Холодным мужчинам

      Эмма сжала в руке ручку, рискуя сломать ее и пораниться, снова посмотрела на чистый, совсем не радующий лист дневника и нервно закусила кончик покореженного колпачка, зажав его зубами. Хотелось написать столько всего, что она даже не могла выбрать, с чего начать, потому что мыслей было слишком много, но в итоге, положив дневник на колени и нагнувшись, девушка начала строчить, почти не останавливаясь и не обращая внимания на то, что испачкалась чернилами.

Дорогая мама! Мамочка! Мам… Мне страшно. Мне никогда не было так страшно, как сейчас, и я нуждаюсь в тебе. Черт возьми, ты так нужна мне, что я готова заплакать, но не могу, потому что не разрешаю. Я ведь сильная, да? Папа и Руби постоянно твердят, что, чтобы выжить, надо быть сильной и не сдаваться. Но это сложно. Правда сложно. Мне очень хочется сорваться, упасть на кровать и плакать, проклиная весь мир. Но я не могу. Потому что у меня нет выбора. Я в западне. Я выхожу замуж. И нет, не за Нила. Мама, мне страшно. Я, кажется, это уже писала, но разве это важно, если я действительно в ужасе? Мне нужен хоть кто-то, кто не будет меня осуждать и просто поддержит. А таких нет. И я пишу тебе, но ты ведь все равно не ответишь. Никогда не отвечала. Но сейчас… Пожалуйста, я не справлюсь одна! Я… я слабая, я слишком слабая, чтобы справляться с этим в одиночестве. Это все он, Киллиан, мужчина, про которого я тебе писала раньше. Он… да, я думала, что влюбилась в него, но сейчас… Мама, это чудовище. Это сам Дьявол во плоти. И он захотел меня. Захотел получить меня для своих целей, угрожая моим близким. Он не остановится ни перед чем, если я не… А я ведь согласилась. Ты понимаешь, что я уже согласилась? Я приняла его предложение, я стану его женой, его супругой. Мы будем жить вместе, проводить время, ездить по мероприятиям, вести бизнес, спать… Что ему нужно от меня? Он сказал, что хочет быть честным, но в то же время я не верю ни единому его слову. И еще он чертовски красив. Так не бывает. Это неправильно. Несправедливо. Такой монстр не имеет права быть настолько красивым. А он настоящий Бог, мама, знаешь? Я пытаюсь его ненавидеть и игнорировать, даже ссорюсь с ним, повышаю голос, срываюсь, но ему плевать. Он вообще ни на что не реагирует, ему плевать, он как робот, как машина. Машина с дьявольской внешностью. И я не могу с этим мириться. Будь он хотя бы в половину не так красив, я бы давно сдала его с потрохами отцу и была счастлива, но сейчас… Знаешь, мам, когда он подходит ко мне слишком близко и просто молчит, я… Я чувствую себя дурочкой, идиоткой, настолько тупой и беспомощной, что могу только молчать, чтобы не брякнуть очередную ересь. Его глаза, губы, тело, голос… Мне страшно! Я не знаю, что со мной происходит, но я просто не умею ему отказывать. Точнее я умею, но как только он подходит ближе, я понимаю, что пропала. И мое тело — оно хочет его. Хочет отдаться ему, сдаться, просто без остатка, чтобы его поглотило, чтобы ничего не осталось. Я хочу его. Несмотря ни на что, я хочу его. И это ужасно. Я ненавижу себя. Я ненавижу его. Ненавижу. Но одновременно с этим я не могу перестать думать о том, каково это — быть его, просыпаться с ним, носить его фамилию, быть с ним постоянно, принадлежать ему. Я боюсь того, что может произойти, но жду этого. Осталось всего несколько месяцев. Я почти не сплю. Все думаю. Тебе, наверное, интересно, что с Нилом? Он разозлился, о, как он разозлился, ты бы видела! Он начал было угрожать, но Киллиан… Он был прекрасен в своем спокойствии, как кобра: хладнокровная, безжалостная и властная. Он так легко заткнул его, словно они лучшие друзья или даже не так… Я не знаю, как можно это объяснить, но я просто не дышала несколько минут, пока они выясняли отношения, причем Нил явно был готов пустить в ход кулаки, в то время как Джонс… Кто он такой? Что он такое? Таких людей просто не бывает, это неправильно. Противоестественно. Он действительно машина, робот какой-то, потому что невозможно вообще ничего не