Двойное противостояние

Сердце колотится до тошноты быстро. Я не понимаю, что происходит! Пытаюсь пошевелиться, но сделать это в полной мере не получается. Руки и ноги скованы невидимыми путами, а перед широко распахнутыми глазами лишь темнота, которая проникает внутрь меня, забивая лёгкие. Я чувствую, что начинаю задыхаться. Сдавленное паникой тело отказывается принимать кислород, и мне стоит немалых волевых усилий заставить себя дышать снова. — Какого... — из горла вырывается глухое сипение. Договорить не успеваю. Поднятая резкими, отчаянными движениями тела пыль забилась в носоглотку, мешая дышать. Омерзительно пушистые комочки грязи оседают на обнажённых из-за травмы зубах, проникают под губы, а дальше, вместе со слюной — в пищевод при каждом сглатывании. Запястьем правой руки чувствую движение: быстрые, едва ощутимые касания цепких лапок какого-то насекомого, только что заползшего в рукав. Изрыгая поток брани, бьюсь словно эпилептик в припадке. Мозг тем временем генерирует сцены из каких-то фильмов с людьми, облепленными копошащейся массой мелких насекомых. Они проникают в ушные раковины, откладывают под кожей личинки, которые, вырастая, прогрызают в плоти туннели и размножаются внутри тела. А ведь я даже не могу закрыть рот... По лбу стекают крупные капли пота. Где-то в желудке начинает зарождаться ноющая боль. К горлу подступает тошнота, и я сдавливаю зубы, чувствуя, как силы стремительно покидают тело. Вдох. Выдох. Вдох. Нужно собраться. Если дам страху победить, то навсегда останусь в темноте сходить с ума от голода и превращаться в корм для насекомых ещё при жизни. Оглядываться бесполезно — слишком темно. И всё же, Двуликий как-то забрался сюда. Навряд ли он приполз в это место умирать, а значит, где-то впереди есть выход. Я понятия не имею, что там может ожидать, но что бы это ни было — это лучше, чем оставаться здесь на медленную и мучительную смерть. Жаль только, что развернуться не получится: слишком узко. Остаётся лишь двигаться вперёд, чувствуя, как смесь пыли и паутины липнет к влажным от слюны зубам и надеяться, что меня не вырвет во время движения. Ползти поначалу было неудобно, но человек так устроен, что способен привыкнуть ко множеству вещей. Это — не самая дикая. Повернувшись целой половиной головы вперёд, считаю про себя: так проще понять, сколько проходит времени. А ещё это отвлекает от безобразных картин, которые щедро рисует вдохновлённая страхом фантазия. Более-менее успокоившись после панической атаки, я думал, что паника осталась в прошлом. Я ошибался. Когда вместо стены рука нащупала пустоту поворота, сердце болезненно сжалось. Развилка, сделав неправильный выбор на которой вернуться назад будет затруднительно. Вперёд или вправо? Я слегка наклонился, собираясь повернуть, но тут же замер. Может, всё же вперёд? Или же нет? Я даже монетой воспользоваться не могу! Заболел живот. Сначала едва ощутимо тянуло, но накатывающая волнами боль становилась всё сильнее. Я не хочу умирать... только не здесь...только не так... Вжимая ладони в спрятанный под слоем пыли металл, тащу своё тело вперёд. Почему туда? Не знаю. Уже ничего не знаю. Я всего лишь хочу жить, хочу выбраться отсюда, хочу увидеть дневной свет... И при каждом ответвлении лабиринта из металла, пыли и непроглядной тьмы сердце замирает, но я уже ни о чём не думаю. Заставляю себя не думать, потому что в противном случае тело тут же начинает стремительно слабеть, а в напряжённых руках появляется сильная дрожь. — Двуликий, ублюдок! Сука! Я тебя ненавижу!!! Ору до хрипоты, чувствуя боль в горле, срывая голосовые связки. Постепенно крики переходят в беспомощные хрипы. Обессилено опустив голову на вытянутые руки, чувствую, как щёки становятся влажными от слёз. Я полз уже