Посолонь

      Дархан редко покидал пределы государства. Исключения составляли военные походы да сбор дани, в котором его всё-таки заставляли принимать участие. Ну и бунты среди захваченных народов, которые периодически возникали. Хазария сам не заметил, как дань с этих людей стала одним из основных доходов государственного бюджета. И хотя от этой идеи он уже пару веков был не в восторге, но поделать ничего не мог, а потому давал захваченным народам некоторые торговые привилегии, которые немного успокаивали бунтарские настроения. Со временем он надеялся окончательно избавиться от таковых.       По каганату еврей разъезжал довольно часто. После постройки ещё парочки городов Хазария окончательно убедился в величии своей страны. Ему нравились длинные переезды по прекрасным полям, нравилось встречать свой, хазарский, народ за работой: кто пас скот, кто занимался земледелием, кто делал приятные безделушки на продажу. Как бы каган не пытался навязать ему сопровождающих, Дархан всегда путешествовал один — воплощению государства ничего не угрожало в его пределах. Никакие разбойники не посмели бы напасть на свою страну — негласное кредо, которому все подчинялись. А еврей наслаждался одиночеством в долгих переездах с одного места на другое, любовался природой, лениво обдумывал государственные дела. По приезду в город, будь то Баланджар или Саркел, тудун* вежливо принимал его, рассказывал о делах в городе, а Дархан слушал внимательно и кивал, хотя из быстрых речей он понимал немногое, хорошо улавливая лишь экономические тонкости. Периодически ему становилось совестно за свою невнимательность к городским делам. Тогда он под покровом ночи выходил в город, стараясь найти тех, кому нужна его помощь, дабы хоть как-то оправдаться перед самим собой. Иногда такие находились. Еврей помогал, чем мог — иногда людям требовался хоть кто-то понимающий — а на утро, дав тудуну несколько неожиданных указаний, уходил, даже не волнуясь, будут ли они исполнены. Знал — исполнят.       И всё же единственным местом, куда Брагин готов был отправиться в любой момент, хотя дорога занимала неделю, был Константинополь. Ведь именно там жил его единственный друг — Византия.       И вот сейчас Дархан шел по знаменитому городу рядом с Константином, который активно жестикулировал, рассказывая ему об арабах, которым всё неймется. Еврей поддерживал беседу одобрительными восклицаниями — этот народ ему тоже покоя не давал. Особенно в самом начале, когда все грозило упасть в тартарары, и новое государство находилось в шатком положении. Сейчас арабы лишь изредка набегали на его границы, но подобные происшествия были малоприятны.       Продолжая беседу, они зашли в нескромный дом воплощения империи, который находился недалеко от Собора Святой Софии — несмотря на ребяческий характер, Византия был довольно набожный. Брагин, в общем, одобрял — сам когда-то был таким, хотя в многовековых гонениях утратил эту черту. Но ни христианским, ни мусульманским сделать своё государство не позволял.       Дом, хотя и выглядел роскошным снаружи, внутри не отличался особым убранством. Если что-то и могло удивить гостя, то самая дальняя комната — там Византия практиковался в творческих направлениях. Все стены были украшены фресками, — Константин так ими гордился! — единственный шкаф был перегружен бумагами: лежали и летописи, и попытки сочинений, а то и чужие непризнанные книги. За всем этим византиец тщательно ухаживал, не допуская появления короедов и грызунов.       Друзья отошли к окну и только хотели сыграть в шашки — Дархан очень полюбил эту игру, но в Хазарии она, увы, не прижилась, так что единственным его соперником остался Константин, — как вдруг в помещение влетел посол и что-то зашептал на ухо византийцу. Лицо последнего приобрело страдальческое выражение. Отослав человека, мужчина закутался в бежевую мантию и подошел к Дархану с выражением вселенской скорби на лице.       — Кажется, придется отложить шашки до завтра, — он обреченно вздохнул, — с минуты на минуту ко мне придет одна особа…       Дархан удивленно поднял одну бровь, а взгляд фиолетовых глаз зажегся любопытным огнем — что это за особа заставила великую империю избегать встречи с ней?       — И чего ты так боишься? — уточнил еврей.       — Я боюсь? — Константин тут же отпустил помятую мантию. — Я боюсь?! Да нет же! Я просто не хочу заключать договор. А она... Вот пусть прямо сейчас заходит и!..       Дверь открылась. Византия заткнулся и обернулся, нацепив дружелюбную улыбку. В мозгу щелкнул переключатель с «Дружеской беседы» на «На горизонте девушка. Флирт on».       — Ярослава! Какие люди! Проходи, садись, — и предложил ей стул, которого минуту назад в комнате не было. Впрочем, предмет мебели сейчас мало интересовал Брагина. Всё его внимание поглотила девушка. Алый плащ спадал на утонченную фигуру, заключенную в кольчугу. Дархан поразился — как девушка может выдерживать такой вес? А она словно не замечала этого, и, стоя возле двери, проведя рукой по длинной пепельной косе, улыбнулась друзьям дружелюбной улыбкой, хотя взгляд её бирюзовых глаз остался холоден. Грациозно подойдя к мужчинам, она вежливо ответила:       — Спасибо, Костя, но я в состоянии постоять, — потом перевела взгляд, в котором читалось любопытство, на Дархана. — А это кто?       — Я — Дархан Брагин, Хазарский каганат, — еврей театрально поклонился ей. — А вы кем будете?       — Ярослава, для вас — Русь, — славянка формально поклонилась, а потом радостным голосом сказала Дархану: — А я о вас слышала. Это же вы брали с Аскольда и Дира дань в Киеве, верно? — её улыбка в миг стала холодной. Хазария уже хотел непонимающе воскликнуть: «Да ни о каких Аскольде и Дире не слышал!», но вовремя замолчал. Если о них он действительно не слышал, то о сборе дани с Киева прекрасно знал. Но это продлилось недолго, вскоре прекратилось, ибо Киев был назначен столицей новообразовавшегося государства — Руси. Каганат, подумав, решил не претендовать на эту территорию, ведь подчиненных народов и так хватало. И сейчас, когда Русь холодно глядела на него, Дархан не знал, что и сказать. Неужели она так обижена на него из-за двух людей?       — Да, было дело, — признался Брагин, отчего-то чувствуя себя неловко. — Но отныне обещаю не претендовать на эту территорию.       — Уж постарайтесь, — Ярослава, улыбаясь, как бы случайно дотронулась до рукояти меча. В её воинских умениях еврей сомневаться не хотел. — Вернемся к прекрасной теме с договором, — она перевела свой взгляд на Константина. Тот тут же засуетился.       — Так ведь мы уже его заключили, — удивился он.       — То был устный! — тоном «ну, маленький ребенок, ещё многого не понимает» сказала славянка. — А я, поговорив с Олегом, решила заключить письменный! И он поддержал эту идею, представляешь? — с наигранным восхищением сообщила Ярослава. Константин буркнул: «Будто вам вашего щита на воротах мало». Стоявший рядом Дархан услышал это. Он, конечно, знал о проигрыше Византии молодому государству, но чтобы оно так нагло диктовало условия империи! Хазария перевел взгляд на славянку. «И вот она является воплощением этого народа…» Они ещё обсуждали детали договора, а Дархан удивленно смотрел на девушку, понимая, что это уже наглость, так откровенно разглядывать её, но перевести свой взгляд не мог. Постепенно он понял, что замечает некоторые детали в поведении Ярославы: вот она, услышав непонравившееся условие, проводит рукой по мечу, а вот при длинной речи Византии сжимает и разжимает кулаки, а взгляд её становится отсутствующим, будто мысленно она где-то далеко. А когда Константин соглашался с каким-то пунктом, она радостно сжимала алый