесью адреналина и эндорфинов кровь. Сладостное безумие заполняет разум, и мчась по грани жизни и смерти, я хохочу в приступе дикого восторга. Знак справа: крутой поворот. Я не сбавляю скорости. Либо выживу, либо умру. В этой ситуации, в этой жизни всё решает исключительно случай, воле которого я не собираюсь противиться. Молния сверкает совсем рядом, на мгновение ослепляя. В последний момент сбавляю газ, дёргаю ручник и поворачиваю руль влево. Покрышки истерично скрипят и, наверное, дымятся. Меня слегка заносит, однако Шевроле остаётся на дороге. Выровняв автомобиль, я вновь набираю разгон. «Стальной аист» встречает неприветливым взглядом тёмных окон. Хищно торчащие осколки подобны наполнявшим уродливую пасть неровным клыкам. Они готовы ранить любого, кто неосторожно коснётся их. Сопровождаемый ярким всполохом молнии, я переступаю границы заброшенного пространства. В горле начинает удушливо першить от пыли, которая тут повсюду. Тяжёлые капли падают с одежды на возмущённо скрипящий при каждом шаге деревянный пол. Я медленно мотаю головой, мысленно перенося увиденный ранее чертёж в трёхмерное пространство и соотнося совокупности линий с реальным объектом. А взгляд порой падает на виднеющееся в окне дождливое небо. Никаких силуэтов. Мотнув головой, медленно двигаюсь вперёд, вдоль испещрённой кривыми линиями разноцветных граффити стены, мимо лежавшего на боку широкого ободранного стола из тёмного дерева. Под подошвами хрустит стеклянная крошка. Где-то поблизости копошатся крысы: слышу их шебуршание и писк. Очередная вспышка молнии освещает дальний угол, где жирный чёрный паук приближается к опутанной его сетью мухе. Прямо надо мной слышен сухой деревянный скрип. Что это, ветер? Или же за мной кто-то следит? Замедлив шаг, достаю пистолет Рене, SIG Sauer P226. Не могу сдержать улыбку восхищения: у этой женщины определённо есть вкус. Что до меня... Я не боюсь заброшенных помещений уже очень давно, но с приятной тяжестью в руке чувствую себя спокойнее. Мокрая одежда неприятно липнет к телу. Вместо желанного тепла чувствую неприятный холод. Через выбитое окно в помещение проникает влажный ветер, от прикосновений которого тело покрывается гусиной кожей. К этому моменту я вдоль прошёл просторную комнату, которая судя по количеству бутылок от дешёвого пойла и запаху дерьма была убежищем бездомных. Встав у противоположной входу стены, смахиваю паутину с выкрашенной в цвет стены небольшой двери. Такие обычно ведут в чуланы или небольшие подсобные помещения. Эта заперта на громоздкий навесной замок много лет, но справиться с ним не составит труда. С мерзким скрипом давно не смазанных петель дверь открывается, и на обожжённую половину лица падает кусок паутины. Именно кусок — невесомый, но липкий и невообразимо мерзкий. Чувствую, как что-то ползёт от виска к затылку. Смахиваю с себя паука и давлю каблуком ботинка. Затем поднимаю взгляд и озираюсь. Как я предполагал, это кладовка. Маленькое помещение, намного меньше карцера Аркхэма, в котором меня несколько раз запирали. От избытка поднятой в воздух пыли захожусь в кашле. Глаза слезятся. Горло начинает саднить, но остановиться не могу. Кажется, я задыхаюсь. Не знаю, сколько длилось это мучение. Не помню. Попавшая на обнажённые зубы паутина вывела из равновесия: стерев её кулаком, рычу в приступе ярости, но, на удивление самому себе, меньше чем за десять секунд успокаиваюсь. Разогнувшись, обвожу взглядом ряды чёрных полок, заставленные старым хламом, чувствуя, как под защитой рёбер сердечная мышца возвращает свой привычный ритм. Полки прибиты к стенам с трёх сторон. Содержимое — мутные от налипшей на стенки пыли и грязи банки, россыпь ржавых гвоздей, тюбик давно засохшего клея, молоток, пакетики с выцветшими надписями и каким-то порошком внутри. Нужные в хозяйстве вещи, превращённые временем в мусор. Однако кое-что всё-таки ещё способно принести пользу. Пистолет пока не нужен. Ставлю на предохранитель и убираю во внутренний карман куртки отца Рене. Вместо оружия беру из дальнего правого угла куда более полезный сейчас покрытый пятнами ржавчины гвоздодёр: пришло время заняться физическим трудом. Не люблю. Не признаю. Для этого есть шестёрки, готовые работать за бесценок. Но сейчас выбирать не приходится: цель слишком близка, и если от неё отделяют какие-то доски, я выдерну их в считанные минуты. Я разворотил практически весь пол. Мокрые от пота волосы лезут в правый глаз, дыхание ещё не восстановилось. Кажется, что я пыхтел как старый разгоняющийся паровоз, но это была лишь иллюзия, рождённая тишиной пустого помещения. Так или иначе, я нашёл то, что искал. Прямо в центре пола небольшой люк с толстой бронированной дверью, запертой на кодовый замок. Впрочем, пароль я знал, иначе какой во всём этом был бы смысл? — Пять. Семь. Три. Девять. Восемь. Шесть. Два. Громкий щелчок можно трактовать как человеческое «да». Мне разрешено войти. С трудом подняв тяжеленную крышку, спускаюсь по тонким металлическим ступеням в узкий коридор, где то и дело мелькают силуэты непривычно крупных крыс. Чувствую их враждебность. Скалюсь. Исторгаемый из моей глотки рык отбивает желание крыс атаковать. Особо непонятливых и агрессивных размазываю по полу меткими ударами гвоздодёра. Потихоньку двигаюсь вперёд. То и дело устраняю паутину: когда повезёт рукой, если ж нет — собственным лицом. Уже даже не тянет блевать, когда через рану на щеке она попадает в рот. Коридор узкий и короткий, не более сотни метров. Редкие тусклые лампочки едва освещают его, многие перегорели. В конце видно дверь, ведущую в канализационные туннели, которая уже много десятилетий заперта с обратной стороны. Мне туда не надо. То, что меня интересует, находится гораздо ближе: вентиляционная решётка, которую предстоит выломать. Однако, всё же высоко. Но это не проблема: рядом с кладовой валяется старый табурет, и если он не развалится подо мною, всё будет лучше некуда. Поднявшись обратно, первым делом озираюсь. В звуках игры ветра со старыми досками мне вновь чудятся шаги, и рука машинально хватается за пистолет. Но в помещении, которое когда-то было магазином «Стальной аист» я по-прежнему был единственным посетителем. Впрочем, это ненадолго. Сняв решётку с вентиляционной трубы и подтянувшись, я пролезаю в узкое тёмное пространство. Здесь больше пыли и паутины, чем где бы то ни было. По телу то и дело ползают какие-то насекомые, однако я упорно продолжаю движение, потому что твёрдо уверен: оно того стоит. Главное — не отключиться в сети разветвлённых вентиляционных туннелей. Не думаю, что Харви сумеет отсюда выбраться. С куда большей вероятностью он застрянет тут и медленно сдохнет от истощения и обезвоживания. В этот момент мне становится по-настоящему страшно. Потому что тело вдруг начало стремительно слабеть, а разум — угасать, и означать это может только одно: я теряю контроль...