около десяти минут, но впереди были лишь пыль, темнота и какие-то насекомые, исползавшие мою спину вдоль и поперёк как поверх куртки, так и под ней. «Я не выберусь отсюда», — с каждой минутой эта мысль становилась ярче и чётче, ядовитым жалом вонзалась в хрупкие попытки убедить себя, что ещё не всё потеряно. Она подтачивала разум, высасывая силы, которых оставалось не так уж много. Но главное — не останавливаться. Двигаться вперёд, двигаться до тех пор, пока не перестану дышать. Не думать — ни о чём вообще, потому что если я и могу ещё спастись, то только так. И в этот момент металл передо мною начал плавиться. — Чт... От неожиданности и испуга я прикусил язык. Сильно. Рот стремительно наполнялся кровью, которую я сглатывал, морщась от боли и стараясь не шевелить языком вообще. Никогда не думал, что он может так сильно болеть... А потом я упал. Перед глазами перевернулся весь мир, а в голове ярко вспыхнуло — в падении я снова прикусил язык и сильно ударился задницей. А затем чьи-то сильные руки подняли меня вверх. Оглядевшись, я увидел три...четыре...пять человек в форме цвета хаки. Военные. В касках, бронежилетах и с штурмовыми винтовками. Один из них удерживал меня в вертикальном положении, но это было далеко не самым неожиданным поворотом событий. Потому что стоило им расступиться, как передо мною предстал Флойд Лоутон, больше известный как Дэдшот. — Д-двуликий... — лицо его скрывал шлем, но по запинке было понятно, что Лоутон растерян не меньше меня, — какого хера ты тут делаешь? — У меня тот же вопрос. Что происходит? Вместо ответа слышу, как он насмешливо фыркает под своим одноглазым шлемом. Мне это решительно не нравится. — Скоро узнаешь, — коротко отвечает Лоутон, и по интонациям легко удаётся понять, что вряд ли это сулит что-то хорошее. А тем временем он прикладывает руку к левому уху и слушает кого-то. Как Чёрный паук в ночь, когда собирался меня утопить. Я же извиваюсь, чувствуя, как по спине до сих пор что-то ползает. — Что с тобой? — хватка военных, удерживающих меня за плечи, становится слабее. Понимаю. Сам бы побрезговал прикасаться к такому, даже через толстую ткань тактических перчаток. — Весь в каких-то насекомых... — я закашлялся. Затем попытался повысить сорванный в вентиляции голос, — Лоутон, дай мне раздеться на минуту. Хочу вытряхнуть из-под рубашки эту дрянь, пока она не свела с ума мою единственную адекватную личность. Он сомневается. Окидывает меня оценивающим взглядом, затем принимает решение. — Валяй. Кстати, херово выглядишь. Только сейчас обращаю внимание на лазерный резак в его руках. Что ж, своим спасением из вентиляционного лабиринта, который теперь точно будет преследовать в кошмарах как минимум полгода, я обязан Лоутону. Как он нашёл меня, догадаться нетрудно — проклиная Двуликого, я орал как сумасшедший, до сих пор говорить больно. Осталось лишь понять, зачем я здесь нужен. А раз жив — значит, зачем-то нужен. И вообще — что это за место. Судя по металлическим стенам — какая-то военная база... ...Как следует отряхнув рубашку, одеваюсь. Ощущение движения тонких лапок на спине до сих пор не оставляет, но теперь оно ложное. Тянусь за курткой. Лоутон качает головой, и один из военных бьёт меня на руке. — Обойдёшься. Тут не холодно, а мы не знаем, что у тебя в карманах. Прекращай дуться, красавчик, и топай за мной. Лоутон разворачивается и идёт вперёд по широкому, освещённому редкими люминесцентными лампами коридору без дверей, в который я и выпал. Бросив прощальный взгляд на дыру в потолке, следую за ним, сопровождаемый пятью вооружёнными солдатами. Я до сих пор понятия не имею, во что меня втянул Двуликий. Надеюсь, что скоро это выяснится. И что я смогу вынести груз открывшихся знаний за пределы этой военной базы...