плащ, будто не веря в маленькую дипломатическую победу. Еврей замечал, что невольно радуется за Русь и посмеивается над грустным лицом Византии, когда тому пришлось соглашаться на беспошлинную торговлю для киевских купцов. А ещё он постепенно начинал любоваться грациозными движениями Руси, хотя девушка ничего особенного не делала. Вдруг ему захотелось, чтобы Константин куда-то ушел, по срочным, никак не терпящим отложения делам. Он не знал, о чём будет говорить с Ярославой, особенно учитывая их недружелюбное начало знакомства, но остаться наедине с девушкой очень хотелось.       Пока Дархан был погружен в свои мысли, в дверь вошли двое: византийский василиск и, видимо, князь Олег. Русь, тут же прекратив переговоры, подошла к нему, улыбаясь. Брагин поразился разнице между той вежливой улыбкой, которой она одарила их, и этой искренней, которой она улыбалась своему правителю. Еврей отчего-то захотел, чтобы девушка улыбнулась так ему. «Что за глупость?» — тут же отдернул он свои мысли. А Русь, встав возле Олега, по-отцовски потрепавшего её по волосам — «Да как государство может вот так смеяться с правителем?» - спросил сам себя Дархан, который всегда держал дистанцию в отношениях с каганами, — вопросительно посмотрела на Константина. Тот вздохнул.       — Ну, подписываем, — он повернулся к Хазарии. — Подожди тут, ладно? — Дархан кивнул, замечая, как Олег что-то спросил у славянки и нахмурился на её ответ. «Видимо, тоже за тех двоих обижен». Но, вопреки проснувшейся совести, нагло улыбнулся славянке:       — Думаю, мы ещё встретимся ради обсуждения торговых пошлин, а, Ярослава? Девушка нахмурилась.       — Для тебя — Русь, — и все четверо вышли, оставив еврея одного.       Тишина нарушалась диким биением крови в ушах. Дархан не понимал, что это с ним. При вспоминании изящной фигуры славянки его сердце наполнялось тоской. Брагин злился на себя, не понимая, чем вызвано внезапное чувство. Но вспоминая Русь, её улыбку, спор с Константином — с Костей! — еврей хотел… Хотел…       «Точно! — озарила Хазарию внезапная мысль. — Я хочу дань с её народа!»       Дархан, разобравшись со своими чувствами, победно улыбнулся. Причина найдена, теперь осталось дождаться, когда судьба подарит ему такой шанс…

***

      Дархан, словно ураган, ворвался в свою комнату, опрокинув всю встречную мебель, ударив со злостью кулаком по стене. Боль пронзила руку, но хазар врезал по невинной в его бедах стене ещё раз.       «Идиот!»       Шанс, который ему пришлось ждать лишь два года, настал. Каган пропустил отряд русов из пятисот судов через территорию государства с простым условием — половина добычи ему. Русы шли на арабов, которые докучали Хазарии, и правитель был рад их пропустить. Он даже был бы рад не нарушать договор и забрать причитающую часть добычи. Помешала мусульманская гвардия, потребовавшая мести за братьев по вере. И зачем Дархан вообще позволил создать эту гвардию? Каган, не посовещавшись с ним, согласился. Брагин потом устроил ему выговор, да что это изменило? Каган показал, что мнение государства его мало волновало. Возможно, тут был виноват сам еврей: всегда держал людей на расстоянии, никогда не привязывался к ним. Как бы то ни было, тридцать тысяч русов пали. За павшими приезжал лично Олег. Он одарил хазара ненавидящим взглядом и удалился с каганом провести необходимые формальности. Дархан пытался выяснить у дружины князя что с Ярославой, но они даже приближаться к нему не хотели, неприязненно отодвигаясь от еврея. Дархан не понимал, почему презрение от воинов какого-то маленького государства его так задевает. Ещё больше он не понимал, почему волнуется за Русь.       Уже в комнате, в кровь разбив руку, Хазария понял, что не нужно ему никакой дани с русов.       Он просто хочет её увидеть.       В голове зародилась сумасшедшая идея…