чувствовать. Он редко улыбается, а про смех я вообще молчу — он, наверное, и не умеет смеяться. А я бы, как бы это глупо не звучало, умерла за его смех. Хочешь, скажу глупость? Я, наверное, после нее еще сильнее себя возненавижу, но я должна ее сказать хотя бы тебе, потому что больше некому. Всем плевать, знаешь? Папе никогда не было до меня дела, Руби… Она просто волнуется о своем чертовом Робине и не догоняет, что происходит у меня. А остальные… У меня больше никого нет, я никому не нужна, я одиночка, всем плевать на то, что я тону, не умея при этом плавать. Так вот… Я, кажется, влюбляюсь в него. Каждый день. Каждый раз, как вижу его. Все сильнее и сильнее, просто сходя по нему с ума. И я ведь одновременно с этим ненавижу его. Ненавижу так отчаянно, что, имея под рукой пистолет, застрелила бы его, не задумываясь. И люблю. Кажется. Я ведь даже не знаю, каково это — любить. Я влюблялась, да, порой даже слишком часто, но с Джонсом что-то другое, я не умею такое описывать. И это странно. И страшно. Да, я это точно уже писала, но я реально боюсь того, что происходит между нами. Я вижу его от силы раз в три дня, и это убивает. Хотя в противном случае я бы нашла способ убить его. При встрече я кричу на него и угрожаю разоблачением, а он молчит, выслушивает, кивает и дает мне новую информацию о нашей предстоящей свадьбе, а я ведь даже не успела привыкнуть к тому, что буду миссис Джонс, а не Кэссиди. Ведь вроде только недавно я обсуждала эти же мелочи с Нилом, на самом деле даже не задумываясь ни о чем. А сейчас мне интересно, я хочу погрузиться в это, хочу быть частью этого, хочу что-то решать. Это ведь моя свадьба, это важно… Наверное. Не знаю. Будь ты рядом, ты бы рассказала мне, каково это — быть невестой, готовиться к замужеству. Я ведь еще не купила платье, все тяну непонятно зачем. А еще я не могу понять, кто он такой. Информации о нем в интернете практически нет, какие-то сухие факты, которые и так общеизвестны, а больше ничего. Я не знаю ничего о его увлечениях помимо бизнеса, личной жизни, прошлых отношениях, семье… Я вообще ничего о нем не знаю, только то, что он властный, приторно спокойный и богатый. И омерзительно сексуальный, что особенно сильно меня убивает. И угнетает. Зачем я вообще тогда пошла по магазинам? Тогда бы я не встретила его, мы бы не поговорили, не пересеклись… Хотя, если учесть, что он следил за мной, не думаю, что что-то бы изменилось — он всегда добивается того, к чему стремится, это я уже уяснила. И я теперь с ним. Ну, как с ним… Я скорее аксессуар, который должен послушно ждать его указаний в доме отца и с радостной улыбкой встречать его редкие появления. А я на такое не согласна, у меня ведь есть и свои требования и желания. И, черт возьми, я не собираюсь играть под его дудку. Я пишу очень рвано, да? Просто я не могу сейчас писать цельным текстом, это выше моих сил. Вторую неделю я плохо ем, плохо сплю, мало куда хожу, больше пытаюсь расслабиться, но не особо выходит. А все потому, что приближается мое совершеннолетие. А ведь я так ждала его, ждала праздник и надеялась, что, наконец, смогу самостоятельно принимать решения, но в итоге я попадаю от одного тирана к другому. Кстати! Папа знает Джонса и боится его! Понимаешь, боится! Я не могу в это поверить, потому что папа никогда и ни перед кем не пресмыкался, а перед ним едва ли не стелется, и это дико. Я не могу смотреть на то, как он мямлит и кивает, соглашаясь с каждым его словом. Видела бы ты, как он радовался, когда Киллиан сделал мне предложение, точнее так — предложение он сделал наедине, а вот добиваться меня приехал уже к нему. Показушник. А я ведь так надеялась, что папа пошлет его и у меня не будет проблем. Я опять противоречу сама себе. Хочу быть самостоятельной, но все время жду, что папа поможет. Это глупо. Я глупая. Я ребенок. Я просто не готова к замужеству, к семейной жизни, к возне в дерьме бизнеса. Это вообще не мое. Мне бы просто выбрать платье, туфли, потанцевать на вечеринке, сдать сессию и полететь отдыхать на море. Но вместо всего этого я только и делаю, что прислушиваюсь, а не пришел ли снова он. И когда это случается, я буквально рвусь на части. Потому что одна моя часть хочет тупо игнорировать его, даже не встречая, и дожидаться его наверху, чтобы он сам поднимался, а другая хочет спуститься вниз, флиртовать и клянчить новый поцелуй. Поцелуй… Господи, мама, это наркотик. Ты знаешь, я никогда не употребляла, но почти уверена, что чувства схожи. Он не человек, по крайней мере я раньше таких людей не видела, он проникает под кожу, в кровь, просто перекрывая кислород, лишая возможности двигаться. И я пытаюсь бороться с ним, пытаюсь увлечься кем-то другим, всячески повышаю свою ненависть к нему, но стоит мне только снова увидеть его, как я могу думать лишь о том, чтобы он поцеловал меня. Грубо. Нежно. Властно. Страстно. Насильно. Да как угодно, лишь бы я получила эту чертову дозу. И это ад. Мой персональный ад. Где же ты, когда так нужна? Пожалуйста, мам, возвращайся, иначе я не переживу. Просто не вынесу все это. Мне нужен кто-то надежный рядом, а тебе я доверяю. Даже больше, чем себе. Осталось так мало времени, и я не знаю, как себя вести. Мам, я запуталась. И потерялась. Я не умею так жить, а он обещает научить, но я боюсь, боюсь того, какими будут эти уроки, какой будет наша жизнь, каким будет он… Иногда мне даже кажется, что я не достойна его, потому что он что-то типа эталона. Но в то же время он эгоист и идет по головам, и это лишь поверхностные минусы, потому что глубже я пока еще не копала. Но я буду. Я хочу разобраться в нем, хочу разобраться в Киллиане Джонсе, иначе я сойду с ума.

— Добрый день, Эмма. — Господи! — Свон подскочила, ударившись головой о стену, и поморщилась, кусая губы и недовольно глядя на Киллиана, который, убрав руки в карманы, стоял в дверном проеме, прислонившись к нему. — Нет, всего лишь я к твоему сожалению. — Зачем ты пришел? — осведомилась она, резко поднявшись на ноги и с громким хлопком закрыв дневник, прижимая его к груди. — Мы не так давно виделись. Что-то еще случилось? — Интересно, — спокойно произнес он, подойдя поближе, и выгнул бровь, — сколько времени мне придется ждать, чтобы ты научилась говорить по-нормальному? Хотя бы со мной, на остальных как-то плевать. — Проще подохнуть, — процедила она и, дернув плечом, попыталась пройти мимо него, но мужчина, резко сжав ее руку, развернул ее, почти прижав к своей груди. Эмма замерла, встретившись с ним взглядом, и уже по привычке облизала губы, борясь с беспомощностью, охватившей ее. — Я, кажется, уже не раз и не два просил тебя следить за языком, Эмма. Может, ты все еще не понимаешь, но у тебя такого рода поблажки только пока мы не состоим в браке. Когда же все будет официально, этого не будет. Тебе придется слушаться меня, если не хочешь проблем. — А то что? — изумившись собственной наглости, осведомилась Свон, поджав губы, и вызывающе сверкнула глазами. — Накажешь? О да, я прямо-таки вижу тебя с кляпом и плеткой. — Кто-то книжек перечитал. — Стало быть, ты тоже читал? — Приходилось. — И умеешь? — выгнула она бровь, закусив губу, и он коротко усмехнулся. — Тебе это знать не обязательно, лапочка. — Это почему же? Скелеты в шкафу не дают покоя? — усмехнулась девушка, наклонив голову набок, но поджала губы, когда увидела, как недовольно сверкнули его синие глаза, и он, отпустив ее, отступил, нахмурившись. — Тебя не должны касаться мои скелеты. Это только мое дело. — А разве у жены и мужа все не общее? — Не в нашем случае, — отчеканил он и, поправив пиджак, жестко посмотрел на нее, скрипнув зубами. — В любом случае я пришел сюда не ради того, чтобы узнавать, что ты пишешь в своем дневнике, я все-таки признаю частную собственность. Так что прекращай его прижимать к себе так, словно я вырываю его. — А почему ты пришел? — осторожно спросила она, сбитая с толку его неожиданной агрессией. Киллиан поднял на нее глаза, сощурившись, и подался вперед, откинув голову назад. — Мне кажется, что пришло время обсудить наш договор.